Почти сутки работы.

" Да, я знаю, что обо мне говорят множество бесстыдно приятных вещей, что меня очень смущает. Будьте уверены, они все-таки преувеличены!". (с) БК

Литературно-музыкальная композиция

Вот такая "коммуналка" :)

Разница между Созданием Бенедикта Камбербэтча и Созданием Джонни Ли Миллера начинает прослеживаться с первых минут. Нельзя сказать, что какое-то из них лучше или хуже. Наша задача не сравнить игру актеров (безупречную с одной и с другой стороны), как таковую, но попытаться вычленить признаки, которые могут помочь постичь итог работы. В определенных случаях без сравнения нам будет не обойтись. Выбор понравившегося варианта - дело вкуса и личного восприятия. Вот теперь о восприятии.

Джонни Ли Миллер играет хорошо, за образом интересно наблюдать, сопереживать. Его Создание живое и настоящее. Но лично мне не хватило целостности образ-движение, если говорить о начале спектакля – «вот сейчас мы выполним эту группу движений, а теперь вот эту, а следом еще вот ту». Рваный ритм гимнастических упражнений. Создание не такое уж и тварное из разрозненных частей, а дикое существо, которое почему-то не обладает всеми функциями положенными ему по возрасту. Создание – биологический объект, животное, «маугли». Что интересно, Миллер в некоторых моментах имитирует движения младенцев. Артист останавливается на движении, как главном выразительном средстве, перцепция узконаправленная. Создание довольно прямолинейно и выглядит целостным, но огрубевшим или примитивным. Это земное существо, которое интересно именно близостью ко всему человеческому. Миллер словно говорит – «посмотри на меня, я такой же, как ты и любой другой». Понятие «бытия» тут несет конкретный, приземленный смысл.
В чем-то Создание Миллера более понятно и доступно для восприятия, но и более обыденно.
*А еще у Джонни Ли Миллера слишком доброе лицо весь спектакль .

Создание Камбербэтча начиналось с руки продавливающей натянутую поверхность кокона. Оно смотрелось рождающимся в движении-танце ростком новой жизни, бабочкой – неуклюжей, потусторонней, борющейся самим с собой. В нем все не свое и все не подчиняется, не согласуется. Создание - чужой, имеющий человеческие части, но нечто отличное от человека. Нездешнее дитя. Осознание инородности Создания не отпускает долгое время, соединяясь с текучей, ртутной пластикой. Движения где-то пугают и отталкивают, где-то удивляют, где-то восхищают (невероятно выразительные руки). Сцена с первыми шагами показалась закономерно более долгой. Линия постепенного овладение функциями тела цепко держалась в руках артиста, нигде Бенедикт не позволяет себе «соврать», вдруг включив неподходящую по уровню пластику. Что подкупает еще в данном варианте – это более широкая перцепция мира (проба дождя на вкус – опять расширенны временные рамки, сцена с ложкой у слепого старика), и противоречивость внутреннего мира. В данном случае мне показалось, что Создание от Бенедикта более ярко демонстрирует свою внутреннюю нестройность, дисгармонию. Внутри, так же как снаружи он сшит из разрозненных частей. Кто знает, как сложилась бы судьба Создания, проживи он у слепого старика еще немного?
Он отчаянно ищет свое место в мире, любовь, близкую душу. Так же отчаянно он разрушает все, к чему прикасается. Тут же мысль, что такому Созданию труднее войти в обычный мир. Слишком сильная разрозненность внутри, а так же глубокая пропасть между внешним и внутренним содержанием. Понятие «бытия» поднято до уровня вопросов мироздания.
Создание Камбербэтча сложная система (недаром состоит из частей разных людей) и оно сложнее воспринимается. Его можно либо принять сразу и тогда невозможно оторваться от созерцания, либо отвергнуть и воспринимать, как досадное, но неизбежное в спектакле нечто.

Срочно нужно шоковое одеялко.
Сижу смотрю "Искупление" (в рамках культурного тура по фильмографии сэра Бенедикта). Волосы встали дыбом и ушли в неизвестном направлении, челюсть под столом в непотребном состоянии. Сцена в детской с шоколадом навсегда поразила мое хрупкое сознание. Я не знаю, как дальше с этим жить. Все равно, что на моих глазах милое пушистое существо превратилось в тентаклеобразного монстра. Теперь не забыть мне этих глаз. Нет, не сэра Бенедикта, но Пола Маршала (мурашки пробежали и тоже скрылись, им так же страшно). Дитя порока, маркиз де Сад, третий развратник в пятом ряду на адской сковородке - это все он. Не, ну девочка, конечно тоже хороша (относительно сюжета). Но КАК это сыграно. У меня культурный шок.

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!