В костюме вспотевшего отца ходил на утренник.
Было просто и мило, снежинки и зайцы. В секс-шопе купили ради праздника партию заячьих ушей розовой масти. Два мальчика пришли в костюмах пауков, им тоже выдали уши, родители улыбались в их сторону несколько иронически.

Воспитательница представилась феей зимы. Она уже много лет пример детям, что делает с людьми хороший аппетит, она была фея – дирижабль, родители в страхе поджимали ноги. В середине праздика от хвоста феи отпало перо, снежинки бросились с криком «чур моё», стали драться, иногда ногами. На миг закружилась как бы красивая метель. Чёткими командами «встать в строй», «фу, дрянь какая» и «выплюнь каку» родители разогнали непогоду. Это оказался хороший и дешёвый способ, не то что облака серебрить серебра аммонием.

Зайцев перо не взволновало. Другое дело, если бы из феи выпал танк или гвоздь. Была бы битва зайцев, тоже отличное зрелище. А так лишь одному за весь праздник наваляли, и то по любви. Он был в костюме каратиста, снежинка Алиса его за это полюбила. На ней самой было фантастическое платье, расшитое боем ёлочных игрушек. Чтобы как-то привлечь внимание, снежинка выписала зайцу три пендаля подряд. Но острые края её украшений выглядели вредными для здоровья, заяц не решился ответить взаимностью. Лишь подставлял вторую ягодицу, получив по первой. Он был каратист и христианин одновременно.

Лялю этот праздник добра и взаимопонимания вогнал в зевоту. Она ушла в родительскую ложу, забралась на колени и смотрела на суету вполглаза, ногу на ногу, ждала конфет.

Конфеты – отличный подарок, лучше чем переводные картинки. Ляле кто-то нехороший подарил такие и я проснулся однажды утром весь в слюнях, пингвинах, львах и жирафах. В праздничном убранстве, так сказать.

Конфеты лучше. Как доедим последнюю карамельку, сразу зима кончится.

Ляля по утрам очень капризная. Не хочет надевать, что даёт отец. Хоть у отца отличный вкус. Отец всегда выбирает красивое, а главное, тёплое. А Ляля хочет безумств. Каждое утро она не ребёнок, а какой-то Пако Рабан. Подавай, например, ей трусы с единорогом впереди. Я говорю, божемой, Ляля, кто увидит там твоего единорога?
Но у женщин самоощущение. Поверх хороших трусов женщина наденет что угодно, хоть рыбачью сеть, хоть осенние листья. А на плохие трусы, некружевные, драные, без единорогов, даже бриллиантовое платье не хочется. В стыдных трусах ты уже не принцесса всяко.
Например, на мне сейчас такие трусы, что сразу видно: это не принцесса.

Каждое утро мы недопонимаем друг друга, как Давид и Голиаф. Вы не представляете, насколько беззащитны мы, Голиафы, перед маленькими хитрозадыми Давидами! Хуже всего, Ляля твёрдо знает, что надевать, но у меня нет комплекта трусов с большой энциклопедией сказочных существ на каждый день.

Обычно это так: я приношу из шкафа красивое, а главное тёплое, а Ляля негодует отставленной губой и пр. Я, говорит, хочу – и называет что-нибудь вычурное, невероятное. Например, семь лошадок на майке. Тода я убегаю в шкаф, там плачу и мечтаю чтоб скорей она скупее стала в желаньях.

Но недавно я сказал:
- Ляля. Если наденешь что дам, ведь оно тёплое, хоть и красивое, а это главное, я дам тебе фонарь, ты сможешь идти и освещать нам путь, как не знаю, паровоз настоящий.

Ляля подумала и согласилась. И молча надела трусы с банальными хризантемами спереди, кружевами вокруг ног, спереди бантик с сапфиром, фон из голубых сердец, проступающих как бы из тумана.

Конечно глупо, когда взрослый сантехник петляет мимо дороги за фонарём и девочкой, так мало похожей на паровоз. Ляля не умеет ровно держать фонарь, а идти надо было где освещено, таковы правила, поэтому мы качаемся от кустов к забору. Зато всё быстро одето, обуто и выйдето из дому.

Четверг у меня выдался вредный для здоровья. Потом расскажу. Главное, глаз распух, правый. Стал как растение помидор. Не, как око Саурона. А на лбу шишка.
И сразу ничего не глупо, по утрам-то. Просто ребёнок-поводырь вёдет убогого отца в ночь и неизвестность.

Если честно, это было не самое заветное моё желание, выглядеть естественно с фонарём и подбитым глазом в семь утра между кустом и забором. Например, мне хочется ещё больше денег и любви с женской тётькой, некрупной, можно в чулках. От себя могу предложить прекрасный куриный суп.

И, раз уж мы заговорили о Новом годе, пусть блохи перестанут кусать нашего инженера Андрюшу, а всем людям и их детям, щастя, конечно.

А вчера, по пути на фигурное катание, Ляля вкусила от древа познания полную сумку французской косметики.

Как и всё, самое интересное в юности, это произошло на заднем сиденьи родительского драндулета. Пока рулевая мать рассыпала попутным машинам весёлые приветствия, – «Идиота обрубок», «Выбрось свои права» и «Куда прёшь, обезьяна вислоухая», - Ляля изогнулась змием, изловила сумочку, достала из неё добро, зло и быстренько всё познала.

От раскрывшихся в косметичке перспектив девочка счастливо и тихо заскулила. В полный голос скулить было глупо, родительница бы услышала и захлопнула перспективы. Как мать и как женщина, она человек хороший, только жадный до косметики. Даже непонятно, чего так. Помаду мы не едим уже год. Редко только сорвёт башню, нападёт странная необузданность, тогда конечно, прощай, тюбик.

Ляля пренебрегла зеркальцем, работала наощупь, руководствуясь лишь творческой интуициией и несколько льстивыми представлениями о размерах своих губ, глаз и щёк.
Для оформления нижней части лица художник применила технику ширококого мазка. Её живописной манере оказались присущи обобщенный контурный рисунок, условная упрощенность символов и яркая звучность отдельных цветовых пятен.
Светлые и прозрачные пейзажи правой щеки, динамичные бытовые сцены левой, как бы воспели чувственную красоту и радость жизни. Композиция дышала поэтикой, игрой линейных ритмов и тонким колоритом цыганской свадьбы. Три широких чёрных полосы через лоб, по числу пойманных канализационных люков, как бы воспели вечное стремление души ввысь, к свету, к святым угодникам Илье и Николаю, или кто там у них производит косметические наборы Bourjouis
Глаза автор оформила с дерзким вызовом, слив в один компот аллюзии раннего Гогена, гротескный кич Лотрека и базовый принцип модернизма – «много туши не бывает!»

- Какая странная тишина! – вдруг насторожилась Незабудкина. И посмотрела, чтоб убедиться. А на заднем сиденьи уже сидело всё, что думает Ляля о французской живописи начала прошлого века.

Поражённая красотой и чувственной мощью мирового импрессионизма, расцветшего там, где у других детей обычно видна голова, Незабудкина исполнила тройной ритбергер. Прямо за рулём. Окружающие водители приветствовали фигуру весёлыми криками «Идиота обрубок», «Выбрось свои права» и «Куда прёшь, обезьяна вислоухая».

Конечно, Ляле не следовало в таком виде показываться матери. Это была девичья беспечность. Мать тоже женщина, ей завидно. Надо было выскакивать из машины и бежать к людям, навстречу восторгам других человеков, понимающих высокий мейк-ап.

Незабудкина решила, что выпускать на лёд такое Ботичелли нельзя. Все ведь убегут и будет скучно. Внутренний Люсин Мойдодыр поклялся поймать искусство, оттащить к воде и превратить назад в ребёнка. А горячую воду на каток не завезли. И водостойкая тушь дерзко рассмеялась в лицо внутреннему Люсиному Мойдодыру. Но и тот оказался не промах, и вскоре фигуристка Алика С. выкатилась на лёд с лицом, которое вы не сможете себе представить, если не видели позднего Моне. Ну, эти его пруд, кувшинки, солнечные блики на воде... Собственно блики и составили суть Лялиного образа.

А сегодня Ляля сказала:
- Когда вырасту, стану дядей.
И я её прекрасно понимаю.

У маленьких сладких конфеток бывают дни сплошного несчастья. С утра ещё: мёд в кашу налили как-то не так. Не могу объяснить, но не так налили. Причём, явно нарочно. Может, надо было нарисовать мёдом ёжика, а вышел инь-янь. А на кой нам инь-янь, если надо было ёжика. По любому, аппетит ни к чёрту и настроение.

Потом в саду, вместо жёлтой юбки выдали розовые шорты. Нормальные женщны за такое уходят в дождь в одной ночнушке, хлопнув дверью по голове всем этим мерзавцам. Но Ляля всех простила. И обиду ничем не выдала, лишь чуть оттопыреная губа стучала по коленям.

И почему, скажите, нельзя добавлять в компот горошек? Прекрасный горошек, красный, синий, полпачки пластилина на него ушло, всем бы пить и радоваться, – отобрали, наорали.

До ужина сплошная смурдятина. На ужин дали детскую национальную еду спагетти. Между прочим, если ребёнок немножко испачкал соусом брови, необязательно ржать и говорить «оближи их». Не семья, а лошади пржевальские, в эмоциональном плане.

А вечером Ляля слепила домик. Из одеял и табуреток - будто гнездо, из веточек и пуха. Но Машка, пьяный гунн в спальне патриция, грохнулась на домик пузом. И сил на аргументы с цитатами из Канта не осталось. Предупредительно пнув сестру ногой, Ляля применила эпизод из фильма «Чужой». Это где расстроеный инопланетянин раздвижными челюстями объяснял Сигурни Вивер, что назойливость есть грех.

Ляля сделала инопланетное лицо и, зачем-то глядя мне в глаза, потянулась зубами к Машкиной спине. Казалось бы, такое невозможно, человек не способен укусить вогнутый предмет, например внутреннюю сторону сковороды. Это же детский рот, а не створки морского парома. Даже саблезубые, даже доктор Лектор начинали есть сестёр с других, более удобных мест. Поэтому отец (то есть я) сидел, смотрел и никого не спасал. Меж тем Ляля распахнула злую пасть на отрицательный угол и вцепилась любимой сестре в позвоночник. Потому что если ребёнок взбешон, он сам перекусает весь юрский период со Спилгербом впридачу.

Маша орала очень громко. Ей показалось, что от лопаток до попы в ней теперь пауза. Я орал потому что генерал-майор семьи должен орать. Если начальство не орёт, добру нипочём не победить. Ляля тоже орала, чтоб помнили кто тут самая несчастная. Всё вместе это называлось «поиграть перед сном в спокойные игры».

После, конечно, мы мирно пили чай с баранками, приветливо показывали друг другу языки и грозили потом устроить. А всё оттого что тёплый семейный вечер – очень широкое понятие.

У Ляли в попе дырка. Это ужас. В молодости её не было. Но вчера Ляля выросла и пошла мыть попу, сама. И нашла в себе ужасную новость.
И сразу наступило проливное горе. Слёзы по сто каратов прожигали ковёр, а на кафеле высыхали солёными розами.

В прежние годы, когда детство было не таким жестоким, а голуби вырастали по пояс, попой занимались специальные люди, из числа обученной родни. Мыли чисто, но молча. А вчера Ляля проверила чивой там и мир стал сер.

Раньше-то хорошо жилось с весёлой, а главное, целой попой. Форма, цвет, аромат, звучание – всё было безупречно. Персики считали этот зад лучшим среди себя и старались подражать во всём. И вдруг, в самом центре датского королевства находится дырка, тревожная, как свист в ночи. Сразу сделалось неспокойно, а вдруг кто туда залезет? Или ещё хуже, вылезет?

В романах про женщин с разметавшимися волосами пишут так: «Вся в слезах, она кинулась к отцу». В литературе принято скакать к отцу всякий раз, лишь заметив у мужа лишних детей от трёх тайных браков, или если негодяй-сосед-плантатор ворвался ночью, повалил и таки да, сделал в попе дырку.
Конечно, в романах перегиб. Ляля бежала не вся в слезах, а только по пояс.

Теперь про Лялиного отца. Это немногословный мужчина с романтическим шрамом на мозге. Всем известны его бескорыстная лень и дурная фантазия, превосходящая возможности бога. Например, только он умеет сфотографировать человека так, чтоб вышел чёрный квадрат, знаменитая картина. А когда готовит свинину с овощами, сам решает, класть туда фасоль или нет. И потом - выбросить всё вместе с кастрюлей, или сначала выковырять мясо. Потому что интуиция и сила духа в нём. Именно он заклеил мячик изолентой, разбил им люстру, подмёл и спрятал осколки в диван. Только такой отец сумеет помочь, если попа прохудилась.

Ляля аккуратно залила родителя по пояс, чтобы потом можно было написать: «отец и дочь, все в слезах». И потребовала оценить ущерб визуально, повернушись к миру передом, к отцу задом – посмотри какая там, ужас.
Что дырка маленькая, и даже симпатичная, не стало аргументом. Покой и воля не наступили.

Но совершенно внезапно, на 354-й странице отец признаётся, что дыркозадость – это у них семейное. И он сам, и мать их Елена, и лохматая сестра Машка – все они не герметичны. Более того, пуканье – это не абстрактный голос из дивана.

При всей своей непостижимости, внезапный скетч из жизни ягодиц Лялю позабавил. Когнитивный диссонанс перестал быть таким уж диссонансом. Конечно жаль, что мы не семья принцесс оказлись, зато есть темка для беседы со Светкой и Юлькой, подругами.

С другой стороны, я, например, больше не могу фотографироваться. Про меня теперь бог знает что люди подумают, посмотрев на фото.

Самое трудное в воспитании детей – найти кулёк с физкультурой. Маша сказала, в пределах жилища есть такой мешок, в нём кроссовки и трико.
Я поделил квартиру на секторы, я ходил по ней цепью, как эсесовцы по партизанскому лесу. Я заглядывал в кастрюли, под ванну и, трижды, в ящик с трусами жены. Простукал стены, на предмет пустот. Ворвался в холодильник, застал там голубцы, лосося и холодец. Получается, последние три дня можно было питаться не только чаем, но и едой. Забавно.

Нашёл старые свои туфли, Ллойд, удобные, как кандалы. В деталях помню, как в 2001-м вынес их на помойку. И вот они вернулись. Надо как-то использовать это умение туфель возвращаться с того света. Завтра вложу бумажный оторвыш с вопросами о грядущем и снова выброшу. Может завяжется переписка с каким Наполеоном.

Физкультуру в школе преподаёт опасный монстр. Дети утверждают, это людоед-мужчина. Его зовут Людмила Прокофьевна, но в сознании детей сей казус ничего не меняет. Они говорят: «Людмила Прокофьевна пришёл».
Если до утра не найду кулёк с формой, этот Людмила Прокофьевна меня съест.
На всякий случай, все прощайте.

В день первый Маша зевнула:
- Всё нормально, только гладиолусы тяжёлые.

В день второй жаловалась на скуку – никто не спрашивает, а она знает полэнциклопедии и могла бы рассказать. Про динозавров – так даже в лицах и с примерами на живых людях.

В третий день Маша потеряла новенький телефон и пузатый кошелёк. Жизнь сразу стала ярче. Машу спрашивали все подряд и помногу раз. Правда, это были не как хотела, научные вопросы о монстрах морских глубин, а мелочное – где твои мобильник, кошелёк, и мозги, девочка. Хоть им ясно было сказано – потеряла. Потом, как и обещала, всё само нашлось на полу под партой. Кроме мозгов, которые суть метафора и не могут ни пропасть, ни обнаружиться. Это вы должны понимать, взрослые же люди.

Если у отца нет дачи в Юрмале, или гелендвагена на худом конце, он вынужден вести потомство в лес. В лесу детей можно спокойно съесть отвлечь от мечт про гелендваген всякой чепухой - облаком в форме слона, кузнечиками, пыльным маревом, черникой и песней про чибиса, исполняемой сразу в нескольких тональностях.

И вот идём мы, идём, навстречу – озеро. Хорошее такое, с водой. В воде два рыбака-гипнотизёра стоят по самые орехи. Смотрят вглубь радиоактивными взглядами и каждый внушает рыбе мысль:
- У него не ловись, ловись у меня, моя наживка реально со вкусом червяка!
Чуткая к гипнозу рыба не знает как ей быть. Мечется от крючка к крючку, вся в слезах, не может выбрать.

А мы идём, исполняем про Чибиса. Я тенор, Лялька бас, Машка народным голосом поёт. Тут один рыбак повернул к нам радиоктивные глаза и взглядом сказал следующее:
- Я три дна варил мега-кашу. На бульоне из раков, с диким рисом из южной Камбоджи, с черносливом и бальзамом Биттнера. Я неделю прикармливал мега-окуня. И вот, когда мега-окунь уже раскрыл пасть, большую, как дверь троллейбуса, приходите ВЫ и всё насмарку.
Уходите. И пока не выучите верхнюю «си» в припеве – не возвращайтесь.

Не люблю когда меня взглядом обвиняют в неправильном пении Чибиса. За такое могу гелендвагеном переехать через всю его тощую рыбацкую жизнь

Однажды Машке было ещё четыре, а Ляльке уже целый год. И в день обычный, без предварительных знамений прямо с неба спустилась тёща. У ней были крылья с бриллиантами, сапфирных глаз большой запас и другие признаки божественного провидения. В частности, авоська с полковым довольствием на три дня. Если грамотно распоряжаться, этого могло хватить на целый обед и ещё пол-ужина. И сказала тёща голосом доброго змия:
- У вас времени - до шести. ЭТИХ я задержу. Бегите куда хотите и познайте там добро.

Мы ж не дураки тратить время на переодевания. Мы, в чём были, прыгнули в мой большой американский лимузин и поехали на море. И выехали на пляж, пустой по осени, и разложили сиденья.
- Ты готов испытать блаженство? - спросила Люся, игриво подняв бровь.
- Я ждал этого вечность - ответил я самым жарким из всех своих шёпотов.
В ответ Люся улыбнулась и дрогнула ресницами. А я обдал её перегаром расстегнул ворот рубашки и рукава. А она скинула шлёпки.
И мы обнялись и уснули самым нежным образом.

Потому что две маленьких девочки кому хошь докажут - нет в свете щастя, есть только покой, воля и поспать три часа.

На фото:
Ляля и Маша в зоопарке, где-то между львом и верблюдом.


Исчо одна