Накануне визита в Испанию президенту России пришлось впервые за много месяцев (если не лет) столкнуться со свободой слова. Вернее – со свободой вопроса. Вопросы эти последовали не от блондинок, а от испанских журналистов. Поэтому неудивительно, что они застали главу нашего государства врасплох. Он-то по привычке полагал, что испанцы будут интересоваться, как он проводит свободное время, как поддерживает отличную спортивную форму, что ест на завтрак лабрадорша Кони, когда садовые участки передадут в собственность владельцам… А испанцы вдруг заинтересовались Ходорковским и спросили, за что того посадили в карцер. Путин ответил следующим образом: «То, что Ходорковский оказался в карцере, я первый раз слышу, я обязательно спрошу у министра юстиции, куда его направили и за что».

Вот что значит отсутствие оперативной практики и самоуспокоение. Был бы Владимир Владимирович в боевой форме, разве он так бы отреагировал на очевидную провокацию? (Надо еще, кстати, проверить, не имеют ли эти испанцы какого-нибудь отношения к нашим неправительственным организациям? К «Мемориалу» или к Хельсинкской группе?) Понятно же, что при первом упоминании имени опального магната надо было сделать задумчивое лицо и, пожав плечами, произнести что-нибудь эдакое: «Ходорковский… Ходорковский… Знакомая фамилия…Что-то не могу припомнить…А, с другой стороны, в России много осужденных. Борьба с преступностью, знаете ли, у нас одно из приоритетных направлений. Впрочем, если вам интересно про… как вы говорите… Ходорковского, то я непременно справлюсь у министра юстиции… Если смогу до него дозвониться».

Конечно, эти борзописцы были бы срезаны таким ответом, и у них вряд ли хватило бы духу спросить про «Байкалфинансгруп». Но маленькая небрежность потянула за собой страшные последствия…

Давайте отвлечемся ненадолго от беседы Владимира Путина с испанским журналистами и перенесемся в недалекое будущее. Представим себе следующую картину: идет судебное заседание. Судья (предположим, Колесникова) произносит: «Пригласите в зал свидетеля Путина Владимира Владимировича». Входит Путин. (Опустим формальности с принесением присяги.) Адвокат истца (предположим, Шмидт) спрашивает у Путина: «Скажите, Владимир Владимирович, вы помните, как давали интервью испанским журналистам накануне вашего визита в Испанию в феврале 2006 года?» «Да, — отвечает Путин, — помню». «Вот передо мной стенограмма того интервью, — продолжает Шмидт, — в нем на вопрос, зачем была создана компания «Байкалфинансгруп», впоследствии купившая на аукционе акции «Юганскнефтегаза», вы ответили следующее. Цитирую по стенограмме: «…чтобы претензии к тем, кто потом приобрел эту собственность, практически свелись к нулю». Правильно ли я понял ваш ответ, Владимир Владимирович? Вы признались тогда, что компания «Байкалфинансгруп», фирма однодневка, была создана с преступными намерениями скрыть от правосудия истинных виновников захвата чужой собственности, сбить следствие со следа и вывести из-под удара настоящего приобретателя «Юганскнефтегаза» — государственную компанию «Роснефть». То есть вы знали о готовящемся преступлении и не предотвратили его? Или вы сами были инициатором этой аферы?»

И что будет отвечать Путин Владимир Владимирович? Скажет, что выяснит у министра юстиции? Но не будет уже никакого министра… А будет только въедливый Шмидт да судья Колесникова, сверлящая его ненавидящим взглядом… И Владимиру Владимировичу останется только во всем признаться… И суд, конечно, засчитает ему явку с повинной и учтет его добровольное признание при вынесении… да-да, приговора.

Так что нынешнее интервью испанским журналистам не просто скандальное недоразумение. Это – провал, типичный провал.

(ej.ru)