Я ее очень любил. Очень. Не знаю даже, любил ли так кого-то до нее. А опыт у меня довольно большой. Но все равно я ушел. Понимаете, доктор, я всегда ухожу. Так получается. Я еще не встретил женщину, которая смогла бы меня надолго удержать. И не знаю, хочу ли встретить такую. Доктор, вы не очень торопитесь? Нет? Тогда я попробую рассказать все по порядку. Понимаете, доктор, я рос в спальном районе на севере Москвы. Есть там один похабный район, все его не любят. Один я люблю. Там на детских площадках сидели алкаши - законное дело. И мы, ковыряясь в песочнице, с нуля привыкали к мату и к пьяному бахвальству. Знаете, когда алкаш совсем деградирует, даже не в первом поколении - они там с половины такие маленькие, щупленькие, со всякими изъянами - так вот, алкаш становится ужасно обидчивым и задиристым. Помню, я спрашивал у матери, почему эти дяди все время ругаются и дерутся, потом обнимаются за шею и ведут разговоры, а потом опять: "Я, да я!" А мать вздыхала и говорила, что эти дяди алкаши и на них смотреть не надо. В садике у половины отцов были такие же проблемы. И дети тоже были нервные и бледные. Отец у меня был из благополучных, не пил, не курил и даже хорошо зарабатывал. Но бил меня сильно. Я его боялся, меня всего трясло от него. А потом я вдруг понял, что это всего лишь староватый, плешивый и не очень умный мужик с желтыми зубами, и трясти перестало. А он, когда я это понял, перестал меня бить. Почувствовал что-то, не знаю. В общем, отношения с ним так и не сложились. Я потом спрашивал у матери, почему так. А она сказала, что у нее с ним тоже в общем отношения не сложились, хотя внешне все казалось благополучно. Но любовью у нас не пахло. И я старался как можно больше времени проводить во дворе и еще лучше не в своем. Мы шлялись по улицам, болтали обо всем на свете, строили планы, и нам было наплевать. Знаете, это такое состояние души "наплевать". В школе учителя это чувствовали и с нам не связывались. Мы были непробиваемые. Школу я закончил без определенных планов на жизнь, и родители меня впихнули в институт, потому что очень боялись армии. Я ведь единственный сын. А я армии не боялся и даже дразнил их этим, чтобы не чувствовать себя обязанным за институт. Типа, я вам одолжение делаю, а вообще-то мне наплевать. Учиться серьезно я не собирался. Институт был педагогический, девчонок хоть без масла ешь, и все на меня глазами косят. А я женским вниманием разбалован еще со школы, потому что в таком районе для девочек самый главный герой тот, кому "наплевать". Мы и ходили такими героями. Первый опыт у меня случился еще в школе, вернее на каникулах. Мы тогда с другом поехали к его бабушке в Рязань. У него там жила двоюродная сестра, такая веселая разбитная девчонка. Ну, мы и перепихнулись, как тогда говорили. Я был очень удивлен, когда она сказала, что я у нее первый. Честно говоря, меня бы больше устроило быть вторым. Или третьим. Но все равно я уехал от нее с легким сердцем. Помню, как она нас провожала на вокзал, что-то шутила, но глаза были грустные. Мне было пятнадцать, ей шестнадцать. Потом в школе была еще одна девчонка, правда я к ней особой любви не испытывал. Она стала встречаться с парнем из техникума, и я даже вздохнул с облегчением, потому что стал свободным. Пожалуй, тогда в первый раз я почувствовал, что женщины очень сильно связывают и что лучше без них - бродить по вечерним пустым улицам под сильным ветром, рвущим листья с деревьев и прогоняющим все мысли. Просто с пустой головой - какая это свобода. И я потом всегда боялся, что меня свяжут и я не выберусь. В общем, к институту я был уже опытным и с определенными убеждениями о женщинах. На первом курсе была одна короткая связь, но она ничего не оставила в сердце. А на втором я серьезно влюбился, стал прямо одержимым. Помню, также бродил по улицам, но уже несвободный. И девочка была такая хорошая. Я ее обхаживал по всем правилам, и, конечно, добился своего. Опять стал первым, представляете, доктор? И на этот раз очень обрадовался. Мы встречались где-то полгода. Это много. Не улыбайтесь, доктор, это действительно много. Сначала был такой восторг, я в первый раз это почувствовал - какое это большое, мучительное счастье, когда тебя так любят. Но потом все повторилось, причем началось внезапно. Я должен был пойти к ней в общагу, шел по темной улице, был теплый сильный ветер, как бывает ранней весной. И мне стало так хорошо просто идти с месяцем наперегонки, улыбаться редким прохожим. Короче, к ней я тогда не дошел и не позвонил. Она, наверное, обиделась, но ничего мне не сказала. А я стал держаться с ней с каждым днем все холоднее. Это так невольно получалось, я не хотел. Потом я уехал летом на практику, а она заболела и осталась в Москве. Дня через два после отъезда я опять стал свободным и легким. Встретились мы так, как будто все было давно и неправда.
