В колонках играет - Песня о далёкой Родине. Иосиф Кобзон
Вся советская колония столицы правобережного Конго называла его Иосифом Давыдычем или даже Осипом Давыдычем.
Если бы антисемит, которых тогда было в достатке, вздумал скабрезно пошутить насчёт национальности Давыдыча, то мог бы немедленно схлопотать по морде.
Каждый стремился получить автограф или пожать руку - и тогда ладонь тонула в пухлой лапе певца, занимавшегося в юности боксом.
Кобзон с Борисом Бруновым и оркестром прибыли в Браззавиль под Новый 1981 год. Вместе мы его и встретили.
С утра 31 декабря в небольшом парке посольства накрывались десятки столов, женщины тащили выпечку, салаты, жаренья, пловы; рядом в клубе тоже вовсю кулинарили.
Кобзон начал петь перед несколькими сотнями участниками торжества за несколько часов до Нового года и завершил концерт, когда уже светало.
В другом посольстве я слышал Бориса Штоколова и Ирину Богачёву, но то было камерное выступление перед избранными, а здесь конголезцы, толпами стоявшие у ограды, видели и слушали настоящий общинный фестиваль.
Когда Кобзон уставал, отдохнуть ему давал Брунов. Метод подготовки реприз у Бориса Сергеевича был такой: на новом месте он отбирал подходящие иностранные слова, потом их обыгрывал.
В Браззавиле он нашёл "Пото-Пото" - местный Монмартр, "сакА-сакА" - острое рыбное блюдо и "пилИ-пилИ" - местную аджику.
"Добрый вечер, здрасьте, - начинает заполнять паузу Борис Сергеевич. - Вот мы и приехали в славный город Браззавиль. Жизнь у вас тут тяжёлая (присутствующие затихают). Жара! Сначала "пили-пили", затем "пото-пото" (при этих словах Брунов запускает ладони под мышки), а потом - "сака-сака" (опускает ладони к паху).
А Иосиф Давыдович всё вдохновенно, самозабвенно, неутомимо поёт - всё такое родное, особенно здесь, в Африке, куда музыкальные радиоволны приходили искажёнными (Интернета, ребята, тогда не было).
Часа в два-три ночи, стоя на фоне виллы-резиденции посла, слегка приобняв его высокую и статную супругу и указывая на виллу, заводит: "Живёт моя отрада в высоком терему, но в терем тот высокий нет входа никому".
Со второго куплета посол поднимается, опираясь на трость (у него нога тяжко искалечена войной) и начинает подпевать. Песню подхватывают сотни голосов.
Да! Это была, пожалуй, самая весёлая встреча Нового года в моей жизни, Спасибо за неё Иосифу Давыдовичу, Борису Сергеевичу, всем артистам.
От нас Кобзон с людьми отправился в Анголу. Там его укусила какая то - не то насекомое, не то рептилия - ядовитая тварь. Певца самолётом эвакуировали на Родину, мы жутко психовали, но он тогда выкарабкался

Как то раскалённым и душным днём 1981 года Сергей Александрович Кузнецов, наш посол в марксистском Конго, вызывает и говорит: "Саш, тут у нас в Браззавилле миссионер объявился, антисоветчину вроде распространяет. Поезжай, посмотри" - "?" - "Ну, он всё-таки поп, а ты - малый интеллигентный".
Голова трещит с бодуна, но еду.
Аккуратный домик на окраине, на двери католический крест. В помещении чисто, но кондиционера нет, на полках всё по-французски. Выходит мой сверстник, чуть младше. "Здравствуйте, меня зовут Александр" - "Добрый день. Тадек" - "Тадек, у Вас что-нибудь на русском есть?" - "Сергей Булгаков, Николай Бердяев" - "Посев?" - "Ещё кто разве издаёт?"
Из вежливости перелистываю страницы и собираюсь уходить: "Хороший у вас магазин" - "Постойте, я хочу подарить Вам одну книгу, это "Сын человеческий" Эммануила Светлова" - "Светлов - что за автор?" - "Русский богослов" - "Эмигрант?" - "Не вем" - "Спасибо, до видзення".
Книгу читаю запоем, всю ночь, и ещё успеваю самое для меня интересное перечитать.
Утром докладываю истинную правду: "Муру Вам доложили, Сергей Александрович, нет там никакой антисоветчины".
Спустя несколько лет, уже в перестроечной стране, узнаю, что Эммануил Светлов - это псевдоним о. Александра, и вспоминаю Тадека

Mesdames et messieurs, citoyennes et citoyenes, camarades Russes et Non-Russes, parlez Francais, учите французский! Это – богатейший и красивейший, звучный, мужественный и нежный язык, в отличие от многих других практически исключающий двусмысленности. Он веками был инструментом дипломатии, на нём граф Лев Толстой писал страницу за страницей «Войны и мира».
Пойдём от Матери-Патрии, Бельгии Эркюля Пуаро на восток и юг. Там мы найдём свободолюбивые кантоны Швейцарии, Андорру и Монако. Далее – арабский Магриб и обожающие всё французское светские ливанцы. Ещё южнее Запад Чёрной Африки с храбрецами-сенегальцами, её Центр – огромный Заир и маленькое, но не менее великое «Свободной Францией» генерала Шарля де Голля, Конго. Там учили меня грамоте чем-то похожие на нас, русских, чернокожие интеллигенты, министр культуры и поэт-лирик Жан-Батист Тати-Лутар.
На востоке франкофонят Бурунди и Руанда, на Индийском океане целая россыпь жемчужных островов – о, Маврикий! о, Мадагаскар лемурё! Прекрасные частички родины – Майотта и Реюньон. Французский возвращает позиции в коммунистическом Индокитае. В Пекине даже хунвэйбины шалели от обаяния самозабвенно работавшего всю «культурную революцию» Французского культурного центра.
А на Тихоокеанье на каком языке вы будете предлагать свою любовь пленительным таитянкам и бесподобным кальдошкам Новой Каледонии? В Новом Свете вас встретят Сен-Пьер и Микелон, несгибаемый канадский Квебек, штат Луизиана и череда Карибских архипелагов – заморских департаментов. Ну, не захотели люди быть нефранцузами – и всё тут. Параллелью ниже, в Южной Америке, Французская Гвиана – трамплин нации в космос.
И даже негр преклонных годов говорит на чистейшем и правильнейшем языке – за исключением разве что некоторых гаитянцев, которые, воспользовавшись Великой революцией, слишком рано отпочковались от метрополии. Есть «pigeon English», но коверкать французский нельзя – моветон, засмеют.
В названии нашего Дома Кошки и Собаки "Завидово Шу-Шу" (о КИСе читайте на http://liveinternet.ru/users/lorentzjoy) главное имя – это Шу-Шу, любимец, любимый.
Товарищи господа, парле Франсэ, говорите по-французски!

Все материалы этого дневника могут перепечатываться или в какой-либо другой форме воспроизводиться как полностью, так и частями только со ссылкой на их авторов – Ирину Александровну Громову и Александра Львовича Самохоткина. Одновременно они приветствуют любые комментарии, дополнения и поправки.

Он был из тех русских людей, которые, сопереживая каждому, погибли от вина. С Сергеем я познакомился в посольстве СССР в Республике Конго, тогда – Народной. С моей подачи 30-летние 3-и и 2-е секретари посольства начали называть 1-го секретаря Меринова Дедом. Был он нас постарше лет на пять.
«Это кто у нас дед – Серёжка что ли?» – удивился, услышав впервые это прозвище, посол Сергей Александрович Кузнецов. «По военной табели 1-й секретарь – майор, подполковник, в любом случае не дед», – и пошёл, шаркая искалеченной на войне ногой. Но с тех пор всегда говорил: «Эй, ребята, позовите-ка мне вашего Деда», после чего весь ОДС (тогда был, а, может, и сейчас есть такой термин – «оперативно-дипломатический состав») иначе Сергея Меринова не называл.
Жил он в центре Браззавиля в просторной двухуровневой квартире, где привечал не только людей, но и местных кошек. Четверолапых собиралось не менее десятка – французские кошачьи консервы выдавались всем. Кроме одной – звали её Мари-Маруська. Дед, большей частью обходившийся в Конго без семьи, привечал её, потому что Мари-Маруська была наименее дикой из сородичей и часто оставалась ночевать. Кошачьей конголезке предстояло стать россиянкой, поэтому Сергей кормил её детскими кашами, приговаривая: «В Союзе для вас консервов не делают, а детей кормят не хуже – привыкайте, мадам: каша – мать наша, ешьте кашу – мать вашу».
В Конго детское питание поставляла французская компания, представлявшаяся в песенке-рекламе «второй мамой». Её и напевал весело Дед, готовя для Мари-Маруськи кашу: «Bledine», «Bledine» - C’est ma seconde Mama!». Рифма получалась роскошной: ударение во французском на последнего слоге, поэтому "ne" произносится как "на". Мурлыча, Алексеич не забывал и о комментариях: «Слова-то какие правдивые. Но мы, совьетики – облико морале».
Всё хорошее когда-то кончается, и пришло для Мари-Маруськи время отбывать на новую родину – в Советский Союз.
На снимках вверху - наше посольство в Браззавиле и флаг марксистского Конго

Обычно в Москву, когда ехал в отпуск, Дед всеми правдами и неправдами стремился попасть через Париж. Мы все знали, что он делает там – просто ходит по городу, сидит в кафе, разговаривает с горожанами всех возрастов. Французский язык Сергей Алексеевич знал изумительно, в тонкостях.
Но на этот раз пришлось везти с собой скарб и главное – Мари-Маруську. Вещи поместили в багаж, конголезка в специально купленной переноске осталась в салоне: предварительно Дед раздал всему экипажу «Ту-154» сувениры-презенты – cadeaux. Когда борт проходил над Чадом, ему дали приказ на посадку. В этой стране вечно какие-то заморочки – были и сейчас есть: ситуацию, как правило, разруливает французский Иностранный легион.
После того как лайнер часок постоял на аэродроме посреди раскалённой пустыни, пассажиров все-таки рассадили неподалеку за дощатыми столами под навесом из оцинкованного железа. Мужчины приуныли, у женщин, тщательно готовившихся к встрече с Советской родиной, поплыл макияж. Дети капризничали. И тут стоявшие рядом легионеры начали ржать – прозвучало что-то вроде «льюрс». Дело в том, что по-французски СССР-L’URSS и медведь-l’ours звучат очень похоже, и вояки со скуки развлекались: советские "медвежата", дескать, парятся.

Наш Дед, до этого рассеянно смотревший по сторонам и на переноску с Мари-Маруськой, вдруг встал во весь свой величественный рост, называемый в русском народе «метром с кепкой», и властно-чеканно произнёс: «Капитан, немедленно подойдите ко мне». Белый гигант-француз посмотрел себе за спину, как бы желая убедиться, что обращаются к нему, и только после этого неспешно направился к странному русскому.
А тот ещё поторопил («Vite, vite!»)», чуть отодвинулся от надменно нависшего над ним легионера и, не дав ему рта раскрыть, сказал: «Это что же Вы здесь вытворяете? Франция прислала Вас сюда защищать женщин и детей. Где, капитан, Ваше французское гостеприимство? Немедленно прикажите Вашим подчинённым обслужить Ваших гостей водой и едой».
Слушая эти слова, офицер постепенно принимал стойку «смирно». Но, когда прозвучало завершающее: «Это говорю Вам я – Сергей Алексеевич Меринов, дипломат и официальный представитель Союза Советских Социалистических Республик», капитан вытянулся в струнку, щёлкнул каблуками и, как по команде «Кругом!», двинулся в сторону офицерского барака. Вдогонку услышал: «И ещё пожалуйста – про кошку мою не забудьте … и мне что-нибудь принесите».
Спустя минут десять к навесу выдвинулись несколько – ростом повыше своего капитана – легионеров всех цветов кожи, несших подносы с чайниками, кофейниками ароматными, сахарницами, прохладительными напитками, печеньем и конфетами. Шествие замыкал белый верзила-капрал с банкой консервов для Мари-Маруськи и – капитан угадал это гениально! – с запотевшим высоким стаканом джин-тоника со льдом для Сергея. Вскоре лайнер «Аэрофлота» взял курс на Москву.

В Москве мы с Мериновым виделись нечасто. У дипломатов ведь жизнь такая: пока одни по пять-шесть лет в загранке, другие в «отстойнике» – центральном аппарате. Так что даже однокашники по МГИМО иногда встречаются, уже выйдя на пенсию.
Сергей Алексеевич запивал всё чаще, но терпело даже жёсткое мидовское начальство – лучшего специалиста по франкофонской Африке и южнее было не найти. Из одного из своих «виражей» Дед не вышел – сердце не выдержало. Ему не было и сорока. Безмерно любившая хозяина Мари-Маруська пережила его ненадолго.
Фотографий Деда у меня на сохранилось - может быть, два его сына, прочитав этот материал, мне их дадут

Заметка эта, видимо, для другого моего сайта, и, даст Бог, он скоро будет. Но слишком очевидно вписывается она и в этот дневник, и в предыдущий материал.
Итак, начнём с первой половины первого тысячелетия после Рождества Христова. Тогда на всю Адриатику уже наводили ужас славянские – не из этрусков ли? – пираты. Звали они себя «братьями» – то ли были детьми одного отца, то ли, по-нашему, – братвой. Разбойничьим гнездом был выбран остров, так ими и названный – Брат, по-тамошнему Брач (сейчас хорватский Brac).
Сами хорваты, пришедшие, как они сами признают, в VII веке, откуда-то из Персии, были людьми равнинными. Поэтому ясно, что своей победой над мощными генуэзскими ВМС в IX веке, они, как и другие балканские славяне, были обязаны морским «братьям», уже чувствовавшим себя нотаблями.
Те плодились-размножались, Брач становился для них тесен и к тому же всё время переходил из рук в руки, поэтому брачане, будучи пацанами конкретными, начали перебираться в Италию. Самым известным из них был знаменитый кондотьер XIV-XV веков и правитель Перуджи Браччо да Монтоне (Braccio da Montone - на картине справа вверху). В морской битве он наголову разгромил надменных испанцев, самонадеянно назвавших итальянцев «слабаками».
Потомками «братьёв» стали и графы ди Брацца (di Brazza) – повелители города Удине. В 1858 году в обедневшем римском доме у графа Асканио Саворньяна ди Брацца родился седьмой сын – Петро Паоло. Только открыв глаза, мальчик начал – вполне в духе предков – грезить морскими странствиями и авантюрами.
В десять лет, став подданным последнего из Бонапартов – Луи-Наполеона, он, уже Пьер Поль Франсуа Камий Саворньян де Бразза, поступил в военно-морскую академию в Бресте. А после ее окончания совершил несколько экспедиций военно-географического характера в Западную и Центральную Африку, где уговаривал местных королей подчиниться обаянию Франции.
В 1880-м де Бразза, 28-летний потомок славянских пиратов Адриатики (на фото внизу), основал город Браззавиль – столицу нынешней Республики Конго.
Автор напоминает, что все материалы этого дневника перепечатываются только с надлежащей ссылкой - All Rights Reserved.


Фото с сайтов http://ifun.ru и www.philatelia.ru

Браззавиль – город компактный, малоэтажный, с утопающим в зелени центром, спокойный. В отличие от застроенной вычурными высотками, разухабистой Киншасы – Kinshasa, в прошлом Леопольдвиля, Leopoldville. Это – находящаяся по другую сторону широченной Конго столица одноименной страны, бывшей бельгийской колонии.
В 1940-1943 годах Браззавиль дал приют «Свободной Франции» генерала Шарля де Голля. По этой причине горожане после получения Конго независимости в 1960-м не дали Браззавиль переименовать. Рассказывают они о своём малозаметном на карте городе такой анекдот: «Нацисты направили эскадрилью разбомбить к чёртовой матери голлистское гнездо. Ассы Геринга вернулись не с чем и докладывают: «Херр маршал, Кинсасу видели – Браззавиль не обнаружен».
Самое красивое в Браззавиле его женщины – статные, высокие – и их песни. Кто их не слышал, тот по первоначалу подумает, что исполнительницы откуда-нибудь из Юго-Восточной Азии. У сильного пола свои песни – очень похожие на … русские. Когда тамошние мужики, мирно попивая пиво-вино в центральной забегаловке «Chez Papa Tranquille» («У умиротворенного папы»), беседуют о житье-бытье не по-французски, а на своих племенных языках – и слышишь не слова, а только интонации, – то создаётся полное впечатление, что ты в какой-нибудь московской «шайбе», только столичные жители – почему-то африканцы темнокожие.
В большинстве своём мужчины Конго – интеллигентны, всегда отутюжены с ароматом хорошего парфюма, домовиты и работящи. Видимо, поэтому так много русских женщин захотели взять их к себе в мужья.
На фотоснимках: браззавильянка (1), лидер сражающейся Франции в Браззавиле - 1941 год (2), на улице Браззавиля (3), вид на Киншасу из Браззавиля, с другого берега реки Конго (4) - помните? - "... там солнце печёт, река под названием Конго течёт ..."