Утром, когда ты просыпаешься после болезни, еще слабый, но уже здоровый - прекрасно. Мир в романтической дымке. Каждым сантиметром кожи ты чувствуешь свежесть.

К чему это я?

Операция позади.

Опухоль опять оказалась доброкачественной.

Жить буду)

Сто сапог я износила - буду сто еще иметь)


И я возвращаюсь к своим мужчинам. Они знают, что это значит.

Я тоже знаю, что это значит. Ветер нового счастья, ветер новой любви. И море вдохновения.

Гадаете. Мужчина? Женщина? Она - не она?
Да, я женщина.
И вот вам истерика.
Чисто женская.
Я хочу.
Хочу.
Жить.
Просто хочу жить.
Пусть один мужчина каждый день делает мне кофе с пенкой.
Пусть другой пишет издалека, что сколько б не женился - меня забыть невозможно.
Пусть сосед грустно смотрит в окно, как я курю на балконе.
Пусть муж радуется, когда я после секса урчу и вылизываюсь как сытая кошка.
Пусть сын задает свои экзестенциальные вопросы, а дочь учиться быть похотливой адской и доброй.
Пусть всегда буду я.

Я знаю как это начинается. Сейчас я все-все расскажу.

Сначала она начинает много спать. Теряет ко всему интерес. Остаются только сладкие, тягучие сны.

Потом она приходит к своему гинекологу. Он неодобрительно качает головой и очки сползают на кончик носа. Выписывает ей пачку направлений на проверки. В том числе и к хирургу.

У хирурга в кабинете светло и как-то празднично. Ложишься на кушетку, руки вверх. В американском кино так английские аристократки ложаться под простолюдинов, и мужланы своими грубыми руками еще прижимают запястья к земле. И вот ты лежишь и думаешь про американское кино, а хирур запускает свои короткие, похожие на мягкие чурбанчики, пальчики в твою грудь 1-го размера, вибрирует, вибрирует, вибрирует, присвистывает, похмыкивает. И опять - пачка направлений.

А потом - ночь, ночь, улица, фонарь. Аптека далеко, в центре. Она курит в окно, пока спят дети, сыновья, бывшие мужья, и пока ее любовники вспоминают ее тело на вкус. Все ее богатство некому оставить.