Как любил одну девчонку, ни кому не говорил.
Просто он любил и верил, лишь её одну любил.
Сочинял стихи и песни, пел среди друзей,
Только ей. Лишь только ей.

Тополя, тополя, тополя.
Пухом белым укрыта земля,
А девчонка всегда лишь смеялась, она
Говорила что всё ерунда, ерунда.
А девчонка всегда лишь смеялась, она
Говорила что всё ерунда.

Как-то вечером дождливым, он спешил к себе домой.
Вдруг увидел как девчонку, обнимал пацан другой.
Поздоровался чуть слышно, и глаза отвёл.
Вечером с гитарой больше, больше не пришёл.

Тополя, тополя, тополя.
Пухом белым укрыта земля,
А девчонка, уже не смеялась она,
Все слова его вдруг поняла, поняла.
А девчонка, уже не смеялась она,
Все слова его вдруг поняла.

Каждый вечер ожидала, думала о нём.
Через месяц лишь узнала, что призвался он.
Вдруг письмо пришло с границы, и она прочла,
Всё что не успел сказать он, а в конце слова:

«Тополя, тополя, тополя.
Целовал он тебя, а не я.
Этот пух тополиный, глаза мне открыл.
Признаюсь, я любил, я любил.
Этот пух тополиный, глаза мне открыл.
Признаюсь, я любил, я любил». (с)


Парень отложил гитару и, улыбнувшись, прикрыл глаза. В тихом ночном небе переливались звёзды и светила полная луна. Тихая трель сверчков умолкала вдали, потрескивал костёр, журчал где-то рядом ручей.
- Сыграй ещё что-нибудь.
Голос прозвучал странно тихо в этот момент и парень, открыв глаза, посмотрел на Анжелику, девушку Павла, что сидела сейчас рядом с ним. Павел, обнимая её за плечи, прижимал к себе, тихонько прикоснулся к её виску губами и что-то прошептал на ухо. Анжелика, улыбнувшись, посмотрела на него и ткнула в плечо кулачком.
- Ну тебя. Вечно ты со своими приколами. – Она вновь перевела взгляд на игравшего парня. – Сыграй что-нибудь ещё.
Она его не знала, вернее, познакомилась впервые здесь, на берегу моря, когда своей компанией они приехали отдыхать. С Павлом Анжелика встречалась всего полгода, но по разговорам друзей, это могло перерасти в свадьбу.
- А вы хотите, что бы я спел, или сыграл? – Он встал и подошёл к костру, протягивая к нему свои руки, они казались светящимися в темноте, словно горят.
- А можно сыграть так, что будет казаться, словно это не музыка, а песня? – Анжелика смотрела на его руки и думала, что он может, если захочет.
- Можно, но у меня это не получается. – Он улыбнулся и, сев на своё место, взял в руки гитару.
Тонкий, нежный протяжный звон первой струны, уносился куда-то ввысь, вот следом за ним сорвался низкий, басовый голос шестой, уносясь в темноту леса. Мелодия начинала расплываться по поляне, разлетаясь в разные стороны, низкими и высокими нотами, мягкими и нежными, кажущимися звуками ручья и ветра, шелестом листвы и звоном дождя. Он играл? Нет, скорее он просто думал, думал через струны, думал о чём-то необычном, играл не только руками, но и душой. И казалось, что ещё миг, и природа будет подпевать ему. Когда он завершал, и мелодия становилась всё тише и тише, костёр словно зачарованный слушатель замер, языки пламени притихли, и стоило погаснуть последнему аккорду, как он вновь стал жить своей жизнью.
Кто-то неловко сделал шаг, и под ногой треснула ветка, словно пробудила от чего-то необычного всех слушателей.
- А… - Анжелика что-то хотела сказать, но не решилась.
- Никит, слушай, ты лучше бы сыграл что-нибудь, где можно проорать и оторваться. – Александр подошёл к нему с бутылкой водки и наполнил стаканчик. Затем разлил по всем.
- Ты же знаешь, что у меня репертуар очень ограниченный. – Поднимая свой стаканчик, ответил Никита.
- Знаю. Сначала давайте выпьем. Ну, за встречу, за то что собрались уже пили, а вот за то, что Ник вернулся из армии, мы ещё не пили. Два года прошло, для него, скорее всего, проползли, – он посмотрел на Никиту и пожал плечами.- Я то не служил, мне и сборов хватило. Вот он снова с нами, в нашей компании, надеюсь, что мы так и будем собираться, традиции нельзя забывать, как нельзя забывать и друзей. Выпьем за…
- Хватит что ли, короче, пора фестивалить, а он всё филармонит. – Славка не любил долго ждать, если разлили. – В общем, за тебя Никит, за то, что вернулся, хоть и другим.
Все выпили, поддержав тост, а вот Никита сидел и не пил, он смотрел на Вячеслава и как-то всё не решался выпить. Похоже, слова его застали врасплох, он хоть и понимал, что в чём-то его друг был прав, но всё же. Но вот он, тряхнув головой, выпил свою порцию горячительного напитка.
- Славян, а что, это так заметно? – Никита спросил Вячеслава только через пару часов, когда уже многие успели набраться, когда пошли пляски под гитару, когда на часах было уже около двенадцати ночи.
- Что заметно? – Без всякого удивления, но с заплетающимся языком, спросил Слава.
- Ну что я другой. Ты так сказал недавно.
- Я? – вот сейчас появилось немного ощущения, что он удивился.
- Ну да, не я же. – Никита начал понимать, что от Вячеслава не дождёшься больше ничего, кроме как вопросов. – Ладно, давай споём «нашу» что ли.
Вячеслав закивал и, хлопнув по плечу Никиты, поднялся, покачиваясь, прошёл к палатке, вынул ещё одну бутылку водки и вернулся к костру. Через пару минут была выпита ещё одна порция «зелёного змия» и Никита взял гитару. Он оглядел всех, кто был у костра, медленно переводя взгляд с одного на другого. Анжелика и Пашка сидели вновь вместе, обнявшись и что-то шепча друг другу. Славка сидел в ожидании песни, его девчонка Ирина сидела рядом на бревне, что-то ворча ему на ухо, Лёшка по другую сторону костра устроился на бревне, а на его коленях его девчонка Наташа. Сашка подбрасывал в костёр ветки, а Вовка подтаскивал ближе к огню толстые поленья. Татьяна и Вика о чём-то болтали и смеялись. Андрей стоял у костра и держал стаканчик с водкой, и другой с газировкой для запивки, покачиваясь и уставившись куда-то в одну точку. Одно объединяло всех, все были уже навеселе. Но вот взгляд Никиты остановился на девушке, что сидела чуть в стороне, ближе к палаткам. Ему показалось странным, что он не знает её имени, похоже их не познакомили, или он просто забыл её имя. Хотя это было бы странным. Для себя он решил, что просто она приехала чуть позже, когда он ходил за дровами, а потом просто его забыли представить ей. Но он заиграл, как он сказал, «нашу» песню, его и Вячеслава.

Невесте графа де Ля Фер всего шестнадцать лет,
Таких изысканных манер, во всём Провансе нет.
И дивный взор, и кроткий нрав,
И от любви как пьяный граф.

Есть в графском парке чёрный пруд,
Там лилии цветут,
Там лилии цветут,
Цветут.

Невеста графа де Ля Фер становится женой,
И в честь графине де Ля Фер затравлен зверь лесной.
Охота в лес, трубят рога,
Супруги мчат к руке рука.

Есть в графском парке чёрный пруд,
Там лилии цветут,
Там лилии цветут,
Цветут.

Но что с женой, помилуй Бог, конь рухнул сгоряча,
Граф что б облегчить ей вздох рвёт ткань с её плеча.
И платье с плеч ползёт само,
А на плече горит клеймо.

Палач то был мастак и вот,
Там лилия цветёт.
Там лилия цветёт.
Цветёт.

- Что ж граф, не муж и не вдовец, обоих в омут, и конец. – Говорил Никита, подражая интонации Атоса.

Есть в графском парке чёрный пруд,
Там лилии цветут,
Там лилии цветут,
Цветут.(с)

Славка подпевал, как и всегда стараясь вместе с Никитой вытягивать нужные слова. Ему всегда нравилась эта песня, и никогда не забывал про неё. Он потянулся к Никите и, раздавив чей-то стаканчик, даже не обратив на это внимание, взял друга за руку и негромко сказал.
- Там лилии цветут. Спасибо. – Он был уже достаточно сильно заправлен крепким горячительным напитком, но останавливаться пока не собирался.
- Я же говорю «наша». – С улыбкой ответил ему Никита. – А теперь…
И он заиграл Гражданскую оборону «Это знает моя свобода». Тут уж и Славка и Лёха и Андрюха орали её, даже кто-то из девчонок. Но они действительно орали её, отрывались, как говориться. Потом было «Солнышко лучистое» и на лицах были улыбки и веселье. Все веселились, но вот уже Владимир, Александр, Татьяна, Вика ушли спать. Время было около двух ночи, Лёшка сидел и клевал носом, уже почти засыпал, но они разлили по последней рюмке на троих и теперь пытались выпить. Никита не мешал им, просто что-то наигрывал. Иринка и Наташка сидели в палатке, высунув головы и ворча на Лёху со Славкой, что бы те шли спать. У костра оставались эта троица, Никита и Девушка, что уже сидела ближе, она как-то держалась в стороне, словно стесняясь. Анжелика дремала на плече Павла, а тот упорно сидел рядом с Никитой и подпевал ему, когда тот пел про Афганистан.
- Может, отведёшь её спать? – Кивнув на Анжелику, предложил Никита.
- Не. Она не пойдёт одна, ладно. Пойдём мы. Спасибо Ник, Как всегда ты у нас вместо магнитофона. – Он засмеялся тихонько и, разбудив Анжелику, вместе они ушли в палатку.
Тут троица, наконец, сподобилась и выпили свою дозу. У Лёшки плохо пошла и он быстрыми и большими глотками запивал водку родниковой водой, прямо из бутылки. Наташка не выдержала и, выскочив из палатки в купальнике, схватила его за ворот футболки и потащила в палатку. Похоже, Славка не хотел подобного, потому сам направился спать, где его уже ждала Иринка, правда выражение лица её не говорило ни о чём хорошем. Андрюха пошатнулся и упал на колени, по всей видимости, ему не дойти было в эту ночь до палатки и Никита, отложив гитару, поднялся и подошёл к другу.
- Пошли, хватит тебе на сегодня. – Он говорил немного вяло, но, стараясь быть убедительным.
- Нет Ник, я сам. – Ответил Андрей и, попытавшись встать, упал. Его подхватил Никита и потащил в палатку.
- Давай. Забирайся. Моё место справой стороны. – Правда, зачем он это говорил, если Андрей, рухнув бревном у входа, в ногах Сашки, сразу отключился. Хотя, бывало, что он приходил в себя и нормально укладывался, правда, на чужой матрац, но всё же.
Никита вернулся к костру и подбросил в него дров, тот сразу обнял их, принимая в свои горячие объятья пламенных рук.
Гитара издала тихий звук, словно по струнам провели тихонькой и стали слушать тихий звон. Никита подошёл к гитаре и улыбнулся девушке, что ещё раз провела по струнам тонкими пальцами.
- Ты красиво играешь, для всех. – Голос был приятный, мелодичный, располагающий к общению.
- Не знаю, я просто играю, и часто играю для себя. – Сказал он и опустился рядом на бревно, потягиваясь. – А вы не пойдёте спать?
- Почему на «вы»? – Вопросом на вопрос ответила она, давая понять, что не прочь поговорить и послушать его.
- Я со всеми так, если не знаком. Как ни странно, но нас не представили. – Он взял гитару и стал просто перебирать струны, переставляя аккорды, мелодия была случайной, так он просто создавал фон, когда не знал, что сыграть.
- Меня зовут Фиона, а тебя Никита. – Она улыбнулся и обхватив колени стала смотреть на огонь. – Вот и познакомились.
- Познакомились. Красивое имя. Фиона. – Повторил он имя так, словно вслушиваясь в каждую букву. – Я не заметил, когда вы приехали, наверное, когда я за дровами ходил.
- Да, уже темно было, поздновато добралась. – Странно тихо ответила она, словно не очень ей хотелось отвечать. – Ты опять на «вы»? Я сейчас обижусь.
- Не буду. Тебе что-нибудь сыграть? – Никита спросил и подумал, а что он ещё может сыграть.
- Сыграй, мне понравилось, как ты поёшь. И когда улыбаешься, мне нравится на тебя смотреть. – Она улыбнулась и посмотрела на Никиту странно горящим взглядом, казалось, что это не костёр отражается в её глазах, а в них горит пламя.
- Да ладно тебе, обычная улыбка. – Но он всё же смутился на миг. Но аккорд и пение струн спасли его. Он сначала что-то наигрывал, а потом тихо запел.

Я бы взял своё сердце, и зажёг его ясно,
И огонь тебе этот, в ночи подарил.
Пусть не сделал ни кто, своё сердце подарком,
Ты узнала б тогда, как тебя я любил.

И оно засияет, в твоих нежных ладошках,
Отражая красу, глубину твоих глаз.
Ты тогда, может быть, поняла б хоть немножко,
Что тебе о любви, я всю правду сказал. (с)

Еще несколько аккордов унеслось в темноту звёздной ночи, растаяли в тишине. Никита молчал, молчала и Фиона, казалось, что эта песня им обоим о чём-то напомнила, о чём-то прошедшем, но незабываемом.
- Это когда-то был афоризм, мой отец положил его на музыку, теперь и я пою его, получилась красивая песня.
- Да.
Они ещё проговорили около часу, прежде чем Никита, наконец, сказал, что пора спать. Он отложил гитару и поднялся, протягивая руку Фионе.
- Давай помогу подняться, небось уже устала сидеть на брёвнышке. – С улыбкой сказал он и, сжимая ладонь Фионы, потянул на себя, поднимая её.
- Ага. Приятной ночи и сладких снов. – Произнесла она тихо и стояла, словно в растерянности, хотя нет. Она просто ждала, когда Никита выпустит её руку.
- Ты в какой палатке то ночевать будешь?
- Ну, не думала об этом как-то, а теперь поздно. – Подняв взгляд на Никиту, произнесла она и, улыбнувшись, добавила. – Я у костра посижу, спать совсем не хочется.
- Пойдём тогда в нашу. Там есть место. Четырёхместная, ляжешь на моём месте, а то если этот Дрон очнётся, заберётся посерединке и толкаться начнёт. – Никита имел ввиду Андрея, говоря про Дрона, и Фиона поняла.
- Если не стесню. – Она сжала его ладонь тёплыми пальцами и, улыбнувшись, потянула к палатке.
- Нет. Там много места. – Он пошёл следом, прихватив гитару.
Откинув полог палатки, Никита пропустил Фиону вперёд, затем забрался сам. Положив гитару в голову, так что бы она не мешала никому, проверил Андрея, который уже лежал посредине, затем зашнуровал вход и повернулся к Фионе.
- Сладких снов.
- Сладких… - словно в полудрёме произнесла она.
Никита лёг рядом, подставив под локоть Андрея спину. Подложив руку под голову, смотрел на Фиону, стараясь разглядеть её в темноте. Спустя несколько минут, он смог различать черты лица, и только тут заметил, что она смотрит на него. Фиона тихонько коснулась его щеки кончиками пальцев и прошептала.
- Спи, не думай обо мне, такое бывает, мимолётное чувство.
Никита словно провалился в сон, глаза сами сомкнулись, сознание уносилось куда-то, но перед тем как полностью уснуть, он почувствовал, словно к его губам прикоснулись чьи-то губы, оставляя лёгкий, тёплый, едва ощутимый поцелуй.
Утром Никита проснулся почти последним, уже около десяти дня, лёжа на своём месте, закинув руки за голову. Он улыбнулся и потянулся, сначала сел, затем пробрался к выходу, в палатке он уже был один.
- Классный денёк. – Сказал он, высунув голову из палатки.
- Ага, кому классный, а кому не очень. – Славка рыскал в поисках пива, похоже, у него раскалывалась голова.
Никита выполз, улыбаясь, весёлый, довольный жизнью. Сходив к роднику, он умылся и посвежевший вернулся к костру, что дымил обёртками от конфет, от упаковок испод пачек сигарет, от пакетиков «одноразовых супов», так любя называли они супы быстрого приготовления. Проверив наличие горячей воды, которой осталось на донышке, он слил всё в кружку и сделал себе подобие чая. С берега неслись крики, походу дела, Славка тоже только встал.
- Пиво в ручье должно быть. – С улыбкой сказал Никита Славке.
- Правда что ли? – В глазах загорелся огонёк надежды.
- Я видел, когда умывался. А Фиону не видел? – Спросил Никита, надеясь, что Славка её успел застать, когда проснулся.
- Не знаю. – Буркнул он, потом что-то подумал, но не сказал ничего и пошёл к роднику.

Никита вышел на берег и смотрел, как все, кто проснулся и уже пришёл в себя, резвятся словно малые дети в море. Правда он не увидел Фионы, и, немного расстроившись, вернулся к палаткам, выпил чай, развёл костёр, и стал готовить шашлыки, иногда поедая замоченный вместе с мясом лук, который он обожал. Запах костра, а скорее шашлыка, приманил купающихся назад к лагерю, где Славка и Никита занимались приготовлением обеда. Фионы не было среди пришедших, и Никита подошёл к Вике.
- А где Фиона? – Спросил он с улыбкой, но ответ его не порадовал, а скоре ввёл в сильное недоумение.
- Какая Фиона? Ник, ты чего? До белочки напился? Вроде не так много пил. – Она засмеялась, и пошла куда-то, оставив Никиту в растерянности.
- Но… - Он больше ничего не говорил.
- Никита, ты вообще с кем вчера разговаривал? С русалками? Я просыпался ночью, ты что-то тихо там говорил, я ничего не понял, и уснул. – Сказал Володя, и тут Никите стало совсем худо.
- Так. Ладно. Проехали. – Он понял, что здесь что-то не так.
Уже к вечеру, когда начали собираться домой, он не выдержал и вышел к морю, одев свой камуфляж, он ходил по берегу, и думал, поглядывая на воду. Вдруг за спиной хрустнула ветка, и он резко обернулся. Перед ним стояла Фиона.
- Нет, я не русалка. – Тихо сказала она и отступила на шаг, когда Никита сделал шаг к ней. – Не нужно. Спасибо тебе за ночлег и заботу. Ещё спасибо за песни и общение.
- Но…
- Не говори ни чего. Просто скажи до свидания. Может, ещё встретимся.
- До свидания. – Тихо ответил Никита, он стоял, ни чего не понимая.
- Поверь, это просто мимолётное чувство. – Она, произнеся эти слова, развернулась и ушла в лес. – До свидания.
- До свидания. – Повторил он и вернулся к палаткам, уже не говоря о случившемся ни единого слова.
Лагерь был снят, и друзья отправились домой. Никита уходил последним, и у родника он обернулся, ожидая увидеть её. И увидел. Она стояла на границе леса и поляны, держа в руках чертополох. Он улыбнулся и, кивнув, махнул рукой и пошёл дальше. Мимолётное чувство? Он так не дума, хотя понимал, что она могла быть права.
- До свидания. – Повторил он, уже садясь в электричку, а лёгкое дуновение ветра, тёплое и ласковое, коснулось его щеки.

Прошло уже чертовски много времени, когда мой отец, по рассказам моем матери, приёмной матери, ушёл в лес. Эта женщина, что унесла меня на руках от убийц, ещё новорожденным воспитала и вскормила меня. Сколько же ей было тогда? Если мне сейчас двадцать пять, значит, тогда ей было что-то около двадцати, ну да, двадцать ровно. Хмм, как быстро летит время. Странно, я чувствую странное стремление жить, хотя понимаю, что я не живу. Кто я? Я сам ещё не знаю. Прошло слишком много лет, а я до сих пор не знаю. Мать не помнит точно, что произошло той ночью, да и что-то подсказывает мне, что она говорит мне не всё. Скоро день моего рождения, день, когда мне исполнится двадцать пять, ещё чуть-чуть. Я сижу в комнате, которую по праву можно было бы назвать логовом. В ней темно, занавешенные окна не пропускают солнечный свет. Они открываются мной лишь тогда, когда на небе восходит луна, не важно какая, главное луна. Сейчас там, на улице светит солнце и матушка наверное готовит что-то поесть, странно. Я отношусь к ней как к родной матери, настоящей, хоть она и открылась мне. Матушка. Она была со мной всё это время, рядом, когда мне было плохо, когда я радовался, я делился с ней всем, но мне всегда не хватало отца. А иногда, казалось, что не хватает его и ей. Странно, она никогда его больше не видела, лишь однажды, и матушка рассказывала мне о нём каждый раз, когда я просил об этом. Смотря в её глаза, виделось мне что-то другое, что-то иное, совсем из дрогой природы, не человеческой, а скорее звериной. На протяжении пяти лет, я замечаю за собой странные манеры поведения и общения, отличные от других. Недавно, я взглянул в зеркало и увидел не себя, вернее это был я, но и не я. Зверь, так, наверное, правильнее было бы сказать. Я поведал об этом матушке, и она вдруг вздрогнула. Я крепко обнял её и сказал что всё будет хорошо, но понимал, что она напугана, и этот страх я не мог не почувствовать. Тогда я понял, что жизнь моя должна скоро измениться. Шли дни, и я ждал, ждал и надеялся, сам не зная на что.
Откинувшись на спинку кресла, буквально лёжа в нём, я услышал голоса, тихие, но не от того что кто-то пытался быть не услышанным, а просто разговор был достаточно далеко. Я поднялся и, подойдя к двери, приоткрыл её. Прикрыв глаза, я уже по привычке вслушался в окружающий мир.

- Ты же знаешь что я не могу без тебя, уже давно знаешь. Ты заменила её, она в тебе словно была, но это ты, ты другая, ты не она. Но ты…- голос был мужской, немного грубоватый, но не резким.
- Что я? Ты ушёл тогда, а вот год назад пришёл ко мне, почему только год назад? Почему? – я чуточку удивился, потому что матушка говорила резко, осуждая, она злилась, а я это ещё и чувствовал. Медленно двинувшись вперёд, я продолжил слушать.
- Потому что только год назад я нашёл последнего убийцу.
- Но ты не подошёл даже ко мне. Ты посмотрел на меня с другой стороны дороги и … и ушёл… исчез… и вот опять…
- Я не мог иначе.
- Мог, должен был, я ненавижу тебя, за то, что ты далеко от меня. Понял? НЕНАВИЖУ!

Я кинулся по лестнице вниз, на кухню, где шёл разговор, потому как матушка уже кричала, я собирался остановить это, прогнать незнакомца, но опоздал. Матушка сидела за столом и плакала. Яркие огненные волосы распались по её плечам, что содрогались порой от рыданий, я никогда не видел её такой.

- Он ушёл. – Еле слышно сказала матушка и обняла меня. – Он уже не вернётся, а он мне так нужен. Я просто устала жить с ним только во снах, он мне нужен рядом, здесь, как ты сейчас, что бы мы жили семьёй, что бы мы были одна семья. А он боится причинить боль.
Я не знал что говорить матери, лишь тихонько гладил её по голове и спросил лишь одно.
- Это был мой отец?
Она не ответила, просто кивнула и, отстранившись от меня, встала и пошла к себе в комнату, но на лестнице остановилась.
- Он сказал, что скоро и тебе придётся измениться, и что вы встретитесь с ним. А я хочу, что бы мы были вместе. Всего лишь, что бы мы были все вместе. – Голос её мне показался таким уставшим, каким я никогда ещё не слышал. – Сладких снов сынок.
- Сладких снов мама. Всё будет хорошо, ты же знаешь, что по-другому быть не может.
- Знаю. – Ответила она, улыбнувшись, и ушла к себе.
Я ещё какое-то время стоял посредине кухни и не знал, что мне делать. Захотелось побежать за отцом, и вернуть его. Но куда?
Утром, я увидел матушку счастливую и светящуюся, она бывала такой, редко, но бывала. Не выдержав, я спросил её об этом, как только сели за стол.
- Что с тобой? Ты давно такой не была.
Матушка промолчала, лишь смущённо опустила взгляд и взялась за чашку с кофе. После того как кофе было выпито, она подмигнула мне и, наконец, ответил.
- Он ждёт тебя сегодня в лесу, говорит, ты сам найдёшь его, как только войдёшь в лес и почувствуешь, как меняешься.
- Меняюсь? Откуда ты знаешь? И что с тобой происходит?
- Он ждал меня, и он не сердится, он был такой… - на щеках у матери появился румянец, и я не стал уточнять, какой был отец.
- Ясно, я сегодня же пойду к нему, странно, если тот волк во снах был образ моего отца, я начинаю догадываться, о чём все наши разговоры и непонятные фразы.
Матушка улыбнулась мне и продолжила завтрак, мы ещё о чём-то говорили, но каждый раз возвращались к теме об отце, странно, я был на взводе, мне хотелось прямо сейчас кинуться в лес. Я не винил отца, что его не было со мной рядом в жизни, но ощущение, что он всегда был рядом, окутывало сознание. Вот откуда у матери были такие прекрасные воспоминания о том, как выглядит мой отец.
Я оделся, достаточно быстро, выскочил в прихожую, и встретил там матушку, что уже должна была уйти на работу, но ещё была дома.
- Ты ещё дома? – Удивлённо спросил я.
- Да, и возвращайтесь к полуночи хотя бы. Я не люблю быть совсем одна, я боюсь темноты, да ещё и грозу обещали. – Она говорила негромко, поправляя воротник моей куртки.
- Хорошо мама, я приведу его домой, и мы будем вместе. – С улыбкой сказал я и обнял матушку.
- Я знаю сынок, знаю. Просто переживаю, ты же знаешь. – Развернув меня она толкнула в спину и звонко сказала.- Ужин разогревать больше двух раз не буду.
Я засмеялся и вышел из дома, направляясь за город, в тот лес, в котором меня должен был ждать отец. Я знал, что мы вернёмся уже вдвоём домой, где будет ждать матушка, и будем жить вместе, потому что трудно быть одному.

«Что за тайное поведение, что за тупое выполнение неизвестного, что за идиотизм, который мы выполняем по единому решению мысли командования, может стоит воспротивится? Силы зла, кто мы? Странно, раньше я не задумывалась о том, что происходит, что я делаю, а теперь хочется. Может, стоит прислушаться к мыслям? Да, они такие новые, но откуда они? Ах, наверное, нужно открыть глаза и всё же посмотреть туда, туда, где я впервые увидела его? Ах, как хочется и страшно. Что это за новое чувство, что это за новые мысли? Как же они заманчивы. Я понимаю, что я изменилась, понимаю и ничего не могу сделать с собой. Странно, мы всегда были на службе сил зла, зачем они послали меня в этот мир? Но как хочу открыть глаза, как я устала от темноты и пустоты. Может открыть глаза? Но… Нет, не имею права, приказа нет, а я повинуюсь лишь приказам своего повелителя. Но зачем мой повелитель бросил меня сюда? Я самая лучшая, он во мне не сомневается и верит в победу моего таланта. Это же глупо, он знает, что есть те, кто лучше меня, а может нет? Хм. Я хочу открыть глаза, ну хватит пустоты и темноты, позволь мне это сделать, хозяин. Позволь».
Тишина ответила бесовке, она уже третий день была в состоянии сомнения и непонимания. Всего семь дней назад её отправили в мир людей, всего семь дней небес, а по человеческим меркам семь лет. Как это утомляет падших ангелов, когда они в неведении ожидают приказа, но его нет, нет и нет. Она сидела в мягком кресле, перед камином, в котором давно потухло пламя, она сидела уже три человеческих года. А мысли всё не покидали её, искушение в её вере в повелителя. Странное слово для падших ангелов, искушение, но оно присутствует и среди них. Никаких чувств, их создавали что бы убивать и снова бить. Они были и будут воинами, воинами там, где прикажут и жертвами там, где укажут. Сейчас она была воином, её цель была там, где она была когда-то, была человеком, она знала этот мир, знала и не желала возвращаться туда. Но приказ и нежелание забыто, как и всё что не нужно в её сознании для выполнения миссии. Она была безупречна, у неё не было промахов, у неё не было не выполненных заданий. Она всегда была победителем, она была великолепна. Прекрасный облик давал власть над мужчинами, давал всё нужное и не нужное. Она пользовалась и уничтожала, пользовалась всем, что помогало в достижении цели, пользовалась чувствами, душой, сердцем, проникая в сознание и поселяясь там. Она была Ангелом смерти, она была смертью в мире повелителя. Но сейчас уже три дня и тишина.
«Почему же ты молчишь, почему? Я бы выполнила приказ, не давай мне думать, я должна действовать, я устаю от бездействия. ДАЙ МНЕ ЦЕЛЬ. Почему я должна ждать? Дай цель. Дай цель или верни. Мои руки жаждут крови, я уничтожу парочку людей? Позволь, ну дай хоть знак».
В ответ тишина. Бесовка боялась открыть глаза, и она это чувствовала. Она почувствовала страх от мысли. Она поняла, что не одна, что рядом кто-то есть, но она не могла открыть глаз. Тишина пугала своей тишиной, словно все звуки исчезли, те звуки, что доносились через бронированные стены комнаты заточения. Но рядом кто-то был. Руки наливались болью, она чувствовала боль, чувствовала страх, чувствовала пустоту, чувствовала холод. Всё сразу. Никогда ей не было так холодно. Алые губы разомкнулись, выпуская воздух из лёгких. Он словно дым медленно поднимался к потолку, растворяясь в пустоте. Холод окутывал её огненное тело. Дрожь пробежала по её спине, дрожь от страха. Смертельного страха. Почему сейчас он овладел ей, она не знала. Она была воспитана не бояться, и она не боялась. И теперь это удвоило её страх, она испугалась впервые в своём нынешнем облике. Падший ангел, бесовка при жизни человека, она испугалась впервые. Почему сейчас? Почему в этот миг? Она не понимала. Но открыть глаза, она не смела, она не могла нарушить приказ.
- Пора. – прошептал голос, незнакомый голос, мужской. Такой нежный, мягкий, мягкий словно бархат. Он вселял спокойствие и веру. – Идём.
«Кто это? Зачем он зовёт меня? Нет, я не пойду. Нет. Но как хочется. А вдруг это он? Вдруг это он. Я видела его только раз и не могу забыть. Открыть глаза и увидеть. Но это нарушение приказа, зачем он делает это, зачем он хочет меня увести? Может это испытание? Да, наверное. Тогда надо оставаться на месте. Да, я остаюсь».
Бесовка ещё раз глубоко вздохнула и вопреки своему желанию встала. Саван, что укрывал её спал, освобождая прекрасное тело, крылья расправились и укрыли её куполом чёрных пушистых перьев, словно со стыда прикрывая её наготу. Бесовка улыбнулась, не открывая глаз протянула руку к камину. Она сделала шаг. Изящное движение казалось распутным и скромным одновременно, она казалась одетой, хоть была обнажена. Словно это была не нагота, а лёгкий саван красоты, телесной женской красоты, безупречности и идеала. В неё нельзя было не влюбиться, и это было оружием. В камине слабо заиграли языки огня, появляясь из пустоты, они сплетались в одно большое пламя. И вот уже камин в рост человека, пылал пламенем, словно его облили маслом. Бесовка медленно вошла в него. Она купалась в пламени, облачалась в него, словно в платье.
«Всего минута, а казалось что вечность. Я наблюдал за ней. Она казалась ангелом, но разве это было не так? Падший ангел, небесный ангел, какая разница для охотника за крыльями. Но она? Зачем мне нужен этот приз, если он не будет прекрасен без этого безупречного создания? Может отпустить? Но тогда зачем я скрывал её три года, три долгих года лишал её покорности и воли? Она ждёт приказа, но не дождётся, она потеряна для армии повелителя. Теперь она не сможет вернуться к себе, у неё останется два пути… Но почему я думаю и сомневаюсь в своём решении. Нет. Пустота и холод, они лишат её окончательно покорности. Да. Пусть будет так, и я лишу её крыльев. Чёрные, словно бездна пустоты. А эти волосы, как пламя играет с её телом, как пламя одевает это прекрасное тело. Я влюбляюсь? Да, но разве не для этого она создана? Да. Не выйдет ангельское отродье. У тебя не выйдет»
- Идём, нас ждут. Ты ведь хочешь получить задание? Знаю хочешь. Идём. – голос был нежным и ласковым, чарующим и заставляющим забыть про всё. Сразу хотелось исполнять его просьбы и желания.
Охотник протянул руку к бесовке, не страшась пламени. Он уже дважды ловил ангелов, кроме него не было охотников на эти создания небес и преисподней. Но сейчас он, похоже, оступился, он сделал ошибку, которой никогда не совершал, он стал думать. Думать о том, что делает, о том, что совершает, о том, что причиняет боль и страдания там, где их не должно было быть. Он осознавал это, и противился этому, но время шло, и вот на второй день, сегодняшний день он уже изменился. Он больше не был хладнокровным убийцей, он начал думать.
«Как ты прекрасна, и жаль будет уничтожать тебя. Твой хозяин искал тебя, долго, целых три года. Он не мог поверить, что ты пропала, что ты предала его. Он даже интересовался у моего руководства. Похоже, он не равнодушен к тебе. Но как было приятно осознавать, что я выполняю свою работу безупречно. Он в полном смятении и подавлен, он зол и разочарован, разочарован в тебе. Но как он ошибся. Три года, что ты была в заключении, о котором и не знала, не сломили тебя до конца. Ничего. Остался последний день, сегодня. Те двое, до тебя, продержались не больше двух лет. А ты…»
Бесовка шагнула из камина на голос человека. Пламя окутало её в последний раз и оставило на ней платье, огненного цвета, переливающегося языками живого огня. Рыжее пламя волос ниспадало по плечам, длинные вьющиеся локоны сверкали тлеющими угольками. Огонь не причинял ей вреда, она была его сестрой, сестрой по жизни. Всё в преобразившемся ангеле жило огнём, живым огнём. Охотник, сам того не желая, любовался этим созданием. Никогда раньше он себе такого не позволял. Восхищение этой девушкой и пробуждающееся странное чувство, раскрыло его разум, и бесовка проникла в него. Она этого и добивалась, с того момента как услышала его голос, она ждала малейшей ошибки и дождалась. Осталось одно. Узнать что ему нужно.
«Ну, покажи себя, зачем я тебе? Ты хочешь убить меня? Да. Как же ты наивен человек. Неужели ты думал справиться со мной? Что ж, я подыграю тебе. Веди, куда пожелаешь. Три года людей, три моих дня, эти безумные дня одиночества, пустоты и тишины. Ты заплатишь за то, что разлучил меня с повелителем. Заплатишь, ничтожное существо. Думаешь, победил, думаешь, я сдалась? О, как же ты ошибся. Как же ты… ТЫ!? Это ТЫ? Ты. Нет, зачем…»
Ангел взяла за руку охотника и замерла. Её рука была холодна, словно лёд. Бесовка буквально обожглась от прикосновения к пальцам человека. Мысли заметались в голове Ангела, и она покинула разум охотника. Резко разорвав контакт. Он почувствовал это, боль хлестнула по вискам, заставив зажмуриться. Он всё понял и схватил девушку за кисть, сжимая, словно боясь потерять.
- Открой глаза! - Голос охотника сорвался на крик, он приказывал себе. Но он не мог сделать желаемого. Боль пронзала сознание, словно он, закрывая свой разум, закрыл в нём что-то ещё. И это что-то металось, разрывая его сознание.
- Я не выполню этот приказ. – Голос девушки был тихим, ровным, спокойным, но таилось в нём сомнение. Она открыла глаза, удивляясь своим действиям.
«Да, это ты. Ты тот, кто появился в моей жизни три года назад. Тебя я видела там, в большом арочном окне, на последнем этаже небоскрёба. Тебя, стоящего и смотрящего вдаль. Тебя, держащего цветок белой лилии, один лишь цветок, без ветки. Ты не видел меня, но я видела тебя. Зачем нас свели перекрёстки миров? Зачем они позволили мне увидеть тебя тогда? Зачем?»
Девушка чувствовала что-то, что давно не чувствовала, что уже забыла, что когда-то давно было и исчезло. Чувство, чувство заменённое преданностью.
- Что это? Что происходит? Нет. Это моя работа. Это мой долг. Это… Не-е-е-ет.
Охотник выпустил руку бесовки и опустился на колени, зажив виски ладонями. Боль раздирала его изнутри, боль которую он не мог терпеть. В сознании билась мысль, одна мысль, чужая, словно приказ. Мысль преобразовывалась в голос, кричащий, грубый, ненавидящий и жестокий. Человек упал на пол комнаты заваливаясь на спину. Зубы скрипели от сжатия челюстей.
«Ты должен умереть, ты убьёшь себя, ты ничтожество и должен умереть. Ты понимаешь это и выполнишь приказ, ты чувствуешь и это приказывает тебе повиноваться. Ты нарушил законы и должен повиноваться, ты был продан и должен повиноваться, тебя предали, и ты должен повиноваться, повиноваться и служить. Служить и умереть, получить крылья и служить».
- Не-е-е-ет!!! – охотник выкрикнул слово, протягивая его как можно дольше. Он понимал, что произошло, он понимал что проиграл, понимал, что не суждено уничтожить то, что создано не для уничтожения. Он понял, но слишком поздно. Его обманули, его направили туда, где он не мог победить. Вспоминая слова предводителя, он понимал, что значил: «Ты не вечен». Боль уходила, но он понимал, что остаётся в пустоте, что остаётся с болью в душе. Его научили чувствовать, научили любить и ненавидеть, заставили думать о том, что значит любить жизнь, и всё это в один день, в один миг. Но почему такой ценой?
В воздухе, за спиной бесовки возник слабый силуэт повелителя, её повелителя. Он посмотрел с улыбкой через плечё Ангела алыми, словно кровь, глазами.
- Ты прошла испытание моя ученица, последнее испытание осталось впереди. – Голос был с хрипотцой, но такой добрый и ласковый.
Бесовка надменно вздёрнула подбородок, усмешка появилась на её лице. Это было испытанием, и теперь она понимала. Она развернулась к повелителю и, опустившись на правое колено, приклонила перед ним голову.
- Что прикажет повелитель, своей верной бесовке, своему Ангелу смерти? Ты хочешь кого-то уничтожить? Скажи и я выполню это. А это ничтожество, что хотело получить мои крылья, на всю свою ничтожную жизнь запомнит, как связываться с нами. – Девушка не поднимала взгляда, лишь кивнула в сторону охотника, что боролся с пустотой, с безумием и болью.
«Прошу тебя, повелитель, что угодно, но не приказывай убить его, я чувствую… Я не должна чувствовать. Но я чувствую, господи, прошу тебя, если ты можешь принять раскаянье падшего ангела, то прими его, и спаси этого человека. Я прошу тебя. Убей меня, лиши меня крыльев и убей, но не позволь повелителю приказать мне убить его».
Мысли метались в голове бесовки, но внешне она была спокойна, сознание закрытое от повелителя, подтверждало ему то, что девушка сейчас не чувствует ничего, но знал бы он, что стало с его лучшим оружием.
Повелитель повернулся к охотнику и улыбнулся, улыбнулся страшной улыбкой, больше походящей на оскал вместе с усмешкой, обнажая жёлтые клыки и острые ряды зубов. Повелитель вышел из тумана, окутывающего его, массивная фигура в чёрном балахоне двинулась к смертному, величественно ступая, он засмеялся, надменно и с издёвкой. Подойдя к человеку, он опустился на корточки, и приложил правую когтистую руку к его груди. Он чувствовал внутри охотника борьбу. Чуть помедлив, повелитель обратился к бесовке.
- Ждёшь приказа? Да, сейчас дам, сейчас. Он мучается, мучается и борется с тем, что он никогда не ощущал, что никогда не чувствовал. А хочешь узнать, что он чувствует? Он чувствует боль любви. Не вызванной твоим телом, не возникшей после обозрения твоей красоты, нет, он почувствовал твою душу, он любит твою душу, проклятую и тёмную. Как же он ошибся в выборе чувств. Он впервые задумался вчера, я позволил ему это. Я дал ему сомнение в том, что он делает. Да, ни что в жизни не происходит просто так. Даже то, что его предали свои же. Но это мне многого стоило. Знали бы они, что отдали, именно что, а не кого. Они отдали мне оружие смерти, командира моих легионов, продав его душу мне, а не Богу. Еретик, который не признаёт бога и дьявола, но верящий в них. Мне нужен был непослушный слуга, который будет выполнять приказы вопреки своей воле. Я получил то, что хотел. Ты умница, моя бесовка. Теперь ты выполнишь мой приказ.
Ангел слушала повелителя, и слёзы текли по её щекам, но он не видел их, он не видел, как она подошла к нему, как в руках девушки сверкали языки пламени, огненной сферы, которая всегда убивала, убивала живых и мёртвых. Девушка знала, что атакуя повелителя, она умрёт, но выполнить приказ… Она не сможет убить того, кого любит. Она поняла это сейчас, поняла, когда видела, какие страдания испытывал этот человек. Она поняла, о чём говорил повелитель, и знала то, чего он не знал, она любила душу, бесовка любила душу смертного.
- Убей его, и мы получим командующего наших легионов. А ты станешь Первым Ангелом смерти. Он будет в твоём подчинении.
- Нет. – Тихий и дрожащий голос прозвучал странно, но ответ был ясен как дневной свет.
- Что? Это шутка? – Повелитель обернулся к бесовке. Огненная вспышка ослепила его на миг и вернулась к девушке. – Дура!
Правая рука повелителя, что лежала на груди охотника, дёрнулась, в попытке закрыться от огня, левая метнулась к бесовке, выбрасывая чёрную молнию смерти.
- Дура, но любящая. – произнесла девушка на выдохе.
Повелитель вернулся в туман, из которого вышел. Больше он не произнёс ни слова, исчезнув из комнаты. Лишь в воздухе появился привкус серы.

Белые крылья Падшего Ангела укрывали два мёртвых тела, лежащих рядом. Огненно рыжие волосы, раскинувшиеся по груди охотника, намокли от алой крови, стекающей из глубокой раны. Взгляды человека и Ангела встретились в последний миг их жизней. Они любили друг друга короткий миг, но они отдали за эту любовь свои жизни.
Комната наполнилась светом восходящего солнца, нового дня, новой жизни и новой бесконечности. Лучи дневного светила пронзили тонированные стёкла, разлетевшиеся на мириады осколков, высвобождая пустоту и тишину, позволяя почувствовать им, что такое жизнь. И вместе с ними вырвались две души, что стремительно поднимались к небу. Два слабо заметных облака, белое и серое. Они летели в высь, уносясь в бесконечность.

- Душа не способна умереть, ей суждено существовать вечно, но есть ли мир, где души способны жить? Да, есть. Это бесконечность, и именно в бесконечность открылся путь для этих душ, что способны были любить. Любить там, где это было не возможно, там, где нужно было ненавидеть, там, где нужно было убивать, там, в пустоте и тишине, боли и безумии. Они встретились, что бы получить прощение и быть вместе, вместе в бесконечной вечности. – Произнёс человек в белом кожаном плаще, стоя на крыше одного из зданий, возвышающихся напротив дома, в котором располагалась комната заключения.
-Вот так. Простить и отпустить. Как это в твоём духе, хотя, ты и так Дух, хоть и святой. – Повелитель провожал взглядом удаляющиеся души, стоя рядом с человеком в плаще. – Забрал у меня лучшего воина и рад.
- Нет, я не рад, ибо отпустил две прекрасных души, когда так хотел оставить их себе. Пойдём, выпьем чего-нибудь, может, развеемся. Будут ещё души, подождём ещё тысячу лет, а там поглядим.
- Что ж, ждать наш удел, давай найдём сестрёнок и посидим в приятной компании. Когда мы сидели последний раз вместе? А? Брат. Уже и не припомнишь. Думаю, девочки будут не против. – Повелитель бросил последний взгляд вслед исчезнувшим душам, и, развернувшись на каблуках, запахнулся в свой чёрный плащ.
- А когда они отказывались от нашей компании. Идём братишка, Жизнь и Смерть по миру рядом бродят, так что позвони одной, вторая будет там же. На этот раз, я плачу.
Братья спускались по металлической пожарной лестнице, продолжая о чём-то разговаривать и громко смеяться. Внизу их ждали две девушки, одна в белом, а другая в чёрном, осуждающе смотрящие на них. Все четверо жили вечно, и бесконечность была их жизнью. Они не просто любили быть вместе, они не просто чувствовали, они умели чувствовать и любить. Умели не потерять всё это в один день, что был для них бесконечной вечностью.

Я открыл окно и увидел… Я увидел тебя? Нет, это была она, Смерть, тебя не было рядом, а так хотелось увидеть. Что ж.
Проститутка, грубо и грязно. Ночная бабочка, да. На всю ночь, но всего два часа будет достаточно.
Чёрный саван, накрывающий белоснежные одежды.
- Ну что ты смотришь? Тоже два часа?
Я киваю. Не знаю зачем, но даю ей белые фигуры. Она плавно, словно паря над полом, подходит к столику и садится, я сажусь напротив и смотрю на доску, словно вижу её в первый раз. Смерть делает первый ход и переворачивает песочные часы. Время… а на что оно теперь мне? Разве есть смысл в этом времени? Нет… Нет. Но игра начата и надо отвечать.
- Прошу, твой ход малыш.
Малыш? Улыбка и досада… Да. Малыш, да что там, всего-то 24, а ей? Я малыш для неё. Но…

Ход, ответ… ещё ход, ответ… атака, защита… пал офицер, солдаты один за другим, башня атакована кавалерией, что это?
Вспышка…
Латы… сверкают в лучах заходящего солнца. Стрелы и копья взметаются в короля. Кто это? Что? Второй офицер закрыл короля. А кто я? Я. Солдат, а там? Там впереди? Там она? Да, она. Я узнаю её, это она и всё так же в чёрном поверх белого. Королева смерти.
Вспышка…

- Не смотри туда. – тихий шёпот и новый ход. – Шах.
Офицер закрывает короля, и… да. Последняя пешка.

Фигуры выпадают из слабеющих рук, словно капли крови, срываются с кончиков пальцев красные фигуры. Да, я играю красными. Красные и белые фигуры. Мои воины, один за другим падают к ногам Смерти. Медленно, словно пытаются задержаться за жизнь, что не принадлежала им, уже не принадлежала, она не принадлежала даже мне.

Вспышка…
- Король в опасности, жизнь за короля. – Кто кричит, почему это мой голос, но…
- Не смей. – она. Но почему здесь. Её голос звучит так же тихо. Опять она думает обо мне.
- Но ты же…
Вспышка…

- Говорю не смотри туда.
Смерть тоже женщина. Жизнь её сестра и они знакомили меня друг с другом. Зачем?
- Час. Мы играем один час.
- Да, я знаю. Твой ход женщина.
- Ты хоть понимаешь с кем играешь?
- Да. Твой ход.
- Ты понимаешь на что играешь?
- Да. Твой ход. Не тяни. Твой ход.
- Ты меня пугаешь, меня…
Я чувствую, но что...? Взрыв эмоций, гнев, ярость, злость. Обоюдоострый нож, словно сквозь масло, проходит сквозь плоть, прикасается к сердцу. Ни брызг янтаря, ни вспышки света, он выключен, игра в темноте всегда опаснее и страшнее. Время замерло, всё остановилось, правая рука сжимала рукоять ножа, она была тверда но словно чужая. Но она моя. Почему я вижу всё со стороны. Я же делал это сотню раз, я же всегда чувствовал это, почему? Фигура короля застыла как и всё вокруг…
Вспышка…
Всё, воины, кони, стрелы, копья, мечи, природа.
Вспышка…
- Всё, кроме часов, песок… Как медленно ты падаешь… Падай быстрее, я хочу чувствовать боль, хочу…
- Ты уверен?
- Да. Ты же играла со мной. Почему ты теперь спрашиваешь?
- Посмотри ещё раз.
Вспышка…
Меч пробил латы и коснулся сердца. Боль… Король спасён? Крик. Король?
Вспышка…
- Смотри на доску, малыш. Ты проиграл.
- Да.
- Значит смерть? У тебя есть выбор.
- Уже нет.
Улыбка и последняя песчинка сорвалась вниз. Время сверкнуло болью… Свет,.. Вспышка… Король спасён! Крик… Смерть… Я чувствую боль. Она наконец моя, наконец я обманул сестёр… Последний выдох, последний взгляд на короля. Медленное падение по доске к ногам белой королевы. Но белый саван сорвался с её плеч обнажая чёрный балахон. Нет… Я победил… Но разве это были мои мысли? Нет. Уже нет…

- Сестра? Почему он позволил мне выиграть? Он же мог выиграть?
- Он устал. Он слишком часто умирал.
- Но ты его можешь оживить? Можешь конечно.
- Могу. Но разве нужно?
- Да, он же нас считает женщинами, так пусть верит в своих королев, белую и чёрную.
- Посмотрим, но пока пусть отдохнёт от нас. А через сто лет, он вновь захочет играть.

Жизнь и Смерть пошли вместе по жизни, так же, как и ходили всегда, бродя там где они нужны и там, где их не ждали.

- Во что ты оцениваешь жизнь этого человека?
На стол легла фотография. Тёмные карие глаза светились весельем и радостью, он похоже что-то рассказывал кому-то, вернее тому, кто делал эту фотографию.
- За жизнь полную радости я не возьму ничего, лишь оплату оружия, и расходов связанных с выполнением задания, личной награды не нужно. – Рука, затянутая чёрной перчаткой сделанной из тонкой кожи, накрыла фотографию. Ещё пару секунд убийца зацепил её за уголок и поднял со стола. – Я должен задать вопрос.
- Да, конечно. – Заказчик знал, что если убийца взял заказ, то он его выполнит. А потому любой ответ не смог бы отменить сделки. – Задавай.
- За что? Ведь сейчас таких очень мало? – Убийца смотрел на фотографию неотрывно, изучая лицо цели, запоминая каждую чёрточку улыбки, морщинки на глазах, от весёлого прищура.
- За что? Не знаю, откровенно говоря не знаю точно. Просто встал утром, и захотелось убить его. Я ни когда не убивал сам и не собираюсь делать этого. Зачем, когда есть те, кто могут сделать это профессионально. Здесь адреса, где можно найти его, принеси мне его душу. Я знаю, что ты мастер в этом деле. Принеси мне душу. – На стол легла папка с другими фотографиями, картами маршрутов движения, планировками помещений. Заказчик мрачно улыбнулся, было в этой улыбки что-то затягивающее в черноту, именно в черноту, а не во тьму. Чернота и боль, тоска и ненависть.

Убийца не задал больше вопросов, он взял папку, вложил в неё первую фотографию и вышел из помещения. Его глаза казались небесно-голубыми, если бы не примесь карего, что изменяло их, придавая оттенок зелёного, но стоило выйти на улицу, и они становились голубыми. Словно небо отражалось в них, но при искусственном свете они становились карими, странное сочетание, и потому не позволяющее запомнить эти глаза, не позволяющее проникнуть в глубину этого человека, в его сознание. Не позволяли они проникнуть в его Душу. Сколько уже душ он заключил в вечный плен, запер их в маленькие камни, что носят на шее люди. Простой камень стоит гроши, по сравнению с тем в котором живёт душа. Камень обладает силой, силой души. У самого убийцы такого камня не было. А может, и был, ни кто не знал, но ходили слухи, что у него нет души, что не может убивать хладнокровно, кого скажут, тот, у кого она есть. Не сможет и сломается. А этот убивал. Он выполнял задания, заполняя камни душами, заполняя мёртвые куски душами, отдавая эти куски заказчикам. Тем, кто больше платит, тем, кто имел право, на получение такого камня. Редко выпадал случай на долю простого человека, который мог получить душу того, кого захочет. Удивительный мир, удивительное пространство мира, в котором ты и всё и ни кто. Убийца был лучшим, а правильнее было назвать его единственным. Да, он был единственным, единственным в своём роде, серым воином, бесшумным и незаметным, гремящем и каждый день на виду. Его любили и ненавидели, боялись и смеялись над ним. В нём не было ни света, ни тьмы, он был ничем и началом всего. Кто он был? Ни кто, он был просто человек. А может, нет? Его лица ни кто никогда не видел, он всегда был в маске. Он знал, что жребий не падёт на него, знал, что его никогда не закажут для камня, знал, но ждал этого.

Прошло три недели, три долгих недели наблюдения и знакомств, он знал многое об этом человеке, и понимал, что почти ничего не знает. Он был готов убить, но он не был готов заключить душу. Маска, которую он носил, стала тяготить его, ему захотелось снять её, выполнить задание, убить, но душа, как же душа? Но срок выполнения задания истекал, у убийцы оставалось всего 7 дней. Неделя, последняя, по истечению которой, он должен был убить и принести душу. Перед его каре-голубыми глазами постоянно вспыхивал контракт на убийство. Он впервые медлил. Нет, он медлил не потому, что ему было жаль цель. Нет. Проблема была в другом. Он чувствовал душу, но не понимал причин колебаний. Душа была другой, чужой.
День выполнения контракта. Убийца был готов, но сознание бунтовало. Говорило что рано, что он ошибается. Никогда ещё не было такого трудного задания, но он должен его выполнить. Цепочка из чёрвлёного золота держала маленький камушек, напоминающий сердце. Багровый цвет агата казался зловещим, ожидающим своей души, готовым впитать её и поглотить. Широкие рукава чёрного плаща скрывали ножи из воронёной стали, острые, как самурайские мечи. Убийца шёл медленно, на встречу с этим человеком, со своей целью, с жертвой жребия. Он улыбнулся на доброжелательную и тёплую улыбку, на блеск карих глаз, на тепло идущее от него и на миг остановился. В голове словно появился голос, умоляющий не делать это, и убийца заколебался, заколебался впервые. Он понял, что у него есть душа, и эта душа перед ним. Он понял, что сбывается его мечта, и понял, что мечте не суждено сбыться.
- Здравствуй. – Протянутая рука человека дружелюбна и раскрыта, бес перчаток даже в этот морозный день.
- Здравствуй. – Убийца пожал руку и почувствовал вновь своей ледяной рукой то тепло, что было в этом человеке, которое шло от него.
- Ты странный сегодня, впрочем, ты всегда был таким, странным. Ну что пошли? Скоро подойдут другие, а ты, кажется, хотел о чём-то поговорить наедине? – карие глаза сияли радостью и весельем, они словно были открыты для всех, показывали внутренний мир, говорили: «смотри на мою душу, и ты поймёшь, что она открыта».
- Зачем ты так открыт? Зачем ты позволяешь бить по ней с лёгкостью, закройся, не позволяй. – Убийца произнёс эти слова в слух, глядя в глаза жертвы, он уже ощущал, леденящий холод стали, в своих ладонях, даже через кожу перчаток.
- Потому что от меня ждут это. А ты разве не понял это? – Жертва была на удивление спокойна, и убийца понимал это, а ещё он понимал, что от него ждут того, что он должен был сделать.
-Понял.
Два чёрных ножа молниями вылетев из рукавов, вновь спрятались в них. Жертве не было больно, проникающее ранение в сердце и разрез горла, кровь впитывалась в белый шарф на шее, а серая куртка становилась багряной с левой стороны груди. Глаза медленно закрылись, и человек осел на белый снег, ноги подогнулись, и он словно присел на колени опустил голову. Последний клубочек пара устремился от тела, но не унёсся далеко, а словно втянулся в камушек, влетел в него и заставил сверкнуть не багрянцем а алым. Тёплым алым цветом. Убийца ощутил то, чего никогда не ощущал, он ощутил чужую боль, далёкую и скорбную. Он услышал вопрос, на который не мог дать овеет. Его губы лишь прошептали на странные ощущения, словно кто-то колотил по его груди кулаками, и кричал, удары были слабы, словно девичьи. И голос, что рвался в его сознании: «За что? З что?...»
- Я не знаю, теперь я ничего не знаю. – Прошептал убийца. Его рука сжала камушек и сорвала с шеи цепочку.

Этим днём он уже был далеко от своего города, он шёл на крик, на боль, на отчаянье другой души. И чем ближе он подходил, тем сильнее он ощущал это всё. Он шёл за девушкой, что брела по улице, не разбирая дороги. Её волосы развивались на ветру, руки в карманах, сапожки на высоком каблуке отсчитывали ритм, медленный и не ровный, казалось, что она вот-вот потеряет сознание, оступится и упадёт. Убийца подошёл к ней и не смог остановить её. Он шёл следом, словно преследуя, но не смотря на неё, он понимал, что смотрит не на неё а на душу, что шла рядом с ней, и он узнал эту душу. Рука сжала в кармане камушек и душа вздрогнула, вместе с ней вздрогнула и девушка. Она остановилась и медленно повернулась, её взгляд устремился в его глаза и он хотел отвести их, но не мог. Понятие что девушка разглядела в нём душу, пришло не сразу, она подошла к нему и, прикоснувшись холодной ладонью к его щеке, прошептала, и голос дрожал.
- Зачем ты убил его? Кто теперь согреет меня, прогонит мой холод? Ты чувствуешь этот лёд, ты чувствуешь эту боль?
И убийца кивнул, закрывая глаза. Он вынул руку из кармана и раскрыл ладонь перед грудью девушки. Она опустила взгляд на камушек, что сиял тёплым алым светом, от которого шло тепло.
- Вот. Он согреет тебя, согреет твои руки, согреет твою душу. Он здесь, в этом камушке.
Голос убийцы был ровный и спокойный, словно не было в нём эмоций, но, скорее всего, так и было. Камушек сиял, притягивая к себе, и убийца, открыв глаза, что стали вновь каре-голубыми, посмотрел на девушку, заглянув в её глаза. Она молчала, смотря на душу, что сейчас казалась такой ранимой и беззащитной. Убийца ждал, и ждала душа, что шла рядом с девушкой, и только тогда убийца узнал её. Это был он, он сам, эта душа была и рядом с тем, кого он убил. Рука дрогнула, когда ладонь девушки накрыла камушек, и тихий голос, нежный и приятный прошептал.
- Он согреет, но я хочу быть с ним.
Душа кивнула, и убийца хладнокровно вонзил в сердце девушки нож, быстро, она не успела даже ничего понять, лишь увидела, как падает в объятья того человека, что согревал её, и теперь он согревал её в своих объятьях, и ей было тепло. Они встретились там, где встреч не может быть. Встретились за пределами того мира, в котором жили, в котором могли и не встретиться. Её руки обвили его шею, и нежный поцелуй слил их души в одно целое, внутри каменного сердечка, что стал живым.

К вечеру следующего дня, убийца положил пустой камень, на стол заказчика.
- Что это значит? Где душа? – голос казалось сейчас сорвётся на крик, но говоривший держал эмоции. Он боялся убийцы? Может и так.
- Заказ выполнен, я свободен от своего слова. – Странно спокойный, необычно спокойный голос убийцы был наполнен весельем, которое читалось даже сквозь пелену спокойствия.
- Ты не понял, ты не принёс душу! – Крик казалось исчез в пустоте, но вот на лице убийцы появилась улыбка.
- Вы помните наш контракт? Тогда прочтите его вновь. – Улыбка осветила лицо человека, он более не был убийцей. Тёпло улыбки, веселье и радость, вот что было в нём, вот что он нашёл на последнем задании.
Заказчик с безумным взглядом прочёл строки и закричал, понимая, что души ему не видать.
- Вот именно. – Ответил человек. – Я оценил его жизнь в стоимость души. Прощайте.
Человек ушёл, оставив заказчика сидеть в кабинете, что стало с ним дальше, ему было всё равно. Выйдя на улицу, человек поцеловал девушку, что ждала его у парка, пожал руку друзьям, поприветствовал дружескими поцелуями девушек и компания пошла по улице, весело смеясь, они были счастливы, но стоила ли жизнь того, кто умер, ради этого? Судить трудно. Души больше ни кто не заключал, а тот камушек, что наполнен двумя душами, на миг осветил убийцу во время поцелуя и он получил свою мечту. Душа. То что нам дано, главное найти её, и принять. И главное, что бы души умели греть.

Женский голос, мягкий и тихий спросил бывшего убийцу, когда они смотрели фото альбом.
- А кто этот кареглазый парень? Улыбка ему идёт…

... создавать что-то, если это уже есть...