Необычайно вдохновлённый поэзией Субоши, попробовал написать персонажный стих.
Ну, уж не обессудьте.
Посвящается девушками (и мужчинам) с именем Александр(а).


Монолог Андра.


Здесь, в пещере темно. Оленихи обглоданы кости.
Шкуру старый шаман натянул на магический бубен.
А снаружи - вторую неделю гуляет холодная осень.
Племя уснуло. Духи предков летают, касаясь об угли.

Эй, Уи! Что ты дрыхнешь под старой свалявшейся шкурой,
уцепившись за груди своей толстозадой богини?
Помнишь - прошлой луной мы с тобой заплутали. И сдуру
вниз отмахали семь дней по зелёной долине?

Там живёт чьё-то чуждое странное дивное племя
в деревянных пещерах под хлипкой соломенной крышей.
Много женщин, однако, я видел у них. Между всеми
там одна есть такая...
Уи! Я хочу от неё семь детишек!

Что? Ты прав, у неё - просто страшные тонкие ноги,
и сама так узка, что ладони хватает в обхвате.
Но - какие глаза! Словно ей подарили их боги.
Я любого готов разорвать на куски - её ради.

Я, Уи, ухожу. Снова - вниз по великой долине.
Если ты не пойдёшь - спи. Но счастье навек проворонишь.
Помнишь - звёздные боги шаману ещё говорили -
через пять тысяч зим там построят селенье Воронеж?

Через пять тысяч лет мои дети там будут ходить на охоту.
Да, Уи. Они будут прекрасны глазами... и прочим.
Они будут плевать на твоих толстозадых уродов
и съедать им сердца.
Если ты не пойдёшь этой ночью.

Что, Уи, ты всё спишь? Ну, как хочешь. И пусть тебе снится,
что в груди у потомков твоих будет сердце, как камень.
Но запомни - и твёрдые камни в куски будут биться,
когда дочери Андра
охотясь найдут их глазами.


.

Чёртов Андр! Вот же парня луной разбирает!
Среди ночи будить - на такое голодное брюхо.
Коль не спится - в болото! Набрал бы на утро лягушек по краю.
Чуть спросонок не двинул ему в волосатое ухо.

Наших женщин ему, ё-моё, не хватает - не вышли
то ли рожей, то ль - мало костей, чтоб об них ушибаться,
подавай иноземных - с соломенной сдвинутой крышей!
А зато - в них тепло! О, нет-нет, Уба с Няой, не надо оваций.

Или встанет шаман и начнёт заунывно шаманить,
чтоб ему пару свежих поганок пихнули в корзину.
Я и так никогда вас на что-то ещё ни за что не сменяю
(уж - тем более - чтобы переться куда-то под зиму!)

А от этого Андра - ей-ей - разведётся поэтов
и начнут сочинять - сплошняком о любви, словно дети.
И - ведь нет, чтоб писать ну хотя б о погоде на лето,
Или - как боги - про хедж, волатильность и рейтинг.

Или про пробки - неделю назад, скажем к слову,
две лосихи в лесу задавили в толкучке барана.
Нет, уж как понесут про любовь - ажно дохнут коровы.
Кто ж захочет доить их, опухши от слёз спозаранок?

Впрочем, что это я? До коров ещё, видимо, долго -
пара-тройка столетий. К тому же - нет места в пещере.
Понаслушался, видно, как треплются звёздные боги.
В эти страшные сказки, конечно, не хочется верить.

Сотни тысяч пещер! И полёты в железном корыте...
Просто ужас какой-то! И - эти... потомки от Андра.
Так уютно в просторном родном неолите!
Подложи свою грудь, моя Няа. Досплю до утра я.


.

Измельчали мужчины, похоже, вконец в неолите.
Говорят, с ними раньше куда как комфортнее было,
а сейчас - нет уж, лучше молчите, не злите -
вроде б, с виду козлы, а практически - козы...
Убила б!

Говорят, они в древности мамонтов в дом приносили.
А сейчас даже кролик задохлый - уже и отрада!
Ну, хоть взять бы Уи. Он - большой, волосатый и сильный.
А - совсем неживой, право слово. Ну что ему надо?

Вроде, ты и стараешься. Вроде бы, млеешь и стонешь,
а ему - хоть бы хны. Сразу дрыхнуть - ни страсти ни пыла.
Уж куда там до Андра. Ну, тот хоть попёрся в Воронеж...
Правда, тоже козёл. Но - хороший. А этот...
Ей-богу, убила б!

Да уж... Андр тоже, правда, совсем не находка.
Мелковат и не молод уже. Только если б он просто
посмотрел бы хоть раз на меня, как на эту уродку,
я бы враз наплевала, что он ниже на голову ростом.

Тут одно хорошо - что Уи не гуляет по бабам.
Вот за это вот я, да и Няа его полюбила.
Если он бы собрался в Воронеж, наверное, я бы
Удивилась, конечно. Но, точно -
на месте б убила!


.

Эти люди! Их вечно тревожит какая-то мелочь -
кто с кем спит, заготовки на зиму и что-нибудь вроде.
А получат - и враз забывают про то, что хотелось...
Завтра снова запросят, чтоб я колдовал об охоте.

Им нет дела про то, что в углу, где лежат мои шкуры -
ни тепла, ни души. Все шамана как смерти боятся.
И не спится - хоть плачь. Тут ещё не такое закуришь.
Духи предков - вообще третью осень не снятся.

Но зато - снится кто-то в какой-то престранной пещере,
где желтеют огни за большими проёмами в стенах,
и на каменных тропах мелькают железные звери.
Эта кто-то - сидит, охвативши руками колена.

Ах, и, кажется, это - в тумане пропавшая Миа.
Лишь она не боялась. И - предки лишь знают - за что-то
только Миа больного шамана любила.
Я два года искал её след по болотам.

Даже в дальних мирах, что видны после бледных поганок,
я бродил, чтоб найти в измерениях смежных
её нежный оскал, её взгляд, оставляющий раны
прямо в сердце. Но - всё. Больше нет ни её, ни надежды.

Потому что прошедшей зимой были лютые стужи.
Потому что в лесах бродят жадные волки и голод.
Потому что шаман никому уже больше не нужен.
Разве что - колдовать, чтоб пещеру не выстудил холод.

Андр ушёл на рассвете. Теперь будет скучно и мерзко.
Пусть идёт. Может, всё же найдёт своё счастье.
Всё равно - не охотник без милой и тощей Алексы.
Пошаманю, чтоб волки его не порвали на части.



.

Там на тропе - человек.
Один.
Этой осенью, кажется, повезло.
Голод такой - ледяной винт
крутится будто в груди
зло.
В тень. По пригорку.
Вон там - ель.
Из-под неё нанесу удар.
Пусть человек - не простой зверь,
но
он обычно глядит вдаль.
А я - в двух шагах.
Ни к чему смотреть
вдаль,
если рядом скользит тень.
Я - твой судья.
Я- твоя смерть.
Вспомни грехи и иди -
в плен.
Кончились шансы твои -
вот
мы на тропе,
не разнять нас.
Только - постой... Ты же - брат-
волк!
Я вижу волка в зрачках глаз.
Ты на охоте. Твоя лань
где-то за несколько длинных дней.
Я чую запах любви -
знай
сила безумия
есть в ней.
Ты - человек, но внутри -
волк.
Стая, он - свой,
мы идём назад.
Волк понимает в любви толк.
Доброй охоты тебе,
брат!


.

Сердце моё, ну чего же ты, всё-таки, просишь?
Ноешь, будто бы я
превращаюсь в крылатую вилу*.
Просто Ярило уходит за Навь, просто - осень.
Это Мокошь-колдунья тоскою дожди отравила.

И от серых дождей побледнели и стихли русалки -
там, на озере старом, где пели мы с ними всё лето.
Впрочем, им - не впервой.
Но чего же мне всё-таки жалко?
Всё как будто спокойно.
А сердцу мерещится - где-то
в гуще жёлтых лесов,
там, где леший в ночи завывает,
там, где в сумраке волки настигли добычу,
кто-то взгляд мой в тревожной душе вспоминает,
кто-то ищет меня в темноте. Кто-то кличет.

А зачем? У меня же есть Лель, между прочим.
Он хорош. Просто робок, чтоб сделать признанье.
Ах, как смешно он пытался поймать меня ночью
между кострами на празднике солнцестоянья!
Я его заманила в огни, я его закружила,
закрутила и бросила, будто нагая ночница**
Он поймал не меня. Заблудился. И все свои силы
отдал Аи и её остроглазой сестрице.
Славные будут ребята у робкого Леля!
Как я смеялась, что он в темноте неразборчив!
Правда, с ним будет просто.
А хочется - чтобы нежнее.
Сердце чего-то другого, особого хочет.

Чтобы - как тот незнакомец в лесу -
он как будто во сне был
месяц назад - посмотрел бы, и холод по жилам.
Чтобы в глазах у него отразилось всё небо,
словно ради него я весь год по ночам ворожила.
Хочется взрыва на сердце - до боли, до дрожи.
Впрочем - бредни всё это.
На травах рождаются росы.
Шить научиться пора бы одежды из кожи....

Cердце моё, ну чего же ты, всё-таки, просишь?



* вилы - мифические существа славянских народов в виде девушек с крыльями и распущенными волосами
** ночница - мифическое существо рода русалок, в которое после смерти превращаются женщины, никогда не имевшие детей.


.

Они такие милые, эти мальчики!
У них такие славные причиндальчики!
И пусть меня считают круглою дурою,
зато я вся одета тёплыми шкурами.

А если мальчикам чуть-чуть покапризничать -
они из гор цветные камешки вытащат
и мне несут скорее подарочки -
такие глупые, милые мальчики -
чтоб не услышать "вот уже - нетушки"
А украшенья - лучший друг девушки!

Ведь если девушке миленькой грустненько,
они всегда добудут что-нибудь вкусненькое -
бок кабана и свежей печени зайчика -
топор с дубиной - вот друзья мальчика!
А род продолжат только самые сильные.
Так что - умнее та, кого хотят. Кто красивее.
Мужчин разят бедром и - за,
а не песнями.
Уж что поделаешь?
Отбор-то - естественный.

И пусть Алекса до зимы скромничает,
а у меня уже от Леля ребёночек!
Вот только - что она всё ходит за травами,
уж не готовит ли отвары с отравами?
Поди, завидует, что с этим опаздывает...
Или накидочке моей леопардовой.

Пусть принимает наша умница к сведенью,
здесь - неолит. Здесь та умней, кто заметнее!
И вообще - пускай не будет разинею.
Пойду, покрашусь, что ли.
Белою глиною.


.

Мудрый вождь говорит, что мужчина каждые 6 минут думает о сексе...

А вот я и не думаю вовсе -
даже не до и не после.
Вот бы ещё при Алексе...
Не думать, не думать о сексе!


.

Просто диву даёшься, как быстро проносится время!
Наши предки ютились в сырых шалашах и пещерах,
а у нас - деревянные стены. А племя
третий год урожаи зерна истирает о жернов.

Всё меняется словно со скоростью света.
Племя растёт. И - беда! - стариков стало больше.
И - что странно - от них нарождаются дети.
Кто-то предпочитает их тем, кто сильней и моложе.

Стали вдруг выбирать, тех, кто знает, как строить,
кто умеет с зерном, с полудиким зверьём управляться...
Это даже немного меня иногда беспокоит -
ну, кого нарожать можно от тридцатилетнего старца?

Если так и пойдёт, то мы скоро совсем измельчаем,
и пойдут не мужчины, а вовсе какие-то слёзы.
И добычу охотники будут носить не плечами,
а в каких-нибудь хитрых волшебных колёсах.

Хорошо хоть, что женщин разумных не мало!
Вот хоть взять бы Аи с её остроглазой сестрицей,
им пятнадцать ещё... А они почти мамами стали.
А какой генофонд! И богам-то такой не приснится.

Всё же Лель - молодец! Хоть и туп от природы немного,
и всё ходит вокруг этой узкой колдуньи - Алексы,
но, зато, не ленив. И здоров, слава Сварогу-богу!
Будет много охотников бегать по лесу.

Только вот ещё странно. И мне двадцать семь будет скоро,
а я что-то не чувствую эту глубокую старость.
Разве что стало чуть меньше дурного задора,
да зубов штук пятнадцать всего лишь осталось.

Это, видно, Алекса-колдунья, когда наливала
мне целебный отвар от смертельной простуды весенней,
молодильное что-то такое туда добавляла.
Жаль, сама она - тощая, как привиденье.

Но вот эту сестрицу Аи я бы тоже по бёдрам погладил...
Я её б повалял бы, я ей бы в душевном порыве...
Впрочем, что это я? Я же - вождь. Мне сие не повадно!
Это я шесть минут уже думаю. Без перерыва.


.

(тут уж ничего не могу поделать, сюжет требует чистой лирики)

АЛЕКСА:
Кто ты?
Ты человек или зверь? Из живых или мёртвых?
Мне бежать от тебя или чем-то помочь тебе надо?
Если ты - человек, почему так пронзительно смотришь,
что сжимается сердце, и пальцы немеют от взгляда?

Ну, а если ты - зверь, то тогда почему мне так сладко
видеть эти глаза, и так тянет уткнуться плечами
в эту грудь? Будто что-то со мною неладно...
словно я потеряла себя - и на миг повстречала?

Ты пугаешь меня, незнакомец из сумрака леса.
Помню, прошлой луной ты уже мне, как будто бы, снился.
Что ты сделал с беспомощным сердцем Алексы,
что с него - как от ветра осенние красные листья -

опадают слова, от которых ей сладко и страшно?
И которых ещё от неё не услышал ни разу
ни один человек из могучего племени. Даже
изумительный Лель. Он силён. Он красив и прекрасен,

и - так хочет меня! Он как летняя тень ходит следом.
А при виде тебя - даже птицы от страха умолкли.
Вы совсем не похожи, как поздняя осень и лето,
и в тени у тебя - молча прячутся дикие волки.

Ну и пусть! Не страшны мне клыки их и когти.
Страшно то, что ты взгляд отведёшь или снова, как прежде,
пропадёшь, растворишься до долгого - вечного - срока.
Мне бежать от тебя? Или снова ты тихо исчезнешь?



АНДР:
Нет, виденье земное. Меня не пугайся, постой!
Не спеши, я привязан к тебе как невидимой нитью.
Я проделал свой путь по осенним лесам непростой
в восемь дней - в двадцать лет - только лишь для того, чтоб увидеть

глаз раскосых твоих золотисто-зелёный настой
и движения рук по высоким желтеющим травам,
и скольжение плавное ног над опавшей листвой,
чтобы больше уже никогда и нигде не оставить.

Я - безумен. В ветвях, где ветра шелестят,
мне мерещишься - ты. В каждом дереве - снова и снова.
Потому что с тех пор, как глазам показали тебя,
ничего им не хочется видеть на свете другого.

Излечи их! И руки. И сердце моё излечи.
Или стану однажды бесшумным безжалостным зверем
и тебя украду, обезумев в холодной ночи.
Излечи меня, ладо, ведунья. Ты - сможешь. Я верю.


.

Неразумный мой зверь. Украсть можно - только чужое.
Чьи плоды на ветвях из-под листьев глядят осторожно?
Спелых ягод чьи капли в траве светят алою кровью?
Всех их можно найти и собрать. А украсть - невозможно.
Я- ничья. И - сама не своя. Собери меня в пальцы,
забери меня в руки, но только надолго - до срока,
когда чёрная Мара возьмёт нас в иные пространства,
и сквозь время и Навь проведёт беспощадно к истоку
новой боли и жизни.
И снова рассеет по свету,
по бескрайнему лесу, по каменным дальним пещерам,
чтобы снова искать и тревожиться - кто же ты? где ты? -
ошибаясь в себе и в других.
И, ты знаешь, наверно,
нам с тобой повезло в эту осень. Ведь - всё-таки, всё же,
нам возможно успеть друг до друга коснуться руками.
А могли б разминуться. Всего поколение больше -
и пришлось бы уже ожидать этой встречи веками.
Ты давно заманил мою душу - с ушедшей луною.
Я - ничья без неё. Просто - ягод над травами россыпь.
Собери меня снова. Возьми моё сердце в ладони.
Это наша судьба - бесконечная рыжая осень.


.

ЛЕЛЬ:

Почтенье мудрому вождю. Пусть охраняют
его покой могучий Чур и Велес!
Я Роду в дар с поклоном добавляю
в его очаг сосну, и ель, и вереск.

Пусть запах вереска отгонит духов Нави.
Да не приснятся ночью злые кошки Мары!
Да будут Род и Велес вечно с нами!
Да будет светлой и почтенной старость!

О! Мудрый и могучий наш! Ответь мне,
скажи, почтенный наш: какого хера
живут ещё на нашем белом свете
уроды дикие из каменной пещеры -
вверх по реке, за дальним чёрным лесом,
где плещутся в озёрах синих вилы?
Для племени позор - вчера Алекса
к себе из них урода притащила
и поселила у себя!

О, вождь, доколе ж
терпеть нам иноземцев злые силы?
Так скоро вместо племени Воронеж
здесь будут жить сплошные крокодилы!
А то и вовсе - бегать бегемоты!
Мы, молодёжь прославленного рода,
решили завтра же начать на них охоту.
Мы - все, кто истинно зовётся патриотом,
считаем, что не можем бесконечно
ждать их набегов, козней и пожаров.

И, говорят, у них запасы гречки
в пещере. А она подорожала
до трёх цветных ракушек за пол-миски -
на гречку нынче год неурожайный.
Туда, конечно, путь не очень близкий,
но - гречки все хотят - допрём, пожалуй.

А этого пройдоху, суку Андра,
я сам пристукну топором из кремня.
Представь - уже Алексу Александрой
он называет, старый извращенец!

О, наш могучий вождь! Взови к Яриле!
И мы отправимся в поход, коль ты позволишь.
И - пусть великая пребудет с нами сила,
да будет слава c племенем Воронеж!


.

(да, кста. Warnung ! Ангелов прошу не пугаться и не бить меня кружками!
это литература. Но уж очень хорош был зрительный образ.)

Вновь упали туманы седые в великой долине.
Вот в таком же тумане когда-то исчезла и Миа...
Вроде б, я и поганок не ел. Но вчера приходили
в сны какие-то духи. Два ангела. Только без крыльев.

Это были не духи пещеры, не образы предков.
Первый ангел похож был на девочку с нежною кожей,
с головой в обрамлении яркого красного света,
с голубыми глазами, с фарфоровой кистью. Но, всё же,

я откуда-то знал - этот ангел не просто мне снится,
и недаром горит белый лёд на стремительных пальцах.
Это - ангел судьбы, быстрый Ка. Это - ангел-убийца.
Он умеет сердца вырывать из груди и при этом смеяться.

А второй был с пронзительным взглядом. Внимательно слушал.
В чёрном платье - под цвет своих глаз, в белых ягодах счастья.
Взгляд печального Ши выпивает уставшие души,
И такой же горит белый лёд у него на запястьях.

Слава предкам, они не за мной приходили -
Предупредили. Тревожно меняется время.
Где-то в белом тумане проснулись нам чуждые силы
и хотят истребить до конца наше малое племя.

Надо выйти к болотам. Послушать, как треплются сойки,
как деревья листвою шумят, как беседуют ветры.
Надо вызнать, что знают бесшумные волки.
Сердце, сердце! Что ноешь?
Тебя же два года, как нету...


.

МУДРЫЙ ВОЖДЬ:

Стремит-тельный мой друг, я так не стал бы
размахивать орудием кремнёвым.
Всё племя знает, что ты юноша не слабый,
но боги суеты не любят, право слово.
Пока ты молод, и забот в мозгах не много,
они так склонны делать нам подарки -
с утра встаёшь на ту, что надо, ногу,
и женщины нежны, и солнце ярко.

А повзрослеешь - всё: трудись обычно
хотя б за час, хоть за минуту счастья.
Позволят изловить с трудом добычу,
и ту потом - увы - дели на части.
И, видимо, пока что благосклонны
они к тебе, и все желанья слышат,
но - нужно ж уважать чуть-чуть законы -
ведь у тебя подарков - выше крыши!

Куда ещё? Смотри, так можно вскоре
богов растратить все дары и силы.
С Судьбой, конечно, можно и поспорить,
но - ежели Она хоть обратила
к тебе лицо. Мешать Ей - рысь тревожить.
Скажи, на кой тебе сдалась Алекса?
Судьба не любит лишнего и может
внезапно показать другое место!

Оно бы (место) - ничего ... Но - не для дела,
не для бесед о мудрости и вечном.
Ну, в общем, мне б, пожалуй, не хотелось
устраивать войну...
Когда б не гречка!

Конечно, ясно - к ней полно препятствий,
а вот исход не ясен в полной мере.
Ведь их шаман гуляет по пространствам
и времени, как по своей пещере.

Но - гречка... гречка... В некотором роде
тебе она - один предлог всего лишь.
И, всё ж, любовь приходит и уходит,
а кушать хочется. Вот с этим не поспоришь.

Пожалуй, ладно. Буде с вами сила!
Ярило-жар пусть будет вам товарищ!
А Андра я, скорей всего, не злил бы...
Но это - дело личное. Как знаешь.


.

Почудилось - в предутреннем тумане стоит у дерева как бы живая Миа -
всё та же бледность на лице, и взгляд печальный... Но, видимо, неведомые силы
пытаются свести с ума шамана. Я звал её. А это - только призрак,
видение, создание обмана. Оно растаяло. Как только смог я крикнуть
в прохладу леса милое мне имя ... и - нет её. Лишь трижды злое эхо
пропело "нет", да выпал белый иней. И в памяти потом - дыра. Прореха.

Не знаю, где я. Или как я оказался на этих тропах. И не помню сколько
ходил по этим сумрачным пространствам. Вокруг меня собрались в стаю волки
и ждут чего-то. Волки - звери рода, но, всё-таки, не гости с угощеньем.
В глазах у них горит огонь восхода, а у меня в груди - такое ощущенье,
что пополудни снова ночь начнётся. Ах, братья волки, разломилось время,
и тьма закроет стынущее солнце. Ждут испытания всех нас, всё наше племя.

Бегите к Андру. Как стрела, как туча несётся, чтоб руками впиться в землю,
чтобы упасть на лес и взглядом жгучим перемешать потоки вод, огонь и темень,
вот так и вы. И с ним от силы злобной огородите все пути стеною серой
к озёрам синим и полям привольным, к священному костру родной пещеры.
А мне - назад. Теперь - уже по лесу. Уже нельзя сквозь серые пространства.
Там носятся и воют злые бесы. Пусть духи предков оградят от них всё наше братство!



.

Конечно, шрамы на лице - к лицу герою.
Но - бедный Лель! Ему сломали зуб.
Проклятый Андр, видно, с перепою
был невоспитан, страшно зол и груб!

Когда из леса выскочили волки
и окружили нас со всех сторон,
я так визжала, что с соседней ёлки
упали замертво штук восемь-семь ворон.

И Лель тут засмотрелся в оба глаза
(надеюсь - на меня!), что вдруг забыл
про свой топор. И тут же Андр, зараза,
ему по челюсти с размаху залепил.

Теперь у бедного обманутого Леля
температура поднялась, и бьёт озноб.
И слабость, слабость чувствуется в теле!
В таком-то теле! Эх.. да чтоб ты, чтоб...

(пииик, пииик, пииик)

Несчастный Лель! А Александра - дура!
Погубит нас её дурная спесь.
Известно ж: у мужчин температура -
практически смертельная болезнь!

Когда б не тьма вокруг, когда б Ярило
не скрылся в тот же час в глубокой тьме,
я Андра бы своей рукой убила -
такая злость тогда была во мне.

Но эта тьма! Но - волки! Так сверкали
их злобные глаза, что стыла кровь.
И всем сейчас же не до гречки стало...
Поход нам за ней нам отменить пришлось.

Такая страсть! И, ведь, скажи на милость -
куда катится этот мир? - ответьте мне.
Вся свора их, похоже, поселилась
У Андра с Александрой во дворе.

Ах, бедный Лель! Дай приложу булыжник
холодный к синяку своей рукой....
Я ж говорила, Андр - собственник и хищник.
Но, слава Велесу, теперь ты - точно - мой!



.

Спи безмятежно и сладко, моя Александра.
Спи, моя хрупкая, тонкая, пусть тебе снится
светлое завтра, и пусть завтра всё будет складно.
Всё будет ладно, сомкни до рассвета ресницы.

Всё ещё будет - сто тысяч различный историй,
ветер пустынь, вдоль которых нас волны несли бы.
Пусть тебе снится просторное синее море
и пучеглазые яркие юркие рыбы.

Всё впереди. Пусть снится тебе то, что будет -
сразу же завтра, а, может быть, через столетья.
Горы и реки, свободные волки и люди,
птицы, дожди, облака и рыбацкие сети.

Нравиться всем - невозможно (и, может быть, вредно).
Мир так устроен, в нём вечны борьба и сомненья.
Нет без грозы и дождей ни весны и ни лета,
и любовь бесконечной не будет - без преодоленья.

Спи, Александра, нам завтра нужны будут силы.
Пусть распрямится на лбу беспокойная складка.
Я буду рядом, куда бы нас жизнь не носила.
Спи, моя нежная. Спи безмятежно и сладко.



.

Спи, мой Уи. Тревожиться не надо.
Пускай шаман в безумии своём
шатается под шелест листопада
в болотах гиблых с бешеным зверьём.

Ему мозги свернула набок Миа.
А ведь она - такая ж баба, как и все.
Пошла искать в туман. Чего - забыла.
Вот и пропала в травах и в росе.

Пускай, кто хочет, ищет свой Воронеж,
дороги в Правь или любви обман.
Нас не свернёшь. Нас сказками не тронешь.
Нам не нужны туманы дальних стран.

У нас в пещере есть костёр и гречка.
Спасенье мира - это для того,
кому вообще заняться ночью нечем.
Спи, мой Уи. Нам вскорости окно
волшебное пробьёт шаман в пещере,
там нам покажут дальний синий лес.
Мы будем здесь лежать в своей постели,
есть и смотреть, что в странном мире есть.

Там нам покажут всё, что захотите,
Воронеж, море...
Скоро - первый снег.
Мы вечно будем в позднем неолите,
будь на дворе хоть двадцать первый век.


.