Будда учит нас, Ваня,
что жизнь - это цепь страданий.
Прекратить их в принципе можно.
Нужно только убить желанья,
что их порождают. По Будде
ничего я делать не буду.
Вот буду лежать и плакать.
Имею такую причуду.
Ваня, когда я плачу,
я расплачиваюсь за что-то
по какому-то высшему счету.
И получаю сдачи.
Притом получаю грубо.
Я побегаю и прилягу,
и боль сжимает меня, как тюбик,
и я выделяю влагу.
И невидимый самописец
регистрирует: любит - не любит,
взвоет или не взвоет.
Жизнь сжимает меня, как тюбик,
и я выделяю слезы,
улыбки, вопли и песни,
и мне жалко мои желанья
убивать - ведь они прелестны!
И, коль многих моих желаний
ты причина, - радуйся, Ваня,
что оба мы христиане
и я не стремлюсь к нирване.

Будда учит нас, Ваня, что жизнь - это цепь страданий.
Каждую ночь я брежу
твоим дыханием, honey,
влагой твоих секретов, твоей мерцающей кожей
и мечтаю, чтобы ночами
ты мною бредил тоже.

Будда учит нас, Ваня, а жизнь ничему не учит.
Калечит, а после лечит; то страхом, то страстью мучит.
То миг подарит прекрасный,
то болью наотмашь хряснет.
Смысл ее действий при этом
мне совершенно неясен.

Лежа в койке с похмелья,
я чувствую: мир с места стронут.
Голова моя - схема вращенья в атоме электронов.
Мысли жужжат и летают
друг вкруг друга по странным орбитам,
и в каждой маленькой мысли
носишься, милый мой, ты там.

А может быть, нас закаляют? Как сталь?
Чтобы мы закалялись?
И не боялись влюбляться, и не плакали, расставаясь?
Чтобы оскоминой стали нам страсти и, равно, страданья?
Чтоб поняли мы, что это - не главное в мирозданье?

Очень много вопросов и очень нету ответов.
С кем ты сейчас, мой милый, еще интересно, и где ты.
Грустно мне очень, Ваня, когда ты торчишь в Лозанне,
а я соглашаюсь с Буддой, что жизнь - это цепь страданий. (с)


--