Устал я очень. И круги
в глазницах черепа висят.
Такие, друг мой, пироги
который год подряд.
И кто-то прав, что - нелюбовь,
но все до точки не понять,
и толку - что? Не празднословь
и думай через ять.
Еще гордыня - вот упрек -
закралась тихо в букворяд,
и каждый в слове - королек.
На кой мне это ляд?..
Расскажешь разве - чем и как?
Доложишь, что ли, о себе?
Слова, слова - и кавардак
в звучаний городьбе...

Сказал - и стало вдруг легко.
Как пятничной луне я рад,
светящейся клинком
в глаз виноград!
Я пьян. Но это не итог.
Еще чуть-чуть - и буду в норме:)
Где я, помилуй Бог,
в какой валторне??
Но впрочем, знаешь, - ерунда.
Я жив - и посреди театра!
Как жив я, господа,
и буду ли назавтра?..

Что мне вечности, если горит внутри?
Что мне будничность, если хочу туда?
Мне бы жизнь свою - всю - разделить на три
и послать бы ее этим ссуду дать.
Пусть загонят ее, пусть подавятся!
Нате - нате же! - раздерите всю!
Чуть попробуйте - и понравится,
но не станет легко злому витязю.
Что ж вы, милые, иль не вкусён поди?
Вам бы сладкого всё да хорошего?
Что ж вы кроетесь тихо - и в шепоте?
Ну не вышел - так - дерзкой рожею...
Что ж мне вечность теперь - ты в меня всмотрись?
Что ж мне будничности - только хлопоты?
Мою душу бы - всю - разделить на три
и раздать бы всем, кто ни попадя...

Первое сентября
Весь мир следил, как нас убили,
и запах лиственниц был слабым,
но ясным, ели чахохбили
на том конце Земли, и ладан
курился медленно в церквях,
и реквием в ушах глухих
звучал, запутавшись в ветвях:
сентябрь, - чирики воробьих
сбивались залпами из пушек,
слепились осени кострами...
Нигде нам не было бы лучше,
но выбор сделан Вахтерами,
и мы ушли... и мы ушли...
и стало тихо... тишина
ложилась в свечи... журавли
летели к югу дотемна...

Первые две строчки я подсмотрел в дневнике у маленькая_рыжая 05.09.04 17-49

В работу, в работу, в работу...
Укрыться, уйти, заплутать.
Не встретить, быть может, кого-то
сейчас и уже никогда...
Не видеть, не слышать, не помнить,
не чувствовать, не осязать:
в работу, в работу - и полно
по посту вливаться в тетрадь...

Насте
Будто горе какое случилось,
что и плачут теперь все навзрыд.
Ты всего дней на десять явилась
и ушла в никуда до поры,
когда все мы там будем судимы,
я - за то, что тебя погубил,
как прожгу эти страшные зимы,
лягу в холод и сырость могил...

Ты простишь ли меня и помилуешь,
я не знаю, но знаю одно:
на воде мое счастие вилами
будет писано век все равно.
В жизни многое есть поправимое, -
искупил бы я все, только "но":
не смогу я - и не моли меня -
искупить то, что обречено...

А снег нарисован гуашью
на тонком по осени льду.
Из прошлого да в настоящее
на ощупь да память иду.
Вот-вот краски треснут под ношей.
Вот-вот и не выдержит холст...
Не вынесу больше из прошлого
чем то, что был беден и прост.

Иду. И закончатся мысли
вон там, за последней чертой,
и поиски вечного смысла
сольются в цвет чувства густой,
и теплые, милые люди
поймут ли, в сторонке стоя,
что я растворюсь и не будет
обтертого, ветхого я?..

Нет ничего случайного в жизни:
все – предопределено.
Тайны, законы, загадки – капризны,
но не капризно – зерно.
Вот и сегодня – в душу упало
и проросло-поросло.
Будет рассвет нынче греть его ало -
будет тепло и светло.
После росою - утро опрыснет:
все нынче в нем рождено:
нет ничего случайного в жизни:
все - предопределено...

Снег грязнее становится к вечеру.
Тяжелее под ним октябрю.
Будет осень теперь искалечена:
я-то выдержу и стерплю.
Все теперь наступает не вовремя.
Я не жалуюсь: просто вот здесь
жмет душа, теснотой опозорена,
если есть она в теле, Бог весть.

Снег грязнее становится к вечеру.
Тяжелее под ним октябрю.
От работы до дома очерченный
круг, в котором я тихо горю.
И не видя ни скуки, ни прелести,
как машина – от сих и до сих, –
я рисую на окнах троллейбуса
только что мне взбреднувшийся стих...

Словно милостыню просяще метель
завывала за стеклом под каждый вечер.
Было жальче больше и не было легче
даже и с течением недель.
То, как Вагнер ноты, в танго снег кружа,
то в смиренье грустным псом ложась у окон,
с каждым взлетом приближаясь тихо к Богу,
падала и падала душа...

Мне только надо знать,
что ты жива, что мама
тебе заваривает утром чай,
что на работу ты приходишь рано
и забывается твоя печаль,
что ты встречаешь с кем-нибудь рассветы,
что кружится от неба голова...
Мне знать не надо: с кем ты, где ты;
мне только надо знать, что ты жива...

душа болит
болит душа
и нету мыслей ни шиша
вчера напился как ишак
сегодня: на тебе - душа:-(
из головы на языке
какой-то бред.
в немой тоске
душа в стакане
дрожь в руке
я сгнил, как лодка на реке
и стал рекой
и стек в моря
так - может, жизнь пройдет не зря
так - может, снова буду я
собой
и пить начну с нуля:-)

Зима. А только что февраль
последний снег порошил в окна.
Мне удивительно и мокро
листать вчерашний календарь
и быть сквозь сетку чисел в лете
пять лет назад, а как вчера,
и вспоминая, не жалеть их,
все пять. Курить по вечерам,
вновь подставляя душу снегу
и руки грея над плитой.
Я был не тем и ты не той
и нас в сегодня просто нету.
Мы в памяти, отчасти в фото,
но больше в прошлом Коль да Галь.
А нынче жить опять охота.
Зима. А только что - февраль...

Невозможное – невозможно.
Ты должна это, малыш, понять.
Но я чувствую шершавой кожей
слова каждого глухую пядь.
Мы могли бы быть и осторожней
и наглее, если б были мы.
Невозможное – невозможно.
И друг с другом будем же честны...

Невозможное – невозможно.
Ты должна это, малыш, принять.
Слишком много в этой жизни должен,
чтобы все – так – повернулось вспять.
Не скажу ни раньше и ни позже:
никогда – это страшней, чем смерть.
Невозможное – невозможно.
Не могу я с нами – так – посметь...

Мой Арканар, страна надежд,
страна несбывшегося счастья,
страна ученых и невежд,
рабов - во времена безвластья...
Лучистых берегов и крыс,
лесов таинственных и неба,
людей открытых и актрис,
камней и хлеба...

(все, все... пора... потом как-нибудь допишу:-))

Пишу теперь стихи: так проще
скрывать за занавеской рифм
свое дыхание на ощупь
и осязание не в ритм.
И прячу от людей, от боли,
еще чего-то - не пойму -
свои мыслишки поневоле
и вольную свою тюрьму.
Таюсь, но в каждом новом взгляде
ищу движение ко мне:
и обоняньем - в звукоряде,
и слухом - в яркой белизне.
Я густ и прост, как ложка дегтя,
и жив и сложен, как вода;
и если Вы меня поймете,
пойму ли я Вас и когда?..

Ну, вот и семь.
И шелестит надежда,
листая неоконченный дневник.
Кто знает, может я тобой был прежде,
но неуютно стало, не привык.
И погрузил себя в себя, теряя
по капле каждый вздох твой и мечту.
Кто знает, может и не надо рая,
когда привычно жить в своем аду.

Ну, вот и семь: отбилось и застыло.
На час еще сливаюсь с тишиной.
Я заходил в твой храм, как в войско, с тыла.
А ты не шла все на меня войной.
И я страдал от этого и горько
мне было убивать твоих солдат,
когда кричали мне мои же - горько! -
и попадались тихо в сети дат...

Ну, вот и семь. Что скажешь?.. Как нелепо
часы песочные считают нашу жизнь.
Я полуполый с юношества слепок
и ты попробуй-ка теперь впишись.
Кто знает, чем окончат представленье,
когда часы пробьют двенадцать раз.
Ну, вот и семь... держалось полмгновенья,
Перелистнем дневник... восьмой уж час...

Найти себя, и в лабиринте жизни
по ниточке, знакомой, золотой,
найти себя, когда затихнут мысли
и слово обернется пустотой.

Найти себя у каждого в комменте,
в любом запутавшемся здесь посте,
в промокшем тощем абитуриенте
и в страннике на тысячной версте.

Найти себя в дожде, в вине, в кафушке,
в росе, в холодной поутру арбе
и в вновь в сети, в той маленькой девчушке...
...найти себя в себе...

Люди - бездонные, как колодцы,
или люди - пустые, как бумага.
Кто сейчас ко мне повернётся
или в чьи глаза я всмотрюсь нагло?
Что же мне делать с этой забавой
или в шутку - как обернуть?
Та, вчерашняя, только упала
или - эту вниз теперь не утянуть.
Все раздробилось, заёрзало лихо
или сошлось на одном.
Чьим я назавтра жить буду ликом
и - что я скажу потом?..

я падаю в листву, я - в мае
и свет струится и - тепло
ужели все-таки живая -
повезло

и тихо вечность обнимая:
она близка мне и родна, -
ужели все-таки живая -
не одна

и стаей птиц я ввысь взмываю,
за ними - в свет и в синеву,
ужели все-таки живая -
и живу