Я смотрю в окно и вижу мальчика прыгающего в огороде с грядки на грядку, и так же он прыгает нарисованный на тетрадном листе на столе предо мной, чудеса да и только. Я хочу позвать: "Мама, мама! Посмотри!" — но также и знаю о том, что стоит мне так сделать, мальчик исчезнет, растворится, только и видели его. Так что он продолжит, и я не издам ни звука, всё ближе и ближе, вот уже и в окно заглядывает, машет пухлой ладошкой, а я рисую, а вот и нет его за окном, а только на листе передо мной, и тут же мама в комнату заходит: "Ты меня звала?" — хоть и молчу по-прежнему, подходит ко мне и из-за плеча заглядывает, а мальчик уже в это время в кухню с улицы вошёл и чай сидит со мной пьёт, нарисованный. И мама заходит, уставшая, его по огороду с тряпкой гоняла, да не поймала, и садится с нами тоже чай пить. Главное вот быть последовательной: сначала чай из самовара, потом чашки красные в крупную белую горошину с золотым ободком, клеёнка голубая в цветочек, мама на диване, мы с мальчиком на табуретах, и смеркается за окном, волки воют, "Ну мне пора", — говорит мальчик, ну куда ж ты пойдёшь, а он уже собирается, взял котомку, охотничье ружьё, ракетницу, компас, папины усы приклеил. Не боится опасностей смелый мальчик! И вот мы с мамой стоим у калитки, провожаем его, а потом мама говорит: "Пропадёт ведь, пропадёт мальчик наш!" А я ей ничего не говорю, заговорю — все пропадут; и рисовать продолжаю. Заперлись мы с мамой, свет потушили и спать легли. А как полночь настала, лезет мальчик в окно, залез — а никого дома-то и нет. Ну и тут я аккуратно тетрадку и закрыла.
