… И во-вторых, афиша обещала, что будет «организована распродажа литературы и аудиокассет на тарабарском языке». Перспектива заманчивая, но я все же отвернулся от стены и вспомнил, что я на остановке и жду последний автобус. Было почти пусто: в углу целовалась парочка, под дождем стояли, похихикивая, две девочки нимфеточного вида и бросали по сторонам быстрые пронзительные взгляды. И еще собаки. И бесконечный поток автомобилей лился плавно, выпуская парными потоками яркий свет, превращающий мокрый асфальт в сетку лучистых отражений, составляющую конкуренцию узору дождя. Дождь и ветер были сыгранной парой, поэтому я почувствовал некий холодок, пробегающий в моих отношениях с осенью. Влюбленные стояли, обнявшись. Я машинально провел пальцами по своим губам и ощутил еще сохранившееся тепло твоих губ, сладкий вкус поцелуя, который я некогда поклялся не стирать. Мы были счастливы.
Неторопливо проходят кадры той пленки, на которой запечатлены только мы с тобой. Вот девушка невысокого роста вертится на стуле, не слушая скучную и длинную университетскую лекцию. План меняется – солнце, зеленая трава, первые цветы, трогательно нелепые и желтые. Две барышни, одна непринужденно ведет беседу, Набоков, ах, какая прелесть, но я, к сожалению, «Лолиту» не читала. Ну а Ремарка, Ремарка – да. Вторая обреченно молчит, изредка вздевая ресницы, и, не вытерпев, предлагает уже идти дальше. Декорации съезжают: мрачные стены студенческого общежития, чей-то день рождения, ты вкладываешь свои тонкие пальцы в мою руку; а я не паду жертвой чьей-то ревности, впрочем, это уже вряд ли и все равно. И мы идем на балкон, впитываем кожей капли дождя, грозовую свежесть, расстояние до земли – как хорошо было бы полететь, мгновение – и ты уже не на Земле – но нам нельзя, мы еще не окончательно разочаровались в этом мире. Прощай, балкон. И снова мы в грохоте заставок, ночь, темнота, сосна, сухой песок, неторопливый разговор, ах, эта музыка будет вечной, чудесный дым сигарет, слегка солоноватый воздух и, где-то вдали, не выключенным радио звучат гитары и молодые голоса, во всем легкий оттенок всеобщего безумия, абсистенции и свобода, свобода, свобода…
Все лето ты освещала мне путь – зеленый чай, парки, ожидание осени… как-то незаметно ты стала моей Музой, завертелись вихри рифм во вселенской тоске, чуть смягченной твоей улыбкой и нашими редкими встречами. И вот – ночной город, мы идем, держась за руки, идем покупать, уже неважно, что именно. А потом – мимолетность учебных дней, мы только молча улыбались в знак приветствия и прощания. Все казалось таким медленным и утомительным. Пока не пришла одна среда – заставки похожи, тот же парк, но уже желтый, дождь, скамейка, зонт, мы: кажется, я люблю тебя – я тоже люблю тебя. И смыкание губ, зонтик укрывает нас от капель, дождь становится сильнее – мы снова целуемся, рука закинута вверх, белые колонны, зонтик убегает, влекомый ветром, я провожаю тебя, неделя пролетает мгновением, мы собираем листья, ты лечишь меня – голова на коленях, радостная улыбка, эвкалиптовый поцелуй – и меняется – Голливуд, шоколадная конфета и та же желанная сладость губ. Близкие немного шокированы, Боже, я никак не могу привыкнуть, ведь вы такие разные – посмотри, зеркало, на эту цацу в черном пальто и слегка надутыми губками: я могу и поцарапать – и глажу кошку по шерстке, шелк кожи, изгиб рта, мурлыканье с небольшим прононсом и Эйфелева башня – картинка на веке изнутри и все так волшебно… Как я тебя любил…
Легкое дуновение пробудило меня и стерло кадры перед глазами. Мой последний рейс. Я сажусь на переднее место, все-таки автомобильные фары в фас лучше, чем в профиль – и мучительно вспоминаю, что же говорили афиши, чтобы вернуться к своей киноленте. Во-первых, мы под сенью стилизованного человечка, составленного из шариков – двухцветного, с красной головой, грудью, левой ладонью и ногой. И правее – пафос культурного города…
