Майка предложила поехать в Грецию за шубами. Мы заняли денег и поехали. К поездке готовились тщательно, у нас должна была быть остановка в Болгарии на несколько часов, и предполагалось, что мы там поторгуем, а потом уже на автобусе двинем в Грецию. - Покупайте булавки!- сказала Майка. - За границей металл очень ценицца! И мы с ней напополам купили коробку этих самых английских булавок. Их там было не сто штук, и, наверное, не тысяча, а миллион. Потому что почти все привезли обратно, раздавали, кому могли, и до сих пор, по- моему, у меня их хренова туча. Помимо булавок мы везли что-то еще, но запомнились мне именно булавки и мегафон. Который я с трудом пристроила потом в Греции официанту. Но кое-что мы наторговали, отдали деньги нашей старшей по группе Наташе, чтобы она поменяла их на доллары. А сами пошли кто куда, лично я намерзлась на этом рынке и пошла в автобус, который нас уже поджидал. А мы ехали к католическому Рождеству, и, хоть Болгария и теплая страна, дубак там был приличный. Вернулась Наташа с обменяными деньгами, не хватало только Мишки. И он появился с белыми глазами и невнятно сказал мне, сидящей сразу за Наташей и переводчиком: - Дай стоол. - Какой стол?- не поняла я. - Не стол, а стоол, - раздраженно повторил он. - Ствол!- догадался кто- то. - Нет у меня ствола- любезно пояснила я.- Садись, Миш, в Грецию опаздываем. Как ни странно, он сел, но, стоило автобусу тронуцца, он поднял руки на уровень лица, сделав их "кошачьей лапкой", стал раскачивацца и монотонно повторять, как робот: - Опасность...Опасность... Радиофон... Радиофон... И тут он набросился сзади на переводчика и стал его душить. Его едва оттянули, и он вдруг обмяк и успокоился. Но через десять минут стал просить остановить автобус, ему приспичило в туалет. Автобус остановили в чистом поле, и Мишаня резво рванул вдаль. А уже темно. За ним бросились трое парней из группы, поймали его фиг знает где, и едва приволокли обратно. Он шел, сжав запястья и повторял: - Снимите наручники... Снимите... Я не могу разнять руки...Больно... Снимите наручники... И правда, не мог. Потом прошло. Но лучше бы не проходило. Он вдруг вскочил и стал бегать по сиденьям, по людям, которые сидели на этих сиденьях, и пытался выбивать стекла. Снова его отловили, сунули на стденье и он заснул. Наташа, главная, отозвала меня и сказала: - Оль, вас вернут. Он границу не пройдет. Что делать? А я уже так устала, так надергалась, что у меня просто сил не было ни на что. - Наташ, сделай что-нибудь. - попросила я.- Мы денег назанимали спецом для этой поездки... - Хорошо.- сказала Наташа.- он через пару часов придет в себя? - Должен. И тогда она через полчаса остановила автобус у придорожного кабачка, сказав, что всем надо перекусить перед границей. Мы остались в автобусе. Мишаня сладко спал у меня на плече. Наташа задержала автобус почти на два часа. К границе мы подъехали на рассвете, нас не досматривали, поставили в паспорта штампы и мы поехали дальше. Почти рассвело, когда Мишаня проснулся. Он ничего не помнил и был приятно удивлен, что уже Греция. - Смотри, зайка, - восхищенно говорил он.- по этим улицам ходила Таис Афинская! Эти стены видели Александра Македонского! - Ага- сдержанно соглашалась я. К моменту размещения в гостинице он был трезв, как стекло, хотел кофе и жаждал осматривать окрестности. Кофе я ему дала в номере(кипятильничек, плиточка, концентратик гороховый) - помните, как у Жванецкого?- и пока он пил кофе, я в красках рассказала ему про нашу поездку. Он схватился за голову и качаясь из стороны в сторону, повторял: - Какой позор, заяц... Какой позор... - извинишься перед всей группой, - сказала я. - И еще: еще раз такое устроишь- до свиданья. По месту прописку. Решать тебе. Он извинился и был прощен, ему всегда все прощали, он был очень харизматичный и обаятельный парень. Он помогал всем, кому нужна была его помощь. Он безропотно таскался со мной по магазинам и ателье, где я отбирала товар. И не вякал, когда я покупала что- то себе, бизнес бизнесом, а мне тоже шубку хотелось. А поскольку я не могла выбрать, какую именно, я ходила день в норке, день в чернобурке, день в рыжей лисе. Короче домой везли тринадцать шуб, из которыз я в итоге три оставила себе. Они очень пригодились нам в электричке от Салоников до границы, холод там стоял жуткий, мы все повытаскивали свои шубы и укутались ими. А потом оказалось, что нужно было повернуть какой-то рычажок, чтоб включить отопление. Купе в этой электричке были своеобразные, на шесть человек стдячие места, но каждое купе было с дверью. Теперь напилась в жопу Майка. Она заходила в каждое купе и пела: Приходите на московский Вентиляторный завод! Вам пора и нам пора Заключать договорА! Спев, она раскланивалась, закрывпла зверь, и шла петь дальше то же самое. До поезда у нас было часов шесть, мы попеременно оставляли вещи друг на друга, а сами ходили в город выпить кофе и что- то съесть. Майка пила в это время с пограничниками и тоже пела им про вентиляторный завод. В итоге Мишка взял ее за шкирман и сунул в вагон. Вот так проходила наша поездка. Я запомнила Салоники по снегу, припорошившему мандариновые деревья, по огромным бочкам с вкуснейшими маслинами всех сортов, которые продавали на развес прямо на улице, да по рождествеским распродажам сувениров, которые хотелось привезти в пустую Москву к Новому Году. Но самое яркое впечатление оставил, конечно, Мишаня. К слову сказать, он больше не пил. Даже безалкогольного пива. Даже конфет с ликером не ел. Я поила его какими- то чаями, которые якобы помогали, мы ходили к всяким знахарям, я водила его гулять, занимала интересными фильмами и разговорами о мистике, которые он очень любил. Подсовывала детективы Леонова и исторические романы. Год у меня дома не было ни капли спиртного. И в гости мы если ходили, то только туда, где спиртного не подавали. И у меня гостям приходилось обходицца лимонадами и соками. Все понимали. И лишь один раз, пойдя в гости к дружбану, живущему этажом выше, Мишка прилетел домой в ярости и, ничего не объясняя, лег спать. А, когда проснулся, сказал что друг незаметно плеснул ему в фанту водки. Мишке было страшно обидно, он столько держался, а друг так поступил. Но это было все. У нас потом был бар, но Мишка пил только сок или спрайт. Мы уже много лет, как расстались. Но он держицца. И, надеюсь, никогда к этому не вернецца. Хотя... Кто знает...

Со мной иногда случается всякая чертовщинка.
Но о ней – как-нибудь в другой раз.
А эту историю и чертовщинкой не назовёшь. Жизненная история, хоть и странная. И какой бы невероятной вам не показалась моя история, она была. Но – по порядку.
Вот послушайте.
В то лето я перешла во второй класс, и мои родители сняли дачу недалеко от Москвы, в Веледниково.
Мама пригласила погостить свою подругу с сыном, моим одноклассником Андреем.
Мы любили смотреть с ним на самолёты. Может быть, неподалёку был какой-то учебный аэродром, но только там постоянно летали какие-то небольшие самолёты, выполняли в воздухе всякие фигуры, и мы вечно на это смотрели.
Однажды утром за завтраком мы услышали не совсем обычный звук мотора.
-Вертолёт!-сказала я.
-Самолёт – возразил Андрей.
Как особа менее воспитанная, я выскочила из-за стола без разрешения и побежала смотреть.
Хорошо помню: солнечный летний день. Около одиннадцати. На небе – ни облачка и небо голубое.
И по нему летело ЭТО.
Вот сейчас вы начнёте ухмыляться и саркастически кивать. Тем не менее.
По небу летела огромная яркая игрушка. Представьте: овальное блюдо, накрытое сверху прозрачным куполом. Блюдо имеет некую толщину, край, или бортик, не знаю, как правильно сказать. По этому бортику очень ровные треугольники – голубые и оранжевые. На «блюде», внутри колпака, фигурки людей. Такие, как рисовал Шерлок Холмс в своих «Танцующих человечках» - т.е. просто чёрные силуэты. Они ходят, стоят, сидят – я это прекрасно вижу. Кроме них нет ничего под прозрачным колпаком, никаких предметов. Ровный пол. Места много – как огромная пустая комната. И у меня такое ощущение, что человечки эти видят конкретно меня, стоящую с раскрытым ртом, и – больше того- что я им ОЧЕНЬ НРАВЛЮСЬ. Но и это бы ничего. Самое главное: впереди всей этой штуковины, как на старинных стругах, есть фигура. Это лошадь. Вернее, лошадиная голова, как у шахматного коня: грубо, угловато вырезанные грива, уши, ноздри, открытый рот. Грива так же украшена голубыми и оранжевыми треугольгиками. И вот это всё летит очень медленно мимо меня. Подошёл Андрей.
–Что это?-спросила я.
-Дископлан,- немедленно ответил Андрей. –У него внизу два винта, один в одну сторону крутится, а другой – в другую. Только очень быстро, поэтому их не видно.
Такое объяснение меня вполне устроило. Мы стояли ещё пару минут, не испытывая ни страха, ни удивления – почему бы и нет? Просто интересно.
Потом эта штука стала удаляться, не меняясь в очертаниях, но уменьшаясь в размерах, и скрылась из глаз. Мы немного поговорили о ней, и вечером, когда приехал с работы папа, рассказали ему. Мама недовольно заметила, что мы слишком много бываем на солнце, а папа сказал, что просто перечитали фантастики. На этом тема была закрыта. Да мы и не особо настаивали. У нас и других дел хватало.
Прошло много лет.
И как-то все сразу заговорили о барабашках, полтергейстах и НЛО. И мне пришла в голову мысль: а что, собственно, видел Андрей? То же, что и я, или что-то другое? Я позвонила ему, и, когда мы встретились, напомнила этот случай. И попросила нарисовать то, что он видел. И Андрей нарисовал – блюдо, колпак, человечки и лошадиная голова. И треугольники орнамента.
Потом я встретилась в компании с одним парнем из эстонской обсерватории. Зная, что он увлекается всякими чудесами, я рассказала ему об этом. Против ожиданий, он не поднял меня на смех, а попросил нарисовать картинку, бережно спрятал её, приговаривая, что это удивительный случай.
-Голова лошадиная при чём? - спросила я
И он ответил:
-Ты сама говоришь, что чувствовала, как ты им нравишься. Тебя не хотели пугать. Тебе показали игрушку. А могли показать, что угодно. Или ничего.
И добавил:
-Как же я тебе завидую…
Вот об этом я и хотела рассказать вам.
Хотите – верьте, хотите – нет.

На этот пост меня сподвиг Анатоль 01.
Началось все у него в дневе, https://www.liveinternet.ru/users/32455/post491500346/page1.html#BlCom706796853
А потом я подумала, что кому-то будет интересно, если я напишу подробно о своих приключениях.
Итак, тогда еще мы с Польшей дружили, и мотались туда по два раза в месяц.
Посравшись с любимым, я осталась без машины и тягловой силы, надо было срочно искать кого-то с тачкой и свободным временем.
Кандидатом оказался мальчик Сережа из Жэка, или как там называецца.
Мы дружили, я знала его жену и любовницу, отношения были дружеско-деловые, и вот его-то я и подпрягла на поездку в Польшу.
По -польски я тогда я говорила вполне прилично, все там знала, и поездки для меня были одним удовольствием, несмотря на сложности с таможней.
Хочешь - читай

Помните, я про одного своего любимого писала, про Лёшу?

Аж в шести частях?

Не помните?!

Ну вы даёте....

А ведь еще две будут!

Вот на первую часть ссылочка, а дальше подряд, кому интересно.

http://www.liveinternet.ru/users/830593/post156137678/comments 

А кому неинтересно, просто - был у меня такой сильно любимый мальчик Лёша.

И я вспомнила, что сегодня у него день рожденья.

Ну, поздравлять не буду, мы давно потерялись, и вспомнила я об этом дне лишь всвязи с одни  маленьким эпизодом.

У меня тогда был роскошный огромный кот, рыже - белый Степан.

Папа привёз его из другого города, кот был чудесный, ласковый, красивый, игривый, но одна беда - ссал под дверью.

Особенно уважал женские сапоги и оброненные пакеты.

И ничего не помогало.

Сказали - это такая особенность, бывает.

Психолог бы сказал - это часть его личности.

Ну мирились с этим, чо...

Обувь убирали, лужи вытирали, дезодорантом брызгали, сыпали под дверь красный перец и специальный антикотиный спрей пшикали - бесполезно.

Ну не портить же отношения с котом из-за этого?

Так вот однажды мы с Лёшкой должны были ехать по делам.

Одеваемся в прихожей, вдруг вижу у Лёхи лица стало жалобное и недоуменное.

- Оля! - сказал он.- По - моему, Степан нассал мне в шапку...Я её с пола поднял и надел...А по мне течёт....

Сказать, что я стала ржать - ничего не сказать...

Я просто каталась по полу.

А Лёша растерянно крутил в руках норковую ушанку, и пахло от неё и от Лёшки совершенно очевидным запахом.

Ну он помылся, переоделся, и мы уехали.

А когда вернулись, я решила превзойти самоё себя и сделала абсолютно несвойственную мне вещь.

Я просто постирала шапку.

Ну я же никогда с этими шапками не сталкивалась!

А вот когда она высохла...

Моему изумлению  не  было предела...

Она стала совершенно игрушечной, малюсенькой такой норковой ушаночкой.

И снова я валялась от смеха, но Лёша не убил меня на месте, а грустно сказал:

- Теперь я понял, Стёпа сделал это нарочно...Ему просто хотелось такую же...и вот теперь она как раз ему по размеру...Давай померяем?

Мы отловили Стёпку и примерили ему шапочку - ну чуть-чуть была великовата, но очень шла!

Эх, не было у меня тогда ещё возможности, как щас, фотать всё, что можно.

А то бы украсила пост фоткой.

Но у меня даже Лёшкиной фотографии нет, а вот вспоминаю его хоть и редко, но всегда со смехом.

Вот и сегодня вспомнила.

Лёха, с днюхой тебя!

Надеюсь, у тебя всё хорошо.

Майка предложила поехать в Грецию за шубами. Мы заняли денег и поехали. К поездке готовились тщательно, у нас должна была быть остановка в Болгарии на несколько часов, и предполагалось, что мы там поторгуем, а потом уже на автобусе двинем в Грецию. - Покупайте булавки!- сказала Майка. - За границей металл очень ценицца! И мы с ней напополам купили коробку этих самых английских булавок. Их там было не сто штук, и, наверное, не тысяча, а миллион. Потому что почти все привезли обратно, раздавали, кому могли, и до сих пор, по- моему, у меня их хренова туча. Помимо булавок мы везли что-то еще, но запомнились мне именно булавки и мегафон. Который я с трудом пристроила потом в Греции официанту. Но кое-что мы наторговали, отдали деньги нашей старшей по группе Наташе, чтобы она поменяла их на доллары. А сами пошли кто куда, лично я намерзлась на этом рынке и пошла в автобус, который нас уже поджидал. А мы ехали к католическому Рождеству, и, хоть Болгария и теплая страна, дубак там был приличный. Вернулась Наташа с обменяными деньгами, не хватало только Мишки. И он появился с белыми глазами и невнятно сказал мне, сидящей сразу за Наташей и переводчиком: - Дай стоол. - Какой стол?- не поняла я. - Не стол, а стоол, - раздраженно повторил он. - Ствол!- догадался кто- то. - Нет у меня ствола- любезно пояснила я.- Садись, Миш, в Грецию опаздываем. Как ни странно, он сел, но, стоило автобусу тронуцца, он поднял руки на уровень лица, сделав их "кошачьей лапкой", стал раскачивацца и монотонно повторять, как робот: - Опасность...Опасность... Радиофон... Радиофон... И тут он набросился сзади на переводчика и стал его душить. Его едва оттянули, и он вдруг обмяк и успокоился. Но через десять минут стал просить остановить автобус, ему приспичило в туалет. Автобус остановили в чистом поле, и Мишаня резво рванул вдаль. А уже темно. За ним бросились трое парней из группы, поймали его фиг знает где, и едва приволокли обратно. Он шел, сжав запястья и повторял: - Снимите наручники... Снимите... Я не могу разнять руки...Больно... Снимите наручники... И правда, не мог. Потом прошло. Но лучше бы не проходило. Он вдруг вскочил и стал бегать по сиденьям, по людям, которые сидели на этих сиденьях, и пытался выбивать стекла. Снова его отловили, сунули на стденье и он заснул. Наташа, главная, отозвала меня и сказала: - Оль, вас вернут. Он границу не пройдет. Что делать? А я уже так устала, так надергалась, что у меня просто сил не было ни на что. - Наташ, сделай что-нибудь. - попросила я.- Мы денег назанимали спецом для этой поездки... - Хорошо.- сказала Наташа.- он через пару часов придет в себя? - Должен. И тогда она через полчаса остановила автобус у придорожного кабачка, сказав, что всем надо перекусить перед границей. Мы остались в автобусе. Мишаня сладко спал у меня на плече. Наташа задержала автобус почти на два часа. К границе мы подъехали на рассвете, нас не досматривали, поставили в паспорта штампы и мы поехали дальше. Почти рассвело, когда Мишаня проснулся. Он ничего не помнил и был приятно удивлен, что уже Греция. - Смотри, зайка, - восхищенно говорил он.- по этим улицам ходила Таис Афинская! Эти стены видели Александра Македонского! - Ага- сдержанно соглашалась я. К моменту размещения в гостинице он был трезв, как стекло, хотел кофе и жаждал осматривать окрестности. Кофе я ему дала в номере(кипятильничек, плиточка, концентратик гороховый) - помните, как у Жванецкого?- и пока он пил кофе, я в красках рассказала ему про нашу поездку. Он схватился за голову и качаясь из стороны в сторону, повторял: - Какой позор, заяц... Какой позор... - извинишься перед всей группой, - сказала я. - И еще: еще раз такое устроишь- до свиданья. По месту прописку. Решать тебе. Он извинился и был прощен, ему всегда все прощали, он был очень харизматичный и обаятельный парень. Он помогал всем, кому нужна была его помощь. Он безропотно таскался со мной по магазинам и ателье, где я отбирала товар. И не вякал, когда я покупала что- то себе, бизнес бизнесом, а мне тоже шубку хотелось. А поскольку я не могла выбрать, какую именно, я ходила день в норке, день в чернобурке, день в рыжей лисе. Короче домой везли тринадцать шуб, из которыз я в итоге три оставила себе. Они очень пригодились нам в электричке от Салоников до границы, холод там стоял жуткий, мы все повытаскивали свои шубы и укутались ими. А потом оказалось, что нужно было повернуть какой-то рычажок, чтоб включить отопление. Купе в этой электричке были своеобразные, на шесть человек стдячие места, но каждое купе было с дверью. Теперь напилась в жопу Майка. Она заходила в каждое купе и пела: Приходите на московский Вентиляторный завод! Вам пора и нам пора Заключать договорА! Спев, она раскланивалась, закрывпла зверь, и шла петь дальше то же самое. До поезда у нас было часов шесть, мы попеременно оставляли вещи друг на друга, а сами ходили в город выпить кофе и что- то съесть. Майка пила в это время с пограничниками и тоже пела им про вентиляторный завод. В итоге Мишка взял ее за шкирман и сунул в вагон. Вот так проходила наша поездка. Я запомнила Салоники по снегу, припорошившему мандариновые деревья, по огромным бочкам с вкуснейшими маслинами всех сортов, которые продавали на развес прямо на улице, да по рождествеским распродажам сувениров, которые хотелось привезти в пустую Москву к Новому Году. Но самое яркое впечатление оставил, конечно, Мишаня. К слову сказать, он больше не пил. Даже безалкогольного пива. Даже конфет с ликером не ел. Я поила его какими- то чаями, которые якобы помогали, мы ходили к всяким знахарям, я водила его гулять, занимала интересными фильмами и разговорами о мистике, которые он очень любил. Подсовывала детективы Леонова и исторические романы. Год у меня дома не было ни капли спиртного. И в гости мы если ходили, то только туда, где спиртного не подавали. И у меня гостям приходилось обходицца лимонадами и соками. Все понимали. И лишь один раз, пойдя в гости к дружбану, живущему этажом выше, Мишка прилетел домой в ярости и, ничего не объясняя, лег спать. А, когда проснулся, сказал что друг незаметно плеснул ему в фанту водки. Мишке было страшно обидно, он столько держался, а друг так поступил. Но это было все. У нас потом был бар, но Мишка пил только сок или спрайт. Мы уже много лет, как расстались. Но он держицца. И, надеюсь, никогда к этому не вернецца. Хотя... Кто знает...

Эх вы добрые люди, начальники, соль и гордость родимой земли...(с)

Это, типа, эпиграф.

Про новый год уже все всего понаписали, и про Рождество, и про Крещенье, и вообще январь уже йок, и скоро начнут писать про День Св. Валентина, а я хочу написать о начальниках.

Не знаю, почему.

Но вот так захотела.

У нас у всех были начальники.

У кого-то и щас есть.

Люди, играющие не последнюю роль в нашей жизни.

Вот хочу про них.

хочешь-читай

Продолжая потустороннюю тему.

Вот я вам тут всякие истории из жизни рассказываю, а вы читаете и мысленно пальцем у виска крутите.

И думаете: " Мдя... Крыша у сиротки ваще съехала... Пичалька..."

А, между тем, я, когда пишу здесь о событиях, происшедших в моей жизни, не вру никогда, может, описание эмоций допускаю, если помню, какие эмоции меня сопровождали в тот или иной момент.

Ну, что вы обо мне думаете, это ваше личное дело.

Я лишь рассказчик, добросовестно пересказывающий ту или иную историю, которая случилась со мной или моими друзьями.

Итак, раз уж речь коснулась домовых, расскажу вам о такой косвенной встрече с домовым. Моя подруга Майка позиционировала себя, как немного ведьму.

И однажды предложила мне вызвать домового, с тем, чтобы задать ему несколько вопросов по нашему с ней бизнесу.

Для этого Майка попросила 6 карандашей.

Мы встали друг напротив друга, взяли по три карандаша и соединили их так, что получился прямоугольник: по два карандаша торчали вперед, а один как бы соединял их концы.

У ней три, и у меня три.

Держали мы их за самые кончики.

Значит, если при заданном вопросе ответ"да", то кончики поднимаюцца вверх, "нет" - вниз, а "не знаю"- в стороны.

Потом Майка начала вызывать домового, затем спросила, здесь ли он, и кончики корандашей поднялись вверх. Вот честно, я прям обалдела.

Потом она поинтересовалась, будет ли он отвечать на наши вопросы.

Карандаши опять поехали вверх.

Она задавала разные вопросы, и, когда все ей стало ясно, она поблагодарила домового и сказала мне, чтоб я налила в блюдечко молока и положила рядом печенье.

В благодарность.

Майка уехала, я выгнала кошек, поставила блюдце с молоком и вафли, печенья у меня не было.

Ночь я спала плохо.

Мне все время казалось, что кто- то бегает по комнате, по мне, по спящему рядом мужу.

Я отчетливо слышала хруст вафель.

Причем я точно знала, что это именно вафли.

В таком полусне я провела ночь, и нормально заснула только ближе к утру.

Первым делом я сунулась в уголок, где стояли молоко и вафли.

Можете не верить. Но ни того, ни другого в блюдцах не было.

Проснулся Мишка и раздраженно сказал:

- Какая блядь ночью по мне носилась и жрала вафли?!

Я честно ответила:

- Домовой.

И рассказала о нашем с Майкой вчерашнем разговоре с домовым.

Как Мишка орал!

Что мы две дуры, и чтоб больше никогда в жизни я в комнате не приваживала домовых и вообще прекратила страдать херней.

А ведь он ничего не знал о моих вчерашних подвигах до сегодняшнего утра.

Но он тоже сказал, что по нему носились и жрали вафли.

Кто-то потом сказал, что кошки выпили молоко.

Это исключено, дверь запиралась на ключ.

Но, даже если допустить, что они выпили молоко, вафли-то они точно не ели.

Кто-то предположил, что карандаши двигала сама Майка.

Допустим.

Но вафли?!

Потом я пробовала сделать все тоже самое без Майки и на кухне с другой девочкой.

Не помню, двигались ли корандаши, но молоко и печенье остались нетронутыми.

Потом я переехала на другую квартиру, Мишки уже со мной не было, только старые собака и кошки.

Вскоре их тоже не стало.

И однажды ночью я банально пошла пописать в туалет.

Идя обратно, я увидела довольно крупное светящееся пятно неправильной формы, золотистое, делавшееся почти прозрачным в середине.

Оно заметалось передо мной, именно заметалось туда- сюда, и я шагнула сквозь него, потому что просто не сумела уйти в сторону.

Я ничего не почувствовала.

Ни страха, ни холода, ни тепла.

Вообще ничего.

Но почему- то решила, что это была моя любимая рыжая кошка.

Через какое-то время я сидела на диване, смотрела телевизор.

Ничего мистического, какую -то фигню.

Краем глаза я увидела какое- то движение по спинке дивана. Скосила глаза и увидела совершенно реальный рыжий кошачий хвост, скользнувший за диван.

А потом кто- то из моих знакомых увидел в моей квартире кошку.

Она мелькнула и исчезла.

Не помню, кто это был.

Кажецца, Маруся Суконкина.

Но не поручусь.

Я эту историю почему вспомнила?

Потому что вчера писала, как не могла с мужиком общацца из-за незнания языка.

Ну и как-то одно за другое,  ассоциации всякие...

Вот вспомнила....

...Я этот джинсовый сарафан купила у Ирки Романовой за 250рублей.

А получала стольник на тот момент. То есть очень дорого, но я ничуть не жалела, я просто мечтала об этом сарафане, ну и, наконец, он стал моим.

"Съемный", как я говорила.

В смысле, что со мной постоянно знакомились, когда я его надевала.

Очень секси.

С американской проймой, низким вырезом и широким кушаком из такой же ткани, с огромной металлической пряжкой.

Кароче, я его обожала.

Ирка мне его продала из жалости: я тогда с мальчиком рассталась, и только сарафан мог меня утешить.

Но поносила я его недолго, деньги резко кончились, и пришлось продать его соседке Таньке.

А накануне я познакомилась с молодым человеком, банковским служащим, не то,что он мне понравился, просто почему бы не познакомицца?

И пригласила его в гости абсолютно ничего не имея ввиду.

Просто посидеть, покурить, кофе выпить и пообщацца, штоб знать, оно мне надо или сразу нафиг.

Сижу я дома, невеселая такая, жалею себя, и тут звонит мне Лимка.

Я знала, что она путана, но я у нее чудную дубленочку прикупила недорого, и относилась к ней с симпатией.

И тут она звонит и приглашает меня в ресторан, где-то у волка в жопе, но типа модный.

" Бери,- говорит,- тачку, я оплачу".

Я говорю :

- Лим! Ко мне знакомый через час прийти должен.

Она спрашивает:

- Хороший знакомый? Он тебе нужен?

Я говорю:

- Да вообще не нужен. Но уйти неудобно, я ж договорилась.

Она говорит:

- Да брось ты. Как придет, так и уйдет. У нас компания хорошая. Приезжай.

Пошла я к Таньке-соседке просить свой сарафан напрокат на вечер. Патамушта у меня ну ни одной шмотки приличной больше не было. Не знаю, как так получилось. Вот были-были, а потом - раз! - и голяк на базе.

Танька не отказала, я вымыла голову и поехала.

Скромная, надо сказать.

Почти не накрашена, стрижка короткая, волосы темные тогда носила, ну и сарафон, классный, фирменный, но тоже кагбэ не вечерний туалет.

Приезжаю, Лимка меня встречает, с шофером расплачиваецца, и еще, смотрю, две тачки подъехали.

И выходят из них офигительные девушки, худые, высокие, макияж, туалеты немыслимые, и Лимка с ними целуецца, и всех нас ведет в ресторан.

хочешь - читай

 

Но начну, по своему обычаю, издалека.

В восьмом классе я подружилась с девочкой Наташей. Она занималась со мной химией, и неожиданно оказалось, что мне с ней ужасно интересно, нам нравились одни и те же фильмы, книги, стихи, и мы стали просто не разлей вода.

Была она толстой, в очках и с тоненькой косичкой, и многие тогда острили, что мне к лицу чужое уродство. Но я об этом вообще не думала.

Ещё она была влюблена в моего старшего брата, и знала об этом одна я.

Она меня ревновала к другим подружкам, могла закатить истерику, характер у неё был тяжёлый.

Её мама работала во Внешторге, не вылезала из-за границы, привозила Наташке шикарные тряпки, но контакта у них не было.

А с моей мамой она постоянно общалась, и вообще от нас практически не вылезала.

То, что я не могу найти каких-то книг я считала рассеянностью.

Первый звоночек прозвенел, когда мы у неё дома занимались химией.

Она вышла в туалет, а я бездумно открывала коробочки на столе.

И в одной из них увидела железный фашистский крест, который приятель прислал мне из Калининграда.

Другого такого ни у кого не было, я носила его в школу на урок истории, всем показывала и благополучно о нём забыла.

И увидела у Наташки.

Я так растерялась, что ничего ей не сказала, мне было неловко.

Я ушла домой и долго мучилась, как быть. Потом решила-да фиг с ним, с крестом. Хотя я бы его отдала ей, если б она сказала, что  он ей нравицца.

И вскоре забыла об этом.

А потом вышла замуж, и у меня стали пропадать золотые вещи.

Изящный браслет с брелоками, крестик, мамины серьги с аметистами в виде грозди винограда, перламутровые клипсы цветы, что-то ещё.

Но они пропадали только тогда, когда мой муж и Наташка, ненавидящие друг друга, были дома в одно время.

И я не знала, что делать, и обвинить не могла никого, и сказать никому не могла тоже.

Потом я пошла на работу в Художественный салон, расположенный на первом этаже её дома.

Однажды она забежала ко мне, дала ключи и сказала, чтоб я шла ставить чайник, а она сбегает за хлебом.

Придя в квартиру, я пошла в ванную мыть руки, и увидела свою чёрную комбинацию, сушащуюся на верёвке. Это была шикарная вещь, тётка привезла мне её из Японии на свадьбу, такой ни у кого не было сто пудоф.

Я её пару раз надела и убрала в ящик.

И забыла о ней.

Да, вот такая распиздяйка. Это часть моей личности, ничего не попишешь

И вот увидела рубашечку  свою на сушилке, хотя Наташке она была мала, значит, она спёрла её для мамы.

И опять мне было так стыдно, как будто это меня взяли за руку на воровстве. Я думала - ну а вдруг  Наташка не при чём? Ну мало ли, совпадение? Как я обвиню подругу?

А после обеда я снова пошла в ванную.

Рубашки больше на сушке не было.

Всё было ясно, но я опять промолчала.

Я сама понимала, что я дура, дура, но вот не могла сказать.

Потом у меня дома из ниоткуда появилось золотое обручальное кольцо.

Я обзвонила замужних подружек - ну мало ли! Мыли руки и забыли, да?

Но все сказали, что их кольца при них.

Да и нашла я его не в ванной, а среди своих побрякушек.

Через пару дней оно исчезло так же, как появилось.

Одна девочка мне сказала, что, если у меня есть незамужняя подруга, она могла наколдовать на это кольцо, чтоб у меня брак распался, а она бы вышла замуж, поскольку я держала его в руках и, ясен хрен, примеряла.

И мой брак распался, хотя я думаю, он и так бы распался, безо всякой магии.

А Наташка и впрямь через полгода вышла замуж.

И снова я не придала этому значения.

Мы продолжали встречаться, хотя уже реже.

А потом у них ссоры пошли с мужем, а у меня роман замечательный начался, и снова ниоткуда в моей комнате, среди бижутерии, взялось обручальное кольцо.

Но я уже никого не стала обзванивать.

Сразу вспомнила ту историю давнишнюю, пошла в церковь, а на обратном пути бросила это кольцо в Яузу.

Потому что кто знает, чтобы дальше могло случиться. Мне чужого не надо.

Наташка задавала всякие наводящие вопросы, но я простодушно не понимала и отвечала невпопад.

На этом можно было бы и закончить, но вам же наверняка интересно, как у нас с Наташкой отношения дальше сложились.

А дальше у меня пропало кольцо с бриллиантами и изумрудом.

Я позвонила бывшему мужу и сказала:

- Володь, так и так. Дело прошлое, только скажи мне честно, что ты у меня спиздил, когда у нас жил?

Он сказал, что пару книжек и огромную малахитовую почку,

подаренную папе другом с Урала. И то не всю, а половину.

И я попросила его позвонить Наташке и сказать, чтоб вернула кольцо, а то он мне про все её фокусы расскажет.

Это был блеф, но она повелась.

Позвонила мне страшно возмущённая, сказала, что Володька обвинил её в краже моего кольца, и она этого так не оставит, сегодня же приедет ко мне и не уедет, пока не найдёт.

Она "нашла" его  буквально через 10 минут, в шкатулке с побрякушками, которую я до этого разобрала на молекулы. Я облегчённо вздохнула, поблагодарила, сказав, как хорошо, что она приехала, а то у меня уже глаз замылился.

Она спросила:

- А можно, я его возьму показать ювелиру?

После чего сунула его в лифчик.

- Ты что делаешь?- удивилась я.

На что она, чуть смутившись, ответила: 

- Так надёжней.

А через полгода пропали серьги - длинные, красивые, в форме птичьих перьев.

Тут я уже сама позвонила ей и попросила приехать ко мне на работу.

И всё ей сказала.

Начиная с креста.

Она рыдала, она сказала, что ничего не брала и готова возместить мне стоимость серёг.

Но я ответила, что мне не нужна подруга воровка.

Больше мы не виделись.

Теперь у меня никогда ничего не пропадает.

 

Я его тыщу лет знаю.
Ещё с самой первой квартиры.
Сначала просто видела его почти каждое утро - бегу на работу, а он, такой весь из себя красавец-лайнер, у машины своей чё-та делает.
Я прям млела – какой мущщина….
И вдруг познакомилась.
Случайно.
В гости он меня пригласил, окучивать начал, уж и музыка интимная, и свечи, и вино немыслимое, а вот не торкнуло!
Может, уж очень хорош был мужик, хотя и намнооого старше меня.
Но это меня никогда не смущало – старше-младше – фигня война.
А вот чёта остановило, не дало пасть.
Ангел-хранитель мой, наверное, задремавший было, проснулся и вцепился пальчиками в ухо, и стал кричать в него:
- Опомнись! Остановись! Это типичное не то! Ты же любишь харизматичных уродцев, а это – харизматичный красавец! Он любит тока себя! А ты же хочешь, штоб и тебя любили? Он может тока трахацца!
Я сразу опомнилась и предложила ему дружбу.
И он не стал настаивать. Патамушта баб ему и так хватало, а друга не было.
Так мы стали приятелями. И все его красотки-девочки плакались мне, когда он их бросал, а мы с ним уезжали к друзьям на дачу и веселились от души – когда мужчина и женщина не строят в отношении друг-друга никаких матримониальных планов, у них всё просто отлично.

Хочешь - читай

Мне исполнилось 23 года, когда случился этот роман.
Смирнов был старше меня на 10 лет, хотя я этого вовсе не ощущала – ну, никакого дискомфорта – весёлый, прикольный, самостоятельный.
Нас познакомила его младшая сестра, моя подружка Танька.
Настроен Смирнов был весьма серьёзно, и я не являлась причиной его приближающегося развода. Мы не говорили на эту тему, хотя однажды у него вырвалось:
-Вот представляешь…Она хороший человек…Но я слышу, как она по коридору идёт, звук тапочек по паркету - и мне выть хочется.
Я тогда подумала, не дай бог, чтобы обо мне когда-то так сказали.
Мама Смирнова и Таньки поощряла наши встречи, для неё-то уж точно вопрос развода был делом решённым.
Как кандидатка в жёны для сына я её устраивала.
Она меня просто плохо знала.
Тем летом они были приглашены на свадьбу к какой-то там сестре-племяннице в славный город Сасово Рязанской губернии.
Кто в не в курсе – дыра та ещё.
Смирнов настаивал на том, чтобы я поехала тоже.
Я поехала.
В дороге Танька заболела, её продуло в машине, и она только сипела.
Мы приехали часов в семь утра, и сразу легли с Танькой поспать, уж не помню сколько там часов мы ехали, но спать хотелось жутко.
А Таньке ещё и нездоровилось.
Короче, часов в 9 утра я проснулась и пошла искать Смирнова. Но всё время натыкалась на каких-то женщин и на их откровенно неприязненные взгляды.
Оно и понятно: приехала разлучница.
Наглая девка, мужик женатый, а она без стыда и совести с ним прикатила, да ещё с его матерью и сестрой.
Да ещё на свадьбу к двоюродной сестре.
Да ещё рыжая грива почти до жопы.
Да брюки красные.
И сиськи наружу из кофты лезут.
Ужас.
Я сначала решила быть хорошей и предложила свою помощь.
Сказать честно, предложила я её только из вежливости, не сомневаясь, что мне скажут:
-Ах, ну что вы, как можно! Вы же гостья! Отдыхайте!
Да я и делать-то ничего не умела. Белоручка была, неженка, палец о палец дома не ударяла.
Яйца варила по поваренной книге, когда замуж вышла.
И то один раз.
Мама сказала – иди-ка ты отсюда.
Я и ушла.
С превеликим удовольствием.
И больше не заходила, чему все были очень рады. К чему две хозяйки на одной кухне?
А тут эти, сасовские, сразу обрадовались и поставили меня делать котлеты.
Я очень любила мамины котлеты.
И много раз видела процесс. Но сама в нём не участвовала.
А тут – один на один с фаршем?
Но отступать было поздно.
Я повязала голову платочком и оглядела фронт работ.
Выглядел он не блестяще: небольшая миска с ледяным фаршем и ведро с замоченными батонами по тринадцать копеек.
Я сказала, что слишком мало фарша.
Или слишком много хлеба.
На что мне ответили:
-Московская! Мы тут профессорские зарплаты не получаем! Нам и так хорошо!
Я сказала:
-А лук? А яйца?
Мне выдали одно яйцо.
Вместо панировочных сухарей, которыми пользовалась мама, мне дали муки. И подсолнечное масло, но не как сейчас, без запаха, а вот как раньше: запах ещё тот. На нём только картошку мама жарила да овощные салаты им заправляла, а так – только сливочное или топлёное. Потому что пока горячее – запах не особо чувствовался, а если остыло блюдо – то маслом несло со страшной силой.
Короче, я приступила к производству котлет.
Руки мгновенно занемели и покраснели, стали, как у гуся лапы– так нестерпимо холодно было месить фарш с хлебом.
Я и жарить-то толком не умела, чад стоял на кухне страшный, я озверело орудовала ножом (лопатки не было, ясен перец), жалея себя и проклиная всё на свете.
Когда была произведена сотая котлета, я выключила огонь под сковородой, стащила провонявшую косынку и пошла искать Смирнова.
Я заявила, что у меня нет сил жарить котлеты, что я приехала в гости и хочу видеть свадьбу.
Смирнов спохватился, всех построил – он -то думал, мы с Танькой ещё спим.
Но я успела к самому интересному.
Пришли сваты выкупать невесту.
Вроде, и жених с ними был, сейчас я уже не помню подробностей. Но плясала какая-то пьяненькая тётка, держа в руке гранёный стакан с водкой или самогоном и приговаривая:
-А, свАтушки, покройте стакан красной бумажкой с Лениным!
Имелись в виду 10 рублей.
Невесту полагалось отбить перед ЗАГСом у родни и подруг.
Папаша невесты был уже хорош, он не понял шутейности задачи и полез защищать честь дочери со всей отцовской ответственностью.
Сваты, тоже уже пьяные, поняв, что дело принимает серьёзный оборот, набили папе морду по полной программе, и он до конца свадьбы не появлялся.
Потом присутствующие девушки собрались в беседке выпить «на дорожку». Я так говорю «девушки», но там была и одна бабуля лет ста.
Она-то ко мне и примоталась больше всех:
-Москосская! Выпей!
Я незаметно, как мне казалось, выплеснула самогон в окно.
Так никто, кроме старой карги не заметил, а она вроде с закрытыми глазами сидела, а всё увидела, и заклохтала:
-Москосская! Ай гребуешь? Не пьёшь с нами!
-Как это?- отвечаю.- Вы просто незаметили.
А она:
-Неееет, видела я, как ты плескала в окно-то!
И новый стакан мне наливает.
Я говорю:
-Бабуля, вместе с тобой.
И ей полный стакан налила.
Она очень была довольна и махнула весь стакан разом, господи, без закуски, не запивая!
Я пригубила, но чуть-чуть, я такое не привыкла пить.
И тут мы поехали в ЗАГС.
А бабулю сморило, она так в беседке и осталась, и действо всё пропустила, чему я злорадствовала всю дорогу.
В ЗАГСЕ, вроде, ничего такого не было, а на обратном пути на подъезде к дому все улицы были перетянуты верёвками, откупались самогоном и деньгами.
Дальше нас встречала толпа ряженых: медведи, солдаты, просто уроды какие-то – все пьяные, орущие каждый своё, хохочущие.
Смирнов взял меня за руку и держал рядом.
Я боялась одного – что он напьётся.
Увы, это случилось быстро.
Столы накрыли на улице.
Лето было дождливым, и грязно было ужасно. Я жалела себя и свои новые белые босоножки из «Берёзки».
Как-то так получилось, что Смирнов вскоре переместился к своему ещё одному двоюродном брату, тоже приехавшему на свадьбу с беременной женой и мамой. А рядом со мной образовался гармонист, или, может, баянист, лет сорока-сорока пяти, бравый такой, первый парень на деревне, он сверкал золотым зубом, интимно наклоняся ко мне, дыша жуткой смесью лука и самогона, пытался привалиться плечом и пел про кого-то, кто с горочки спустился.
Слова « и новый орден на груди» он пел с особым шиком и получалось «урррьден на груди».
Народ с жадностью пил и ел, а я не могла есть ничего из того, что было на столе: всё казалось страшно неаппетитным – что котлеты мои, что варёный гусь, почему-то серого цвета, с блестящей жирной пупырчатой кожей.
Я взяла кусок чёрного хлеба и помидор – это было единственно приемлемой едой для меня на той свадьбе.
К слову сказать, котлеты мои расхватали в шесть секунд, очень хвалили!
А потом начались танцы.
Все топтались в этой дворовой грязи, взвизгивая, хохоча, горланя частушки такого содержания, что даже я не могу их здесь написать.
Хотя две запомнила.
Возможно, впрочем, на сегодняшний день они и выглядят, как детские стишки.
Короче, это был какой-то ужас.
Закончилось, разумеется, дракой: прибалтийский брат стал оказывать мне знаки внимания, а Смирнов увидел и врезал родственнику от души.
Это послужило неким сигналом, разгорячённый народ рад был поразмяцца.
Мы с Танькой свалили и отсиживались в беседке, пока всё не стихло. Потом потихоньку зашли в дом – Смирнов сладко спал на топчанчике, кто-то лежал на полу, но мы свет не зажигали, и легли на широкий диван, к счастью, никем не занятый.
Через пару часов я проснулась, потому что Смирнов вытаскивал Таньку с дивана, приговаривая:
-Ишь, чего удумала, только отвернулся, а она моё место заняла.
Таньку он водрузил на свой топчанчик и уже хотел было лечь рядом со мной, но я сказала:
-Смирнов! Нам же завтра домой ехать. А ты, если утром похмелишься, уже ехать не сможешь. Так я тебе самогонки отлила, махни щас! А завтра ни-ни.
- Вот это женщина!- восхитился Смирнов.
Я достала свою заначку и мы посидели на крыльце, Смирнов вылакал самогонку и мы слопали какую-то заливную рыбу, которая с голодухи мне показалась очень ничего.
После этого мы немедленно заснули, как ангелы, без фсяких пошлостей.
Утром я проснулась от голосов.
Мало того, что в нашей комнате, помимо нас и Таньки, спали ещё их мать с тёткой, так туда набилась вся родня, как будто это мы – молодожёны.
Оказываецца, нас пришли звать на завтрак, все уже собрались, только нас и не хватало.
Я лежу мышкой, притворяюсь, што сплю, слышу, как Смирнов шипит на делегацию:
-Тише вы! Алёну разбудите!
А те ему: да десятый час уже! Пусть встаёт! Все ждут!
Тут я подаю голос.
Говорю тягуче и капризно, чтоб все слышали:
-Смирнов! Ты мне весь бюсгальтер ночью разворотил!
Их как ветром сдуло.
От такой моей вопиющей нескромности.
А я-то нарочно, говорю же, мы уснули, только до подушки добрались. Просто назло им всем.
Нас встретили полным молчанием.
Смирнов честно отказался от выпивки, и все его осудили, потому что поняли – это я, змеюка, на него так влияю.
А уж когда я, выпив кофе, заявила, что мы идём купаться, а потом уезжаем, народному возмущению не было предела.
Нас стали отговаривать на все лады, а одна тётка, округлив глаза, выкинула последний козырь. Она сказала:
-У нас в речке сифилис!!!
На что я, гадко засмеявшись, сказала:
-Подумаешь! У меня тоже!
И мы ушли.
И Танька с нами.
Там мы купались, загорали, и какой-то парень покатал меня на катере.
А потом мы уехали в Москву.
Со Смирновым я вскоре рассталась, а с Танькой общалась ещё долго.
Она говорила, что в Сасове меня до сих пор вспоминают.
Закономерно!
Я их тоже помню, ещё бы!
Мои друзья меня иногда подкалывают: просят рецепт котлет по-Сасовски.
А я научилась готовить со временем.
И котлеты у меня – объеденье.
Не верите?
Приходите в гости!

Сидим с Римкой на работе.
Римка – моя напарница и лепшая подруга.
Народу ни души, лето, жара, никто не хочет подавать объявления.
Сидим, пьём кофе.
Звонок.
-Девочки! Извините ради бога! Не подскажете слово на букву «в» из восьми букв (ну, это точно я не помню, да это и не важно).
Слово несложное, подсказываем.
Радуется чрезвычайно, благодарит и продолжает:
-А может, ещё одно подскажете? Я тут на бутылку коньяка поспорила, что весь кроссворд отгадаю, ещё одно словечко осталось! А?...
Ну чего ж не подсказать? Всё равно делать нечего. А у девушки коньяк на конУ.
Да и слова простые. Как это она весь кроссворд разгадала, а на такой фигне застопорилась?
А собеседница моя продолжает:
-Девочки! Услуга за услугу. Вы мне помогли, я вам помогу.
-В смысле?
-Ну, я могу дублёнку достать по своей цене. Или костюм спортивный «Адидас». Кроссовки.
-Дублёёёёёнку? По своей ценеееее? Не за штуку, а за триста рэ?
Встаю немедленно в стойку:
-Да, дублёнка – это хорошо.
-Тогда можно прямо сейчас поехать! Я у вас буду через час, а от вас нам езды 15 минут.
-Хорошо, приезжайте.
-Римка, -говорю, что делать-то? Возьму деньги с кассы, завтра утром вложу, щас папе позвоню.
Папа дал добро, я взяла деньги, а тут и наша новая знакомая подъехала – Света.
Ну што сказать? Маленькая такая, невзрачная, личико птичье, остренькое такое и лет тридцати, наверное. В носочках беленьких и в тапочках каких-то. Вид, прямо скажем, не блестящий. Так себе вид.
Поймали мы с ней тачку, доехали до гостиницы «Россия», она пошла к своей знакомой, той, что могла меня дублёнкой осчастливить, вышла вскоре и говорит:
-Подождать придётся минут сорок. Она сейчас группой иностранной занимается.
Как ни странно, это меня успокоило, потому что какой-то червячишко недоверия возник после её носочков и тапочек.
Мы курили, болтали, она про свою жизнь рассказывала, потом на часы глянула и говорит:
-Пора! Значит, шоколадную, 48 размер, длинную. Я правильно запомнила?
Стой здесь, через пятнадцать-двадцать минут буду. Не подойдёт – поменяем. А потом – обмывать. Идёт? Услуга за услугу, как говорицца!
Я кивнула.
Через час я спросила проходившего милиционера:
-Скажите…Здесь один выход?
Он удивился:
-Четыре.
И спросил, видя, как я зеленею на глазах:
-Что случилось-то?
Я пояснила.
-Иди в отделение, - вздохнув сказал он. – Заявление пиши. Как же тебя угораздило?
Я написала заявление, ответила на все вопросы и даже нарисовала портрет Светы – похоже получилось, я ж на неё сколько в упор смотрела.
Потом я поймала тачку и поехала на работу. Таксист спрашивает:
-Ты чего, как в воду опущенная?
Я сказала.
Он до того изумился, что денег не взял. Больше того!
-Давай, говорит, твой адрес, я тебе деньги вечером привезу. В кассу-то надо вложить? А папа, небось, после всего не даст тебе денег.
Я пришла на работу, Римка бросилась ко мне со словами:
-Жива! Слава богу!
Она рассказала, что вот мы уехали со Светой, а ей очень неспокойно было на душе, она места себе не находила, а ведь мобильных тогда даже в фантастических рассказах не было.
Посокрушались мы, а деньги-то для меня огромные!
Короче, дома меня никто не ругал, пожалели дурищу, папа денег дал, и мы сидели с подружкой, переживали это событие.
Вдруг звонок.
Приходит этот таксист. С цветами.
Деньги привёз, надо же!
Я говорю:
-Спасибо вам большое, я не возьму, мне папа дал. Спасибо.
А он говорит:
-Выходи за меня замуж!
Я говорю:
-Как это – замуж? Вы же меня не знаете. И я вас не люблю…
А он мне:
-Любовь – дело наживное. А такую наивную я точно больше никогда не встречу!
Но замуж я за него не пошла, денег не взяла, и даже встречаться не стала, хоть он и сильно настаивал. Мне совсем другой человек тогда нравился, о чём речь-то?
Короче, месяца через три звонят мне из милиции:
-Приезжайте на опознание.
Или как там это у них называется.
Приехала, заводят меня в комнату, там несколько женщин сидит.
Спрашивают:
-Знаете кого-нибудь из присутствующих?
А каааак же!
Подхожу к ней и говорю:
-Здравствуйте! Как вы хорошо выглядите! Загорели! На мои деньги в Сочи ездили?
Тут она падает на пол, начинает бицца головой, слюни во все стороны, я в коридор вышла. А там, как это потом выяснилось, ейный сожитель.
Мент ему говорит:
-Пойди, успокой её, скажи, штоб прекратила.
А тот:
-Да как я ей скажу?
А мент ему:
-Скажи по - хорошему: вставай, сука!
Я заржала, и мы уехали. С другом моим.
А ещё через какое-то время повестка пришла мне.
В суд.
Обвиняемой на суде не было, якобы, по состоянию здоровья.
А нас, лошков - потерпевших, человек десять-пятнадцать сидело: кто дублёнку хотел, а мущщины – те больше костюм «Адидлас». Ну ещё бы! «Кто носит форму Адидас, тому любая баба….» Ой…Чего это я?
Короче!
Вот именно против нас-то судья и двинула свою речь!
Да! Это мы – позор общества!
Мы – пособники развитию спекуляции!
Из-за таких, как мы….
Ну, и так далее.
Я встала и говорю:
-Вы знаете, если бы можно было пойти в магазин и купить, что хочешь, никто бы ни за что не переплачивал и не продавал с рук. И не было бы спекуляции. Так что дело не в нас.
Очень моя речь судье не понравилась, и она мне на работу телегу присылает.
В принципе, это было очень серьёзно. И из комсомола могли выгнать, и премии лишить, да мало ли? Тем более – не в шарашкиной конторе работала. Орган МК и МГК КПСС, не шутка.
Но начальник мой, царствие ему небесное, золотой человек был (тот, который бутылку у меня взял, а письмо писать не стал про мебель. Зато в серьёзном деле вон как поступил-то)
Пригласил меня к себе, дал письмо прочитать и говорит:
-Алёна, бумага жестковата, конечно. Но если помять хорошенько, в сортир вполне сходишь. На, выкини.
Я говорю:
- Так тут же написано: меня наказать и им доложить.
А Николай Василич:
-Не волнуйся, напишем в лучшем виде. Что мы тебя расстреляли и уволили. Иди работай.
А потом он мне ещё и премию выписал, чтоб расходы хоть немножко покрыть.
А потом мне позвонила знакомая и говорит:
-Про тебя в «Неделе» фельетон. Как ты дублёнку покупала. Тока тебя там Машей назвали.
Маша-растеряша.
Дааа? Как интересно! Я купила газету: точно! Я даже загордилась. Представляете: опять же я всех хуже получаюсь. Это надо же!
Я в редакцию позвонила, связалась с фельетонистом, встретилась.
Он дышал мне в пупок, потел и оправдывался.
Я говорю:
-Да я без претензий. Мне даже забавно это всё. Но как же вы о человеке фельетон пишете, а встретиться с ним не удосужились?
А он говорит:
-Да я, собственно, просто по матерьялам дела писал.
Извиняцца начал, юлить и заискивать.
А я на него не обиделась и не рассердилась, я заважничала!
Про меня в газете напиавали!
Он сильно удивился, странная, говорит, реакция.
Но тему эту я развивать не стала и распрощалась с ним.

А дублёнку мне папа потом купил.
Ну, раз уж так мне хотелось.
Дочка ж любимая.