Вмешательство холодного ума или необузданных страстей, как правило, создает разрывы в ткани. Иногда переходы сглаживаются и зарастают. Но бывают вещи, разорванные в каждой точке, в каждой паузе между частями речи. Произошедшие от полноты чувств - устранимые. От глупости, невежества и безвкусицы - фатальные.

(Мысли с душком. Не принадлежат ли они, чего доброго, какому-нибудь теоретику постмодернизма? Чур меня!)

Изучал в прошлом году книжку Бенедикта Сарнова, которая называлась именно так. Конечно, я занимался этим не весь год, но кое-что запомнил и завязал на память кое-какие узелки (благо проводов вокруг достаточно).

Сарнов - один из немногих известных мне критиков, которых я могу читать без резиновых перчаток и электросварочного шлема. Заурядная литературная публика так обращается со своими милыми предметами, что смотреть тошно, а у Сарнова всё-таки есть чувство чужого достоинства. Вот чудо! Восторженный поклонник Маяковского кажется сейчас, в свои 85 лет, академиком и мудрецом. Впрочем, у нас в стране и Академический театр им. Маяковского имеется. (А в моем родном городе до сих пор действует ДК имени Дзержинского. Там проходила выставка движущихся динозавров. И что самое странное - они никого не съели.)

В истолкованиях "Ламарка", сталинской оды и "Стихов о неизвестном солдате" Сарнов, наверное, кругом прав. Четко определённого знания о смысле (кто есть кто) может и не быть, ведь и Мандельштама очаровывал не таинственный "он", а спуск по ступеням эволюции и природа-фехтовальщица. В такой обстановке лицо злодея не бросается в глаза.
А впечатление от оды можно выразить другими строчками:
"... лиловым гребнем Лорелеи
Садовник и палач украсил свой досуг".
Гаспаров в предисловии к современному изданию стихов и прозы Мандельштама иронизировал по поводу неприятия сталинской оды: "Как будто о Сталине нельзя написать хорошие стихи". А что тут смешного? Это стиховедам позволительно отрываться от реальности и думать, что язык и литература существуют в особом пространстве. А когда партийную кличку произносит поэт, ему вряд ли удастся так просто отбросить всё хорошее, что связано с этой кличкой, особенно если он жил в одном государстве с её носителем. Это вам не "блаженное, бессмысленное слово". Сарнов в таком духе и высказался, но едва ли составители комментариев его послушаются. Они упёртые не на шутку, они на своем деле съели рагу из языков жаворонка. Кстати, к "Стихам о неизвестном солдате" в моей книжке примечания тоже гаспаровские, которые Сарнов упразднил.

Но вот его рассуждения о "инстинкте продолжения духовного рода", якобы объясняющие возникновение верноподданических стихов, честно говоря, пугают. Уважаемый, вы же сами утверждали, что Мандельштам не имел намерения равнять инфузорию с Моцартом! Так зачем же сравнивать поэта с собачкой академика Павлова? Или вы хотите сказать, что бывают возвышенные инстинкты, которые и поэту делают честь? Жуть! Где мой шлем, где мой танк?..

Неужели высокоученого автора не устраивают простые объяснения? Истинное творчество - счастье, когда несовершенство мира не мешает его чувствовать. А разделить это счастье с окружающими - в идеале - хочется из-за наличия любви к ближнему.

И другой пункт. Сарнов утверждает, что художники, скульпторы, поэты и другие служители - это главная связующая нить времен, так сказать, позвоночник исторического процесса. Только благодаря им сохранилась духовная преемственность от Древнего Египта до наших дней.

В отношении родственных связей между культурами разных народов и эпох это имеет смысл, хотя неизменность человеческой природы гораздо важнее. Но пожалуй, только в наше замечательное время, когда почти все естественные связи между поколениями разорваны, могла родиться столь лестная оценка посюсторонней значимости искусства. Нерукотворный памятник вытеснил сладкие звуки и молитвы. Кто умеет летать с мельничным жёрновом на шее?

Характеристика, которую в начале "Фауста" даёт себе Мефистофель, у нас на слуху благодаря тому, что Булгаков вынес её в эпиграф своего романа:

...Так кто ж ты, наконец?
-- Я -- часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Читая эту фразу в отдельности, можно подумать, что бес чувствует величие стоящей над ним небесной власти и даже даёт понять собеседнику, кто в мире хозяин. Дескать, как ни бесчинствуй, как ни крути, всё ко благу.

Но дальше:

Я дух, всегда привыкший отрицать.
И с основаньем: ничего не надо.
Нет в мире вещи, стоящей пощады.
Творенье не годится никуда.

(в переводе Пастернака)

Или ещё яснее:

Я отрицаю всё - и в этом суть моя.
Затем, что лишь на то, чтоб с громом провалиться,
Годна вся эта дрянь, что на земле живёт.

(в переводе Холодковского)


С точки зрения Мефистофеля, усугублённой чёрным юмором, это - добро. А его взяли - хлоп! - и поймали на слове, причём безо всяких кабаллистических фигур.

Стыдно признаться, но из двух его бабочек мне больше нравится та, что была написана до революции в мировосприятии. Вторая глубокомысленная, философская (куда умней меня!) безукоризненная, но - мёртвая. Ей, конечно, восхищаться тоже можно - ах, какая форма, какой блеск - как галстуком-бабочкой. А за первую можно и подарить этот галстук, как орден, под первым впечатлением:


Твой локон не свивается в кольцо,
и пальца для него не подобрать
в стремлении очерчивать лицо,
как ранее очерчивала прядь,
в надежде, что нарвался на растяп,
чьим помыслам стараясь угодить,
хрусталик на уменьшенный масштаб
вниманья не успеет обратить.
Читать далее...

Читать далее...

В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон.
И вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.

Я дома здесь. Я здесь пришел не в гости.
Снимаю кепк, одетый набекрень.
Веселый птичк, помахивая хвостик,
Высвистывает мой стихотворень.

Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука.
И я шепчу дрожащие губами:
«Велик могучим русский языка!»

Александр Иванов.


Странно: приструнить он желал человека, употребившего слово "облак". Это разве грех? Прецеденты имеются. Я бы понял, если бы пародия была на М. Степанову - у той действительно горы всяких ненормативных искажений, чтобы в размер и в рифму попасть, да выпендриться. Впрочем, кому оно интересно... И слава богу.

Орёл у Пушкина говорит или подразумевает всем своим видом: "Туда, где гуляем лишь ветер... да я!.."

Если в голове у человека гуляет лишь ветер, не летает ли в ней тот самый орёл?
Боюсь, что нет. А жаль.

Стихи Пастернака, процитированные двумя постами раньше, вытащил из сети, не удосужившись прочесть (и так наизусть помню). А оказалось, в тексте вместо "нависли" - "навязали". Наверное, тут Word порылся - о, будь он трижды неладен! - а публиковавший, как и я, не заметил.

Известный факт: в XIX веке на просторах нашей бескрайней родины существовала секта дыромоляев. Они просверливали дыру в углу избы и молились в неё поутру:
-- Изба моя, дыра моя, спаси меня!
Перечень обрядов этим исчерпывался.

Конечно, для них нет места в текущей жизни - народную потребность в дыромолении вполне удовлетворяют политические партии.

Разве что на "винду" молиться... Фанатичные приверженцы пускай делают отверстие в экране - для вящей эффективности.

Наверное, у Пастернака было острое зрение, с такими-то чертами лица. Или достучаться до бога деталей помогли аккуратно подобранные очки?..

Ещё интересно, что думали К. Чуковский и Нора Галь об изредка встречающихся в его поэзии канцелярских скрепках. Опасная игра с инфернальной чернильницей? Необходимый знак времени?

Содержание современных стихов - нефть, сиречь останки классической флоры, превратившиеся с годами в тягучую жидкость с малоприятным запахом. В результате перегонки образуются неплохие литературоведческие статьи, которыми даже автомобиль "Москвич" можно заправить, не то что печь-буржуйку.

А их форма - масляные пятна. Также встречается фонтан (в диком виде), но главным образом - так называемый "не фонтан".

Где-то читал о музыке, что современные сочинения не мелодичны лишь постольку, поскольку коллективное ухо к ним ещё не привыкло. Не знаю, не знаю...

Стихотворение, рождаясь на свет, заставляет служить себе не только лирического героя, но и лирического зрителя (абстрактного читателя), и не только правдой, но и верой.

Герой пытается доложить по форме: что происходит, какое у него настроение и проч. Лирический зритель хмурится, морщится, таращится в потолок - он напрочь потеряет интерес к рассказу, если герою не удастся, приложив героические усилия, воспрепятствовать этому. Порой дело доходит до драки, в результате которой между строк образуется т.н. лирический Шалтай-Болтай в состоянии с наименьшей потенциальной энергией - разбросанный по лужайке, и судорожные ходы конницей уже не спасают от ужаса положения...

"В вашей музыке есть и прекрасное, и новое; но то, что прекрасно - не ново, а то, что ново - увы, не прекрасно!"

Ночью в городе лучше сочиняется просто потому, что тихо. Люди не бегают, не думают вокруг обо всякой ерунде, машины не колесят под окнами. Даже трижды раздолбанная гитара как будто по-другому звучит.

Пару-тройку раз видал на площадях интернета опросы насчёт отмены буквы Ё. Что интересно, голосов "против" всегда больше, иногда - в разы. Я тоже голосовал против. Наверное, и в прозе она полезна - иногда упрощает понимание. Скорее всего, ставить точки над ё везде - неправильно - традиция сложилась, уйма книг напечатана согласно ей, у людей глаза цепляются за текст. Хотя лично мне не мешает.
А вот в рифмованных стихах нет никаких причин их не ставить. Всё равно стихи нельзя читать быстрее, чем успеваешь мысленно проговаривать, и точки над Ё - небольшое, но подспорье.

Зачастую в голове прикоснувшегося к творчеству вырабатывается соответствующее отношение к Полезным Делам. То есть, если нет настроения - лучше и не пытаться.
В результате он и не пытается, не пытается, не пытается - пока током не дёрнет.

http://cascenka.pisem.net/razbor.html
Впрочем, лично мне о профилактике думать уже поздно. Тут нужен пенициллин.

(Напишу, пожалуй, сюда ещё несколько глупых мыслей. Чтоб не жужжали.)

Ненависть. Непонятная ненависть, на первый взгляд. Судя по воспоминаниям, он часто в обществе друзей что-нибудь эдакое насчёт Блока говорил, и друзья принимались спорить - Кушнер не соглашался. Да и в "Диалогах с Бродским" найдётся пара-тройка нападок. И удивляешься: Ахматову он уважал, Цветаеву считал лучшим поэтом века. (Друг моего друга - мой... кто? Ну и что, что женщина? Не поэтому же!) Даже Брюсова не желал сбрасывать со стола, а Блока - за милую душу, ветхим переплётом о некрашеные доски... Где-то читал ещё, что в юные годы было наоборот, затем мнение изменилось.

Ошибиться в реконструкции мыслей усопших ещё легче, чем при попытке стелепатить что-либо у живого человека. Но как обойтись бех сего неблаговидного деяния, скурив собрание сочинений. Тем более:
"Это не мы их не видим,
Нас не видят они."

Для Бродского "хороший поэт - всегда орудие своего языка, но не наоборот." Средство самовыражения, слуга словесности. Для него музой был сам язык; он часто говорил, что язык диктует развитие стиха. Талант и эта установка вылились во всё то, за что ему следовало бы дать Нобелевскую премию. А дали за другое. И только лет через сто станет выяснится его истинное место - высота над уровнем литературы. Сейчас её никому не измерить, известно только, что она необыкновенно велика. (Забравшиеся туда сбрасывают со скалы булыжники, норовя попасть по голове обитателям низин, но камень мгновенно скрывается в густом тумане, и ни на слух, ни на глаз расстояние вычислить не удаётся.)

Способны ли другие следовать этой установке? Кто знает! Мало сказать: "Завтра в 4:30 по московскому времени начинаю новую жизнь", - и сделать умное лицо, надо измениться внутренне, а это не зависит ни от субъекта, ни от выбора объектов, вплоть до бьющихся об асфальт перед твоим домом летающих тарелок. Разве что от погоды - и то не всегда, и не так очевидно, как боль в костях.
Вернее, зависит от всего, но непредсказуемо. (В результате можешь оказаться, к примеру, рабом говяжьего языка.)

***

А кому служил Блок? Уж точно не языку - и прямо говорил об этом.

"Да, был я пророком, пока это сердце молилось,
Молилось и пело Тебя, но ведь Ты - не царица".

или:

"Чтобы по бледным заревам искусства
Узнали жизни гибельный пожар."

или:

"Чтоб гневной зрелостью презренья
Людские отравлять сердца."

***

Может быть, Бродский был последователен, и считал, что Блока следует исключить из словесности за нерадивую службу оной. Или наоборот, непоследователен. А может, были и какие-то другие мотивы, восприятие стихов - не менее сложная вещь, чем их написание. И кто знает, что было бы, проживи он ещё лет двадцать-тридцать. (Прожил же Чеслав Милош 93 года.)
Бывает так, что к концу жизни от поэтов остатся одно чувство гармонии - и больше ничего. Почти.
Заболоцкий. Отчасти Гумилёв. Отчасти Пастернак (хоть и не успела его простота стать неслыханной). И для меня не менее яркий пример - Алексеев.
Но в этом мире, в нашей стране особенно, редко так бывает.

Кстати, часто слышал, что песни Высоцкого неотделимы от его голоса, от его манеры исполнения. Наверное, этим и отличается хорошая песня от хорошего стихотворения - нет нужды передавать основу интонации через буквы на бумаге, автор раскрывает её от начала и до конца, благо (?) средства записи и вопроизведения звука существуют довольно давно - и неумолимо совершенствуются. Но всё равно, когда она в тексте - это другое. Слушающий песню - потребитель в большей степени, чем читатель.

Сон разума рождает чудовищ, а его бессоница - чудовищные мысли.
Без глаз. Куда им смотреть? Разве что в пупы. У некоторых два и более.

Что случится, если сон с бессонницей встретятся и полюбят друг друга, если у них будут дети?.. Ужас!
Надо их изолировать - раз и навсегда. Пускай портрет бессоницы запрятан в двенадцать разных сундуков, повернуть ключ и выбросить себя в кусты, и чтоб никто не нашёл - ни под страхом, ни на веточках бобовых заключений, ни в липовом качании прав под воздействием вздохов погоды...

Бывают люди, которые думают, что стихи могут никогда не прозвучать вслух. И стихи, не заслуживающие звонкости звука, бывают, но для истинной поэзии это означает похороны. Иначе - зачем рифмы, ритм, аллитерации?..

Стихи, записанные буквами на листе бумаги, - всё равно, что музыка в нотной тетради. Для того, чтобы оживить музыку, чтобы она заиграла и увлекла слушателя всё выше и выше, нужен хороший музыкант.

Точно так же и для стихов - ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖЕН ПРИСУТСТВОВАТЬ ХОРОШИЙ ЧТЕЦ. И, естественно, автор обязан представлять их звучание со всеми интонациями, когда пишет - и вложить основные значки, определяющие голос, в письмо.

Воспринимая стихи "с листа", каждый читатель со слухом в меру сил воспроизводит их звучание мысленно. Только тогда они продемонстрируют, на что способны - изменят настрой, придадут заряд оптимизма, раскроют грань вселенской гармонии или поразят, как поражает финский нож, - и осядут в глубине души.

---

Сказанное - из области фонетики. Надо не забыть ещё, что фонетика не имеет права на царствование - что иногда случается в песнях. И, возможно, у излишне артистичных произносителей.

---

Читатель представляет себе голос... голос автора? Но если голос, который задумывал автор, необычен - слишком высок, слишком низок, если в нём возникли невесть откуда взявшиеся прищёлкивания и трели, то читателю будет не по себе. Известная фраза - Ахматова о Цветаевой: "Она начинает с верхнего до, потом голос поднимается выше" (цитата приблизительная).

То же самое, наверное, относится ко всем попыткам подняться "над языком" - переломать синтаксис, полагаясь на объездные дороги и тропинки, ведущие через чащу леса, придумать новые слова... Чем меньше связей со всеобщим языком, тем труднее читающему прийти к заложенным в стихи интонациям, настроению, картине.

---

О звучании слов мне напомнил Радзинский в телевизоре - исполнил стихотворение М. Волошина про Китеж:

Они пройдут — расплавленные годы
Народных бурь и мятежей:
Вчерашний раб, усталый от свободы,
Возропщет, требуя цепей.
Построит вновь казармы и остроги,
Воздвигнет сломанный престол,
А сам уйдет молчать в свои берлоги,
Работать на полях, как вол.
И отрезвясь от крови и угара,
Цареву радуясь бичу,
От угольев погасшего пожара
Затеплит яркую свечу.
Молитесь же, терпите же, примите ж
На плечи крест, на выю трон.
На дне души гудит подводный Китеж —
Наш неосуществимый сон.

Казалось бы... (?) А у него это прозвучало так, что волосы встали дыбом. Радзинский вообще все свои лекции читает очень поэтично.

---

Наверняка что-то важное забыл. Но это не важно.