Еще во вторник посмотрел этот фильм. Жалею, что пошел. Сидел там, закрывал глаза. когда Вдовиченко пытали. Ненавижу такие сцены и такие фильмы. Так и хотелось орать: неужели больше ничего по сценарию придумать не смогли?! Какая красота! Кому приятно смотреть на это? Или кому то все-таки нравится? Нас за садистов считают что ли? Веселое зрелище - сожжение главного героя! Смотрите все!
Отвратительно, в общем. Говорили знакомые - не ходи. Теперь жалею, что не послушал!
Помимо жестокости и крови, вот что в фильме бросаетс в глаза:
съэкономили на массовке - в общих планах сражений показывают как кто то просто машет у других над головой палкой или стоит. Стоит и смотрит по сторонам :)
Пушки у всех есть, идет осада крепости, но они из пушек не стреляют - ни те, ни другие! "Стрельнули" разок, в самом конце, когда взорвали пустые уже обозы казаков. Просто подорвали взрывчаткой на самом деле, но это типа пушки стрельнули!
Бульба посреди битвы погнался за младшеньким сыном своим и бросил войско к чертям на разгром! Кто так делает? еще Чапай говорил Петьке, где должен быть командир в атаке на примере картофелин! фигня короче!
Понравился Боярский, загримированный под хохла! Колоритный вышел! Да и сами актеры хорошо играли! Только Бульба много болтал про государство и роль в нем гражданина. Треть фильма - точно!
Не ходите! Даже картинку из фильма прикреплять к своему сообщению (как я обычно делаю, когда про кино пишу) не буду! Не понравилось! Телеканал Россиия, пиарит вовсю кино, т.к. вложился в съемки, а я не верю, что фильм "уже посмотрело 300 милионов человек!!!", ибо кого не спрошу - никому не понравилось!

Вот эту рецензию прочтитееще, не пожалеете. Сам жалею, что ее не прочел перед тем, как на фильм идти:
рецензию написал Роман Волобуев на сайте афиша.ру:

"Эксцентрическая комедия со вспарыванием животов. По Гоголю"

Встретив вернувшихся с учебы сыновей хрестоматийным «поворотись-ка, сынку», Тарас Бульба ( Ступка) разбивает все горшки в доме, исполняет в чулане танец с саблей и решает ехать в Запорожскую Сечь, где весело и на главной площади сидит прикованный к пушке Михаил Боярский. «А как же римское право?» — удивляется младший, Андрий ( Петренко), видя, как кого-то закапывают в землю живьем. «Не наше это!» — душевно возражает ему старший, Остап (Вдовиченков). Войны нет, от скуки запорожцы пишут письмо турецкому султану и видят сны: младшему снится младая полячка (Мельцаж), с которой он познакомился в Киеве, поскольку та громко хохотала из окна; cтаршему — что-то из детства; самому Бульбе — неприятная сцена, где азиат бьет по лицу блондинку на фоне вроде бы сочинского пансионата. Вскоре привозят изрубленную поляками Тарасову жену, на что сам он реагирует стоически, сыновья не реагируют вообще никак, а все остальные радостно устраивают еврейский погром с участием единственного в округе еврея. Поскольку убить последнего Тарас, поразмыслив, все-таки не разрешает, появляется мысль идти на Польшу.

Самое нелепое, что можно приду­мать в связи с увиденным, это пуститься в бубнеж о том, что, вообще-то, в книге Бульба не был положительным персонажем, что за убитую жену мстил все-таки Хоакин Мурьета, а гоголевский герой просто очень любил воевать и грабить (а к финалу вообще стал практически полковником Курцем). Действительно — Владимир Владимирович Бортко («Собачье сердце», «Идиот», прежде известный своим педантичным обращением с текстами, тут неожиданно лихо порубил Гоголя в винегрет, а в дело пустил только те его кусочки, которые обидят максимальное число жителей суверенной Украины. Но буддийская беспечность, с которой сделан «Бульба», полностью избавляет от необходимости анализировать как его отношения с первоисточником, так и политические ­интенции. Это не высказывание на тему ­исторических отношений России с Украиной и, строго говоря, никакая не экранизация — это, что называется, фильм-праздник в исконно русском понимании праздника как события, на следующее утро после которого всем стыдно. Построены какие-то недешевые ­де­корации, но оператору явно недосуг их снимать. Милой польской актрисе, ­по­хожей на Натали Портман, забыли ­на­писать прямую речь, и та вынуждена все время смеяться. Боярский, не найдя в сценарии реплики «Канальи!», выкрикивает с предназначенной для нее интонацией те, которые нашел. Безрукова, читающего текст «от автора», вот-вот ­разорвет от фирменной патологической задушевности. Массовка топчется и тычет воздух бутафорскими саблями; планы куда-то абстрактно несущейся конницы не вмонтированы разве что в постельную сцену (впрочем, вру, пару раз и туда тоже), в какой-то момент возникает иллюзия, будто казаки зачем-то мчатся навстречу крепостной стене, лишь в последний момент предательская склейка не дает увидеть, как они дружно в нее впечатаются. И если сам фильм все-таки замирает в шаге от окончательного превращения в «Монти Пайтон», то Богдан Ступка (сравнительно недавно блиставший в аналогичной по абсурдизму, но противоположной по политическому вектору «Молитве о гетмане Мазепе» изначально работает по ту сторону заветной черты. Сказать, чтоб он кривлялся или переигрывал, — не сказать ничего. Одного его надсадного «товарищи» (имев­шегося, справедливости ради, и у Гоголя, но тут напоенного сладчайшими советскими обертонами) достаточно, чтобы любую трагедию превратить в « Цирк» Александрова, а любой политический подтекст — в свою полную противоположность. Никогда еще сцена сожжения пожилого человека на костре не провоцировала такого неудержимого идиотского веселья. Никогда прежде попытка запустить в соседа по коммуналке томиком классика не давала столь эффектного и комически неожиданного результата. От всей души, из глубин сердца — спасибо, товарищи.