Ну, знаете, как это бывает. Когда некуда идти, когда нечего терять.
Выходишь из дома, на имеющиеся деньги покупаешь бутылку и идешь ее куда-нибудь пить. Не куда-то конкретно, а просто идешь и пьешь. У меня выбор не велик – Фонтанка.
Я понимаю теперь, почему некоторые так любят Питер. Здесь уникально грустить. Тем, кто ищет грусти – это ваш город! Я давно не видел такого сочетания помпезности и грязи. Такого желания величественности и осознания собственной униженности. Такого трагикомизма, с которым город претендует на звание столицы. Пусть и северной.
Но здорово смотреть на парочки. Молодые, глупые. Они еще любят всем сердцем, без всяких мыслей об успешности, о выгоде. Они просто любят. Их мысли чисты (ну, не считая желания залезть в штаны друг к другу). Они стоят на мостике, видят притемненные фонари, отблески света в реке, чувствуют холодный ветер с залива и греются друг о друга.
Конечно, я выглядел полный идиотом, проходя мимо них с бутылкой вермута и Rainbow в ушах. Не знаю, что они обо мне думали, но я смотрел и мне хорошело. Пусть будет лучше так. Пусть будет лучше так, чем я буду слышать о каких-то крутых парнях из Питера, которые жуют чугунные кольца быстрее, чем челябинские. Я в Питере не встретил ни одного мужика. В том смысле, который бы стоял на своем до конца. До посинения этого конца, если уж он на него встал. Я не встретил здесь ни одного человека, который бы был обязателен. Не в смысле, что он приехал вовремя, а в смысле, что он не забрал свои слова назад. И это не интеллигентность. Это грусть. Город грусти.
В виде примера – крутой чувак, который два года назад был директором по рекламе журнала «Иномарка» (не самый хилый журнал, надо заметить), а сейчас у него рекламное агентство, пригласил на обед. Обед в дружественной обстановке на задворках Апраксина двора в китайской забегаловке с бизнес-ланчом за 100 рублей. На Черкизоне я в такое бы даже не зашел. Это мои понты, конечно. Исключительно московские понты и ничего больше.
Да черт с ним, звоню я месяц назад КРУТОМУ чуваку тут и говорю, что он дерьмо. Он вежливо переспрашивает «А вы уверены, что это я?». Я уверен. А он дерьмо. Он даже не отсвечивает. И он ведь знает, сколько я гавна ему могу сделать. Но все равно не отсвечивает. Авось пронесет.
Пронесет и сильно.
Иду по улице с бутылкой. Бутылка большая, литр вермута. Все отмечают день города, остатки на улице недопивших. 7 человек навстречу. Смотрят на меня и на бутылку. Поднимаю глаза – семеро работяг, гопников, ПАЦАНОВ или как их там. Взгляд увидели, глазки долу побежали дальше. Блин, ребята, вы б просто попросили бы, сказали б, я б поделился, потому что мне тут пить не с кем.. ну, почти. Борь, ты не считаешься.
Это не мужики, это музейные экспонаты. Экскурсоводы, блять, для инфантильных дур, страдающих приступами любви к старине.
Я понимаю, почему в Питере столько лесбиянок. Потому что половина из тех мужиков, которые встречаются – пидары, а половина из тех, кто остались – музейные экспонаты. Есть еще чуть-чуть, но они так рвутся в Москву, что говорить о них питерцы – срать на голову лесбиянкам.
Я смотрел на Фонтанку и думал – неужели кто-то топился в этом дерьме? Когда я стоял на мостике и кто-то проходил мимо, мне все время было стыдно, что вдруг подумают, что вот, стоит алкаш, топиться собрался. Я начинал стесняться:) Потому что в эту парашу никогда в жизни никто не упадет по собственной воле. Ужас и кошмар.
Люблю я свои максиюношеские прогулки. Пусть будут. Всегда есть над чем подумать.
Спасибо Питер. Ты научил меня тому, что люди могут не просто врать в глаза, но еще и потом требовать, чтоб им за это платили.
Спасибо, Питер. Теперь я знаю, что есть люди, гораздо хуже, чем в ненавидимой питерцами Москве. Здесь обыденность врать, здесь обыденность предавать, здесь обыденность изменять. Почти год я тут. Остается только надеяться на то, что я не размок под этой вечной слякотью, что у меня не хватило времени вымыть дождями совесть и размочить разум.
А это значит – прощай Питер.
