В колонках играет - "The Phantom Of the Opera"
Настроение сейчас - Умиротворенное

Просто еще одна сказка в моем исполнении, не хочу много говорить об этом фанфике - кому интересно, тот сам все прочитает)))


A Winter’s Tale
Автор: The Great Pretender
Фэндом: X/1999
Пэйринг: Сейширо/Субару
Рэйтинг: PG
Жанр: romance, songfic
Disclaimer: официальные права принадлежат CLAMP
Размещение: только с письменного разрешения автора
Пожелания: фик посвящается моим друзьям K@нне Бисмарк – все это время ты была моим терпением и припозднившейся совестью, спасибо тебе за моральную помощь в этом нелегком деле))
А также _St_Ek_, спасибо за твои душевные отзывы, они очень греют мне душу)) И обещаю тебе – слово «початая» больше никогда не появится ни в одном моем фике, если ты конечно придумаешь к нему синоним О_о

Новый Год – это вовсе не время исполнения всех желаний,
А лишь волшебный повод мечтать и дальше, невзирая ни на что…

…Узорчатые витиеватые снежинки кружатся и неспешно падают на землю, покрывая ее тонким искрящимся одеялом. Белые мошки снега скользят по воздуху, проворно рассекая застоявшуюся сухую морозность, появляются из самой глубины мрачно-черного неба, словно маленькие холодные звезды, и бесследно исчезают, падая прямиком в выжидательно подставленные ладони Субару.
Как же хрупка изящная, едва осязаемая красота!.. Всего несколько коротких мгновений снег приятно холодит кожу, но стоит молодому человеку неосторожно взмахнуть рукой, поднести ее чуть ближе к лицу, как с губ неосторожно срывается облако пара, а ладонь уже блестит влажностью моментально растаявшего снега. Обреченно прищурив мутно-зеленые глаза, медиум с необыкновенной тоской взирает на растопленные капельки воды, скользящие вниз по болезненно тонкому запястью. Однако неподвижность довольно быстро уступает место раздраженному порыву: Субару встряхивает руки, небрежно раскидывая вокруг себя сверкающие серебристые брызги. Онмеджи тянется к карману пальто, доставая оттуда початую пачку сигарет, и, удовлетворенно выдыхая облако дыма, Сумераги думает о том, как глупо, должно быть, он выглядел, уставившись на этот снег. Эти мысли возвращают его в далекое прошлое, когда ему было достаточно столь немногого, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым, будь то первый зимний снег, детские игры с выдумщицей - Хокуто или добрая улыбка Сейширо-сана. Цепочка спутанных, словно его черные волосы, мыслей весьма неутешительно приводит медиума к запретной теме одиночества…
Одиночество – это всегда больно; не важно днем или ночью, оно настигнет тебя везде, словно собственная тень, от которой нельзя избавиться. Но непередаваемо тяжело чувствовать себя таким безнадежно одиноким, когда все вокруг оживает в преддверии наступающего праздника и замирает в предвкушении настоящего чуда, сошедшего в этот мир. Когда люди счастливы и дарят счастье другим. От этого онмеджи хочется курить еще сильнее, чем прежде.
Нервно покусывая фильтр сигареты и бесцельно чиркая колесиком дешевой зажигалки, Сумераги неожиданно останавливается прямо посередине оживленной улицы, словно жестоко оступившись в последний момент; настолько резко, что с его черных намокших волос размытым ярким пятном слетают белые хлопья тяжелого снега, основательно обосновавшегося на его макушке. И таким до боли привычным выглядит неловкий жест, которым онмеджи прикрывает глаза, глубоко затягиваясь, а затем убирает потрескавшиеся от холода руки в карманы тонкого пальто; притупленная стремительность столь явно читается в движении, каким Субару вскидывает голову вверх, устремляя сосредоточенный взгляд в бездонное небо. Бесконечное антрацитовое полотно ночи, разбавленное россыпью вспыхивающих мириад звезд, выжидательно отвечает ему немигающим взглядом. Как прекрасно!..
И почему-то именно сейчас к нему приходит необычайно страстное желание, столь несвойственное человеку, который потерял все, чем так дорожил, который отныне не имеет никаких привязанностей к окружающему его миру, который просто существует ради воспоминаний прошлой жизни, ушедших так давно и, к сожалению, безвозвратно: он хочет, Боже! как он хочет, чтобы вся жизнь вокруг него замерла, а он так и остался стоять, чувствуя как невыплаканные слезы тающим на его коже снегом бегут по бледным щекам.
Кажется, он становится эгоистом. Раньше он желал бы счастья другим, радовался бы удачи знакомых и в то же время совершенно плевал на собственную жизнь, а ведь тогда она у него была. Сейчас же он хочет только исполнения своего желания, в конце концов, он отказывал себе слишком долго и заслужил это право: наконец, подумать и о себе. Хотя может, это и не эгоизм вовсе, а своеобразная мудрость… Впрочем, человек по природе своей эгоцентрист (в конце концов, он не должен сам перед собой оправдываться), и ему свойственно в первую очередь заботиться о собственных интересах, а уж только потом думать об окружающих. Альтруизм же лишь иная ипостась эгоизма, по сути, почти то же самое. Оба эти стремления порождены душевной дисгармонией и внутренней неполноценностью, вопрос лишь в том, как планируется это скрыть…
Субару неуловимо улыбается: больше, чем когда-либо эти мысли напоминают ему суждения другого человека. Кажется, он начал понимать это только сейчас…
Теперь вся его ночная прогулка выглядит еще более абсурдной, но за пеленой философских дум медиум действительно не может вспомнить, зачем вышел из дома. Хотя какое это имеет значение – скорее всего, это была очередная бесполезная вещица, вроде фильтра для чайника или пакетика очередной быстроприготовимой отравы, а может быть, тюбика зубной пасты. Какой в них толк, если Сумераги и без того редкий гость в собственном доме, впрочем, как и в своей жизни. И, кажется, в который раз привычная дорога до ближайшего супермаркета, где все кассиры знают его в лицо и сострадающе улыбаются, упаковывая скромные покупки, снова коварно завела его в самый центр города: шумный, многолюдный, но такой живой, по сравнению с самим Субару. Где навстречу юноше несется пестрый поток людей: это и влюбленные парочки, важно шествующие под ручку, словно решившие всему миру доказать силу своей привязанности, и счастливые семьи, в окружении радующихся, прыгающих и резвящихся под снегом детей, и торопливые мужчины, с трудом несущие в руках множество празднично упакованных подарков, и женщины заливистым голосом, поздравляющие по телефону каких-то дальних, едва знакомых родственников, в одну минуту ставших такими близкими и родными.
На фоне всеобщей радости Субару невольно ощущает себя черно-белым персонажем чего-то давно изжившего себя. Заложником своих собственных чувств, скорее всего… Он чувствует себя, словно дичь, загнанная в силки душного одиночества, и ему известен только один выход…
…Извивающийся лабиринт тропинок парка Уэно бедно припорошен основательно подтаявшим снегом, зато голые ветви сакур зловеще изгибаются под тяжестью осевшего на них инея, напоминая тонкие кости сломанных ребер. Скрепя, подошвы ботинок оставляют вереницу неуверенных следов на дорожке, но выбивающийся из-под слоя снега мерцающий бликами асфальт тут же скрывается под новыми мокрыми хлопьями, словно сама природа желает поскорее скрыть неприглядные улики чужого падения.
Субару, наверное, и сам не знает, что привело его сюда, спустя почти восемь лет: высшее провидение или все та же глупость. Однако ему хочется видеть желание судьбы в том, что он снова оказался под сенью опасного дерева.
Падающий снег неспешно оседает на кораллово-розовых лепестках, заставляя их звенеть причудливую песню, подхватываемую торопливым ветром, отчего зловещая вишня напоминает магическое дерево из волшебной сказки. Величественно раскинув густые ветви, сакура приветствует юношу шелестом листьев, напоминающим заговорщицкий шепот. Он ступает осторожно, словно боясь спугнуть неожиданный покой зимней ночи; сапоги безжалостно приминают нежный ковер, сотканный из хлопьев снега и опавших лепестков, нарушая изящный распростертый вокруг дерева розовый узор, но Субару едва ли обращает на это внимание. Он останавливается на расстоянии вытянутой руки от мощного ствола японской вишни, в нерешительности сжимая и разжимая кулаки в карманах пальто. Розовый снег из падающих лепестков окружает его своим тонким ароматом: изысканный запах коры дерева, распустившихся цветов, и, возможно, чьей-то, еще не просохшей крови… Неуверенно юноша протягивает руку вперед, почти ощущая живое тепло, исходящее от вишни…

It's winter-fall
Опускается зима
Red skies are gleaming - oh –
Красным блеском искрятся небеса – ох-
Sea gulls are flying over
Чайки улетают прочь
Swans are floatin' by
Уплывают лебеди
Smoking chimney-tops
Трубы дымят
Am I dreaming
Грежу ли я
Am I dreaming ...?
Грежу ли я…?

Запоздалый импульс притупленного душным ароматом инстинкта самосохранения резко ударяет в голову, заставляя Сумераги вздрогнуть и отдернуть руку в самый последний момент, когда, кажется, сама вишня подалась ему навстречу, распутывая змеи стройных ветвей. Субару поспешно отступает на шаг назад. Нет, он не повторит те же ошибки еще раз; сгрудившиеся мягкими холмиками вишневые лепестки шелестят под ногами, напоминая капли крови, они неподвижно застывают на белоснежном снегу. Возможно, на этом самом месте стояли белоснежные таби Хокуто в тот момент… в тот момент, когда сердце уже отсчитывало последние хаотичные сжатия, пронзенное рукой убийцы…
Пожалуй, ему никогда не хватит духа взглянуть в глаза той действительности, что зловещей тенью затянула все его дальнейшее существование. Субару пятится назад, безответно вопрошая, зачем он снова пришел сюда, ведомый очередными несбыточными ожиданиями и глухими ударами разбитого сердца. После нового шага острая грань скамейки до боли вжимается в бедро, и, смахнув залежи снега, онмеджи осторожно присаживается, предварительно придержав полы пальто. Он просто посидит здесь, совсем не долго…

The nights draw in
Чернеет ночь
There's silky moon up in the sky - yeah –
Шелковая луна поднимается в небе – да -
Children are fantisising
Дети фантазируют
Grown-ups are standin' by
Взрослые остаются с ними
What a super feeling
Что же это за сверхчувство
Am I dreaming
Грежу ли я
Am I dreaming ...?
Грежу ли я…?

..Полночь подкрадывается незамеченной, и мороз крепчает, дождь розовых лепестков, роняемых сакурой, будоражит воображение, где-то вдалеке раздаются радостные голоса и звуки новогодней музыки. Субару вздрагивает, будто очнувшись от долгого сна, и напряженно прислушивается…
Веселый людской смех, находящий свой последний приют в сплетенных воедино костлявых ветвях деревьев, звучит как никогда фальшиво. Где-то далеко, слишком далеко от его замкнутого мира есть радость и веселье, от этого невольно становится не по себе.
Субару сильнее кутается в плащ, холод пробирает его до костей, замерзшие деревянные прутья старой скамейки ожесточенно впиваются в позвоночник, в висках болезненно отстукивает ритмичную мелодию замедленный пульс. Плохая идея: провести новогоднюю ночь в парке. Но, в конце концов, что ждет его дома – необъятная пустота собственной квартиры, аскетический минимализм рассеянных мыслей и безжизненно холодная постель. Лучше уж здесь, лучше так…
Ему хочется спать, тело ноет от усталости и холода, но Субару непреклонен. Зеленые глаза без устали вглядываются в обступающую его со всех сторон темноту, нарушаемую мирным падением снежных хлопьев и крупных лепестков, и малейший шорох слышится чьим-то осторожным движением. Медиум невольно прикрывает глаза, и сердце судорожно подпрыгивает в груди. Ему не показалось!..
Череда тихих, едва слышных, шагов разрезает тишину, юноша ощущает чужое присутствие и то, как немного прогнулась под дополнительным весом спинка скамейки, Субару даже кажется, что он различает протяжный выдох, повисший в воздухе облачком густого сигаретного дыма. Терпкий запах цветов вишни и крови заполняет грудь Сумераги, он неспешно открывает глаза, словно боясь проснуться в самый неподходящий момент, но глубокий бархатистый голос развевает его сомнения.
-Прекрасный вечер, не правда ли, Субару-кун?- Юноша долго не может заставить себя поднять взгляд, оторвать его от собственных дрожащих коленей, но, когда он это, наконец, делает, Сейширо, улыбаясь, уже продолжает.– С твоей стороны крайне необдуманно ждать меня в этом месте, так ведь и простудиться недолго. В конце концов, ты мог бы меня позвать.
Сакурадзука уловимо улыбается, так что отпечаток улыбки невольно ложится на произнесенные им слова, удостоив Сумераги пристальным самодовольным взглядом, он подносит сигарету к губам, видимо, чтобы дать Субару время на ответ, хотя он и так знает все мысли юноши.
Сумераги хранит молчание, но Сейширо не спешит его нарушать - пусть эта иллюзорная идиллия продлится еще немного. Непроизвольно поглаживая пальцами тыльную сторону ладони, где по ночам так часто искрятся перевернутые пентаграммы, Субару думает о том, что глупо отрицать очевидное: он действительно давно искал встречи, быть может, даже слишком долго и слишком отчаянно. Однако юноша не уверен в собственных желаниях и тем более сбивчивых мыслях, когда смерть тонким запахом напоминает о своем постоянном присутствии, возможно, именно поэтому ему так сложно выбрать какую-то нейтральную фразу для ответа, а, возможно, он просто не может быть безразличным к этому человеку.
Сейширо с нарастающим любопытством наблюдает за сглажено нервными движениями Субару.

So quiet and peaceful
Так тихо и спокойно
Tranquil and blissful
Мирно и благословенно
There's a kind of magic in the air
Какое-то волшебство витает в самом воздухе
What a truly magnificent view
Что за великолепный вид
A breathtaking scene
Изумительная сцена
With the dreams of the world
Просто пригоршня снов со всего мира
In the palm of your hand
На твоей ладони

Коротко усмехнувшись, Сакурадзука решает придать их беседе более светскую форму.
-Позволь все же поинтересоваться, что привело тебя сюда, Субару-кун? Насколько я знаю, только убийц тянет к месту преступления. – На губах Сейширо пролегла тень улыбки, при виде вздрогнувших худощавых плеч Сумераги.
Субару этот намек показался слишком двусмысленным. У него просто не осталось сил, чтобы что-то возразить или проигнорировать слова убийцы, иногда в жизни каждого наступает момент, когда больше не можешь молчать, рано или поздно утаенная прежде боль найдет выход. Исповедаться самому близкому и родному человеку – разумное желание многих, но в случае Субару ирония судьбы действительно жестока.
-Я тоже убийца.
Немного охрипшим, сорвавшимся голосом произносит Сумераги, наконец, позволяя себе поднять взгляд и посмотреть в холодные насмешливые глаза ассасина. Наверное, юноша кажется ему смешным со своими душевными терзаниями и отягощающим чувством вины, словно забавная игрушка, испытывающая слишком многое в сравнении с самим Сейширо, не чувствующим ничего.
Сакурадзукамори с приглушенным шипением тушит сигарету, вжимая ее в пропитанную влагой дощечку скамейки, и продолжает бесстрастно взирать в выжидательно-распахнутые глаза медиума, словно юноша и не открывал рта.
Глубоко вздохнув, невероятным усилием унявший нервную дрожь, онмеджи рывком вскакивает с места. Глупо было приходить сюда!.. глупо откровенничать с тем, кто уже предавал, из-за кого ты, собственно, и оказался на этом распутье… глупо продолжать на что-то надеяться!..
Сейширо с одинаковым безразличием наблюдает за падающим белой пеленой снегом, за страстным танцем лепестков, ожесточенно разбрасываемых сакурой, будто разгневанной их ночным рандеву, и таким же ничего не выражающим остается его взгляд, когда он лениво скользит им по фигуре юноши, словно тот не более чем обычный предмет, вряд ли достойный какого-то особого внимания. Однако Сакурадзукамори небрежно поправляет складку пальто и, не повышая голоса, но так чтобы Субару отчетливо улавливал каждое его слово, произносит:
-Знаешь, в канун Нового года принято загадывать желание. Люди верят, что стоит им только очень пожелать – и все их мечты обязательно исполнятся. Я не верю в подобную чепуху, но хочу задать тебе один вопрос: если бы у тебя было только одно желание, чего бы пожелал ты, Субару-кун?
Онмеджи осекается и замирает, словно зацепленный гарпуном за самое сердце. Сейширо даже не нужно применять силу, чтобы заставить юношу оцепенеть.
Субару молчит, судорожно сглатывая и прикусывая губу. Он ничего больше не хочет, ему просто не осталось ничего желать, ведь так?.. Если только…
-Сейширо-сан, если уж вы об этом заговорили,- Неуверенно, с трудом подбирая нужные слова, начинает Субару.- то вам должно быть известно, что желание не исполнится, если сказать о нем вслух…
Сумераги осекается, видя торжествующую улыбку на губах ассасина, непонимающе вскинув брови, разворачивается, чтобы немедленно уйти из этого места, когда чувствует тяжелое дыхание, словно снег оседающее на волосах.
-Я так и думал, Субару-кун. Ты до сих пор слишком веришь, чтобы отвергнуть даже такую иллюзорную надежду. Это и делает тебя таким милым.
Субару помимо воли бросает в дрожь, от этого безразлично-мягкого тона его трясет как в лихорадке, когда Сейширо неспешно поворачивает его к себе и манит за нелепо-длинный шарф.

A cosy fireside chat
Уютное пламя камина
A little this, a little that
То здесь, то там
Sound of merry laughter skippin' by
Раздаются звуки приближающегося веселья
Gentle rain beatin' on my face
Нежный дождь бьет по лицу
What an extraordinary place!
Что за необычное место!
And the dream of the child
И мечта ребенка здесь
Is the hope of the man
Это надежда мужчины

-Потанцуем, Субару-кун.
-Как пожелаете, я ведь ваша игрушка.- Парирует Субару.
Глаза Сейширо невольно превращаются в две суженные щелки, словно у дикой кошки, разминающей когти перед стремительной атакой, но железное самообладание как всегда берет верх над животным началом, и с обманчиво-доброй улыбкой Сакурадзука прижимает юношу к себе. Если б милый Субару-кун только знал, как же безмерно раздражает ассасина этот вымученно забитый взгляд, холодно-безразличные интонации, небрежность в выборе слов. Игрушка, конечно игрушка, и не более того. Но игрушка, осознающая свое положение, признающая поражение в игре за свою жизнь и сердце – это совсем не то, чего ждет Сейширо от светлого онмеджи. Он мог бы сказать эти слова с болью, горечью в взволнованно-дрожащем голосе, подобные интонации всегда ему особо удавались, или же с ненавистью неуверенно притупленной злостью, сверкающей в искрах зеленых глаз. Но он этого не сделал.
Все было просто как в старом черно-белом кино: ночной заснеженный парк, душевная мелодия лепестков сакуры, разносящаяся по воздуху, падающий на землю крупный снег и только они вдвоем, неспешно вальсирующие под сенью проклятой вишни. Оба настолько увязшие в собственной лжи и уставшие от этой бессмысленной игры, которую придумали сами так давно. И, кажется, даже наступивший немногим раньше конец света, вряд ли остановил бы их изящно-плавный танец, и Сейширо, и Субару не понаслышке знали, что вопреки всему шоу должно продолжаться.
Сумераги изредка прерывисто вздыхает, так как мог бы это делать в момент близости, которую ему никогда не изведать с этим человеком; и ему горько до слез, что их танец так навсегда и останется прелюдией, бесследно уходящей в бездну их спутанных воедино душ.
Сейширо лишь иногда позволяет себе короткие улыбки, утаенные в темноте, опустившейся ночи. Он не имеет привычки анализировать чувства других, особенно если это касается его Субару-куна, для него гораздо удобнее не задумываться об этом, поэтому он старательно не замечает мокрых капель, блестящих на лацканах черного пальто.
Сакурадзука осторожно подносит к лицу изящную ладонь юноши, взглядом утонченного ценителя рассматривающего кровавые узоры, обрисовывающие строгие черты пентаграммы. Субару, затаив дыхание, наблюдает, как убийца в нежном поцелуе касается знака собственного клана на тыльной стороне его ладони, осторожно обводя языком линии струящейся крови, заставив юношу сдавленно охнуть. Глаза ассасина отражают лукавые огоньки ночи, он лениво отрывается от своего занятия, и, когда Субару уже было вздохнул свободно, ощутив болезненный реверанс собственного сердца, Сейширо резко дергает его за шарф и вплотную приблизившись к испуганному лицу медиума, произносит:
-Да, ты прав. Для меня ты навсегда останешься игрушкой.- Холодно говорит Сакурадзукамори, нежно перебирая в руках длинные нити шарфа. От слов убийцы у Субару помимо воли подгибаются колени. Пока Сейширо с короткой улыбкой не добавляет.- Игрушкой, но самой любимой, Субару-кун…
Ассасин нагибается ближе к юноше, так близко, что может разглядеть все пугливые блики, скользящие в зеленых глазах. Субару боится даже подумать, что случится в следующую секунду, со страхом облизывая пересохшие губы, он даже не может поверить…
..Сейширо тоже не может поверить, что поддается на провокацию собственной надменности, и вопреки желанию, губы любовно касаются шерсти шарфа, а не трепещущих в ожидании ласки губ юноши.
Разочарованно прикрыв глаза, Субару легко отстраняется. Когда онмеджи открывает глаза, никого уже нет рядом, только лепестки сакуры стелются над землей…

Эпилог
…В конце концов, может все это лишь очередная история огромного Токио – города обмана, на финальных страницах которой он один неловко вальсирует по заснеженному ковру опустевшего парка Уэно, трепетно и любовно прижимая к себе длинный шарф, оставляющий на щеках и губах обволакивающий едва уловимый отпечаток терпкого одеколона его Особенного человека. И наконец-то, Субару позволяет себе улыбнуться, чувствуя себя частью их общей с Сейширо Зимней сказки… А где-то вдалеке часы нетерпеливыми ударами отсчитывают мгновения до наступления Нового года, который неизменно повлечет за собой новые разрушения, новые искалеченные судьбы, новые разбитые сердца. Субару невольно вздрагивает от каждого глухого стука собственного сердца и вторящего ему звука нетерпеливого часового механизма, надеясь, что успеет повторить свое желание столько раз, чтобы в будущем году оно непременно сбылось…
Вера?.. Теперь она у него есть…

It's all so beautiful
Все столь прекрасно
Like a landscape painting in the sky - yeah –
Как пейзаж, нарисованный в небе – да-
Mountains are zoomin' higher - mm –
Горные выси звенят – мм-
Little girls scream an' cry
Девчонки кричат и визжат
My world is spinnin' and spinnin' and spinnin'
Мой мир распростерся, простерся, простерся
It's unbelievable
Невероятно
Sends me reeling
Он тянется ко мне
Am I dreaming...
Грежу ли я…
Am I dreaming...?
Грежу ли я…?
Oooh - it' a bliss
Ох - блаженство

Queen “A Winter’s Tale” (written by Freddie Mercury in 1991)