Недавно мне снился сон. И в этом сне я шёл по Питеру с Сироем.
Так вот, иду я по Питеру с Сироем.
Но Питер не такой, как обычно. Это не тот Питер, который вы знаете.
Это даже вовсе не Питер.
Это мрачный готичный город с вечным запахом сдохшей в подворотнях весны.
и на перилах у моста снег.
и это ранний вечер, сумерки
и я иду и рассказываю ей эту сказку
как ты помнишь, [Язу], я тебе ее только начал рассказывать
а ей - дорассказал.
причем очень правильно - не помню как, но очень верно.
[И это была сказка про печаль, которая идёт по белой полосе, а справа темнота, и слева темнота тоже, и каждый миг ей кажется, что ожидание чуда в конце белой полосы настолько переполняет ее, что она не сможет, не выдержит, не сделает ни одного шага больше, но она все-таки идет, а справа темнота, и слева темнота тоже, и это самая разная темнота: темнота, которая скапливается в углах, темнота под веками глаз, темнота наших сердец и темнота в уютному комнате с тремя свечами]
Так вот, я дорассказал Сирою эту сказку, которая предназначалась Язу.
Сирой послушал, покивал. Согласился, что здорово.
а меня переполняло ощущение этой прекрасной правильности дорассказанной истории.
у меня обычно не получается так рассказывать
но там получилось, будто не я рассказывал, будто сказочник на самом деле был гораздо более великим, нежели я.
и в этот момент зажглись фонари
ведь был уже вечер
и Сирой сказал - вот, уже темно, вечереет.
Но я-то знал
Я-то знал, что фонари на самом деле зажглись от моего восторга
восторга, который переполнял меня, потому что я знал точно - этот чертов сказочник существует
и он меня любит. Человек в серой шляпе - это образ, который я чувствую физически, это призрак, следующий за мной по городу, и я знал, что этот сказочник тоже со мной, почти так же.
И был я настолько счастлив, что в городе, где вечно воняет сдохшей в подворотне весной, зажглись фонари у заснеженных перил.