………._-7-_……….

 

 

 

 

И это тоже было в ЦзиньЧжоу. Наш военный городок был около деревни, а за деревней где-то там был и город. Я не помню, как мы ехали в город, наверно на какой-то машине, зато помню хорошо поездку обратно – на кабриолете или на карете, не знаю, в чем различие? Вот сейчас, я поговорил со своими однопалаточниками– доктор наук антрополог и начальник-строитель, напом­нили мне, что: с дверцами крытый домик -  карета, а крыша над сиденьем – кабриолет.

 

Читатель наверно спросит мысленно, а где же директор гимназии из Баку? Так отвечаю, что он выписался, и вместо него в тот же день привезли после операции начальника стройки… замечательный человек, даже Лермонтова читал наизусть, что феноменальная редкость, в общем, свой человек.

Так вот, я мечтательно стоял как-то и смотрел на отъезжающий кабриолет, может быть, в нем уезжала девочка, в которую я был влюблен, со своими родителями. И я мысленно представил, что я смог бы прицепиться сзади, в том месте, где висит ящик с сеном или овсом для лошади, даже залезть в него и, покачиваясь, ехать сзади.  

 

Ну, уж если я вспомнил эту девочку, то еще бы надо добавить, что я часто делал уроки с ней, как отстающий ученик. А поскольку она мне нравилась, то я как-то написал любовную записку к ней в три строки, используя грязное слово, как говорится, или ругательство, но я в него вкладывал самый нежный смысл, для читателя я пропущу плохое слово:

 

«Давай с тобой завтра

будем     ……….…..

на сеновале»

 

Мы сидели за столом под абажуром, вся комната была в темноте, мама ее то уходила, то подходила, то сидела с нами, но когда я передавал ей записку, о которой она совсем и не подозревала, то сверху появилась рука ее матери и взяла ее к моему стыду, а меня отправили домой.

 

 

Итак, обратно мы ехали на кабриолете.

      

Но когда меня послали в город за бефстроганов, то велели идти пешком какими-то тропами мимо кукурузных полей. Видимо было не очень далеко, но беда была в другом: я присаживался после какого-нибудь холма или перед каким-нибудь холмом, открывал крышечку (а местность была холмистая) и ладошкой пробовал тонкие кусочки мяса порезанные длинными дольками. Скоро я заметил, что порция сильно уменьшается, и мне приходилось бороться с собой, но после жуткой борьбы я сдавался, и снова открывал крышечку, и залазил в маленькую кастрюльку, сидевшую на двух алюминиевых линейках, сходящихся ручкой в моей руке. Скоро кастрюлька сделалась катастрофически легкой, а настроение - катастрофически тяжелым.Справа и слева стояли кукурузные поля, как будто сотни тысяч свидетелей моего нравственного падения. 

Жаркое солнце, глиняная дорога, беско­нечные приседания, приподнимание кры­шеч­­ки, долгое разглядывание мяса в подливе, с внутрен­ней борьбой, и падение, в виде окунания руки в кастрюлю.

 

Это все, что я помню … как меня укоряли или утешали, или прощали, или ругали - не помню.

 

Я никогда ничего не ел в жизни столь вкусное, и все-таки еще больше в этом ресторане мне нравились пельмени по-китайски с соевым соусом. Внутри пельменя из очень тонкого теста был кусочек фарша, лука, какой-то травы и еще чего-то такого, что нельзя передать словами, потому что оно даже не фиксируется в ощущении явно, с одной стороны, а с другой, может быть, это нечто просто отсутствует в русском языке и в обиходном русском мире не существует – так как обозвать или рассказать о нем?

 

 

 

 

………._-8-_……….

 

Дома хорошо, тихо, прибрано. Танище специально не покормила Марту перед моим приходом, чтобы я смог это сам сделать, как всегда это было раньше.

И Марта тот час при первой возможности взгромоздилась ко мне на плечи, и я отправился с ней на кухню, и положил ей каши варенной  с ливерной колбасой. Она почему-то обожает это мое блюдо, которое я специально придумал для нее. Дело в том, что каша из овса так пропитывается ливерной колбасой, которая тает и растворяется при помешивании, что вероятно Марте она уже кажется сплошной ливерной колбасой. Вот она сила кулинарного искусства!

Наевшись и прогулявшись по дому, Марта пришла ко мне, полежать около меня, а еще незадолго перед уходом, я поиграл с ней в мышку. Я бросаю игрушечную мышку, сидя на диване, то за бельевой шкафчик, на котором стоит телевизор, то на крышу книжного серванта, то на крышу другого серванта, с откидным столиком для работы, то за него и т.д. и Марта, будучи кошкой моего воспитания, т.е. как собакаприбегающая на свист, бросается следом и приносит ко мне на диван. Она все это делает, не нуждаясь в подкормке, а получая удовольствие от совместных игр и просто комплиментов словесных «молодец», «молодчи­на» «ах ты дрянная полосатка» или «умнуха» и пр., и невольных моих движений руки с поглаживани­ями и пощипываниями. Или я подсовываю (т.е. «зарываю») под подушку или под свернутое одеяло мышку, и она долго шарит там руками своими когтистыми, затем лезет туда с головой, я тот час ее пощипываю т.е. «покусываю» за ноги и хвост, она или отбивается или терпит, а потом вылазит с мышкой в зубах и опять выкрикиваются комплименты и т.д.

Танище меня покормила, мы с ней поругались слегка и помирились, и я отправился обратно. Ах, да чуть не забыл, я приложился слегка к выпивке, поскольку после операции чуть ли ни два года предстоит строгая диета, но не меньше скольких-то месяцев. Ура, только, что мне удалось отвлечь Арсена от газеты, и он сказал голосом доктора наук, что «три месяца» и я ликующе сказал «замечательно!» и с интонацией, которую можно было бы перевести, как «ну так это совсем другое дело».

У меня украл курточку приятный тихий человек с усами, долгое время приходивший за кипятильником. А Танище в этот же день забыла зонтик в вестибюле на первом этаже, и он тоже пропал бесследно, и все это, кроме как телепортацией, ничем не возможно объяснить, так как не пойманный не вор.

Я подозревал, что он охотится за моим компьютером, на котором я пишу эту повесть. Возможно, это так и было, но в семь утра, когда он зашел в нашу палату, стал просыпаться Александр (директор строительства), и тихий усатый человек схватил первое попавшееся, что было под рукой, и смылся, Александр только успел увидеть его спину и закрывающуюся дверь.

Это была моя любимая курточка. Мягкая, легкая, теплая, светло-серо-фиолетовая, из байки как будто толстенной, мне ее привезла из Лондона Танище. Но, слава богу, что он украл не компьютер, мы решили на ночь приложить к двери доску, чтобы она упала, когда он придет, а я положу компьютер под матрас в ноги. Скоро 12 ночи, почитаю-ка я перед сном как Арсен.

А к усатому мне иногда хочется подойти и пожать руку со словами: я Вас поздравляю, Вы в честной борьбе выиграли эту курточку, Вы хотели украсть, я за Вами следил и не уследил – честная победа.

Но такого сорта люди, не предсказуемы в своей наглости, вместо того чтобы поблагодарить за комплимент, начнет и дальше прилипать, чтобы стянуть еще чего-нибудь, это уже надоедно и скучно.

…………

 

                     продолжение