— Уйди отсюда и не воняй гениальностью.
Собирать молоко в ладони и поить небо всегда тяжело, как тяжело впитывать чужое, как тяжело преодолевать лень и становиться лучше, а еще тяжелее, еще тяжелее, еще тяжелее – жить. Прятать лицо в собственных ладонях, пахнущих молоком, надо-быть-сильной-надо-быть-достойной-нельзя-быть-ленивой-делай-же-что-нибудь. Хочется? Делай, давай, стань хоть кем-то, раз ты у нас такая, улыбнись и будь великой, маленькая наша, а мы на тебя посмотрим.
Нет-нет, все правильно, именно так, только надо же сперва научить ребенка стоять на ножках, не падать в бездну (соску я у себя сама уже отняла, видишь, самовоспитание), надо же сперва дать что-нибудь взамен разбитых идеалов, хотя бы теплое одеяло, чтобы грело, чтобы меня не сломало, понимаешь?.. Эти разбитые идеалы лежат под моими ногами осколками, а руки пахнут то кровью, то молоком, да, мама, я научусь готовить что-нибудь съедобное, только вернись домой поооздно, умоляю.
Черт возьми, нельзя ли как-нибудь интереснее, нет, проще, нет, проще не надо, просто дайте мне кто-нибудь хорошего пинка под зад, я устала сама это делать, и сила инерции тоже устала, мы обе усталые и угасающие, можно ли это как-нибудь предотвратить? Нет, нельзя, без справки нельзя, сходи в больницу, притворись мертвой, тебе дадут.
Это, спрашивается, что?.. История? Нет, я на неё не ходила (прости, мама), это, может быть, математика? Нет, я на ней спал, положив под голову книгу врак, так может быть, это литература, но мы на ней ничего и не делали, так отчего же я устал мама, от безделья, сынок, ты устал, спи, малыш, завтра будет еще тяжелее.
Ты не поверишь, мама, я хочу учиться, меня задолбало собственное незнание тех вещей, которые я хочу знать, или, может быть, даже само ощущение теоретического незнания, да-да-да-да, я привык знать всё, что надо, и даже больше, а теперь я испытываю потребность знать хоть-что-нибудь-еще-лучше, понимаешь, чтобы быть кем-то, зачем же на меня кричать-кидаться словами, как грязью, пусть я пока никто, но ведь когда-то я мечтал стать великим, и были у меня силы, чтобы достигнуть всего, чего я хотел, нет, правда, я никогда не хотел менять мир, потому что где-то в глубине своей я всегда верил, что именно ко мне мир благосклонен, да так и было, ведь я был исключительным, конечно, исключительным, у меня была тьма- тьмущая- всяких- левых- талантов- которые- я- зарыл- вероятно- слишком- глубоко- глубоко- еще- глубже- чем- зарывают- трупы.
У меня полная каша в голове (я уже умею варить, мама), видишь, я пытался учиться, пытался достигнуть, но вот меня постигло разочарование, но вот меня постигла усталость, и вот я, бравый отличник и бывший любимец учителей, прожигаю жизнь свою в этой замечательной школе для полупридурков (тут даже дураки неполноценные, в жизни нет ничего настоящего, что мне делать?..). Да-да-да, ты говоришь, что раньше меня было за что уважать: за упорство, за преданность цели и за любовь к учебе, и как же так вышло, что я испортилась, это, наверное, болезнь поколения – лень и неумение добиваться цели?.. Да, мама, я ленив, конечно, безбожно ленив, но я бы добивался, если бы знал, ради чего это всё, мама, ради чего, я забыл, зачем, просто забыл, так откуда же взяться силам, если я не верю в свое великое светлое будущее, если я знаю, что старикам точно так же обидно умирать, как и мне, ведь они точно так же ничего не успели, и что ни черта, ни черта не меняется, что миллионы людей просто прожигают свою жизнь – умные, образованные, с налётом гениальности люди, у которых, возможно, потенциал похлеще моего, у которых даже мозги да талант получше моих, а всё потому, что к черту послали всю эту безнадежность, а потому еще заранее проиграли. Но как же так, нет, я так не хочу, я же не был таким.
Мне так жаль, мама, так жаль, мне искренне жаль, что теперь я слаб.
Знаешь, что? Вот когда я думал меньше – да, поклон да хвала Эразму Роттердамскому – вот когда я думал меньше, зато читал тупые детские книги про драконов и принцесс, вот тогда я был счастлив, и жизнь моя могла бы быть полной – бесполезной, такой же, как и сейчас, но зато счастливой действительно. Вот на хрена, спрашивается, какого черта я вляпался в это дело.
Ведь знаешь, теперь я просто не могу, я не могу с ними беседовать, мне неинтересно, я всё жду, наконец, может быть, они хоть раз откроют рот по делу и скажут что-то умное, но нет же, мама, мы хотим говорить о тапочках, о том, что в магазинах сейчас всё дорого, и что сапоги нормальные в близлежащих шопах не купишь, а еще, конечно, мальчики нас не любят, а еще, конечно, надо сходить в кинотеатр, но почему же нам не звонят?.. И вот это, мама, я должен буду выслушивать, если ты лишишь меня интернета. Ты хоть понимаешь, что это значит? Что у меня не будет ни одного нормального собеседника, что я буду вынужден сидеть в молчании, это раньше я умел сутками быть один, сутками, а теперь я не такой, теперь я чувствую себя бессмысленным, бессмысленным, я никак не могу отыскать смысл жизни внутри себя, нет, я ведь даже нашёл, но.
но.
но
но[чью все кошки серы]
но[мер твой я помню наизусть, только чем это мне поможет]
но[ктюрн, мой незаконченный ноктюрн]
но[стальгия, ностальгия, вечная ностальгия]
но[ и впрямь невозможно, действительно невозможно]
но?..
Еще возражения, я вас слушаю, я вечно на скамье подсудимых, если нет никого, кто хотел бы бросить в меня камень, это сделаю я сам[остоятельно, обстоятельно, отрывисто сквозь сомкнутые губы – камень с сердца].
«Уйди отсюда и не воняй гениальностью» - осталось ли мне, чем вонять, вот в чём вопрос.
Когда есть у человека парочка идеалов незыблемых за теплой пазухой, насколько же проще жить. Когда есть у него пара людей, к которым он может прибежать в случае разбития идеалов – насколько же легче. Когда есть, кого любить – насколько лучше. Когда есть, к чему стремиться, и есть наивная, но неистовая вера в то, что, достигнув, станешь счастливым – о, насколько же хорошо, я знаю, знаю по себе, насколько классно.
Мама, мама, мама, мама… Зачем ты вот так, ну зачем, мама.
Ведь мне-то, мне-то что делать? Если я буду плакать сейчас, то у меня опять будет бессонница, а это почти равносильно самоубийству, медленному моральному выпиванию соков жизненных из самой себя. А как еще ты прикажешь мне вымещать печаль, я терпеть не могу жаловаться вживую, я не умею орать на людей без повода, и никак, никак не вытащить мне из меня то, что умеет чувствовать боль, да и хорошо это, ведь что бы было, если.
Но я вот не понимаю и понять не могу одного – почему у меня такое стойкое ощущение того, что если бы я вчера не пришёл домой позднее обычного, то вы бы так и сидели, самозаткнувшись, и пост этот был бы написан месяцем-другим позже, как только вы бы нашли повод?
P.S. Теперь, вероятно, буду в сети урывками. Просто предупредил.