Хей, детка! Брось в окно все эти мысли.
И можно даже проводить их матом.
Что там советует бесценный мотиватор
в твоей сети? Всего не перечислишь,
и что не фраза, то бесценный перл.

Он говорит: Не ешь! Качай арбузы.
Всё сами принесут. Не возвращайся.
Не бегай за трамваем - будет счастье.
И, стало быть, уже не будет грустно,
кто при деньгах, тот и умён и смел.

А я скажу: Не слушай. Если надо,
то возвращайся. За трамваем бегай,
когда спешишь. Настанет время - снега
зимой никто не принесёт в награду,
но это не причина ждать беды.
И счастье будет. Но - не постоянно.
Всё время счастье - это было б странно.
Следы, конечно, порастут бурьяном,
но важно то, что есть твои следы.

Не слушай никого. Да, сердце зорко,
ему решать - что сладко, а что горько,
ошибки совершать. Их будет столько,
что хоть пиши научные труды.

А без ошибок жить, ей-Богу, скучно.
Без них тихонько плесневеют души.
Но только ты уж и меня не слушай,
ведь я пока не слишком много жил.

Я всё, что было, выкинул на ветер.
Он всё забрал и даже не заметил.
Я и не жду. От ветра - что ж в ответе?
Я б снова с радостью ошибку совершил.

Да давит мудрость, дрянь, на позвоночник,
звенит в ушах, как маленький звоночек,
ну, разве что стихает ближе к ночи,
когда лежу над пропастью во ржи.

А ты - бросай. Плевать на все советы.
Год был - и нет. И дело, право, к лету.
Под Новый Год у нас тут на планете
выбрасывают всякое старьё.

Что в голове, так и лежит дорога.
Возьми у ветра моего немного
и радости. Всё будет - слава Богу.
И счастье будет каждому - своё.

Вот мой приказ тебе. Моя печать.
Выкидывай пустые заморочки.

PS Ну, разве что арбузы - это точно
всегда с утра не вредно подкачать :)

Я так тебя хочу,
как дождь - пролиться,
сквозь оболочку прорасти зерно,
как рыба - плыть. Как в небо хочет птица.
Как после шоппинга блондинка хочет в Ниццу,
а муха утром - вылететь в окно.

Хочу тебя,
как метеор - на землю,
как ходоки хотели к Ильичу,
волхвы - к царю в пещере Вифлеема,
как юноша - попасть в шатёр гарема
хотя б на час. Так я тебя хочу.

Как жаждет психопат-маньяк ареста.
Трава - пробиться сквозь асфальт весной,
как путешественник - скорее в неизвестность,
так я хочу тебя
тяжёлым чем-то треснуть,
чтоб больше ты не спорила со мной.

Я - скульптор. Я вижу прекрасное в лицах.
Всё то, что могло быть. Что было. Что будет.
Оно бесконечно. И пусть это длится
всего лишь секунды, но память о чуде
в глазах остаётся и жжёт моё сердце
и нервы, как жадное жаркое пламя.
Как будто взрываются запахи детства
внутри.
Как случается вдруг возгоранье
пожаров, не спичкой зажжённых, а взглядом
и словом начальным - во времени оном.
Я - скульптор. Зовут меня Пигмалионом,
но - скульптор, отравленный времени ядом.
Мне кажется - что-то не так с Афродитой,
и я, не заметив, поссорился с нею:
ищу постоянно свою Галатею,
целую красавиц от Понта до Крита,
от Фракии до берегов Эритреи...

Целую живых. А они каменеют.

А теперь - поищите меня сами.
На дорогах или в полях медовых,
где-нибудь между теней кленовых,
в тёмных дрянных кабаках портовых
или - в море под парусами.
Всю эту зиму я пел вам песни.
Если не тронули - и не надо,
если не поняли, значит, новых
нужно придумать в лугах нарядных,
повеселее, поинтересней.
Снег по оврагам последний сходит,
лёд по воде унесло к рассвету,
двери теперь не нужны поэту,
стены - ненужная роскошь летом,
были бы песенки по погоде.
Соснам спою - и укроют сосны,
небу спою - и ответят птицы,
даже дожди - не беда, вообще-то,
если напрасно не суетиться
да не бояться, что скоро осень.
Я уж соскучился по лесам и
неба предутренней акварели.
Если же вспомните менестреля,
или о чём-нибудь не допели,
то -
поищите меня
сами.

Когда я приду к тебе,
яблони отцветут.
Сто дождей уже упадут на неровный след.
Жечь свечу у окна - это напрасный труд.
Правда, светить в эпоху бесцельных смут
не бесполезно.
Кто-то поверит в свет.

Когда я к тебе приду,
ты даже не будешь ждать.
Даже думать не будешь, куда и зачем иду.
Так не ждут ежедневно туманов, росы, дождя.
Просто живут. Потому что жива душа.
Правда, души всегда
бесконечно кого-то ждут.

Когда я приду, ты узнаешь, что это я.
Я-то - не знаю. Ни где, ни в который час.
Мне ничего не известно. Кругла земля,
и дорога петляет и крутится, как змея.
Правда, без вариантов,
но рядом поставит нас.

Просто тихо скажи мне, как встретишь, что это - ты.
Просто скажи: Ты пришёл. Положи рюкзак.
Пусть сто дождей размывают твои следы,
пусть туманы мосты покрывают, как белый дым,
все дороги отныне
тебя приведут сюда.

Только не знаю, успею ли я дойти.
Ох, уж эта Фортуна... Такая морока с ней.
Вечно встаёт то с одной, то с другой ноги.
Что с ней поделаешь? Ты уж её прости.
И
у окна на закате, пожалуй, свечу зажги.
Всё-таки ночью
станет чуть-чуть светлей.

Зови в неведомое! Ни один рассказ,
поэма, песня, пряно-сладкий звук
не выразит движений плеч и рук
и ритма бёдер солнечной Гюльназ.
В багрово-розовых тенях заката
вдруг
от дрёмы медленной и вязкой, как щербет,
проснулся разленившийся Шираз.
От шёлка алого, от света чёрных глаз
он встрепенулся и подумал: Нет,
возможно, жизнь - не сон ...
В который раз?

Он знает, как опасны ритм и взгляд!
Всё остро, тонко, как в руке кинжал,
и блеск ногтей, и иглами дрожат
ресницы длинные,
а по глазам подряд -
то ног мельканье, то внезапно шаль
груди покажет шар на быстрый миг...
Халиф и рад, и, вроде бы, не рад.
Ему бы сны свои вернуть назад!
Но это поздно - раскрутился маховик.
Теперь - до рая.
Или будет ад.

Гюльназ, Гюльназ! Зачем тебе халиф?
Зачем будить Шираз от долгих снов?
Он сед. Но - обещай ему любовь,
он разольётся морем, как в прилив.
Он, как вулкан, из головы готов
до звёзд взметнуть поток камней и искр -
до катастроф, до опалённых грив
на зелени лесов.
Он горделив
и растревожен, как голодный тигр
в полосчатых тенях прибрежных ив.

Но ты танцуй. Раз танец начала,
не прекращай его, не прекращай.
Пускай халифа разобьёт печаль -
но та, которой не было вчера.
Пускай не отрывает взгляда от плеча,
пусть хмурит бровь и пальцы теребит,
не прекращай. Ему давно пора
расчистить пепел.
Пусть летит зола.
Любовь бывает, очень может быть.
Кто знает всё? (о ней)
Никто.
Альхамдилла!

Забери меня
изнутри меня.
Только не раскрашивай,
не меняй.
Не меняй мне голос и грустный взгляд,
не меняй овал
не меняй квадрат,
не меняй слова,
не меняй ни дня,
не копи утрат,
не меняй меня.
Не меняй на смех,
не меняй на сон,
на успех, на гаджеты, телефон,
не меняй на льдинки
прозрачных век
и на сто рублей,
и на сто утех.
Не бросай навек
на чужих камнях,
из меня себе
забери меня.

Я смотрю с опаскою
изнутри,
и во мне звенит
ураган Катрин,
ураган Альберто, Ноэль, Мари...
Забери от них меня,
забери.

7 фев 2016

Да, Красавица, Чудовище похоже на чудовище.
Что поделаешь? От времени не скроешься.
И текло оно, и капало, и плакало...
Я теперь - как Каин или Дракула,
как Дракон, не спящий на сокровищах,
или тень Дельфийского оракула.

Что ни прорицаю, всё сбывается!
Я, ведь, умное чудовище, Красавица,
разве вот, пока немного нервное.
Прорицаю счастье неизменно я,
а себе - никак не получается.
Не положено оракулам, наверное.

Предскажите мне его, хоть толику.
Мне и нужно-то - как водки алкоголику:
из ладошки два глотка, и два - потом ещё,
да ещё чуть-чуть. Я ж - грустное чудовище.
Сам с собой играю в крестики да нолики,
ни на том, ни на другом не успокоишься.

Я сквозь стены прохожу. Проверено.
Да всё куда-то не туда, наверное.

Не смотрите, - говорит Красавица,-
я хочу своей душою нравиться.
Вы же умное Чудовище, хорошее...

жаль одно - что вы Принца не похожи.

Все, кто хотел свободы, теперь свободны.
Так её много - не обхватить руками.
Столько мелодий в семиоктавной гамме,
столько оттенков оранжевого в восходе,
воздуха в небе - облаку над снегами.

Так её много - можно, что хочешь делать:
падать, вставать, спать или не спать ночами,
складывать в стопки радости и печали,
можно стремиться к
или сквозь пределы,
и двери открыть, если в них постучали.

Можно соприкасаться и отдаляться,
можно молчать. Да всё это было можно
очень давно. Но - если давно забыли,
значит, не поздно вспомнить: сегодня тоже
доброе время начать со Вселенной танцы
всем, кто был создан ею из звёздной пыли.

Все, кто хотел свободы, её имеют.
Даже не нужно в стены и в дверь стучаться.
К этой свободе - вот бы добавить счастья!
Только мы так боимся делиться ею...
Наши минуты - все норовят украсть их.

Вот и взрывают грудь, прожигают тело
и разноцветным светом сияют ночью,
не перечтёшь - пословно или построчно -
вихри свободы.
Всё, что захочешь делай.

Только узнай сначала -
чего ты хочешь.

6 фев 2016

Девочка делала всё своими руками
из картона. Дом из картона, цветы из картона, кошку, солнце и крылья, и звёзды за облаками. Тонны картона у девочки были, тонны. И она их расходовала
понемножку.

Очень красива, кстати, любовь из картона. Правда, если
дождь через форточку или падает чашка, всё размокает и морщится неуклонно, краски блёкнут, становится неинтересно, а, бывает порою, и вовсе
страшно.

Девочка очень упряма, и непременно
из картона снова себе вырезала домик, сердце и пламя в красном камине, солнце и крылья - на смену. Со слезами, бывало. Бывало - с мучительным стоном, но - вырезала.
Своими, конечно, руками.

А закончились тонны картона однажды внезапно. Что же с нею
стало теперь? И - где она? Как её имя? Девочка вышла в живую реальность из скраба и осознала - всё как-то выходит прочнее, если не из картона. И руками -
не только своими.

Настоящая дочь у неё родилась - вовсе не
из картона. Прекрасная, будто владелица магий. Воспроизводит в реальности всё, что увидит во сне - многоглавые замки, цветы, даже быстрых драконов, и ещё - белоснежные крылья любви.
Из бумаги.

Солнце стучится в окно, вот, ведь, подлая бестия!
Но аквариум прочен, в нём можно кружить сколько хочешь.
Я - весьма любопытная Рыба. Но интроверсия
охраняет от слишком нелепых надежд. И от прочих.

Ох уж, эта мне интроверсия! Стёкла и стены,
эта память оставшихся рунами ран - осторожность.
Это просто - набрать телефон и услышать мгновенно
чей-то голос.
Но сложно. Да что там - почти невозможно.

Я - совсем молчаливая Рыба. Послушай и вспомни:
если ты сквозь экраны и стёкла меня различаешь,
если видишь - пишу, что увидеть хочу и скучаю,
значит, Рыбе приснился безумный летающий пони.

Это значит, я как-то продрался сквозь стёкла и стены
и почти что кричу, обжигая себя кислородом.
Это рыба шальная зачем-то покинула воду.
Это всё - не любовь.
Но - три шага к любви откровенных.

Что ж Вы, милая, такая грустная?
Улыбнитесь, славная, улыбнитесь.
Всё не те? Пошёл по борделям витязь?
Предлагают секс без любви бесчувственно?
Не хватает смелых в придворной свите?
Всё - фигня.
Vita nostrа est, извините.

Что поделать?
Да, положенье ахово,
Муза - право, очень плохая сваха.
Чай-то нынче все пьют без сахара,
да и, кстати, все мы - никто не сахар,
так привыкли жить со своими страхами,
забоимся - сразу ссылаем на хер.

То душа совсем не та - больно вычурна,
то косяк с тоски проглядели в теле...
А, ведь, если признаться, чего хотели?
Чтоб не скучно было. Чтоб наша личная
вся кипела.
Вот и кипят в постели
тени памяти -
как в январе метели.

Но настанет март. И тогда до солнца
будет можно пальцем достать играя.
А земля мягко ляжет под ним нагая,
позовёт, засветится, засмеётся...

Эй, да что же Вы грустная-то такая?
Улыбайтесь, милая.
Всё найдётся.

Об ушедших плохо нельзя.
До четвёртой стопки.
Ангелы ж любопытны, всё перескажут.
А потом как будто бы из коробки
вылезают чёртики в чёрной саже.
Называли - Любовь, а была - Надеждой.
Веры не было. Так как она не в моде.
Были встречи, тачи и сеньксы между,
а потом одни только тексты, вроде.
До семижды семидесяти - тоже было,
и ещё миллион ожиданий разных.
Почему-то празднуют свадьбы мило,
а развод не празднуют. И напрасно.
Пусть тебе, Любовь, будет пухом вьюга!
Сладко знать, что ты ещё жив пока что.
Значит что-то где-нибудь точно будет.
Что? Увидим что... Это жизнь покажет,
да расскажут ангелы в поднебесье.
Мы ж - как лёд, как дождь,как в реке песчинка...

Ты, когда придётся сойтись нам вместе,
больше трёх не пей на моих поминках.

Посмотри на луну. Спокойно и не спеша.
Посмотри непрерывно, не отрывая глаз.
Но не плачь, не печалься.
Это - моя душа.
Ты её видела - мельком -
сто сотен раз.

Светит, старается,
будто бы в первый класс,
будто сейчас напишет - и на века.
Только в тетради всё больше чернильных клякс,
их-то всего виднее
издалека.

Светит, светит,
а ночь - ещё холодней,
тени - ещё чернее, чем без неё.
Нет изменений из году в год на ней:
кратеры, впадины...
Кто там, вообще, живёт?

Камни и пыль Вселенной...
И не уснуть.
Тучи стереть стремятся остывший шар.
Что ж удивляться, что воют они на луну -
волки с собаками?

Это ж -
моя душа.

После долгого знойного дня
ночь заходит в окно как награда.
Блики лунного света змеятся по мягким шелкам.
Сад за окнами шепчет о том, что ты - там.
Что ты - здесь.
Ва-алейкум, Шахерезада.

Расскажи мне сегодня
одну из бесчисленных сказок,
где добро побеждает, а зло отправляется в ад.
Если б в мире нашлась только тысяча Шахерезад,
никогда бы печаль
не входила в калитки Шираза.

Расскажи, как накажут
султана, от старости злого,
потому что сильнее любовь, чем любой ятаган.
Я поверю.
Я сам - этот старый султан.
Но с тобой до рассвета не помню об этом ни слова.

Забываю про всё.
Только сказки текут до рассвета,
тенью пальцев деревьев как змеи по телу ползут.
И приходит пора для любви и объятий, но тут
освещает заря пустоту.
Ах, рассказчица... где ты?

Взгляни на этот красный лист.
Он сорван с дерева надежды,
но жив пока. Ещё не спит,
не слит с землёй, ещё горит
огнём на солнце, как и прежде.

Вот я. Коснись меня рукой.
Ещё немного, и под снегом
я молча завернусь в покой,
в безвременье, в густой настой,
где - лишь движение молекул

и - больше ничего. Где лист
отсутствует совсем как будто.
Но ты коснись меня, коснись,
и я запомню эту жизнь,
весь этот век, часы, минуты,

возьму с собой. И пронесу
сквозь почву к тонким веткам гибким -
не как грехи на страшный суд,
не так, как тяжкий крест несут,
а - как надежду и улыбку.

И, ты не думай: лист - как я.
Он, это я и есть, бесспорно.
Лежит у ног твоих, не зря
горит, как алая заря...
Пройдёшь -
и сразу станет чёрным.

Но я пока ещё свечусь,
мечусь под ветром без покоя.
По венкам тонким льётся грусть
и радость.
Капли, ну и пусть.
Я - здесь.
Коснись меня рукою.

Зима близка. Уже близка зима.
Сходи с ума, шагам в листве внимай,
снимай
с бедра прозрачнейшую ткань -
лоскут фантазий. Спрятанною стань
в покровах тёмных.
И потом пускай
из них достанет май.
Но - не сейчас.
Сейчас - вздохни и перейди сквозь грань
во времени по ярким вспышкам трасс
из Драконид. И измени весь ход
миров, соприкоснувшихся с тобой
руками.
Или жди и стой.
Тогда, конечно, этот длинный год,
как прежние, закончится зимой -
дождями, слякотью, размокшею листвой,
и ноющею болью у виска.
Ты чувствуешь её? Зима близка.

Но если ты шагнёшь сквозь листопад
в мои миры, то здесь моя рука
твою найдёт,
они сплетутся над
и облаками, и снегами, и тогда
река времён перенесёт нас на
тот берег, где давно спешит весна
по синим мартовским сугробам в нашу дверь.
Здесь сразу - белояр, а там - апрель,
и нет зимы.
А что издалека,
по небу к нам торопятся снега,
то не беда. Здесь и снега нежны,
они - к твоим одеждам жемчуга.
Всё, что за осенью - предвестие весны.

*Дракониды - метеорный поток, максимальный 8-10 октября

Шумных ворон не слушай - орут и всё.
Поговори уж с вороном - не соврёт,
мудрый
дурацких сплетен не принесёт,
ворон тебе расскажет, что впереди,
ворон поймёт по голосу, что в груди -
есть ли огонь, который укрыли льды,
или уже один
бесконечный лёд.

Правда, он не расскажет,
что - через год.
Он поведает, что у последних врат,
там, где уходит в небо и вглубь гора.
Ты и без ворона знаешь сама, сестра, -
что загадаешь, туда она и пойдёт...
Что ж беседовать с вороном?
Суета.

С волком не говори -
посмотри в глаза.
Видишь - они сверкают из-за куста?
Волк по глазам увидит без всяких слов,
чуткий поймёт по взгляду, куда идти,
он проведёт сквозь сумрачные леса,
будет с тропы сгонять по дороге зло,
волк добычей поделится на пути,
скажешь уйти -
уйдёт и за всё простит.
Ляжет и будет ждать, что придёт тепло.
Он-то конца не знает - такой простак,
он же - собака.
Мало ли ждёт собак
взгляда, к себе зовущего твоего...

Ворон присядет с волком, поговорит,
он порасскажет, что у тебя внутри,
чтобы не верил в сказки и волшебство,
разом зажгутся жёлтые янтари
по-над травой, укрытой седой листвой,
сядут, посмотрят в небо, взгрустнут слегка -
тень Ишь-горы темна, а зима близка -
да заскользят по осени за тобой.
Кто-то же должен твой поддержать маршрут.
Только ворон не слушай.
Они всё врут.

А луна - вполнеба. И свет от неё - до края.
И танцуют навки под бледный свет по болотам.
Ты снимаешь кожу, а из-под неё - другая,
и по ней - узоры, как будто бы позолота.

И огонь в крови растекается вниз от шеи,
согревает меня внутри горько-сладким ядом.
И не страшен лес. Просто мне в сотни раз страшнее,
что к утру тебя не окажется где-то рядом.

Старый ворон крылья подставил ветру,
филин в чаще ахнул во тьме проворно.
Замирает сердце, и время уходит в лету.
Только ворон в небе - как чёрный огонь на чёрном.

По обрывкам туч идём вслед за ним, босые,
и уже не нужно ни стука в груди, ни пульса.
А потом - трезвон. И сквозь шторы - лучи косые.
Слава Богу - сон...

Правда, я бы в него вернулся.

Ты живёшь,
будто есть ещё впереди миллионы дней,
я живу,
будто это приходит самый последний год.
К сентябрю - пять длинных ночей, и закончен счёт,
всё короче дни, всё темнее и холодней,
скоро-скоро уже настанет листвы исход.
Но четыре дня - это целая жизнь ещё.

За четыре дня о тебе подумаю - вдруг
миллионы раз,
просмотрю километры снов,
просчитаю сценарий, как превратить в вино
эти капли времени, выпавшего из рук,
эту воду, бывшую до изначальных слов.
Но вино закончится.
Это предрешено.

За четыре дня ты забудешь меня сто раз.
Жизнь не может стоять на месте, она течёт.
За четыре дня всем нам предстоит ещё
столько всего...
Это бешеная игра -
загадать и поставить фишки на чёт-нечёт.
Что в итоге выйдет,
то знает, возможно, чёрт.

Да и то не знает.
Куда ему до судьбы!
Угадай, попробуй, с какой ей вставать ноги.
У Фортуны, как и у всех на Земле богинь,
не устроен быт, тараканы в углах избы.
Угадал - твои.
А не вышло - давай, беги,
да в воде времён обожди, охладись, остынь.

А сентябрь - скоро.
Только как до него дожить?
Вспоминать? Забывать? Бродить на свету по снам?
А за ним - зима, а потом - и опять весна.
Васильки опять по весне зацветут во ржи -
там, над пропастью.
Пропасть на всех одна.
Удержи же меня над ней.
Удержи.

Я тебе обещал когда-нибудь
объяснить, что такое любовь. Так вот.
Иногда бывает - ты глаза прикрываешь чуть-чуть,
а из-под ресниц
возникает она - живая,
будто бы рядом стоит,
и горло сжимает горячая нить,
и сводит живот,
от невидимых неприкасаний
даже пальцы немеют,
колокол медный набатом ревёт
имя её,
а холодные змеи
грудь до вакуума выгрызают.
И ничего в этом времени нет
кроме неё.
И не будет.
Словно дикий прибой
смыл этот свет
нет ни мыслей, ни слов -
только она - ни имён, ни следов,
будто
судьба прикоснулась рукой,
Это - вселенское чувство с тобой
солнца внутри.
Но -
ещё не любовь.
Далеко не любовь.

Просто запомни и повтори -

у человека должно быть
четыре руки и четыре ноги.
Необходимые, чтобы
твёрдо стоять на земле и идти.
И тогда - хоть беги,
хоть летай над оврагами, между домами,
бейся с врагами, с огнями рекламы,
или, скажем, в сети -
с троллями, фагами и с дураками,
или
с вОрами, дырами, кредиторами,
болями, дурами, мыслями чёрными,
ты устоишь,
у тебя - четыре руки
и четыре точки опоры.
Что, конечно же, просто здорово!

Но ты не твердишь ежедневно ноге, что она - звезда?
Не кричишь на весь дом, что она - лучше всех на свете?
Даже, может быть, иногда, хочется, чтобы она была поровнее. Или - чтобы была покрепче. И ты её бережёшь, ты осторожен с нею. Если она устаёт под вечер, ты, конечно, заботишься, чтоб отдохнула. Покупаешь ей туфли, носки, смотришь, чтобы акула в море случайно вдруг не отгрызла. Празднуешь день своего рожденья, праздники вашей совместной жизни. Если она болеет, с нею, конечно, бывает сложно. Но ты не оставишь ногу, ведь ты без неё - не можешь. Если её отрезать, ты будешь кричать от боли. Правда, в романах это не назовут любовью. В книгах слова находят лучше и красивее. И, правда, нога - вот пошлость! Разве это сравнится с нею? Только ты без ноги - калека. Даже одной, увы. А вот с любовью у человека - их четыре.
И две головы.

Когда любовь уходит, не спеши
готовить гроб, она ещё жива.
Возьми и заточи карандаши.
Пиши стихи. И повтори слова,
что раньше были произнесены,
с последних и до самых первых слов.
Жди - семь. Нет, лучше, - две по семь луны.
Не торопись. Не открывай покров
печальной тайны увяданья чувств.
Кто знает - что взойдёт в траве?
Там семена упали на ничью
живую землю. Подожди чуть-чуть -
ещё не выдан от небес ответ.
Зажги свечу. Сгорит - ещё свечу.
Пока приказа нет, войны другой
не начинай. Не завершился бой
любви и смерти, счастья и обид,
а ты - солдат любви. Ты - рядовой.
Одна любовь две сразу не вместит.
Кто точно знает в глубине зеркал,
что истина, что сон,
что смерть, что - жизнь?
И - что в руках? То, что всю жизнь искал?
Тогда держись и стой, сдержи свой страх.
Но всё, возможно, -
только миражи...

Когда ж луна семь и ещё семь раз умрёт,
когда сгорят все свечи - до конца,
когда черёмуха уронит дважды плод,
когда спокойствие опустится к сердцам,
не скоро -
это не бывает скоро -
но вот тогда уже не жди с небес гонца.
Открой окно. Впусти в него весь город.
Тогда скажи любви: “Ты - не любовь была.
Прощай, и -
hit the road!“

После многочисленный версий поиска различных смыслов предыдущего стиха на одном из
поэтических сайтов, хочу обратить внимание, что он был как раз о Не Пигмалионе.
То есть к известному мифу на самом деле никакого отношения не имеет.
А если говорить о Пигмалионе, то у меня он (миф) выглядел бы вот как-то так:



И Она стояла на пьедестале
неподвижно,
вырезанная из камня.
Он смотрел - сменяться переставали
ночи днями.
И дыханье
ветром из Зазеркалья
остановило.
И одна только
мысль мелькала -
о, как красива!
Он губами её коснулся -
в любви и вере,
и вздохнула Она, и тихо
сошла на землю,
не взглянула, а просто вышла
без слова в двери,
и пропала в потоке света
через мгновенье.

От двери полоса лежала
во тьме кромешной.
Он остался у пьедестала.
Окаменевший.

Я брожу по разным мирам,
я прокладываю тропу
между ними, прислушиваясь к голосам.
По дворам хожу или вглядываюсь в толпу
на проспектах шумных,
и даже, возможно, сам
создаю миры, по которым проходит путь.
Стоит уснуть -
и они где-то рядом ждут.
Захожу в подъезд - из парадного выхожу,
только вздохну,
рукою взмахну чуть-чуть,
и вокруг - перелески прозрачных нот,
водопады из
золотых или алых слов,
городов ворота,
негаданный поворот
судьбы, перекрестье веков, весло
в одинокой лодке,
в текущей наверх воде,
негасимый свет в глазах дорогих людей,
невесомых дней кружение по стене
золотых берёз -
стоит только проснуться мне.
Я брожу по мирам,
создаю их под ритм шагов,
создаю их цвет из движения рук и губ,
создаю из гамм и из звуков снов,
это так легко!

Но тебя одну
ни в одном из них
создать
не могу.

“Рыбы не льют слёзы“
(с) И. Бродский

А рыбы, конечно, плачут,
просто - в воде не видно.
скачут по волнам к звёздам,
прячут в глубинах слёзы.
Рыбам обидно - очень,
что так коротки полёты.
И, всё же, нельзя иначе -
рыбам нельзя на воздух.

Воздух для них смертелен.
Разве что: на минуту
тело - как выстрел быстро -
вверят пространству неба,
и - внутрь.
Всё глубже в темень.
Слепо смотреть, как искры
света рисуют зебру
на травах морских и листьях.

Рыбы стихи читают
в мглистых глубинах моря,
вверяют кораллам рыбы
истории - о непохожем
мире. О мире тайном,
и, хорошо б, забытом.
Рыбы водою дышат
и своё выдыхают горе.
Но слёз под водой не видно.

А в воздухе мы не можем
слов их любви услышать.

“вместо нас всегда возвращается кто-то другой“
(с) М. Фрай. “Простые волшебные вещи“
“мне нужна точно такая же как она, но только чтобы любила“
(с) боян из интернета.

Возвращаться не надо.
Вместо нас всегда возвращается кто-то другой.
Стой на месте. Рукой разводи мосты.
Строй слова. Рисуй на себе иглой.
Не возвращайся.
Нет силы сиять звездой -
не свети. Остынь.
Мне не нужно той,
с кем всё время кружит над мостовой
листопад -
зачёркнутые листы.

Всё, что было, -
выпито, как коктейль.
Всё, что было выпито, -
будто май.
Отыграл оркестром цветущих дней,
и, в конце, как снег - лепестков метель -
аромат послевкусия.
Вспоминай.

Вспоминать не буду - не забывал.
Возвращаться некуда, Бог с тобой.
Я - не звал.
Но,
город мой - скорых дней вокзал -
если вдруг ко мне приведёт рукой
и сведёт мосты...
Приходи. Такая же.
Но - другой.
Чтоб любила.
То есть - совсем не ты.

И вот так вот читаешь, считаешь знаки -
в совпадении цвета и звуков в имени,
как собака петляет по следу зимнему
мысль кругами рыскает в полумраке.

Чувства - иглами,
всё - опасно
и
всё - критично,
темно итогами.
Но - как манит,
сияет красками
свет лирической демонологии!
Мир - за гранями
представления,
звук - вне слышимого интервала,
где как будто бы всё - без времени,
но его
бесконечно мало!

Ты же - ведьма?
Значит, ведаешь, чем закончится.
Я-то - Сказочник.
Я - ни черта не ведаю.
Только “пир горой“. А потом, всё прочее -
как захочешь. Что же -
до дня последнего?
То другая сказка. Возможно - страшная.
А, возможно, лучшая.
Всё возможно
в этом мире странном. Но только, граждане,
не пугайтесь - Сказочник осторожен.

Всё получится.
Но -
как тому положено.
Всё случится - но
как природе надобно.
Постоял у края, взглянул в прихожую
зазеркалья - всё.
И хорош, и ладно бы.
И со знаками забавляться нечего,
а не то опять повстречаться с бедами...

Только - я ж сказал - ничего не ведаю.
Это ты скажи мне,
что там - за вечностью?

Ходил целый день, в голове крутилась фраза "Где твоя музыка"? Думаю, ну знакомая строка, наверняка, я с ней стих когда-то написал. Ищу по архивам. Нет, нет такого. Думаю "Что ж такое? Не может быть!" Погуглил в инете. А это песня Крис Аивер. 2012 года выпуска. А строка, стало быть, ваще не моя. Но стих всё равно написал.



Где музыка?
Где тонкий переход
тональности речей до ре-мажора?
Где ощущение, как лёд весной течёт
или как ветер, белизною поражённый,
касается травы, запорошённой
черёмухи и вишни лепестками?
Где звук того, как остывает камень
и рассыпается на части отрешённо?

Где музыка?
Где тот водоворот,
в котором чувствуешь, что жив ещё покуда,
что точен шаг - и, значит, повезёт,
тверда рука - и, значит, рядом чудо,
что тот, кто зла тебе желал, паскуда,
услышит музыку сквозь шум, раскроет веки
и ощутит в себе любовь - навеки,
переродившись заново, как Будда?

Где музыка свободы и весны?
Они вокруг. Они - сейчас, сегодня.
Уже сирень в узорах кружевных,
и птицы в небе синем хороводят,
уже нет поводов для слёзных мелодрам,
а, если есть, они не здесь, а там,
где всё и впрямь - наперекор природе.

Где музыка?
Без музыки Земля
себя саму не узнаёт под Солнцем,
теряется, вихляет, как змея,
температурит, морщится, трясётся,
срывает крыши, плачет, где придётся,
и всё тревожится :
Где музыка твоя?

В этом изменчивом мире, Гюльназ, всё - текущий туман.
На закате он белой рекой в Ардебиле струится,
а наутро - уже в небесах.
И под ним Хамадан
смотрит, как облака проплывают вверху вереницей.

Всё меняется. Ты - словно этот туман. Что ни день,
то другая.
Вчера быть светилом бессменным хотела.
А сегодня - как чёрная тень в череде перемен -
и халиф надоел, и дворец, и любовь - до предела.

Но, скажи мне, хабиби, раз всё переменчиво так,
кто нам сможет поклясться, что завтра ты не заскучаешь,
по тому, как он глаз не сводил -
то с волос завитка
на плече у тебя, то с колен?
Как тревожил речами
и молчал.
Как усталой зурной разгонял тишину,
извлекая из струн бесконечно знакомые звуки,
что ты вдруг не захочешь опять, чтобы он был в плену
глаз твоих или рук, или слов,
будто в замкнутом круге?

Что ни день, солнце выше и выше уходит в зенит,
но затем каждый год
в ту же точку идёт беспрестанно.
Это солнце, Гюльназ. Это солнце.
Кто мы перед ним?
Мы - всего лишь туманы.
Текущие в травах туманы.

"Все тропы знают твои подошвы. Иди уже, пуганый зверь... Не помни полынь. Кури рассвет".
(с) -Дэа-

Жгуч и горек отвар
ранней полынь-травы.
Но горче в сто тысяч раз её аромат,
если нужно пройти по своим же следам назад,
так как за годы они заросли - увы -
новой травой,
и не видят следов глаза.

Только по памяти -
звуков от дальних рощ,
да по узорам теней от немой луны,
откликам мыслей, которые рождены
были в пути,
разве, может быть, и найдёшь -
по лепесткам ядовитых цветов бузины.

Разыщи, волчица, свой след по полынь-траве.
Выйди к реке, где свой начинала путь.
Время, конечно, больше нельзя вернуть,
можно найти то место, где зов кровей
вызвал тебя на свет, раскрывая суть.

По остаткам следа суть разыщи внутри,
несмотря на горький запах высоких трав.
Ляжет полынь и не встанет, назад отдав,
всё, что впитала в багровых огнях зари.
И с луной на небе удвоит её вода.

А сейчас - беги,
собирай бриллианты рос
по своим следам -
пусть тебя не обманет взгляд -
к берегам реки, где они в зеркала глядят.
А найдёшь себя в отражениях дальних звёзд,
не вдыхай полынь -
возвращайся стремглав назад.