Пара человек идут по улице и заходят в дом. Зажигается свет в окне, они не задёргивают штор, просто сидят и пьют чай на кухне, совершенно не обращая внимания на того, кто сидит на голой ветке напротив окна. Он в конце концов сверзится на машину, припаркованную у подъезда, он смотрит на, собственно говоря, свой сон в этом окне, про двух молчаливых людей за столом под жёлтой лампой.
Молодой человек ничем не примечательной внешности, за исключением разве что роста, на пару голов выше среднего, телосложение слишком тощее, чтобы назвать спотривным. Нежно грохнувшись, вкрадчиво сверзившись на белую машину внизу, почти не произведя никакого шума, он, возможно, даже пробормотал слова извинения, впрочем, никем не услышанные; и некоторое время просто лежал так, свернувшись калачиком на крыше своей машины, глядя перед собой, и глаза его жёлтые как её фары, уже видели дорогу в лесу и стволы деревьев, исчезающие в темноте наверху, замерших в свете фар обитателей леса, ничем и никогда себя не выдающих. Камни и ветви, ждущие, когда ты снимешь доспехи. Жизнь, как из открытого крана хлещущая в бесконечную ёмкость по ту сторону дырявого лица.
Молодой человек был одет. Нечто тёмное и невнятное, не привлекающее взгляда, как одеты все мы, собравшиеся здесь, и лишь одно гибельное отличие выдавало в нём не читателя но героя рассказа, огромный красный шёлковый платок, размером чуть ли не в простынь, обвёрнутый вокруг шеи наподобие омерзительного бутона. Некоторое время машина ещё тряслась по ухабам лесной дороги, необходимо было остановиться и выключить мотор в конце концов, если ты уж вознамерился хоть где-нибудь оказаться, так ведь можно и всю ночь проездить, что в концов конце и сделал он, веки свои сомкнув и сползши с крыши на асфальт.
История водителя, как и история любого замершего в свете его фар дерева или камня, мало чем примечательна, родился в семье автомеханика и такситки, рос на пассажирском сидении, на коленях матери, под открытым капотом отца, изредка навещая бабушку в минивэне, играл оставленными детьми других пассажиров игрушками, рано пошёл в авто-школу, влюбился в дочку своего инструктора, схватывал всё на лету, после чего закидывал подальше, не гонял, не тормозил, но, однако неизбежно скатился с накатанной дорожки ближе к двадцати километрам в час. Скелет его, погребенный вместе с остальным временным пластом, также разложившись, с неизбежностью обречённости когда-нибудь напитает собой новую нефтяную залежь где-то между динозаврами и инопланетянами, однако к тому времени основной движущей силой во вселенной станет обыкновенная беседа за чашкой чая у чёрного окна с голыми, раскачивающимися на ветру ветвями.