Хранитель ключей
Узкие улицы Стамбула порой играют с тобой злую шутку. Идешь ты куда-то, и вроде бы вот рядом, а там поворот, еще поворот, и — раз! Навигатор в кармане рапортует: до места назначения пятьсот метров.
А когда ты выходил — их было триста.
Через сто шагов их становится семьсот. А направо еще и дворик красивый, завернул посмотреть — и окончательно потерялся.
Улицы петляют, перетекая друг в друга, будто старинный узор, и если увлечься, то можно прийти совсем не туда, куда ты шел.
Или туда, где ждут не тебя.
Или, напротив, оказаться там, где именно ты и нужен, хотя ты об этом и не подозреваешь.
Телефон умер. Не выдержав моих блужданий по кривым улочкам, прощально пискнул и обернулся пластмассовым бесполезным прямоугольником.
Я вздохнула. Придется искать дорогу самой, спрашивать у кого-нибудь.
Вообще, я блужу часто — открою рот, ловлю ворон и пропускаю нужные повороты. А потом, очень это приятно — теряться на маленьких кривых улочках и находить нечаянно то интересную кофейню, то забавный магазинчик старьевщика, то еще какую-то городскую интересность.
Идешь себе, куда ноги несут, думаешь о своем, любуешься городом.
Но иногда, как сегодня, ты понимаешь, что действительно заблудился, и нужно как-то выбираться.
На улице стремительно темнеет, давно уже пропел мулла последний азан, шныряет в подворотню шустрый облезлый кот, людей на улицах нет, и я думаю, что нужно быстрее ориентироваться.
Район Эйюп я знаю плохо, а попытки спросить дорогу в забегаловке арабской кухни ни к чему не привели: работающие там люди говорили на смеси языков, ничего общего с классическим турецким не имеющей, так что я ничего не поняла и, плюнув про себя, пошла куда глаза глядят, справедливо рассудив, что рано или поздно куда-нибудь да приду, а там разберемся.
Улицы становились всё уже, дома — всё более обшарпанными. Мимо меня порой проезжали мопеды с сидевшими на них парнями или черные старые машины, деловито шуршавшие колесами, и становилось откровенно страшновато. Где-то надо мной распахнулось окно, донесся оживленный спор.
Вдали играла музыка. Я приободрилась, подумала, что там какое-то заведение, — но оказалось, кто-то неведомый просто включил в машине любимую песню на полную громкость.
Идя мимо витрин закрытых магазинов, я думала: зря не ношу с собой бумажную карту — и обещала себе, что куплю и положу в рюкзак, завтра же.
Слово даю — куплю.
Мое внимание привлекла единственная освещенная узкая витрина с горящей вывеской.
«Ключи от всего на свете», — прочитала я.
Люблю турецкий маркетинг — всё на свете, лучшее в мире, единственное во Вселенной и только у нас.
Десять лир кучка, в кучке три штучки, и блокнотик в подарок.
Ну да выбирать не приходится, нужно либо зарядить телефон, либо попросить вызвать такси.
Толкнув дверь, я вошла внутрь.
Вопреки моим ожиданиям увидеть мастерскую, помещение было темным, длинным и абсолютно пустым, лишь у дальней стены стоял стол, на котором горели толстые свечи. Пахло воском, гарью и отчего-то железом. Знаете, такой металлический запах, как в магазинах автозапчастей.
Левую стену украшали причудливые письмена староосманского языка.
— Здравствуйте, — сказала я.
— Доброй ночи, — мягкий голос раздался у меня за спиной.
Я вздрогнула.
Откуда-то сбоку, словно соткавшись из темноты, появился старик в чудно́м костюме — черный халат, черная с узором шапочка на лысой голове, узловатые крупные пальцы беспокойно перебирают длинные, несколько раз намотанные на руку четки. Темные глаза навыкате, вытянутое лицо, аккуратная седая бородка, спокойный, чуть с грустинкой взгляд.
— Добро пожаловать, — продолжал старик, — проходи.
— У вас розетки не будет? Я, кажется, заплутала, телефон бы зарядить.
— Нет, — промолвил старик, — но есть ключи. Посмотришь?
Я решила, что посмотрю — а там, глядишь, и розетка найдется или в такси от него позвонить можно будет.
— Проходи, проходи, — пел старик, ведя меня к столу, — какие ключи интересуют?
— А у вас какие есть? — сказала я, чтобы поддержать беседу.
— Ты невнимательно читала вывеску? У меня есть ключи от всего на свете.
Он подошел к столу, и в свете свечей я увидела, что стол огромный, и совершенно непонятно, как он помещался в таком маленьком на первый взгляд помещении.
А на столе лежали ключи, ключики, ключищи всех мастей — округлые и угловатые, с узорами и без них, с длинными бородками и с магнитами, золотые и серебристые, ржавые и новые, старинные и совсем современные. Они тихо и таинственно мерцали в свете свечей.
— У вас антикварный магазин? Как красиво! — сказала я.
Потому что это и вправду было красиво — свечи, стол и сотни ключей всех сортов.
— Так какой ключ ты хочешь? Выбирай… — он обвел руками свои сокровища.
— Я не знаю, — честно сказала я, — я заблудилась, можете вызвать мне такси?
Старик пожевал губами.
— Мне кажется, ты не поняла, — сказал он, — здесь есть ключи, ключи от всего на свете, и ты можешь выбрать любой. Например, этот — открывает сердца всех людей. Возьми его, и тебя будут любить все, кого ты встретишь на своем пути, до тех пор, пока ключ будет у тебя. Вот этот — открывает суть вещей. Ты сможешь стать Мастером, и вещи, сделанные тобой, будут вызывать радость у людей. Вон тот — ключ всех болезней. Выбери его — и станешь врачом, что спасает жизни и лечит самые тяжелые и неизвестные заболевания. А это — ключ знаний. Бери его — и станешь великой ученой, совершающей открытия, что перевернут мир… Выбирай…
Он развел руками и уставился на меня.
— Кто вы? — каким-то седьмым чувством я поняла, что это не розыгрыш.
Нервный свет свечей бросал причудливые тени на лицо старика, и я увидела, насколько же он стар.
Узловатые руки торопливо перебирали четки, отбрасывая бусины.
Щелк-щелк-щелк…
— Я — хранитель ключей, — просто ответил он, — раз в сто лет, в часы от последнего до первого азана, мне позволено открыть двери своей лавки и принять одного человека. Сегодня пришла ты. Выбирай!
В этом городе, конечно, привыкаешь к чудесам, но чтобы вот так…
Я стою и смотрю на мерцающие ключи. Они переливаются таинственно и призывно, зовут, и я думаю — возьму ключ от болезней, смогу помочь тем, кто отчаялся.
Но внезапная мысль, пришедшая в голову, заставляет остановиться.
Ничто не даётся просто так.
Не стоит об этом забывать.
— Откуда они у вас? Кто их сделал?
— Хочешь поговорить? Ну что же, времени еще достаточно, и я расскажу тебе историю.
Старик вынимает откуда-то две подушки, предлагает мне сесть. Мы устраиваемся прямо на полу, старик, перебирая четки, говорит. Его голос отражается от потолка, набирает силу и заставляет трепетать тихие свечные огни.
Я слушаю.
Давным-давно на берегах Босфора жил кузнец. С утра и до вечера он проводил время в своей кузне, творя из металла и огня вещи, постигая суть железа, и достиг в мастерстве совершенства. Не было того, что не мог бы он выковать своим молотом, и слава о нём шла далеко и передавалась из уст в уста. Но особенно мастер любил ключи и замки, и вот однажды, проведя сутки в кузнице, он создал ключ, который мог открыть любой замок.
Мастер никому не сказал о ключе, но жизнь его стала скучна.
Ибо к чему стремиться, если ты познал свое ремесло в совершенстве? Обычные заказы стали ему неинтересны, и часами он молча сидел, глядя на огонь в горне.
И однажды ночью огонь посмотрел на него.
Из огня вышел джинн, пламенный и страшный, и голос его был ужасен.
— Тебе скучно? Ты всего лишь сделал ключ от всех замков и решил, что знаешь суть вещей? Ты глуп, мастер. Но у тебя есть талант, и я могу научить, как делать настоящие ключи.
Глаза мастера загорелись в предвкушении.
— Но есть условие — ты обязан дать ключ каждому, кто придет к тебе с просьбой. Слышишь! Каждому!
И мастер, одержимый жаждой познания, согласился.
Сорок дней и ночей джинн учил его сути вещей, а на сорок первый день мастер вышел из кузницы.
Он постарел на десять лет, и жена едва узнала его.
Но с тех пор мастер перестал принимать заказы на замки и прочую утварь. Приходили к нему люди ночью, страшные, темные, шептались с ним, до утра сидели у огня в кузне, а поутру уходили, оставляя горсти золотых монет.
Огненный джинн научил мастера делать ключи от всего — от счастья и бед, от болезней, от власти. И скоро, очень скоро, настал миг, когда мастер получил страшный заказ — пришедший ночью поставил перед ним мешок золота и велел сделать ключ от людских душ.
Мастеру стало страшно, но он помнил о договоре.
Три ночи работал мастер, три ночи пылал огонь горна, три ночи и три дня его жена, дрожа, боялась выйти во двор, где ждал свой заказ замотанный в темную ткань силуэт…
А когда на третий день мулла пропел азан, мастер вышел и вынес тонкий серебряный ключик.
Рассмеялся заказчик, схватил его и умчался вдаль.
Одного не знал мастер — тот ключ, что он выковал, попал в руки жестокого, злого человека. Он подчинял себе людей, и люди становились марионетками в его руках. Совсем скоро он овладел разумом султана, стал великим визирем, и город содрогнулся от его жестокости.
И тогда понял мастер, что он натворил.
Но было поздно.
И люди, засыпая в страхе перед завтрашним днём, проклинали того неразумного, который помог возвыситься такому жестокому человеку. И пусть они не знали, кто это, — незнание имени не мешало сыпать в небеса проклятия.
Чаша весов переполнилась людской болью и страхом, налетел ветер, замел песками времени дом мастера, запечатал двери.
А на стене проступили эти странные, загадочные слова.
С тех пор прошло много лет. Люди проходили мимо, текла река жизни, лишь мастер, каясь в содеянном, был незрим для человеческих глаз.
Лишь раз в сто лет открывается лавка старого Абу-ад-Фариси, ибо Всевышний милостив и дает надежду на спасение всем, даже самым заблудшим душам.
Раз в сто лет открыта эта дверь, раз в сто лет может зайти сюда путник. Но всё так же, памятуя о договоре с джинном, Абу-ад-Фариси обязан говорить о своем ремесле и дать ключ каждому, кто попросит.
Старик закончил свой рассказ. Закончились и четки, он заново начал перебирать их.
— А сейчас выбирай и иди, скоро утро. Ты легко найдешь дорогу домой, когда рассеется ночь.
— Вы — Абу-ад-Фариси? — глупый вопрос.
— Когда-то меня звали так. Это было давно, я почти забыл это имя, — старик покачал головой, — не тяни время, выбирай.
— Позвольте ещё вопрос — что написано на стене?
— Это не для тебя, — старик вздохнул, — это написано здесь для меня, чтобы я не сошёл с ума в своём заточении. Это даёт мне надежду на спасение. А пока жива надежда, есть силы жить дальше и сохранить рассудок.
— Пожалуйста, скажите, — я смотрю ему в глаза, — я не знаю этого языка, прочтите…
— Упрямая девчонка, — старик поджал губы, — зачем тебе это? Я читал эту надпись гораздо более мудрым и взрослым людям, которые попадали в эту лавку, и они ничего не понимали в ней. Но если ты настаиваешь…
Он отошёл от стены подальше и нараспев прочёл:
Чужак придёт издалека,
Тебя спасёт его рука,
Свой ключ отдав за ключ иной,
Тебе подарит он покой.
— Ну что, многое поняла? — усмехнулся он.
— Нет, — честно сказала я, — но я чужая здесь, в Стамбуле.
— Это город чужаков, — развёл руками Абу, — и ты не первый чужак, который заходит ко мне. Была одна тут, давно это было. Бежала из гарема, на родину хотела добраться, а в итоге попала ко мне и выбрала ключ от власти. Управляла потом Османской империей с изворотливостью змеи и мудростью совы. О ней до сих пор слагают легенды. Ты на неё похожа, такие же необычные глаза… И ещё одного помню чужака, он стоял тут, в этой лавке, так же мялся, маленький и робкий, выспрашивал историю надписи, а потом выбрал ключ от мира и был счастлив. Кажется, потом он умер на острове Елены? Наверное, потерял мой подарок… Все одинаковые, люди. Не люблю людей, девочка. Мы, люди, жестокие, жадные, злые, гордые, глупые. Выбирай скорее свой ключ и уходи, я устал.
Передо мной ключи, манящие силой, и я не знаю, какой выбрать.
И мне бесконечно жаль старого, грустного, уставшего мастера, который смотрит на меня чёрными печальными глазами.
Что же взять?
Ключ от власти?
От слов?
Все они сияют, и мастер в нетерпении ждет.
В душе предвкушение чуда и счастья. Я могу изменить мир. Я могу выправить свою собственную жизнь, исправить ошибки, залечить души тех, кого в своё время обидела.
Может, взять ключ от прошлого? И жить, зная, что можешь управлять временем и через прошлое влиять на будущее?
Или от науки. Сделать открытия, узнать тайны Вселенной?
Или подарить этому миру врача, который так нужен? Я смогу лечить рак, меня будут благодарить люди.
И моя жизнь пройдёт не зря.
Решено.
Возьму ключ от болезней.
Или…
— Торопись, рассвет близко, — шепчет мастер и теребит чётки.
Рука замирает над столом.
Думай.
Дрожат свечи.
Я слышу, как падают в вечность минуты.
Как на востоке лезет, пробираясь через облака, тяжелое золотое солнце.
Город, внезапно показавшийся мне маленьким, будто вижу с высоты. Люди спят в объятиях домов, где-то далеко едет машина, шевелятся на набережных сонные чайки, скоро рассвет. Миллионы людей дышат в своих кроватях, мечты и тихие надежды дремлют у их изголовий за запертыми дверями. Сонно плещется Босфор, режут небо минареты мечетей, муллы уже совершают омовение перед призывом на молитву.
Свой ключ отдав за ключ иной.
Какой — иной?
И какой — свой?
Ключ от мечты?
От спасения?
От счастья?
От покоя?
Думай.
Свой ключ…
Неожиданно вспоминается — я у себя дома и балконная дверь захлопнулась, я стою на веранде и кричу во двор:
— Тетя Элиф, тетя Элиф! Помогите мне! Меня закрыло, сходите к Тезай, пусть откроет мне дверь. У нее есть ключи от моей двери! Тетя Элиф!
Круг замкнулся.
И ясность обжигает простотой решения. Разгадка странного стиха — на поверхности.
От всего в этом мире есть свои ключи.
И от этой тюрьмы тоже.
И я могу ее открыть.
Но тогда — в мир не придёт врач или учёный, не будет исправленных ошибок и великих открытий. Будет и дальше идти моя обычная, непримечательная жизнь, и мир не обретёт великого, мудрого человека.
Человека, который до конца своих дней будет знать, что его знания и величие всего лишь ложь, морок и платит за них одиночеством, страхом и отчаянием уставший древний старик.
— Я хочу ключ от вашего проклятия! — я выпалила это на одном дыхании.
— Что? — старик не поверил своим ушам.
— Я хочу ключ от вашего проклятия, — повторила я.
— Но у меня нет такого ключа…
Непонимающе мастер уставился на меня, и в то же время я заметила, что все ключи со стола исчезли. Остался один — старый, невзрачный маленький ключ с заржавевшей бородкой.
Его я и взяла. Ключ был тёплым, ручным.
Добрым.
— Вот… возьмите, — я протягиваю ладонь с ключом.
Свечи на столе тухнут от неведомого, нездешнего ветра.
— Я… свободен? — прошептал старик.
— Я не знаю, — честно сказала я, — давайте попробуем вместе выйти отсюда.
Старик несмело подошёл к входной двери и, сжимая ключ в руках, открыл ее.
На нас подуло запахом утреннего города, откуда-то тянуло ароматом свежей выпечки.
— Я — свободен… — старик сделал шаг за порог и вдохнул утреннюю свежесть. — Спасибо…
Он улыбнулся, спокойно и светло.
Я не успела ответить.
Скользнувший солнечный луч оборотил старика в облачко тумана, которое тут же рассеялось.
Я привалилась к стене дома, ужасная усталость накатила резко, до дурноты.
— Девушка! Вам такси нужно? — остановившаяся машина была как нельзя кстати.
— Да, в Каракёй, пожалуйста.
До моих ушей донеслись звуки утреннего азана, я закрыла глаза и прислушалась к привычному городскому шуму.
Иногда ты не заблудился — просто кто-то повёл дорогой, в конце которой ждали именно тебя.
И главное — не сделать ошибочный выбор, хоть это и непросто.
Но для этого нужно слушать не разум и не амбиции.
Самый верный голос — голос твоей души.
Я еду домой.
И пусть в моей жизни не будет открытий и славы — но я точно знаю, что этому рассвету вместе со мной улыбается одна измученная, уставшая душа.
И это хорошо.
(c)
Наталья Март
