Я пребываю во вневременьи: у вас Христос уже Воскресе, а нам ждать, поглядывать на часы и выкладывать из орехов застенчивое ХЗ*. Как-бы-случайно-выпавший грецкий орех. Или орецкий грех** - потому что неплотно держался.
Очень вкусно есть свежие огурцы с маринованными оливками. Или свежий мясистый салат - с малосольными огурчиками. И больше ничего, запивая несладким чаем. Самая уместная трапеза для таинственного промежутка недоосенённости: когда что бы я не написала - я не, а вы уже да; и любые ваши трёхкратные поцелуи повиснут посередине вязкого эфира: в котором меня ещё как бы не существует.
Четвертый час ночи...
Полузасыпая, думаю о том, что иногда самые простейшие вещи и слова кажутся такими странными...
Вот, например, говорить: "Я живу тут недалеко..." И каждое слово кажется каким-то нереальным... И говорить их кому-то...
Или вот кот лежит рядом на столе и спит. И я думаю: "Вот лежит кот и спит." Ну разве это не странно - рядом с тобой какой-то своей жизнью живет кот, а в данный момент он так здорово и самозабвенно спит...
Или самое странное: идешь иногда по улице и вдруг подумаешь - а это ведь я иду. Вот именно здесь и в этот самый миг, это иду я.
Очень сложно описать, какое это огромное и непостижимое чувство...
А сейчас, когда я почти уже сплю, прямо в этот самый момент, в Монреале восемь стройных девушек прыгают в бассейн с прозрачной красивой водой...
Дун Хайчуань позабыл своё имя, но угадывал имена незнакомцев. Ма Сюэли правой рукой писал на дощечке, левой метал дротики. И слова складывались в стихи, дротики попадали в цель. Госпожа Средняя Ми слизывала тушь иероглифов и превращалась в написанное.
Однажды Ма Сюэли написал на дощечке Истинное Имя Неба, произнесённое Дун Хайчуанем. Госпожа Средняя Ми лизнула дощечку, отныне тех троих никто больше не видел.
Пушкин смотрел в окно до обеда. Поел. Крепостные к тому моменту уж разгребли от снега веранду.
- Как странная рыба дышу я морозом и снежинками", - подумал Пушкин и раскинул тулуп, - здесь глушь, казалось бы, тоска, но ведь хорошо... Хорошо! А столица, что столица - Рылеев вот говорит, как ветер с Невы, то от холода кутаться приходится ужасно. Также и летом. Вот великомученик, ветер ему с Невы мешает. То ли дело у нас - со всех сторон прекрасная погода!!
Вот пишет что во дворцах все в золоте и бархат и занавески. Красота. Как бы... Но! Для полного и осознаваемого счастья все эти цвета зеленые или там кораблики на обоях не подходят категорически. Деятельный мозг радовать надо напрямую. Вместо всех ассоциативных цепочек и кружев и петель удар в сознание должен быть прямым и точным. В центр цели. Для этого и есть он - язык живой великорусский.
Так вот на стене в прихожей чтобы, когда с мороза прочитать можно было, например: «Зима в Простоквашино". Вот. Сразу все понятно и тихое счастье. Дальше на кухню. Там чтобы было расписано по центру каллиграфически: "Творожная масса с изюмом", "Дружба","Пельмени с креветками". Прочитать всегда такое приятно. А в уборной "пух вашего щенка" - это уют, локс, то есть лоск. Ну и в бане "бассейн "Москва", например, ну и так далее.
А в спальне нужно такое написать такое, важное. Ну, чтобы весело было, про любовь и чтобы всем понравилось... Какое бы такое чтобы... Мда... Ну... чтобы... ну да... ну есть такое слово. В общем да - хуй. Ничего не поделаешь. Я хоть и умный со всех сторон,конечно. Но не мудрей же народа.
"...А я тогда как раз пил. Вот сплю, и снится мне, что она окунает пальцы в краски и пальчиками по холсту - так-так-так, быстро-быстро, она ведь музыкант. Просыпаюсь, а у меня всегда все готово, лист оргалита полтора на полтора, краски в баночках. Я ей говорю: давай вместе, только ты начинай, потому что я если начну, я ведь тут же сразу и кончу. Ну, она окунула пальцы, и понеслась. Картину мы назвали: "Успение Пресвятой Богородицы, или Ниагарский водопад".
Семерка_Бубён, На текущий момент времени во мне % правильных брютов, а об остальном... Негры сцуки - им важней стилисты пидорасцы(не нормальные пидоры,а бля- "игрюююшечныи" Тфуууууууууу, пошла блевать.
Сёма, прикинь- вот жизнь-то у меня какая? ( про орфографию сцлушат н ехачу)
Она трет лоб тремя пальцами - большим, мизинцем и безымянным - значит, она много курит, и держит сигарету между указательным и средним, и когда курит - тоже трет и морщит лоб, и понимает очень многое, но молчит и только легко улыбается уголками губ, и становится хорошо и спокойно, и тоже хочется курить, и не яд это - а спокойствие - замысловатые витиеватые сизые струйки, скользящие из кончика сигареты и быстро растворяющиеся.
а потом изо рта будет дымно приятно пахнуть, и рот этот представляется тоже спокойным - и когда целует - любя и делясь влагой, и когда произносит слова - роняя, но не рвано, а мягко, и когда берет пищу - смакуя, но не возвеличивая, и когда сплевывает - не презрительно, а просто попалась косточка или горошина перца.
Кажется, уже с месяС стоит на летнем приколе маленький грузовичок из-под овощей и клубники; спрятался себе в глубине сквера - и стоит. Днём там суетитится девушка с весами, раскладывает вокруг летние помидоры в ассортименте, и всё понятно. Ночью. Ночью из-за светлого плаката на фургонном боку и блика фонаря кажется, что в грузовичке есть окошко, и сквозь него изнутри пробивается свет. И там кто-то ночует. Как в палатке посреди города. Наверное, ему мерещится, что он приехал к провинСиальному морю с запасом фруктов. Спрятался в фургоне и пирует, к примеру, в три рыла: девушка, её брат и хахель. Утром она натянет трикотажный халатик на молнии, в разноСветных прямоугольных пятнах, вьетнамки, и соберётся за беляшами. Или пописать под кустом. Или нет, сначала пописать, а потом за беляшами.
Вот она обломается!
Впрочем, никакого окошка там нет, иллюзии моря тоже, но боже, как же хочется в отпуск.