Фильм тронул. Классика, что и говорить. Кафка и Хемингуэй – потерянное поколение и все такое.

 Удивительно было наблюдать, как один из героев влюбился в канарейку. В этом есть что-то от природы, что ли… Я вот задумался, отчего так приятно называть любимого человека, например, Кисой?

 Ощущение любви носится в воздухе вместе с желанием убить. НЕЧТО - пушистый щенок, котенок, канарейка – становятся настолько привычны, что мы ощущаем, насколько хрупок их мир. Мы дарим любимым этот мир.     

 

 

Хорошо. Можно порадоваться за Паутинку. Она так ждала первый снег.

 

Плохо. Я чуть не улетел под джип. Повезло с Николасом Кейджем в роли ангела. В критический момент он швырнул мое авто в сторону от опасности.

 

Мелочи…

 

 

У моего дядьки в гостиной висела просто огромная копия этой картины. «Девятый вал». Миллион оттенков разъяренного моря. Люди, хватающиеся за мачту утонувшего корабля. А за огромной волной вторая еще больше.

 

Дядька умер в одиночестве за много тысяч километров. Уже почти 15 лет назад. Осталась несколько старых некачественных аудиозаписей его собственных произведений – он был композитором. А я все мечтаю о том, как поставлю ему на могиле памятник. Самое малое, что я могу подарить ЕМУ от выросшего себя.  

 

 Милая, слышишь, я руки вздымаю –

слышишь: шуршит…

Даже и это подслушивают, знаю:

в ночь одиночества кто-то не спит.

 

Милая, слышишь движенье страницы:

это полеты нарушенных дум…

Милая, слышишь, как никнут ресницы:

мнится, и это – волнующий шум.

 

Шорох неясный, и робкий, и краткий

в сдавленной дали рождает волну,

в шелк тишины закрепит отпечатки,

небо и землю ласкает в плену.

 

Вздох мой колышет звезду голубую,

Облаком легким всклубя;

Все ароматы в себя я вколдую,

ангелов лунных я в небе волную;

только одну я не чую –

ТЕБЯ

Рильке

Не известно, как относиться к тому, что происходит.

Ни один президент не правит. Правит элита - высший-высший и высший-низший классы. Это деление из социологии. А маскарад для остальных болванов. Поэтому мне кажется, что аполитичность тоже позиция. На фоне того, как нас исподтишка запугивали танками.

 

Это переживание на всю жизнь.
ПОТЕРЯТЬ ДЕВСТВЕННОСТЬ.
Перейти грань, стать мужчиной, почувствовать ответственность в каком-то роде перед первой секс-партнершей - девушкой на всю жизнь.
В горах мне исполнилось 18. Честно говоря, я специально отправился в недельное дешевое путешествие. Потому что не было денег отпраздновать событие как полагается в студенческой среде.. С водкой, дракой, дискотекой, напутствиями кентов по отношении к какой-нибудь местной проститутке. Я убежал с едва знакомыми олухами подальше от цивилизации.
Грузились тушенкой, китайской лапшой, палатками и одеялами. И бродили по неизвестному ландшафту Кар-Каралинска. Местный исследователь из 19 века назвал это место центрально-казахстанской горной Швейцарией. Только не хватало снежных склонов для бордистов и лыжников.
Олухов было шесть вместе со мной. Три парня и три девушки. Проводник-старшак, смахивающий на коммандос, все сокрушался - никто не дотукался захватить чистого спирта в дорогу. Мы преодолевали крутые подъемы и спуски абсолютно трезвые, и вечерами долго не могли заснуть от холода и переутомления. А просыпались в бессознательных объятиях друг друга - это спасало от горной ночной влажности.
Тут-то я и обратил внимание на Настю. Уже вторую ночь мы грелись вместе в одной палатке. Никакого намека на секс. Наська, миниатюрная кореянка, самая опытная из всех. Выяснилось, ей было 22. Стройная и нисколько не смазливая. В ней привлекало ощущение ТЕЛА. Неизвестной женской плоти, которая пряталась за короткими джинсовыми шортиками и рубашкой с мужским узлом на груди.
Я почти сразу принял этот «вариант». Как полагается девственнику, немного смущался, но твердо решил, что пора «кончать». Ночью слышал ее ровное дыхание, тонкие руки обвивали мою шею больно и неудобно. Было страшно пошевелиться, чтобы ни дай бог создание проснулось. А днем ОНО следовало за мной. Я даже забрал Наськин военный рюкзак, повесил к себе на живот и стал похож на парашютиста.
Прошла неделя походных мучений, мы разбили лагерь около ручья в дикой лощине. Решили оставаться на этом месте несколько дней, пока не закончится еда. А потом уже выходить к людям.
В ручье можно было даже принять ледяную ванну, постирать потнички и вымыть миски с котелком. Настя усердно терла мне спину мочалкой, когда я принимал сеанс гигиены. В знак благодарности я одолжил ей зубную пасту, потому что ее собственная была на исходе. Вся команда собирала сучья для костра и даже наткнулась на съедобные грибы. А еще проводник поймал ужика и содрал с него шкуру. Змея тоже пошла в расход – компания разделила ее поровну, зажарила и съела натощак. Говорят, помогает «от мужской потенции».
Утром мы забрались на отвесную скалу «Шын-коз». Внизу сквозь туман виднелся поселок, а за перевалом находилось «Чертово озеро». По легенде монах, обитающий здесь в пещере, проклял двоих влюбленных. Перемазанные глиной, они предавались греху на берегу горного дождевого водоема с двойным дном. С тех пор это место считалось нечистым и привлекало толпы туристов.
Не доходя до популярного места несколько сот метров, Наське приспичило вернуться в лагерь. Проводник отрядил меня сопровождать девушку, и мы отстали от группы. Вдвоем шли между камней по горному хребту. Я уже не отпускал ее ладонь из своей, когда мы увидали удобную небольшую площадку, замаскированную елями. Мы молча направились туда. Добравшись, я неумело набросился на нее. Отступать ведь уже было некуда. Я по-хамски прижал ее к камню и дорвался до губ. Сорвал с нее рубашку, стащил шорты и трусики - все происходило нелепо и в спешке. Я резко освободил свой напряженный член, некоторое время пытаясь воткнуть его Наське между ног. Сцена походила на то, как глупая рыба тычется в сеть, пытаясь выплыть из западни.
Все существо дрожало при этом. Появился страх – у меня ничего не получалось!
«… Тише! Я сама…», - прошептала Настя и слабо оттолкнула меня ладошками. Я подчинился и повалился на спину. Минуту мы только смотрели друг на друга. Потом она села на меня и тонкими пальчиками помогла моему еще девственному достоинству покорить ее лоно – войти внутрь. Нежное прикосновение еще больше возбудило – снаряд был готов разорваться миллионами осколков. Я принял это непонятное ощущение тепла и влаги желанного тела женщины. Наська начала медленное движение сверху.
Е-мое, мы занимались сексом! Я не мог в это поверить. Казалось, что это происходит с кем-то другим. Она двигалась все быстрее, и я, как в агонии, умолял ее не останавливаться. Отчего-то стало страшно, что мир вокруг замрет, а я так и не доберусь до цели. Не испытаю оргазма. Я начал орать ей еще что-то не связное, но она не слушала. Надо мною наклонилось бьющееся в сладкой истоме женское лицо с безумными глазами. И ее крупные соски нервно вздымались от резких ударов.
Еще несколько минут скорости!
Казалось, что кожа на моем лице, руках, животе вот-вот воспламенится. Мурашки съедали каждый сантиметр моего тела. И вместе с тем откуда-то постепенно накатывала волна непонятного счастья. Я сладко кончал несколько секунд прямо в Наську!
Белая жидкость вылилась из ее горящего низа живота, слиплась вдоль моего члена и запуталась в волосах на лобке. Настя тоже кончила и как-то непонятно стала заглядывать мне в лицо. Наверное, пыталась угадать, что сейчас происходит в моем повзрослевшем сознании. Ведь я переступил грань - потерял девственность. Вернее, НАСЬКА ЛИШИЛА МЕНЯ ДЕВСТВЕННОСТИ!
Хотелось смеяться. Наверное, мой организм так боролся с шоком. Еще минуту мы приходили в себя. Я вытер сперму с себя и Наськи. Орудовал при этом белыми трусиками, а потом сунул их в карман спортивных штанов, как трофей. Настя медленно начала натягивать измятые шортики и рубашку. Подумалось, в том, как женщина одевается после акта секса, есть особенный элемент эстетики.
От счастья я не мог говорить. Реальность все еще плыла перед глазами. Я потянулся, чтобы поцеловать Настю, и на этот раз все произошло долго и со вкусом. По-взрослому!
Мы покинули горный приют. На крутой тропе Наська оступилась и больно ушибла ребро. Пришлось взвалить ее на плечо и тащить до лагеря. Я как с охоты вернулся с раненой добычей.

Через несколько дней отряд приехал в родной город. Впечатления переполняли путешественников - мы прожили без цивилизации 10 дней. Совершили подвиг! Уставшие и гордые, разбрелись по домам.

Позже я еще несколько раз видел Наську. Оказалось, она умудрялась встречаться одновременно с тремя парнями! Отрывалась по полной перед свадьбой. А потом позвонила и заявила, что я «косяковый», так как не пришел ее поздравить с торжественным событием.

Когда я вернулся из похода, даже мама заметила перемену во мне. Я повзрослел.
И теперь Наську вспоминаю с благодарностью. Она самое приятное переживание о том, как закончилось беззаботное детство.

В «Последнем самурае» кто-то говорил голосом Тома Круза, что японцы, проснувшись утром, начинают доводить до совершенства любые мелочи. Этому не может быть предела. Вот и я прочувствовал японскую философию – пришил пуговицу на любимой пижаме, которая оторвалась неделю назад. Пересилил собственную лень.

только что приготовил это блюдо. Использовал книгу "советы моей свекрови". Там гоорится, как правильно вести домашнее хозяйство и все такое. Полезная книга, надо сказать.. могу кому-нить ее задарить. Или обменять на "Советы моей любимой тещи"...

Попал я сегодня на Капчагай совершенно случайно. Из-за чего опоздал в классический киноклуб.. Зато подвез девушку почти безвозмездно. всего за стольник..

обнаружил совершенно случайно, что после последней чистки компа забыл подключить кулер на проце. Грешил, как полагается, на вирусы и все такое.. Винду даж подумывал переустановить.

вторник как вторник.. хмурый получился день

был в горах...вот

вопрос такой: зачем дневник нужен?
не скучать
осмыслить себя и окружающих
стать более честным перед самим собой
упорядочить мысли
правильно поступать (искусство)
звучит как вывод ко всему. Кажется правильно поступал только дон Карлеоне, когда сохранял баланс войны и мира. Впрочем, это уже политика..

..да я сегодня там был. Маааленькая и совсем не уютная. Зато жару давай как всей стране. Вышел оттуда новым человеком..
вообще-то как непривычно на публику выставлять личные впечатления. Хотя ужас как интересно читать о других.. Я почти забыл что по профессиональному призванию некошда работал тем, кто разгребает грязное белье.. воть

Нет без тебя мне жизни на земле.
Утрачу слух – я все равно услышу,
Очей лишусь – еще ясней увижу.
Без ног я догоню тебя во мгле.
Отрежь язык – я поклянусь губами.
Сломай мне руки – сердцем обниму.
Разбей мне сердце. Мозг мой будет биться
Навстречу милосердью твоему.
А если вдруг меня охватит пламя
И я в огне любви твоей сгорю –
Тебя в потоке крови растворю.

НОЧЬ
За полночь. И за ручку чьи-то души
домой уводит темный час ночной.
А в «Ангельском» на полинялом плюше
Уселись двое. В зале дым сплошной.
И половые желтые все суше
Глядят на них и ходят стороной.
Он с женщиной. А дальнего гарсона
совсем засыпал сон. Как на засов,
закрыт он. Лампы вздрагивают сонно,
и стены тают в мороке притона,
и еле каплет время из часов.
Она склоняется. Из рукавов волнисто-голубых, как пара псов,
чета морозных рук бежит влюблено.
«Нет, бедненький, грустить здесь не годится!
Ты - нелюдим, ну как с тобой водиться?
Одни мы. Я красива и стройна.
За красоту! Да что же ты водицу?»
И на весь зал: «Эй, половой! Вина!»
«Я пить не стану». И глядит в упор.
Брось, миленький! Без мудрых поучений!
Шампанское, оно всего священней!
И пить тебя я обучу. На спор!
Иль у тебя какой зарок загадан?
Взгляни, как бисерится пенный бой!
Вот он и есть в соборах наших ладан,
покалывать стекло бокалов рад он…
Пей за любовь, не думай над судьбой!
И пенистое золото до дна
Она высасывает из бокала,
и он стоит пустой, мерцая ало.
Тогда белеющей рукой она
расстегивать фишу на шее стала,
и так же, как морская глубина
вздыхая волнами светлей опала,
вдруг остров выдохнет, теперь видна из мрака шея.
Руки шарят шало по бледному соседу. Из груди
горячий шепот, близкий к поцелую:
«Ты еще молод! Не дури, не жди!
Хватай! Немного счастья впереди,
И не мечтай, и не живи впустую!
Охулки на руки ты не клади!»
Тут на Него, как ветер, оголтело
неведомая сила налетела,
в душе студеной воля раздалась.
Он женщину схватил, как зверь, и враз
вонзая пальцами остервенело,
рвет шелк с нее и не спускает глаз.
Рука свинцом каленым налилась,
Как будто захотел создать из тела
священный образ ярый богомаз,
вкруг тела, будто буря, обвилась
и, как ручей из темного предела
сквозь лед ущелья пробивает лаз
и хлещет, скачет, мчится обалдело, -
так и любовь напастью началась.
И занавес задернул Он рывком,
и самый воздух сладок стал от стона,
который, как восторг во время оно,
гремел и рос, когда еще ни в ком
срам не был силе девственной препона,
охота же была сильней полона.
Он из истомы вырвался толчком,
На утомленное склонился лоно
и, озираясь, словно тать, кругом,
ей шепчет, будто бы бежит бегом:
«Меня судили именем закона.
Судья спросил так строго, словно с трона:
Ты Божий сын? Вопросу нет конца
и смысл его мне темен, как тогда,
когда меня бранили исступленно,
а я в ответ словами гордеца
им прогремел, как с неба, оскорбленно:
Что нужно вам? Да, я – сын Божий! Да!
И мой престол одесную Отца.
Смеешься ты? Так плюнь в лицо мне! Я
твоей насмешки стою, скоморох!
И кары покаянья. Прав судья.
Нет, я - не Бог».
«Тебе немного надо,
Миленок мой! Ведь от винишка в дрожь
тебя бросает. Нам оно услада,
а ты чуть выпил, как уж чушь несешь.
Нет ты не Бог. Об том ты и не думай!
Судить не станут, как судили встарь.
Но до утра, мой бледный и угрюмый,
ты можешь быть хоть малость царь.
Процарствуешь? Тогда, дружок, постой,
Дай я венец из роз тебе сострою,
как словно бы владыке и герою.
Подвяли! Ну да ладно и такой!»
И пальцы с небывалой быстротой
плетут венок, который – как оправа
листве поблекшей, но еще густой.
Плетенье. Как Его глава, курчаво,
а на нее стремится взор пустой.
Она хохочет, бьет в ладоши: «Ой!
Царь так уж царь ты! Браво! Браво! Браво!»
Уж зарится заря стрелять по цели,
На половицы стрелы полетели
В окно поблекшее. И еле-еле
на крыше тает сумрак от тепла.
Но вот зевота женщину взяла,
И платье, что ей похоть сорвала,
Она надела и бурчит со зла:
«Уж не в цари ль собрался в самом деле?»
Трясет его: «Иль захотел гулять?
Средь бела дня в веночке щеголять?
Неужто ты и впрямь блажной совсем?»
Он смотрит на нее и тих, и нем.
Но рвет она венок с него в насмешку,
летят цветы и листья вперемешку…
А Он за розой хочет наклониться
и, плача, подобрать последний цвет:
«Мы грех последний всех минувших лет –
Я вечный бред, ты вечная блудница».

Эрих Райнер РИЛЬКЕ

вот бы нажраться водки в субботу

драсти.. у меня наболело. только что с фильма "Кочевники".. ЗРЕЛИЩНОСТИ ноль! как считаете? Сюжет неплохой, но все остальное проигрывает, в частности претензии на батальные сцены.. Неужели во всем виновата коррупция?

замечательный седня день, не так ли?

Драсти, я Колян