3. Первые годы.
Первые два-три года моей жизни прошли необычайно бурно. Настолько бурно, что я мало что помню. Так что сразу перейдем сразу же к периоду с 4 до 7 года.

По словам достоверного источника я знаю, что в возрасте трех с половиной лет меня настигла тяжелая болезнь, начавшаяся как ангина. Эта самая ангина плавно перетекла в нечто гораздо более опасное для моего хрупкого организма, нечто такое, что было совершенно несовместимо с суровым якутским климатом.
Позволю сделать отступление (которых дальше будет еще много). Люди необычайно гордятся своими болезнями и травмами. Это подметил еще Антон Палыч Чехов, кто читал, тот вспомнит. Людская натура не сильно изменилась, и нет для мальчишки большего кайфа, чем хвастаться перед другими мальчишками своими шрамами и болезнями, даже если эти болезни называются так несерьезно, как например свинка (я ни на что не намекаю!).
Итак, сердобольные родители, которым я был дорог, отправили меня в более мягкий климат – в Карелию, в город Петрозаводск к моим бабушке и дедушке.
Мой дедушка – воплощение всего лучшего, что могло быть в советском мужчине. Родившийся в нищей семье в деревне Купели (где-то на Украине), вместе со своими братьями, в годы Советской власти он, как и миллионы других, родившихся в нищих семьях, получил высшее образование – он стал врачом. И не простым, а специалистом по ушам, горлышкам и носикам, плюс лицевая хирургия. Но начинал он с работы на сталелитейном заводе (кажется, это был Днепроперовск), где он бросал уголь в доменные печи. Уже будучи студентом, стал мастером спорта по альпинизму; потом – депутатом горсовета. Потом судьба направила его врачом в погранвойска. Ему довелось повоевать и с немцами, и с японцами, но хуже всего, по его словам, пришлось на западной Украине восстанавливать мирную жизнь, лечить тамошних вольных и гордых западенцев.
Бабушка тоже оказалась врачом, терапевтом, и тоже военным. Правда, бабушка не очень соответствовала канону советской женщины – имела прислугу (даже в 60-е годы), постоянно моталась по всесоюзным здравницам (часто без дедушки, который всего себя отдавал ушам, носам и глоткам советских граждан) и была в курсе зарубежной моды.
И вот я попадаю в такую среду советских интеллигентов; дедушка водит меня по Петрозаводску, катает на санках, водит на хоккейные матчи, где договаривается с игроками и те дают мне настоящий шлем вратаря, возит меня на дачу на самой прекрасной в мире машине – ярко-красных жигулях; бабушка же в свободное от дедушки время активно учит меня читать и писать. Результатом этого препровождения стало то, что в свой якутский поселок я вернулся, переполненный под завязку всякими знаниями, недоступными моим сверстникам. Среди этих знаний было даже каратэ, с которым я сразу стал всех знакомить в своей детсадовской группе. Среди тех, с кем я поделился этим знанием были и два брата хулигана Константиновых. Поразительно, но уже в детском садике за ними закрепилась дурная репутация, что не помешало мне их по очереди отдубасить. Этот триумф к сожалению никак не отразился в их пустых якутских головах и уже через несколько лет, в начальных классах они поколачивали меня почем зря.
Что еще было занимательного в то время? Представьте себе поселок, затерянный в тайге, расположенный на берегу реки Лена (третьей по величине и первой по чистоте своих вод в мире). С октября по май зима со снегом, с мая до июня весна, в июле и до середины августа жаркое (до +35 кстати градусов!) пыльное лето, потом короткая осень. Казалось бы, что там делать? А делать можно было много чего! Ледовый каток (взрослые расчищали нам огромный кусок прибрежного льда на самой реке или на близлежащем озерке непонятного происхождения), снежные крепости (представьте себе сугробы величиной под полтора-два метра!); с середины мая – близлежащие таежные сопки, где можно было играть в почти НАСТОЯЩИХ советских солдат и фашистов, ковбоев и индейцев, где мы варили из листьев брусники себе чай и готовили украденные из холодильников тушки советских синих цыплят, выдавая их за куропаток или, если воображение позволяло, за кабанов, рыли землянки и учились метать ножи и топоры; с середины июня уже можно было купаться в Лене, с верховьев сплавляли лес и у нас на берегу была перевалочная база. Между гигантскими плотами из гигантских сосен образовывались замечательные бассейны с практически стоячей водой. Еще у нас велось строительство. Для незнающих: строительство в условиях вечной мерзлолы всегда подразумевает разведение костров для согревания почвы. Затем в почве роются или ямы для свай, или траншеи для укладки коммуникаций. Поэтому, когда нам надоедало например играть в бадминтон или в футбол (на песке! у нас уже тогда был пляжный футбол!!) или надоедал каток и ледяные горки (зимой), мы шли играть или на стройку (сколько сломанных рук и ног, не передать), или в траншеи - в великую отечественную войну.
Но это уже история из школьных годов.