Жизнерадостная 19-летняя девица, взошедшая в 1837 году на британский престол, едва ли предполагала, какие ассоциации будет вызывать ее имя сотню лет спустя. И ведь викторианская эпоха была далеко не худшим временем в британской истории - литература расцветала, экономика и наука бурно развивались, колониальная империя достигла пика своего могущества… Однако же едва ли не первое, что приходит на ум, когда слышишь имя этой королевы – «викторианская мораль»…

Нынешнее отношение к этому феномену в лучшем случае - ироническое, чаще – откровенно негативное. В английском языке слово «Victorian» до сих пор является синонимом для понятий «ханжеский», «лицемерный». Хотя эпоха, названная именем королевы, была мало связана с ее личностью.

Социальный символ "Ее Величество королева Виктория" обозначал не ее личные воззрения, но базовые ценности времени – монархию, церковь, семью. И ценности эти постулированы были еще до того, как на Викторию была возложена корона.

Период ее правления (1837-1901 годы) для внутренней жизни Англии был временем спокойного переваривания после грандиозного обжорства. Предыдущие века были наполнены революциями, бунтами, наполеоновскими войнами, колониальными захватами… Да и касательно собственно морали – британское общество в предшествующие времена отнюдь не отличалось чрезмерной строгостью нравов и чопорностью поведения.

Королева Виктория, принц Альберт и девять их детей

Англичане понимали толк в радостях жизни и предавались им вполне необузданно – за исключением не слишком затянувшегося периода существования в стране мощного пуританского движения (на время превратившего Англию в республику). Но с восстановлением монархии наступил длительный период изрядного послабления нравов.

Предшествующие Виктории поколения Ганноверов вели весьма распутный образ жизни. К примеру, король Уильям IV, дядя Виктории, не скрывал, что у него было десять незаконных детей. Георг IV так же слыл ловеласом (несмотря на то, что обхват его талии достигал 1,5 метра.), алкоголиком, к тому же вогнал королевский дом в громадные долги.

Престиж британской монархии был в тот период как никогда низок – и о чем бы сама Виктория ни мечтала, время толкало ее к принципиально иной стратегии поведения. Не она требовала от общества высокой нравственности – общество требовало этого от нее. Монарх, как известно – заложник своего положения…

А ведь были причины полагать, что она унаследовала чрезвычайно страстный темперамент Ганноверов. Например, коллекционировала изображения обнаженной мужской натуры… Одну картину даже подарила мужу, принцу Альберту – и больше никогда подобного не делала…

Муж ей достался вполне соответствующий веяниям времени. Альберт придерживался настолько пуританских взглядов, что «чувствовал физическое недомогание при простой мысли о супружеской измене». В этом он был прямой противоположностью своим ближайшим родственникам: родители развелись; отец, герцог Саксен-Кобург-Готский Эрнст I, был просто феерическим бабником, не пропускавшим ни юбки — равно как и брат Альберта, герцог Эрнст II.

Викторианский кодекс поведения - это декларация всех мыслимых добродетелей. Трудолюбие, пунктуальность, умеренность, хозяйственность et cetera…

На самом деле, все эти принципы никто не подсчитывал и не формулировал. Самое краткое изложение их сути содержится, как ни странно, в романе американки Маргарет Митчелл "Унесенные ветром": "От вас требуют, чтобы вы делали тысячу каких-то ненужных вещей только потому, что так делалось всегда»...

Конечно, представление о том, что «так делалось всегда» было ложью. Но в любом обществе, внезапно охваченном борьбой за нравственность, взгляд на прошлое приобретает «китайский акцент»: история представляется не такой, какая она была, а такой, какой должна была быть.

Последний день в старом доме (1862), Robert Martineau

Особо жестокие гонения викторианство возводило на чувственность. Мужчины и женщины обязаны были забыть, что у них есть тело. Единственными его участками, которые разрешалось открывать в доме, были кисти рук и лицо.

На улице мужчина без высокого стоячего воротничка и галстука, женщина без перчаток считались голыми. Вся Европа давно уже застегивала штаны на пуговицы, и только в Англии пользовались веревочками и шнурками.

Существовало огромное количество эвфемизмов, к примеру, называть руки и ноги иначе, как «конечностями» было очень неприлично. О чувствах и эмоциях писали и говорили в основном языком цветов. Изгиб шеи подстреленной птички на натюрморте воспринимался так же, как сейчас эротическая фотография (неудивительно, что предложить за обедом женщине птичью ножку считалось грубостью)…

В застолье соблюдался принцип "разделения полов": по окончании трапезы женщины удалялись, мужчины оставались выкурить сигару, пропустить стаканчик портвейна и потолковать. Кстати, обычай покидать компанию не прощаясь ("уход по-английски") действительно существовал, однако в Англии его называли "уходом по-шотландски" (в Шотландии - "уходом по-французски", а во Франции - "уходом по-русски").

Мода 1889 года

Открытые проявления симпатии между мужчиной и женщиной категорически запрещались. Правила повседневного общения рекомендовали супругам при посторонних обращаться друг к другу официально (мистер такой-то, миссис такая-то), дабы нравственность окружающих не страдала от игривости тона. Верхом развязности считалась попытка заговорить с незнакомым человеком.

Слово "любовь" табуировалось полностью. Пределом откровенности в объяснениях был пароль "Могу ли я надеяться?" с отзывом "Я должна подумать". Ухаживания состояли из ритуальных бесед и символических жестов. К примеру, знаком приязни было милостивое позволение молодому человеку нести молитвенник юной леди по возвращении с воскресной службы.

Девушка считалась скомпрометированной, если на минуту оставалась наедине с мужчиной. Вдовец вынужден был либо разъезжаться со взрослой незамужней дочерью, либо нанимать в дом компаньонку – в противном случае его заподозрили бы в кровосмешении.

Девушкам не полагалось ничего знать о сексе и деторождении. Неудивительно, что первая брачная ночь нередко становилась для женщины трагедией – вплоть до попыток суицида.

Беременная женщина являла собой зрелище, безмерно оскорблявшее викторианскую нравственность. Она запиралась в четырех стенах, скрывала "позор" от себя самой с помощью платья особого покроя. Упаси боже упомянуть в разговоре, что она "pregnant" – только "in interesting situation" или "in happy waiting".

Считалось, что заболевшей женщине достойнее умереть, чем позволить врачу-мужчине произвести над ней "постыдные" медицинские манипуляции. Врачебные кабинеты были оборудованы глухими ширмами с отверстием для одной руки, дабы медик мог пощупать пульс или коснуться лба пациентки для определения жара.

Исчезновение (1858), Henry Peach Robinson

Статистический факт: в 1830-1870 годах около 40% англичанок оставались незамужними, хотя недостатка в мужчинах не наблюдалось. И дело тут не только в трудностях ухаживания - дело упиралось еще и в сословно-групповые предрассудки: понятие мезальянса (неравного брака) было доведено до абсурда.

Кто кому пара и не пара – решалось на уровне сложной алгебраической задачи. Так, соединить узами брака отпрысков двух аристократических семейств мог помешать конфликт, случившийся между их предками в XV веке. Преуспевающий сельский торговец не смел выдать свою дочь за сына дворецкого, ибо представитель "старших господских слуг" даже без гроша за душой на социальной лестнице стоял неизмеримо выше лавочника.

Впрочем, суровые викторианские правила внедрялись в английское общество лишь до уровня нижних слоев среднего класса. Простой люд – крестьяне, фабричные рабочие, мелкие торговцы, моряки и солдаты - жили совсем иначе. Это в высшем обществе дети были невинными ангелочками, коих надо было всячески оберегать от мира – дети из низших социальных слоев начинали работать на шахтах или фабриках уже в 5-6 лет…

Что уж говорить про остальные стороны жизни. Про всякие политесы в отношениях полов простой люд и слыхом не слыхивал…

Впрочем, и в высшем обществе все было не так просто. В нем имели хождение настоящие эротические и порнографические литературные произведения вроде «My Secret Life». Существовал даже порножурнал «The Pearl»… Но ведь викторианский кодекс поведения, на самом-то деле требовал не отсутствие у человека грехов – главное было, чтобы о них не было известно в обществе.

Родившись чуть раньше воцарения Ее Величества, викторианство и умерло прежде нее. Это хорошо прослеживается по английской литературе. Три сестры Бронте – законченные зрелые викторианки. Поздний Диккенс зафиксировал приметы разрушения викторианского кодекса. А Шоу и Уэллс описали уже только "кентервильское привидение" викторианской эпохи.

Особенно примечательной фигурой был Уэллс: автор популярных романов был отчаянный, первостатейный бабник. И гордился этим.



Стаc Артемов
http://storyfiles.blogspot.co.il/