Я забываю тебя.
               Ты же хотела -
                             я забываю.
Я даже альбом
              твоих глаз и рук
                                 не листаю,
Я,
  даже когда  глаза
                               закрываю,
Там лицо твоё
                     льдом на стекле
                                               тает.

Я уже уговорил
                      пальцы,
Чтобы они не писали тебе
                                          писем,
Хватит того, что они по ночам
                                          снятся,
Так что писать -
                    в общем и нет смысла.


До февраля - целый век.
                                  Ещё снег скроет
Всё, что рвалось вверх,
                                   как травы листья.
Всё позамёрзнет в лёд,
                                   отомрёт, кроме
Самых корней,
                      кроме самой жизни.


Кроме того,
                  что движенье даёт телу,
Что собирает
                    птиц по весне
                                       в стаи.
Я почти всё забыл.
                         Так, как ты и хотела,
Кроме того,
                 что никогда не забываю.

"я прохожу курсы химиотерапии
пиарю новые лакрства от болезни
что косит веками
самых сильных
мыльных пузырей напуская в вены
вины своей не вижу в этом
я ищу лекарства от любви..."

(с) sibil_vain

 

Вылечи нас от любви,
                              маленький доктор, вылечи,
Из снов полутёмных её фонари
                                             выключи,
Поиски вечные,
                   в свете луны
                                 странствия
Останови - 
        химией, голосом,                                         
                                 или одними
                                                 пальцами.

Только она, сволочь, хитра -
                                         спрячется,
Да негаданным взрывом с утра
                                            обозначится.
Как террористка.
                    Вспышка - и в ноль -
                                                 нет её.
Жаль только, знают все:
                                 эта боль -
                                           не последняя.

Всюду осколки, и в воздухе дым -
                                                в лёгкие,
И доктора, один за другим,
                                          строгие.
Мало надежд всех сохранить,
                                        видимо...
Ты поскорей
                        укол от любви
                                                  выдумай!

"Я не болею тобой, как сигаретами дым"
(с) Алёна Высотская.


Рано было бы лучше...
                 Поскольку теперь -
                                           уже поздно.
Дым не может не помнить о том,
                                              что его порождает.
Я - в тебе.
               Я - в горячей кровИ,
                                           в твоих мыслях и грёзах.
И от них не уйти,
                  как от поезда на вокзале.

Кровь разносит меня по тебе
                               до кончиков пальцев,
Ты не чувствуешь это,
                     не хочешь, не помнишь,
                                                     не знаешь,
Как не помнишь названий
                                      всех
                                            нас разделяющих
                                                                  станций,
Потому что
                 пока что
                              к рассвету все сны забываешь.

Но от них - не уйти.
                         Слишком поздно.
                                              И ниточки нервов
Не оторвать от себя до одной,
                                         как бы мы ни хотели,
Разве - вместе с дыханием,
                                   с кровью
                                          и с жизнью, наверно.
Я пытался.  Не вышло.
                           Вот только виски поседели.

От февраля до Москвы - только ночь.
                                         Она ближе и ближе.
Так однажды случится, что утром
                                         холодным и ранним
Ты проснёшься,
                        одна,
                                и свой голос внезапно услышишь,
Он кричит:
                 Позови меня
                                   сквозь расстоянье!

О, Господи! Ну я же - не поэт.
Мои слова просты, они всё те же.
Зачем же в голове, лишь только свет
За занавешенным окном забрезжит

Как пульс неумолимо бьётся ритм?
И стаи строк торопятся наружу,
И смысл слов открывшийся горит
И снегом в воздухе морозном кружит...

Зачем с копьём, как глупый Дон Кихот,
За Дульцинеей я бреду между мирами?
Она - с охраной пиво пьёт,
И ни о чём хохочет вечерами.

Ей трудно объяснять всем, что там есть
В руках вот этих и в глазах печальных,
Гораздо проще - спать и пить и есть
Без ужасов, как все. По расписанью.

Но, словно медный провод на столбе
С землёй соединяет небо, так я с нею
Свет звёзд соединяю на Земле.

Нет никого прекрасней Дульцинеи!

Стоит чуть зазеваться, и пальцы уже на клавишах, и уже пишут: "Люблю, скучаю по твоим глазам, по твоему голосу, не могу без твоей улыбки, уже устал без тебя, скоро приеду...". Нельзя. Нельзя. По рукам! Распустились, блин.

Каждая женщина,
брошенная ни за что,
Это Я.
Это Я от тебя ушёл.
Горьких слёз твоих
я умыт ручьём,
Он прожёг мне
убранное плечо.

Каждая женщина,
ушедшая от любви,
Это ты от меня,
от меня ушла,
Положила на сердце мне
пальцы и
До черна, до пепла
его сожгла.

Всё судьба сказала,
судья учёл,
Но тебе трудней,
так как ты в пути,
Я тебя, такую,
за всю жизнь - нашёл.
А тебе как я -
больше не
найти.

А ведь где-то я уже слышал эту историю:

Как осени кризис, бес седины позвал его в странствия.

И он ушёл. И встретил Весну, и с судьбой они спорили,

Но - судьбу не обманешь - и проиграли они, что же тут странного?

 

Он не вернулся: любовь - не ключи, из кармана не выбросить.

Так и остался писать стихи вдвоём с одиночеством.

Только старается светлыми красками выкрасить

То, что было уже. А что будет - и думать не хочется.

 

Вот ведь скучная канитель, даже не чёрная!

Жаль, что сказка счастливая из неё не получается.

Может быть, раз в сотню лет и могла б... а пока что история

Всё повторяется -

веком за век - 

всё повторяется.

А ещё - она научила меня любить тишину.

Когда секунды беззвучно проходят сквозь стены,

И можно услышать, как всё ожидает весну,

Замерев в ощущении зреющей перемены.

 

И теперь тишина - это глаз её тёплый рассвет,

И скольженье - вне мира, вне времени, мысли и звука...

Как же мало вокруг тишины!

Да почти что и нет...

Так,
как больше нет - нас.

Так,
как нас нет теперь друг у друга.

 

А ещё - она научила меня любить тишину.

Правда вот,  настоящей тишины нет.

Ах, как качает! 
Как волнами в море.
Вверх: 
Вот и славно! Совсем и не страшно.!
Вот ведь - уже две секунды не больно,
Значит, когда-то не будет и дальше.

Всё - ерунда. Это сердце из стали,
Эта душа - за седьмою печатью.
Да не такие по мне умирали...
Вниз: 
Не могу! Только не закричать бы. 

Только б не плакать. 
             Как в горле щекочет...
Нет без тебя ни секунды покоя.
Да будь, с кем захочешь!
Делай, что хочешь!
Только -  вот здесь. 
Только - рядом со мною. 

Падаю, падаю...
          Где мои крылья? 
И рёбра, наверное, сломаны тоже.
Ах, как мы всё же
             с тобою любили!
Ах, как же хочется
             выйти из кожи !

И - по дождю, 
           по раскисшему снегу,
Только б - к тебе.
        Чтоб начать всё сначала.
Надо б подняться. 
Вверх - к чёрному небу -
Вниз...
Ну за что ж ты меня укачала? 
 

 

"Свет твоей любви навсегда в моих глазах"


Собственно, только одна меня и любила.
Просто так, ни за что,
                           без надежд и без планов,
Без расчёта
               мне  нежность свою подарила,
И ничего взамен её
                                 не ожидала.

Не за стихи полюбила
                                  и не за ласки,
Не за опору на все времена
                                     до могилы,
Даже не перечитала
                               всех моих сказок,
Даже подарков себе
                               никогда не просила.

Только одна - ни за что,
                                   а за голос и руки,
Лишь за глаза и за то,
                       что хотелось быть рядом,
Вот потому-то
                  так  плакала перед разлукой,
Вот потому так смотрела
                         беспомощным взглядом.

И когда уходила - сказала,
                         что больше не любит,
Чтобы было не трудно,
              чтобы было не слишком уж больно,
Видно, думала -
                         так навсегда не погубит
Перелётную птицу свою,
                                  отпуская на волю.

Да уже погубила.
          Больше в крыльях и в мыслях нет силы,
И пустота - там,
                      где сердце как колокол било.
Очень уж точно попала в его середину...

Только одна лишь меня
                                  за всю жизнь и любила.

Холод.
И сны - холодные.
Больно в груди,
голод.
Где же любовь?
Свободны мы.
Освободил
город.

Освободил ранами
чёрной реки,
рельсами,
да у дверей
охраною,
да у стены
креслами.

Душно.
Вокруг воздуха -
только на три
вздоха.
А откроешь окно -
холодно.
Вот так без тебя
плохо.

Сердце
червём точится
словно внутри
плода.
Всё можно теперь.
Не хочется.
Вот такая теперь
свобода.

Ах, какую ты мне подарила свободу!
Свободу от ежедневного ожидания печального финала нашей истории...
Свободу жадно смотреть в глаза женщин, проходящих мимо, и не думать, что этим я тебе как-то изменяю. (Правда, почему-то я всё время ищу в толпе только твои глаза. Откуда им там взяться?).
Свободу не ждать каждое утро, когда задрожит, наконец, телефон, и не напишет мне "С добрым, любимый". Это было такое мучительное ожидание!
Свободу мечтать о том, что всё-таки ты любишь меня, и мы когда-нибудь ещё встретимся.
Свободу молча сидеть на кухне и вспоминать-вспоминать часами про твои глаза и руки, твои улыбки -
все такие разные, не похожие одна на другую, как будто бы принадлежащие совсем разным девушкам.
Свободу разложить на столе твои подарки - два галстука и смешную глиняную коровку - и гладить их нежно, как будто ты можешь это почувствовать. Жаль, что майка уже почти совсем износилась.
Свободу представлять себе, что дальше будет так хорошо-хорошо, ведь всё стало очень просто,
потому что теперь совсем нет никаких сложностей - ни моего и твоего возраста, ни километров между нами, ни тебя у меня.
И свободу совершенно не стесняясь, не по-мужски, плакать по утрам, уткнувшись лицом в подушку.
Или выйти на балкон вечером и тихонько повыть на мелькающую в тучах луну.
Я буду очень беречь её, эту свободу, Ми.
Она мне так нелегко досталась.

PS И теперь можно пить кофе хоть каждые десять минут.

Скажи мне хоть слово, хоть эхо любви,
Я - тень своя. Призрак. Ни сердца, ни жизни.
Я снова и снова иду по твоим
Следам, зарываясь в опавшие листья.

Всё ближе ночная прохладная тьма,
Когда в черноте растворюсь без остатка,
Тебя окружая, как будто зима
Поля обнимает смертельною хваткой.

Всё ярче зрачки. Всё чернее мои
И мысли и взгляды, дыхание горько...
Скажи мне - "очнись!". И - хоть слово любви.
И я буду рядом лишь ветром, и только.

Останови меня!
Просто не дай мне уйти.
Словом ли, криком ли, шёпотом,
быстрыми мыслями.
Останови. Зацепи. Задержи. Запрети.
Если никак не выходит - то можно и выстрелом.

Лучше лежать бездыханною грудой на льду,
льду твоих слов, твоих рук,
как это ни грустно мне,
чем сознавать, что когда от тебя я уйду,
ты останешься с ними одна
навсегда,
в бесчувствии.

Видишь - я без тебя, в общем, не плачу,
так, смотрю изнутри, смеюсь наудачу,
иногда замираю и забываю смотреть наружу.
Вот тогда ушибаюсь. Или хожу по лужам.

Всюду твои фотографии.
Но - замолчали.
Не будут теперь со мной говорить как вначале.
Пылью на книгах, на полках - твои обещанья.
Или мечты.
Слава Богу - хранят молчанье.

Ты - не моя.
Моя бы меня не бросала.
Не испугалась бы, как бы она ни устала,
не сменяла бы на миражи,
на шарики мыльные,
моя
мне бы всё же поверила, милая.

Сдай меня в память,
в детский альбом с траблами.
Или в гербарий.
Сушь. Не досталось ни капли мне
ни тепла и ни ласки - ни просто
и ни на прощание,
только слова
и то - так, чуть-чуть...
от отчаянья.

Можно, наверно, уже закрывать
страницу альбома.
По-одному стирать номера
из телефона.
Вряд ли ещё раз травою взойдёт
пепел.
Я не знаю, на что ты смогла променять
ветер.

Она подозревала,
что чем-то от всех отличалась.
Как-то не так хотела,
в другом всё видела свете,
конечно, переживала,
но - жизнь не начнёшь сначала,
поэтому (что ж поделать?)
просто скрывала это.

И так, как могла, любила,
и так, как могла, пела,
и по ночам летала,
расправив большие крылья,
слова не как все говорила,
но, всё-таки, захотела,
но, всё-таки, пожелала
стать, как все остальные.

Она отрезала крылья
ножиком для бумаги,
любовь приколола булавкой
на листик в детском альбоме,
радость из глаз смыла,
нарисовала знаки:
"Сдаётся", "Любить на полставки"
и "Я в метро не знакомлюсь".

Ей очень хотелось, право,
как все быть. На всякий случай.
Конечно же, было страшно
и больно, и сердце билось.
Но, всё же она старалась,
она же была из лучших,
и ей это было важно,
поэтому - получилось.

Теперь она видит так же,
как все. Ничего иного.
Того же хотеть стала,
что все в каждом нашем доме.
И только теперь стало важно -
Вы знаете? Вам знакомо? -
Чтобы не трепыхалась
бабочка в детском альбоме.

Любовь кончается не тогда, когда её оплакивают.
А гораздо позже, тогда, когда к ней начинают относиться философски спокойно.

Нда... Ну, тогда я не знаю, от кого симпа.
Вынужден банально просить признаться.
Пожалуйста! А то они опять у меня кончатся.

А я пока ответную не могу послать.
Silver тут пока ещё совсем маленький.
А у Solmido все патроны кончились :)
Вот вернусь - отдам поцелуи.
Спасибо!

Когда, в соответствии со составленным расписаньем,
Ты будешь меня убивать печально и строго,
Спланируй, чтоб это случилось не на расстояньи,
И видеть глаза твои мог я, хотя бы немного.

Я буду смотреть в них, и будет совсем не больно,
Чуть-чуть неудобно и всего лишь чуть-чуть нелепо,
Я не буду кричать, поскольку мне будет довольно,
Что я буду видеть в глазах вот это огромное небо.

И я буду знать, что выполнил предназначенье,
Принцессу от слёз уберёг, и теперь королева
Собственноручно исполнит бескровное отсеченье
Мыслей и чувства от этого бренного тела.

Но я буду счастлив, что это со мной происходит,
Что ты не до срока меня, а тогда, когда нужно, теряешь,
Что больше не нужен тебе. Значит, солнце восходит,
И волка степного ты твёрдой рукой убиваешь.

Сознание расколото на части:
Одна - кричит на целый мир от боли
И требует чьего-нибудь участья,
Как будто сорвалось с карниза
или тонет.

Другая - чёрный кофе пьёт устало,
Как кот с ногами сидя в мягком кресле,
Она предвидела давно. Она всё знала.
Ей в принципе лишь было интересно,

Как долго держатся иллюзий всяких зАмки,
Как рассыпаются затейливые сказки,
Как примитивны и скучнЫ они с изнанки,
И как врастают в кожу злые маски.

Что ж так кричать? Вся жизнь - один театр,
Не стоит горло драть и суетиться.
То, что трагедией назвали в первом акте,
Всё в фарс, всё в трёп, всё
только в шутку превратится.

Знаю - это пройдёт. Непременно. Не может быть вечно.
Но больному сознанию этого довода мало,
И оно улетает в холодную бесконечность...
Я же бросил курить! Помнишь? Тоже немного ломало.

Помню. Тоже ломало. Но не было в сердце так больно,
И в мозгу не метались так мысли испуганной птицей,
И немой телефон не таскался повсюду безвольно.
Но, конечно, пройдёт. Хоть когда-нибудь да прекратится.

День-второй - и важнее всё будет работа,
И дела захлестнут. Успокоится птица, возможно.
Только долго на сердце болеть будет, ныть будет что-то
По вечерам. Как расплата за неосторожность.

Какая всё же наглая ложь, что любовь обуславливается какими-то там химическими соединениями в мозгу и живёт три года! Насколько уже было бы легче!

Больно, конечно... Но я не хочу беспокоить.
Стыдно ужасно. Как будто бы съехал с разметки.
Мужчины, конечно, не плачут, они просто воют
На потолок, катаясь по каменной клетке.

Стыдно, конечно. Но, всё же, никто не узнает.
Только одни лишь незримые строгие судьи.
Ты же не помнишь моих адресов, а они понимают,
Что от любви, хоть какой, у души не убудет.

Что же так больно? Всего ведь немного и надо:
Мир мог бы спокойно остаться наверх головою,
Просто, чтобы хоть кто-нибудь был со мной рядом,
И чтобы этот хоть кто-нибудь был непременно тобою.

Как же я её нежно вынашивал,
Нашу маленькую, нашу хрупкую,
Песни пел всё да прихорашивал,
По утрам веселил шутками,

Сказки ей рассказывал, разные,
То весёлые, то красивые,
Ты расти, говорил, прекрасная,
Вырастай, говорил, счастливая.

Как лелеял, да как берёг её,
Надышаться не мог, нарадоваться...
А ты ручкой своей лёгкою
Раз - и выкинула украдкою.

Где же наша мечта, любимая?
- За обочиной, за околицей,
Ходит, просит теперь милостыню,
Неизвестно на что молится.

Губы в кровь, да глаза бессонные,
От ходьбы поистёрлись ноженьки,
И такой голосочек тоненький -
Как по сердцу холодным ножиком.

Он всё чаще к нам прикасается -
Как увидится, да услышится -
Всё больней и больней врезается,
А мне реже и реже дышится...

А у меня, как ни странно, не было плана Б.
Фантазии да воспоминания о тебе,
Каждая мелочь в доме - по плану А.
Что ж я могу сделать теперь?
Судьба.

Даже и тишины-то вокруг нет:
То от обиды воет пёс за стеной,
То тормоза визжат, оставляя след,
Чёрный на чёрном, как ангелы надо мной.

Люди кричат - от бессилия ... от вины...
Сердце стучит - даже эхо от тёмных стен.
Как же безумно хочется тишины!
Чтоб - ничего. Чтобы - только дрожанье вен.

Чтобы - ни звука. Чтоб - только память одна,
Шелест почти беззвучных её страниц.
Чтоб растворила в себе всю тишина
Боль на душе от царапин твоих ресниц.

Когда-то я был Ветром