code:
Вот это место,
где иностранец праздный
смеётся праздности людской,
а нищета, прикрывши дыры,
его смешит и в снег и в зной.
Здесь жид монетками торгует,
житан срезает кошельки,
пока пред кукольником хмурым,
как куклы замираем мы,
вперивши взоры в рук злодейство -
в живую поступь страусов,
слонов и кукол-человечков,
движенья чьи так человечьи,
и чувства чьи так человечны,
что забываешь время ты.
Стоишь и время забываешь,
и забываешь Времена -
Век XIX? XX?
Или Големовы века,
схоронен что, в сей синагоге?
Быть может прямо в этот час,
душою глину наполняет
творец тщедушный, возле нас.
И пальцы нити натянувши
её становятся судьбой..
Её? Голема? Или нашей?
Чем вертят пальцы над Влтавой?
Мы то рыдаем, то смеёмся,
а кукла хитро улыбнётся,
и в новый путь бросает нас.
Над ней царит угрюмый пас...
А над мостом рыдает ветер...
Из-за тяжёлых облаков
Творец взирает Пражским градом,
на развлечения глупцов,
на грандиозные соборы, питона грустного реки,
на гения, и на прохвоста,
на замирание толпы...
И то вдруг ярким бликом солнца
вдруг улыбнётся простоте
улыбки детской,
то загрустит
толпе
податливой гипнозу помановения руки.
Обронит дождь и снова взгляд,
на своё детище направит.
На Прагу, мост, толпу зевак,
на длань, что тщится дать творенье,
и под неё,
на хитрый глаз.
Глаз, что давненько не на нас,
а в небеса, к Нему направлен.
На Трикстера, что в кулачке,
сжимает нить и вскинув взор
Его подёргивает палец.
