Опять в Колизее готовят премьеру,
И всё здесь смешалось: святые, гетеры,
Индейцы, славяне, гориллы и йети,
Индиго, их клоны и прочие дети –
Кровавый бифштекс на его сковородке…
Опять Вавилон забирается в глотки!

И люди отведать придут эту пищу,
И боги придут лицезреть это зрелище,
Подсчитывать в душах усопших – кострища…
Аншлаг в Колизее... Ведь где ещё, где ещё
Увидишь perpetuum mobile тлеющий?
Опять Вавилон своих подданных ищет…

Здесь сходятся все человечии тропы,
Сюда направляют звериные стрелки,
Арена глядит в небо глазом циклопа,
Сыграв со Всевидящим Оком в гляделки,
Мы – снова и снова считаем убитых,
Чтоб был конец света довольным и сытым…

Мы – дворники этой, Центральной, арены.
Под гулким провалом небес (откровенных,
Что им наплевать, что они – ротозеи)
Мы – снова и снова смываем все смерти
И кровь с безучастной земли Колизея,
Чтоб – снова и снова буянили черти!

И пусть себе прыгают, пусть себе бесятся,
Вселяются в зрителей, будущим – чудятся,
И по морю крови летают на катере! –
Но: вспыхнет арена оранжевым месяцем,
А позже – пунцовой звездой, и очутится
Пустой Колизей – вулканическим кратером!

Пусть станут тогда всё мессии – обглодками,
Пусть черти над нами ревут и куражатся,
И в мантии огненной греют конечности,
Но: вспыхнет багровым зонтом сковородка их,
Последнею чёрной дырой, и окажется
Пустой Вавилон – тепловой смертью вечности!

02.03.2011

Ты – дочь числа Пи, марта спутница,
Сансары лицо подставное,
От жизни со мной лжеотступница
С мембраной души водяною,

Из всех дочерей – русых, мартовских
Летающих рыб, вместе с дичью
Слетевшихся на гонорар тоски,
Ты – самая, самая птичья!

Где прячется Высь твоя, рысь – твоя?
Века отстают за тобою,
И ты, не дыша, не бытийствуя,
В веках остаёшься – Судьбою…

В созвездие Рыб – моя лестница,
Но кто ты, раз небо – хмелеет?
Кометы Галлея предвестница?
Сама ли – комета Галлея?

Триумф ты мой или проклятие?
Как быть, если снова вертиго
Толкнёт нас в чужие объятия?
Прости меня, тайная книга! –

Запутавшись с сердцебиеньями,
Твои я прочёл – слишком поздно,
Сдружившись со всеми затмениями,
Стал тенью стотелою звёздной,

И звёздные эти часы мои –
Раскосей, чем солнечный пращур,
Страшней в моей памяти вымоин,
Фасеточным глазом глядящих.

Ты – дочь числа Пи, и ты знаешь – всё
О круговороте сверхновых…
Ответь же мне: где повстречаешься?
Когда мы увидимся снова?

Пока же я буду, как памятник,
Стоять здесь, у Грековки*, молча,
Где были – друг другом неправедны,
Где стали – опасней всех волчьих,

Тебя ожидая рассеяно
С занятий, с зачётов, где – рядом,
Где было – такое затеяно,
Где стало такое – распято.

Пока я не вспомню всё светлое,
Что в памяти выудить нечем,
Я буду стоять здесь, под петлями,
До следующей нашей встречи.

Пока ты не выйдешь из здания,
Пока на горе рак не свистнет,
Я буду стоять здесь – заранее,
До следующей моей жизни.
___

* Одесское художественное училище им. М.Б. Грекова

28.02.2011

Что знаешь ты, зеленоглазая моя,
от том, как любят привиденья после смерти,
каков озноб от мнимой боли у предсердий,
как страшно быть амфибией, когда маяк
ревёт в тумане по тебе и прочим бренным,
быть в мире мёртвых и живых – одновременно?..

Где капитаны немы, будто циферблат,
бесплодна Мельпомена, будто саквояж пуст,
где призраки ведут любовь свою, как тяжбу,
и, отлетает в небыль тот, кто стал крылат,
и суженую, даже если и не жил с ней,
он любит в сотни раз сильнее, чем при жизни…

И понимает призрак в этот миг,
что в каждой прошлой жизни суженой, любимой –
не важно, вставшей рядом ли, прошедшей мимо –
была одна и та же девушка (ремикс
лишь!), в каждой жизни только ею был овеян,
и после каждой смерти – думал лишь о ней он…

Что скажешь ты, когда все чувства жизней всех
в одну любовь я соберу, как птицелов, и
беззвучно буду ждать – тебя – у изголовья,
на Рубиконе том, на должной полосе,
где чувства все за ночь одну тебе приснятся,
где все они в одну любовь объединятся?..

22.02.2011

Пусть вначале был жест,
А потом уже – слово.
На твоём этаже –
Ни того, ни другого.

Мир деяний, не – слов,
Мир пространства, не – звука,
Словно шар-змеелов,
Словно жестов порука,

Нам с тобой незнаком.
Мы идём, как бродяги,
От всего, что – потом,
Разбегаемся в страхе.

Сколько лет босиком
Мы обследуем темень,
Не умея в наш дом
Превратить это время!

Сколько жизней подряд
Мы бредём, будто дремлем,
Не умея в наш сад
Превратить эту землю!

Нас сорвала Луна,
Как траву – буреломы.
Эта вдовья страна
Вся исходит истомой –

Слишком ветрена мгла,
Пахнет ликантропией,
Моя дрожь приплыла
За тобою мессией.

Моя смерть принеслась
За тобою – стоп-кадром,
Как непрошеный князь
За своим императором,

И теперь я могу
Целовать твои губы,
Сам себя душегуб –
Храмом звать звёздный купол.

И мы снова идём,
Окаянные двое,
Под жемчужным дождём,
В даль, в – своё, в – неживое.

21.02.2011

Это сказ о том, как черви в чёртиках заводятся:
Родятся-юродятся и родятся-юродятся,
Кто-то пред Левиафаном пеною исходится,
Кто-то Вавилонскою блудницею обходится.
Это место всё – облагорожено мутантами,
Вновь быть рыбе, черепахе и слону – Атлантами,
И уже неясно, кто в ком будет иммигрантами,
Кто в ком будит зверя и кого Левиафан томит.

Зверь во мне разбужен, только оказалось, зверь – мутант,
У него в крови – искать тебя, найти – в геноме, но
Хоть урод он, гены носят свой таинственный талант –
Сжечь в тебе мутанта, зверя, что желает жить с моим –
В доменной печи – как до-ре-ми, как домино…
Дочери его по очереди топчут Аркаим,
Кажутся сегодня совершенным и прекрасным
Им – фальстарт ацтеков, фол России, блиц-Аустерлиц…
Есть лицо у человека, у мутантов этих лиц
Счёта нет, и каждое с другими несогласно.

Это миф о Рае: Рай был – первой матрицей,
Только и всего, и у него теперь – нет адреса.
Мы – в последней матрице, и сервер – психиатрится
Оттого, что между первой и последней – за тридцать.
Это трёп о том, как крошишься, Цивилизация –
Стерва одиозная, Мальвины девиация,
Утварь мрака, дискотек загробной трепанация
И Туннеля Вечности сквозная деградация, и деградация…

18.02.2011

И как без висельников виселица одинока,
И как рассеяно без амазонок Ориноко,
Так Апокалипсис – лишь миг, когда одновременно
Все юные, красивые погибнут во Вселенной,
Не больше, чем вселенский акт убийства красоты,
И мерзок он хотя бы потому, что сгинешь ты.

Но я – не Нео, я – фантом последнего мгновенья
Существованья красоты твоей, я – приведенье
Тебя к нулю, освобожденье, как от моветона,
Тебя – от нас, и Юрьев день твой – миг Армагеддона,
И ежели б моим исходом был твой Юрьев день!..
Но призрак я, и мир – моя последняя ступень.

Когда угаснет мир, когда звезда, как прах, задышит –
Я буду здесь, в миру, я не смогу подняться выше,
Со всеми, в – Ноль, в – Небытие. Как – энная предтеча,
Я буду – виселицей, Ориноко, нашей встречей…
Армагеддон – орудие убийства красоты
(Но не страдания, не – преданности, не – мечты),

И только в этом – суть его, лишь в этом – катастрофа,
И только потому – он всей Вселенной уготован.
И Юрьев день, как пограничный столб, стоит на страже
Меж мёртвыми и мёртвыми, и тем обескуражен,
Твой телефон не даст нам говорить между собою,
Двум призракам, из разным Навей, с разною судьбою…

16.02.2011

Генофонд, геноцид, геномор, геноцирк...
Золотые тельцы нас берут под уздцы.
Кто был ночью убит, тот сто лет уже спит.
За Садовым кольцом обретается спирт,
Под Садовым кольцом пьют коллекторы СПИД,
И за крепкое здравие пьёт инвалид,
И скорбят по нам – Киев, Одесса и Минск...
Поминать уже некого – чёрный помин.

Мы – обрубки без ног, мы – культяпки без рук,
(Девятнадцатый год в наших генах – хоругвь),
Ходим в чёрном – сто лет и не знаем, что так –
Поминаем царя, что мы всё ещё – там,
И морально мы – трупы – уже – навсегда
(С девяностых душа наша стынет во льдах),
И нам снится, что вместо царя мы лежим
на постели его, что – постельный режим.

Это княжество катится в тартарары –
В состоянье искусственной чёрной икры,
И никто никогда не поможем ему,
И на нём – нефтяной чёрной метки хомут,
И славяне ему, будто валенки, жмут,
Все замкадыши молча шагают в тюрьму,
Под замкад, под замок, под кладбищ телеса…
Улетайте, славяне, в свои небеса!

13.02.2011

Б-гу

Пойдём в церковь? Она была ангелом, знаешь? –
Праздник праздником, ангелы – сами уже по себе.
Мы её у земли на полцарства меняем…
Эта чёртова твердь скоро взвоет – робей!..

В двадцать девять окопы ещё не спасают.
Эту смерть репетирую, будто свою.
О чём думал ты, Господи, Вечных бросая
На судьбы произвол, крематорий в раю???

Миллиарды китайцев, пиндосов, шахидов –
Та же мелочь, которая – металлолом.
Я такого глубокого, злого Аида
Не встречал ещё здесь, где мы все – бурелом!

Этот гроб – будто рама, она в нём – картина...
О чём думал ты, Господи, бросив – Таких?
Послезавтра мы все надорвём свои спины,
В – три погибели, ибо наш ангел – погиб.

И не видно ни зги, и лишь чёрные ленты – у зебр
Только – кто тебе, Господи, вправит мозги?
Пойдём в церковь, о Господи, нужно тебе бы
Исповедаться… Срочно. Иначе – беги.

27.01.2010

Смотри, Леонардо, смотри сквозь рисунок! –
Где Люди стояли, там клонов стеченье,
И в них ты, увы, не увидишь – No uno! –
Ни бронзового, ни золотого сеченья!

Ты знаешь, что бог любит троицу (с солью),
Но – троица Бога не любит (как можно?),
Но мы побывали у них на застолье
И знаем: у них Соль Земли – за пирожное…

И потому-то – Бог троицу любит,
Но кладбища Светлых, сбиваясь в оравы,
Скрежещут у троицы божьей на зубе,
И знаем: у них Соль Земли – за приправу.

Здесь витрувианских лемуров обитель,
На йети пародия ль, на человека ль…
Давайте, глазейте, давайте, глядите
В тупые глаза двадцать первого века!

Не лежбище Шакти, не Дарвина кремль,
Не душ цитадель, не суккубов подворье –
Пустые глазницы, которые – немы! –
Как чёрные дыры – прожжённые взморья!

Смотри, Маяковский, смотри и завидуй –
Что я манекен для святош и калека
Пустых гипнотических глаз, индивидуум
Утопший в глазах двадцать первого века!

19.12.2010

Пропало всё, всё – появилось.
Спасти и погубить – одно и то же.
Звездою Всех Святых низложен
весь мир, готовьте нас на вынос.

Пусть – бес уехал, демоны – остались,
Нас цирк попутал, клоуны – смеялись.
Кристальной чистоты и девственности память
жонглирует, как акробатами, и – нами.

Вот – триста тридцать третье – мне – письмо…
Не от тебя. Но спам, из царствий тридевятых.
Увы, но Мироздание в гробу – само
перевернётся вряд ли, да (оно им надо?!) –

все звёзды будут «за», все божества – мертвы,
пускай, пускай придут три миллиарда писем –
как машинистка, отпишись им, отпишись им,
но – Мирозданью неподвижным быть, увы…

И косогор тумана, оползня лавина,
орбит – Амёбиуса мёртвая петля,
когда не скажешь в спину Вечности – «Лови нас!»
нас превратят в зверей, проклятье для…

И – в шторм корабль мой застыл и, неподвижен,
оцепенел, как миг, и вал девятый – ближе,
и я иду, и – обнимаю мачту,
быть может, он качнётся, но – пока что…

И вдруг – как сеть в лицо, как выстрел:
судьба мне жизнь не засчитала,
прогул поставлен… Гнить сначала
теперь нам вновь, корабль-призрак.

10.12.2010

Своих мы, по подобью, прорастили двойников
Из мрака рыхлого, толчёного замесов,
И вот – передаём им нашу боль и мессу,
Проклятья все, и – в тень уходим, глубоко.

Ты привыкай, ты привыкай – уже, сейчас,
Все, поголовно – двойникам своим доверят судьбы,
А сами – сгинут в чёрном, где лишь – улизнуть бы
От ловких, вызверенных меток Палача.

И мы приходим с кладбищ, чтоб писать стихи,
И чай наш так похож на кровь, как нефть на воду,
Мы в сотый раз твердим предсмертную икоту,
И, длясь, отходим кладбищам – замыливать грехи.

Но наши двойники на нашу топь обречены,
На холмик наш под солнцем, мчащимся по встречной,
И нас никто не убедит из – в чёрном – подвенечных –
Прервать цепочку клонов, вставших у стены.

05.12.2010

Радость моя, наш сентябрь – ушёл.
Он не дождался нас и – обезумел.
Весь его свет и одежд белый шёлк,
Белый шумер – растворён в белом шуме.

Солнце моё, нами он – дорожил,
Знал, что не будет другого расклада,
Груз его – нашу счастливую жизнь –
Вместе с собою унёс в листопады.

Радость моя, наш сентябрь сожжён
Рыжей листвой инфернального сада.
Выбежав в осень, скрываясь от жён,
Он поражён был такою засадой.

Солнце моё, он – отжил и остыл,
И – обратился в космический холод.
Мы – его бренный, единственный тыл –
Только лишь айсберги, не – ледоколы.

Радость моя, наш сентябрь погиб
Через три месяца после разлуки.
Я не подам ему больше руки,
Ибо бесплотны у призраков руки.

27.07.2010

Это Вам: печки-лавочки, Вам – дочки-матери,
Разъезжать в теплоходах, кататься на катере… -
Мы – из нашего мира – на Землю – в песок
И асфальт всё бросаем свои якоря
Из девятых небес, чей IQ невысок…
Наши слёзы и создали Ваши моря!

Наши чувства и создали Ваши обочины!
Наши смерти и создали Вам – червоточины!..
Чтоб держаться за Вас, как за нас – Нибиру,
Чтоб за Вами следить, как за нами – Луна,
Мы – свои якоря в заколдованный круг
Черноземья всегда опускаем до дна…

Что же, здравствуйте, здравствуйте, дальше – юродствуйте,
Развлекайтесь и властвуйте, явствуйте, плотствуйте! –
Рядом с Вами сидеть в двадцать третьем ряду,
Рядом с Вами лежать на втором этаже –
Я по прежнему буду и вряд ли уйду,
Не поставит никто заграждений душе…

Бесконечный фальстарт мой стремится к безбрежности.
В ком-то теплится нежность, кому-то – промежности
Разрыхляют, влачась от тюрьмы до тюрьмы…
На Земле только ангелы – знаю – живут,
А на небе живут привидения, мы,
И поэтому, видимо, все – на плаву.

Этот азимут бреда иссох как пришествие,
Из асфальта глядят перископы на бедствия,
Но летучих голландцев – бесчисленна тьма,
И когда ты поймёшь, что твой суженый ждёт
Тебя в чёрном чертоге сошедших с ума,
Обезумишь сама и тебя он найдёт.

27.07.2010

В утопической комнате, через века,
Где невидимо – смутной тревоги озона,
Где остыл жёлтый плед и озяб кардиган,
Будут две телефонные трубки – бессонны…

Они будут висеть на своих проводах,
Кем-то сняты и брошены, и позабыты,
И бессмысленно будет само «никогда»,
Когда призраки станут шептаться открыто

В эти трубки, и будут слышны – голоса
Их – знакомых – из разных вселенных и капсул,
Их, погибших давно, как и все чудеса,
Их, ушедших в подполье от армий коллапсов.

И – возможно – что случай сыграет ва-банк,
И – сойдутся мгновенья в испарине грусти,
Два тоскующих призрака, раб и раба,
Обнаружат, что есть между трубками – устье,

И дождавшись звонка, через век или два,
И услышав друг друга, узнав по дыханью,
Наконец-то отыщут такие слова,
Что на время – изменится суть Мирозданья…

Плоскость моря – экран телевизора лишь.
Сингулярность де-юре – стоять над обрывом.
В астеническом небе петляет камыш,
Словно древнего Ящера Времени – грива.

И когда – подвенечные радиоволны в одно
Нас сольют, словно воду из всех водопоев,
Я – возможно – поверю, что счастье – дано,
Что тобой станет в тысячный раз – всё живое,

И, при жизни поправ, будто вечность – собой,
Равновесие астмы и воздуха – вьюгой,
Эти призраки бледные, словно прибой,
Наконец-то – быть может – полюбят друг друга.

20.07.2010

Достучаться в утопию. В явь, во – Пространство
Из – загробного мира, из – навьих отрогов…
Это странное, вечное, злое сектантство
Среди призраков – не соглашаться с итогом.

Эта дикая призрачья коллегиальность –
Сквозь воронки ночей возвращаться с приветом,
Сквозь звонки телефонные рваться в реальность,
Сквозь экраны в помехах смотреть с того света

На любимых своих, отчего-то – живущих,
Неизвестно куда – запровадивших – бывших,
Неизвестно кого в свои крепости – ждущих,
Неизвестно зачем – о погибших – забывших,

Пригвоздить себя к городу, к дому, к экрану,
Пристегнуть себя к прошлым родным и любимым
И являться воочию к ним – постоянно,
То смятеньем, то дымкою, то – херувимом…

И я буду звонить тебе вечером, в восемь,
Молчать в трубку, по радио петь одалиской,
И одёргивать страх твой, шатать твои оси,
И – стоять над кроватью твоей – обелиском.

И я буду в помехах экранов – угрюмым
Столь знакомым лицом, без души и без тела,
И – окутаю спальню твою белым шумом,
Белым сумраком, коконом ноющим белым…

Эта странная каста среди привидений,
Возвращающихся, беспокойных, влюблённых –
Оставаться в себе, удлиняться, как тени,
И не знать, что они бьют таможням поклоны…

Это странное действо среди расщеплённых –
Оставаться на связи с порталом могилы,
Приходить к своим суженым – не опылённым! –
То помехой, то ужасом, то – Михаилом…

16.07.2010

Это цех. В нём создали меня. И умру
Я – в мерцаньи светил, среди звёзд без имён,
И тогда – неизвестный мне друг, из амёб,
Мой единственный друг, мне признается вдруг:

«Ты давно уже дух, мой единственный друг,
Вечный поиск её – твой загробный кошмар,
Твоё царствие карцера – карма-тюрьма,
Твой извечный маршрут, твой священный недуг,

А её дух уже растворился в ночи,
Её кожа уже, точно Время, стара,
Её пепел уже разогнали ветра,
И её красота догорела в печи…»

Упокой меня, Господи, в эту же ночь,
В ночь, когда континенты сорвутся с цепи,
Чтобы ту не искал, что давно крепко спит,
Что, наверное, и не могла мне помочь –

Чтобы я не искал ту, что в сердце моём –
На земле и на небе, во снах и в бреду –
Ту, которой давно упокоился дух,
Той, что стал заповедником мой окоём,

И пускай нас потопит в легендах Харон,
Пусть погонит меня в это стойло Пастух,
Упокой мой кошмар, я не больше чем – дух,
Упокой и меня, и над духом – ворон,

Как безмолвны самумы в молитвенной мгле,
Как вороны мою изничтожили плоть…
Но ответил Господь, мне – ответил – Господь:
«Слишком долго искал ты её на Земле,

Слишком долго молился увидеть в сне…
Ты не сможешь иначе, не сможешь – не быть,
Не искать и не звать, не тревожить гробы,
Не молиться её красоте и весне… –

Ваше время прошло, убивай и кради…»
В эту ночь замыкаются цисты судеб,
Добела накаляются души людей,
И – наверное – всё. Упокой, отпусти… –

Вознесутся Земля, человечество, мир,
Но в аду я – прописан, в девятом, точь-в-точь,
И опять, в сотый раз пережив эту ночь,
Время в точку сожмётся и плоскости – в миг…

Духу – духово, разве не так, разве нет?
Я ищу её след, во все окна – смотрю,
В каждый грот, в каждый лаз и подопытный трюм,
И себя – каждый день нахожу я на дне,

Сотни раз – без успенья – сошедший с ума,
И, мне кажется, вижу – Её – вдалеке,
И кошмар мироточит – аортой в руке,
И мой дух возвращается в этот кошмар.

06.07.2010

Я хочу возвратиться туда, где погиб,
В городок, что нам мал, где петляют ветра,
На ту площадь его, где бессмысленнен Ра,
По которой расходится, словно круги

По воде, нашей встречи сигнал – до сих пор,
И срывает знамёна с флагштоков судьбы…
Я хочу возвратиться туда, где я был,
Но, увы, между жизнью и смертью – забор.

Я хочу возвратиться туда, где убит,
На тот пляж, где священна – любая волна,
На тот берег, который при мысли о нас,
Как серийного киллера, мелко знобит,

В самый радостный угол моей конуры,
Конуры привиденья – холмов и лугов…
Я хочу возвратиться туда, где легко,
Но, увы, между жизнью и смертью – нарыв.

Где был взгляд мимолётен, но путь предрешён,
Где за миг всех богов изменятся суть,
И моря не приемлют ночную росу,
И от атомных взглядов возможен ожог… –

Я над городом этим летаю, и – в ад,
И висеть на погостом своим – ни к чему.
Ежедневно и круглогодично – в Крыму,
Но, увы, между смертью и жизнью – провал.

Может, встретимся снова, на площади?.. Но –
Стой вдали, не давай мне надежду, строга.
И – ни шагу – вперёд. Попрощайся со мной
С твоего расстояния, издалека…

Ты – живая, тебе не пристало – робеть
Ближе, чем за сто метров ко мне – мертвецу:
Мертвецы – губы суженых – тянут к лицу,
Жизнь возлюбленных – жадно – лелеют в себе.

Это – будто раскопана в мире вся твердь,
Это – будто грязна во всём мире – вода…
Я хочу возвратиться в тот день – навсегда,
Но, увы, между смертью и жизнью – лишь смерть.

05.07.2010

Потому что никто не возьмёт на поруки
Эту тихую гавань и сизое море,
Потому что помечено место разлуки,
Потому что иссохли суставы историй,

И никто ни в кого здесь не сможет влюбиться –
Заколдовано нами под оттепель место.
Эта гавань останется лишь заграницей
Для таких же, как мы – из свинцового теста,

Из сердечного шума, предсмертной икоты…
Ты придёшь сюда – завтра и луны увянут,
Я приду сюда – осенью, сносятся – годы…
Мы опять разойдёмся, как рваные раны-

Континенты, как в кубике Рубика – бездны.
Но никто никогда не предъявит к ней исков.
Здесь увидев друг друга, однажды, так тесно,
Наши души мгновенно сменили прописку.

Эта гавань приклеилась к ветру, прилипла,
Словно пальцы циклопов застряли в пассатах…
Этот ветер не сдвинется с места и, хриплый,
Не смахнёт эти склоны с собою в закаты.

Заворожена гавань волнами и нами,
Стала – нашей и больше ничьей – априори…
Потому что ей – нашего – хватит – цунами,
Потому что ей – вдоволь и – нашего – горя…

25.06.2010

Земля стучится в Землю.
Стучится Небо в Небо.
И пахнет лихорадкой
Мой обморочный мир.

Глаза глазам не внемлют.
Сознание – как ребус,
На все горячки падкий,
Коллаж из адских СМИ.

Стена уходит в стену.
Вода несётся в воду.
И не было печали,
Но нас зачали – здесь,

Под девиантным тленом,
Над сингулярным бродом,
Где спит конец в начале,
И нежить на хвосте.

Тебя за мойру держат.
И мир в хмельном восторге –
Как шведская могила,
И мир – как белый шум,

И голоса умерших
В калейдоскопе оргий,
Цейтнотами насилуй,
И дом мой – парашют.

Реальности, дрожите.
Нейтрино вас погубят.
Меня не разрешили.
В июле будет снег.

И, сельский небожитель,
Мой мозг – как кубик-рубик,
И – будь готов к могиле,
И будь готов – к Луне.

13.04.2010.

А мы стоим на побережьи моря, как на самой крыше мира,
Под серебристым светом от невидимой, надломленной Луны,
И – эта ночь бессмертна здесь, и быть ей скоро – нашим конвоиром,
Но мир ущербен здесь и продан нам за полцены.

И мы бессмертны, как стоп-кадры, но бессмертие – всегда ущербно,
И живы мы, пока мы не поймём, что спрятало от нас луну,
Пока остановил нас ветер цепкий в недвиженьи нашем вербном,
Пока случайный невидимка миг не провернул…

Индиго-серая волна надломлена медузы дихроскопом,
И линзой аурелии – лилово-бирюзовая волна.
Ты вышла из воды, и Лунный Путь, её ксеноновая копоть,
С твоей не сходит кожи, словно некий тайный знак.

И, как одежды, лучевая эта вакханалия идёт нам,
Но моря органист, и оркестровый вал, и изумрудный рейд
Считают, что мы созданы из шелеста бумаг бесплодных –
Копировальных, из квадратов чёрных – пустырей.

И хочет нам помочь лесов пастельный тихий небожитель-ворох,
И нас спасти хотят гризайли приполярных монастырских льдов,
Но море, оттолкнувшись вдруг от нашего дыханья, наших взоров,
Брезгливо отступает вдаль, на – запад, на – восток.

И в этой странной монохромной голограмме лазерного сада,
Безудержных лучей луны, и отблесков, и птиц, и немоты,
Не всё ль равно, дать морю яда или нам самим здесь выпить яду,
Но – яд беспомощно ущербен, точно как и ты.

Мир-капсула, аттракцион, мир, так и не привитый к Мирозданью,
Ещё упругий и неукротимый, словно маска палача…
И ты, среди него, внутри, стоишь, вся – лунная, вся – ожиданье
Очередных страниц, эпох-ловушек и начал.

Здесь, затаившись, замерев, на самой крыше мира, Хтон и Сирин,
Лежать я буду, здесь – у самой кромки оркестровой бездны вод,
Как будто крыша мира – эшафот, как будто сделал харакири
Мне невидимка здесь, и океан весь мировой –

Моя больная кровь, что превратилась в воду в это воскресенье,
(Шестая ли, седьмая группа крови? – не понять здесь никому),
И то ли крови зараженье, то ли адских снов землетрясенье… –
Она стекла в утробу сумасшествия, во тьму…

А ты – смотри на это свысока, смотри и стой, смотри на это,
Как смотрят свысока на нас мои заморыши, седые сны –
Горя, как маятник, в серебряных лучах неведомого цвета,
На фоне звёзд, откуда лунный свет и нет – Луны.

04.04.2010.