В колонках играет - НС-что-то играетНастроение сейчас - жопа«Я люблюсь к тебе»
Кристина пытается уткнуть голову в ноги Лу, она трётся ей, чтобы удобней расположиться. Лу в это время на диване пьёт пиво и пытается смотреть баскетбол по телеку.
«Мать твою, Крис, это же Спёрз против Чикаго буллз! Шекил будет биться против своей бывшей команды, Крис, неужели ты ничерта не понимаешь?! Крис, какого хера! Что ты делаешь, мать твою?!» - Пиво проливается на рубашку Лу из-за чересчур навящевой Кристины.
«Я люблюсь к тебе! - заигрывает она. – Клёвое слово придумала, ага?»
«Херня, чесслово, Крис…» - неосторожно бросает Лу, но Кристине хватает и этого. Она поднимается с колен Лу, садится рядом на диван: «Ты никогда, ни разу, никогда в жизни…»
«А?» - Лу еле отрывается от матча.
«Я говорю, ты никогда меня не слушаешь! Ты всегда в чём-то другом! Мне кажется, ты считаешь меня идиоткой».
«Да что за глупости, вот идиотка!» - возражает Лу. Матч теперь точно не посмотреть.
«Вот! Я же говорила! А ещё ты никогда не говоришь, что любишь меня!»
«Да мало ли! Крис, с тобой всё в порядке? Что завелась с полоборота?»
«Со мной не всё в порядке? Ты меня не любишь! Я пытаюсь как-то строить наши отношения, а ты, а ты…»
«Да что не так?» - Лу уже ничего не понимает. Кристина тем временем мечется по их совместно нажитой каморке на окраине Лондона с картонными стенами и продуваемыми окнами. В конце концов она издаёт истошный крик, похожий на отчаянный рык больного тигрёнка, которому случайно прищемили яйца, и громко хлопает дверью.
«Твою мать!» - Лу включает опять свой баскетбол. Шекил как огромный медведь не даёт Коби забить мяч и делает пас… Лу выключает телевизор. «Мать твою, и что теперь делать?!»
Лу выходит из квартиры. Дверь хлипкая, она еле держится в петлях. Курить в квартире Крис строго запрещает, говорит, что это портит её ауру, закрывает какие-то чакры. Ох уж эти женские штучки. Лу оглядывает их хибарку из парадной – вся эта дрянь по фен-шую, какие-то жабы с деньгами, лысые фарфоровые божки, в которых никто не верит. Это всё немного раздражало Лу раньше.
Курит Лу на крыше – люк всегда открыт. Вот и сейчас выходит туда, привычным движением шаря в кармане пачку мальбаро, и тут…
На самый край присела Крис, ноги свесила на улицу. Здесь, конечно, не очень высоко, но разбиться можно, если захотеть.
«О, небо, опять решила покончить с собой, нука слезай быстро!» - уставшим рутинным движениями Лу приближается к Крис, берёт за руку.
«Не трогай меня, Лу. – причитает она, тем не менее почти поддаётся, - Я знаю, ты меня не любишь, это всего лишь привычка. А я так не могу, Лу. Я, Лу, люблю тебя, всегда любила и буду любить. Только ты последняя дрянь, Лу, тебе наплевать на все усилия. Я была бы самой счастливой, если б ты… Ну почему, Лу? За что ты меня так?»
Лу спокойно выслушивает, держа её за руку. Берёт в другую руку её ногу и поворачивает на сто восемьдесят градусов, заставляя Крис повернуться лицом от дороги. Потом вторую ногу перебрасывает. Теперь Она не сможет спрыгнуть, несчастная, её крепко держат.
«Да что с тобой происходит, каждый день одно и то же, - Лу садится также на край. – Истерики непонятно из-за чего. Я не говорю тебе о любви? А зачем? Если я постоянно буду говорить о любви, то эти слова обесценятся. А это ведь не просто слова, их не надо растрачивать, их надо держать при себе на самый крайний случай… Ну, Крис, я не умею говорить, не заставляй меня».
Кристина вся уже в слезах, она внимательно смотрит в глаза Лу:
«Неужели тебе так трудно для меня выделить три слова? Неужели и на меня ты их не потратишь?»
«Крис, мне надо каждый день говорить тебе одно и то же, одно и то же. В конце концов я просто перестану вкладывать в эти слова смысл, тебе это надо?»
«Ну хотя бы один раз…»
«Крис»
«Ну что, тебе жалко что ли?»
«Крис, ты как наркоман, что за истерики, ты так достала!»
«А мне, может, можно!»
«С чего это?»
«У меня гормоны… и токсикоз. Меня тошнит по утрам не потому, что у нас херовая еда в холодильнике, меня тошнит от запаха протухшей пиццы, которую я уже выкинула, а запах всё ещё есть, меня тошнит от твоего пива и твоего запаха, я вчера выкинула твою туалетную воду, и антиперспирант я тоже выкинула…»
«Ты беременна, Крис?» - глаза Лу округляются, рука Крис выпадывает из ладоней.
«Да, можешь радоваться, Лу»
«Чему, Крис? - Лу не может поверить в предательство. – И кто отец?» В горле Лу вдруг становится сухо, слова еле выскакивают, застревая где-то на середине.
«Мальчик из овощной лавки напртив. Так получилось, Лу. Всё из-за того, что я люблю тебя!» – внезапно вскрикивает она.
«Странное доказательство любви» - шепчет Лу. Рука Кристины схватила опять руку Лу. Только теперь Лу убирает руку, отводя её в сторону улицы, за границу крыши. Кристина не потеряла равновесие, но ей показалось, что Лу мечтает об этом. Крис нагибается и опрокидывается спиной с крыши. Лу даже не успевает остановить её. Только когда слышит крик Стивенсона из овощной лавки, шестнадцатилетнего подростка, распускавшего слюни в сторону Крис, всегда такой кудрявой, длинноногой в коротких юбочках…
«Она умерла?» - ужас захватил Лу. Как могла она допустить? Любовь, казалось, всей её жизни. Лили Бромштейн, или просто Лу буквально выкрала свою запретную и оттого ещё более желанную Кристину Новак из захолустного городка и увезла в Лондон. Они были вместе два года, но ни разу Лу не сказала Крис, что любит её. То есть когда-то в долбанном Кранбруке она ей говорила, иначе Крис не решилась бы на побег.
А потом Крис решилась трахнуть этого прыщавого малолетку. Ей не хватало мужского внимания? Она так привыкла вилять хвостом при виде сосунков из школы святого Игнатия, да мама всё интересовалась, что за парень у неё сейчас. Крис ничего не говорила о Лу, о том какие у них отношения.
Грёбаные родители, грёбаные мужики. Грёбаные дети.
Лу думает, а смогла бы она сейчас сказать Крис такие простые слова «Я люблю тебя», собственно, а любит ли она её сейчас?
Может и правда, осталась только привязанность?
Дождь, обычный лондонский дождь смывал все улики. Лу возвращается в квартиру, включает телек. Окончился первый тайм. Чикаго буллз ведут четыре очка…
