Узники совести

   Когда мы говорим о прошлых войнах, то как-то они со временем становятся все более тусклыми. Остаются только статистические цифры, которыми мы оперируем. Но еще живы те, кто пережил кошмар Второй Мировой войны. Некоторые из них прошли концлагеря и тюрьмы. И когда читаешь их воспоминания, то начинаешь лучше ценить то, что мы имеем сегодня.
   Предлагаю вашему вниманию несколько выдержек из книги Симон Либстер "В схватке со львом". Это воспоминания ребенка о своем детстве, когда ей и ее семье пришлось столкнуться с четко организованными действиями нацистов, направленными против Свидетелей Иеговы. Всем им пришлось пережить заключения в тюрьмах и концлагерях.
   Многие попадали в концлагеря практически без надежды на освобождение, т.к. машина смерти безжалостно уничтожала почти всех, кто туда попадал. Но была одна категория заключенных, помеченная знаком лилового треугольника, которые могли освободиться поставив всего лишь подпись под заявлением отречения от веры. Это были узники совести - Свидетели Иеговы.

   Заказать книгу можно прямо из издательства "Особая книга".
телефон редакции:
+7(495)324-93-29
e-mail для заказа:
medprint@mail.ru
realiz_pm@list.ru

   Подробности и отзывы:
В Москве представлена книга о преследовании Свидетелей Иеговы гитлеровским режимом

  


Незадолго перед заключением Симон в детский исправительный дом нацистов.
стр.304-314


   Сквозь полуприкрытые ставни пробивался лунный свет. Я свернулась калачиком в объятиях мамы и попросила ее еще раз рассказать историю о трех иудеях и огненной печи. Мама кончила ее полными воодушевления словами: "И в самой середине огня виден был некто четвертый..." Я заснула, надеясь, что и меня ожидает помощь свыше.
   -Ты не можешь шевелиться немного быстрее? Какая ты утром копуша. Наверное, еще не проснулась. Смотри, какое на улице веселое солнце... Дочь, поторопись, не то опоздаешь в школу!
   Опоздаешь в школу... Да какая мне, на самом-то деле, разница? Идя по улице, я ощущала на себе мамин взгляд. Она стояла на балконе, покачивая головой. Маму удивляло, что я еле-еле иду. Я ускорила шаг, - по крайней мере, пока мама могла меня видеть. А скрывшись с ее глаз, шла еще медленнее. Но услышав голоса девочек, заторопилась.
   Все мои одноклассники ожидали поезда, который должен был отвезти их в молодежный лагерь. Мне пришлось идти вдоль платформы. Раздались голоса:
   - Не дури... поедем с нами.
   - Он тебя живьем сожрет!
   - Дура, мы будем играть, веселиться, а ты отправишься в ад!
   Нужно как можно скорее убраться отсюда. Слова моих одноклассниц словно хлестали меня по лицу. Я побежала, задыхаясь, по Рейнской улице. Время уже не имело значения, школа была совсем рядом. Я немного отвлеклась, проходя мимo магазинных витрин. По канавам бежала вода, наделяя их сходством с узкими каналами, промытыми в лугах Бергенбаха. Вода казалась точно такой же, как там, однако, чтобы увидеть отражение луговых цветов, мне пришлось напрячь воображение. Тут на церковных часах я увидела, что опаздываю уже на двадцать минут! Меня охватило отчаяние.
   Добравшись до школы, я механически поднялась на второй этаж. Мною владела в этот момент привычка к подчинению - послушание голосу обученной совести и приказам господина Эрлиха. Но когда я увидела на двери кабинета его имя, меня затрясло. Я тихонько постучала. И, сделав над собой огромное усилие, постучала громче.
   -Войдите!
   Он что-то писал, и я осталась стоять в дверях. Я почувствовала себя такой крошечной, такой беззащитной и одинокой. Эти секунды обратились для меня в вечность. Я не смела приблизиться к директору школы и, окаменев, стояла в дверях его кабинета.
   Наконец, он поднял голову. Он явно не ожидал увидеть меня. Лицо директора исказилось. Рука его, зашарила по столу в поисках хлыста, но ничего не нашла. Ярость ослепила его - хлыст лежал прямо пeред ним.
   Внезапно он вскочил и схватил меня за руку, потащил в класс, где учились десятилетние дети, и усадил за первую парту.
   - А ну-ка! Встать-сесть, встать-сесть, - приказaл этот монстр классу.
   - Руки на голову! Встать-сесть, встать-сесть, - с дьявольским наслаждением вопил он. С выражением злобной радости на лице, ткнув в меня пальцем, директор объявил детям:
   - Это из-за нее!
   Бедные дети, им пришлось целый час страдать из-за меня, пока, наконец, господин Эрлих не успокоился.
   На столе дожидалась его внимания стопка тетрадей. Он подзывал к столу детей, открывал соответствующую тетрадку и высказывал замечания. Независимо от того, хорошо или плохо было выполнено домашнее задание, он бил ребенка по щекам тетрадкой, потом швырял ее в середину класса и рычал: "Это она виновата!"
   Каждый из сорока детей с горящими щеками поднимал с пола свою тетрадь. Некоторые тетрадки были надорваны. Меня терзала тревога, в животе жгло, я в страхе ждала минуты, когда мне придется остаться один на один с четырьмя десятками рассерженных детей.
   Однако утро еще не закончилось. Директор приказал всему классу встать. Во время исполнения государственного гимна "Deutschland uber alles" и нацистских песен вроде "Horst Wessel Lied" каждому полагалось поднимать перед собой распрямленную руку. Господин Эрлих рыскал по классу, лупя линейкой по тем рукам, которые начинали слабеть и опускаться. Я, несмотря на такого рода физические напоминания, руки не подняла. Весь класс был охвачен ужасом.*
----------
   * В сентябре 1993 rода рассказ о Симон появился в журнале "Awake!" ("Пробудитесь!"), издаваемом Обществом Сторожевой Башни. Вскоре после этого она получила неподписанное письмо от женщины, учившейся в одном с ней классе и помнившей побои, которыми господин Эрлих осыпал Симону за отказ салютовать.

   Директор заявил: "Ты не покинешь класса, пока не перепишешь слова каждой песни по десять раз!" Время шло. После пережитого дети норовили как можно быстрее удрать. Я осталась одна, и, в конце концов, директор разрешил уйти и мне. Я медленно спустилась по лестнице, со страхом ожидая встречи со ждущими меня снаружи детьми. Господин Эрлих открыл окно своего кабинета, дабы полюбоваться тем, что они сделают со мной. Безмолвная и испуганная, я стояла перед ними. Ребята молча глядели на меня. Вдруг раздался чей-то голос: "Не уступай этой свинье!" И все стали повторять: "Не уступай, не уступай!" Окно наверху захлопнулось. Я была потрясена!
   Неожиданный конец этой истории стал для моей израненной души бальзамом. Дорога домой показалась такой долгой, что я готова была лететь, чтобы теперь поделиться с мамой своей тайной. О скольком мне хотелось ей рассказать. Когда мама выслушала меня, глаза ее засветились. Самостоятельно принять решение, не отступить от него - даже несмотря на последствия, - все это уверило маму, что моя любовь к Богу продолжает расти. К тому же она знала, что я в своих коротких молитвах всегда повторяю одну простую просьбу: "Помоги мне сохранить веру Я еще такая слабая и маленькая".
   Однако мама заметила, что во мне крепнет ненависть к моему гонителю.
   - Будь с господином Эрлихом повежливей, Симон, не считай его зверем. Он может прочесть это в твоих глазах, они слишком красноречивы, и тебе будет только хуже. Кроме того, это не по-христиански. Христиане не отвечают злом на зло. Будь внимательна, скромна и не следуй примеру своих одноклассников. На их непослушание влияет политика: французы против немцев. Для нас же все люди равны. Не поддавайся злым чувствам!
   Увидеть в господине Эрлихе человека мне было трудно. Однако я старалась пересилить себя и со временем поняла, что мамин совет помог.
   Моя жизнь в классе господина Эрлиха вошла в спокойное русло. Интересно, сколько это продлится? Я появлялась в школе в самую последнюю минуту, на переменах старалась ни с кем не разговаривать, а когда уроки заканчивались, как можно скорее уходила. Я хотела, чтобы всем было ясно, что я вовсе не собираюсь вставать во главе школьного бунта, каким бы оправданным он ни был.
   В школе во всем следовала мудрому завету мамы: "Научись смотреть сквозь людей, не глядя на их лица". Со временем я в этом преуспела - господин Эрлих обратился для меня в невидимку! И все же особой радости это не доставляло. Впрочем, избавление уже близилось. Мой класс вот-вот должен был вернуться из лагеря. Я покину класс господина Эрлиха. Какое облегчение!
   По пятницам у воспитанников Эрлиха были уроки физкультуры. Поскольку я из другого класса, мне спортивного костюма не полагалось. Я обратилась по этому поводу к преподавательнице. На мне была блузка без рукавов, с глубоким вырезом, отчего в обществе маленьких детей я чувствовала себя неудобно. Учительница пошла к господину Эрлиху, чтобы выяснить, как со мной поступить. Toт, громко топая, пересек школьный двор.
   - Кто бы мог подумать, - подойдя ко мне, презрительно произнес он -Bibelforscher волнуют соображения нравственности!
   В глазах директора я увидела застывшее выражение, как у бабушкиной кошки, когда та видела мышь, - и поняла, что снова стою перед зверем.
   - Отправляйся во двор, где свалены собранные учениками отходы. Будешь сортировать их по контейнерам - бумагу, консервные банки, кости - все отдельно!
   Войдя под крышy двора, я прислонилась к стене. Я плохо себя чувствовала. В висках стучало. Надо мной возвышались пустые контейнеры. Спустя некоторое время явился господин Эрлих - посмотреть, как подвигается дело.
   - Почему не работаешь?
   - У меня очень болит голова.
   Он поверил мне, и я была благодарна за это.
   На следующий день, мой последний день в этом классе, снова был урок физкультуры, и меня снова отправили на свалку.
   В огромную кучу были свалены вперемешку железный лом, смрадные, покрытые червями кости - на некоторых даже остатки гнилого мяса, - рваная одежда, консервные банки и бумага. Стоявшие вблизи пустые контейнеры ожидали, когда я их наполню. Я встала с подветренной стороны, чтобы не вдыхать кошмарную вонь, от которой к горлу поднималась тошнота. Прошло два часа. Господин Эрлих не появился. С моего места хорошо был виден весь школьный двор и церковные часы над eгo деревьями. Еще пять минут, и я смогу выбраться из этой зловонной западни.
   Я размечталась, - а вдруг мне удастся уехать в Бергенбах? Скоро сенокос. И хоть бабушка ворчит и придирается, сердце у нее доброе. К тому же в Бергенбахе можно спрятаться и переждать, пока она не выпустит пар. Бродить среди скал, ловить бабочек, собирать дикую землянику, блаженно вдыхать аромат хвои и вслушиваться в журчание ручья, - неужели все эти мечты вскоре станут реальностью? Еще несколько дней, и учебный год завершится.
   Неведомо откуда появившиеся длинные ледяные пальцы стиснули мою шею и пригнули голову, прогнав все мечты. Передо мной возвышалась жуткая фигура. Это был не человек Это было животное в облике человека.
   - Попробуй только сказать, что у тебя болит голова! - прорычало оно.
   До самого этого момента голова у меня не болела, но теперь, при виде сатанинской физиономии директора, голова моя готова была лопнуть. Я одеревенела. Прозвенел звонок, - я eгo не услышала. Из школы вышли дети, - я их не увидела. Налитые злобой глаза директора говорили, что на сей раз мне от него не уйти. Я была в его власти.
   - Почему ты не разобрала отходы?..
   - Я не стану работать на войну.
   - Тупая тварь, какое отношение имеют к войне бумага и кости?
   - Если я отберу бумагу и кости, останется железо, а из него делают оружие, - пролепетала я. - Я не хочу помогать войне!
   - Вы только послушайте эту безмозглую дрянь! - директор заорал так, что, казалось, здание школы содрогнулось. - Разве ты с классом на картофельных полях не обирала жуков? Мне докладывали, что ты была среди самых быстрых и остроглазых. То, что ты делала, помогало выращивать картошку. А ведь ее съедали солдаты - вот тебе и участие в войне!
   - Но за это отвечала не я. Ответственность лежала не на мне и не на картошке, а на других людях.
   - Я приказываю, - прогремел он, - немедленно выполнить порученную тебе работу.
   На меня хлынул целый душ летевшей из eгo рта слюны.
   Внутри у меня все дрожало. Холодные жесткие пальцы директора толкнули меня вперед, заставив сделать несколько шагов. Я стояла, согнувшись, и повторяла: "Не могу, не могу".
   Он замахнулся и с силой ударил меня по шее - совсем, как дедушка, когда убивал кролика.
   Очнувшись, я первым делом увидела червей и гнилые кости. Спустя миг, поняла, что меня окружают дети. Ужас стоял в их глазах. Эрлиха не было. Дети помогли мне подняться с груды вонючих отбросов, две девочки, поддерживая, проводили меня до дома. Встревоженная мама ждала меня, стоя на балконе.
   В эту же субботу, поздним вечером, у меня началось сильное кровотечение. Мама отвела меня к доктору Бауману. Доктор сказал, что я стала девушкой. Однако жестокость господина Эрлиха обратила это событие в травму. Мой организм ответил на нее сильной психической и физиологической реакцией. Доктор выписал мне справку об освобождении от занятий на неделю. Мама отнесла ее в школу. Благодаря ласке и внимательному уходу мамы, а также ее медицинским знаниям, боль и кровотечение стихли. Мама старалась свести последствия случившегося к минимуму, однако было видно, что это далось не легко - даже ее матовое лицо потускнело.
   Я была счастлива, - провести несколько дней с мамой, наслаждаясь покоем и уютом нашего дома. Всю субботу у нас пробыла тетя Евгения, которая поздравила меня с тем, что я стала взрослой. Наша розовая гостиная казалась мне мирным островком среди бушующего моря. Как хорошо чувствовать, что ты в безопасности! Почти целую неделю я пробуду с мамой. Большего я не желала.


   В понедельник после полудня к нам пришел полицейский и принес конверт с извещением, которое гласило: "Врачебная справка признана недействительной". Далее говорилось, что на следующий день я обязана явиться в школу. А если не явлюсь, то мама заплатит по триста марок за каждый пропущенный мною день, начиная с понедельника! Взять такие деньги нам было неоткуда.
   Мама в тот же день пошла в полицию и оттуда к доктору Бауману. Не впустив ее в дом, он объяснил, что утром к нему приходили гестаповцы с предостережением, что если он дальше будет помогать этим вредителям, Bibelforscher, то сам окажется в концентрационном лагере. Доктор Бауман умолял маму обращаться за медицинской помощью к другому врачу.


   На следующей нашей тайной встрече мы сидели за круглым столиком в тени винограда и ждали, пока Мария "выпечет" свежий хлеб из старого. Она брызгала засохший хлеб водой, а потом ставила eгo в духовку. Хлеб получался хрустящим, его аромат распространялся далеко за пределы кухни. Играть мне больше не хотелось, в конце концов, я же теперь взрослая. А взрослые обсуждали последние новости. Тысячи Свидетелей оказались в заключении. Салер, Доссман, Ленц и папа были в Дахау. Многие уже погибли, и среди них, в том же Дахау, мой любимый сосед, "дедушка" Франц Губер. Рассказывали, что офицер СС, указав Губеру на трубу крематория, сказал: "Идиот, ты выйдешь из лагеря этим путем". А Губер на это ответил: "Для меня это почетный путь".
   Все происходящее говорило о том, что этой весной наше мюлузское собрание окажется в логове льва. Но никто, никто не утратил решимости хранить верность. Дьявол выслеживает свою добычу и нападает, подобно рычащему льву. "Всякий, кто носит имя Иеговы, становится мишенью Сатаны, - сказал Адольф. - Но для нас имя Иеговы - крепкая башня".
   Мы все решили, что никто и ничто не сможет отлучить нас от любви Бога. И в ближайшее время нашей любви предстояло выдержать еще более тяжелые испытания.
   Арестовали официантку Маргерит Рей. Мама была права! Человек, который просил Маргерит, чтобы она привела его на наши тайные встречи, оказался гестаповцем. Маргерит строго следовала совету Адольфа (на самом деле маминому). В конце концов, терпение его лопнуло, он отвернул лацкан своего пиджака, показав Маргерит свой значок, и арестовал ее!
   На следующий день зять Маргерит, господин Виттман, появился в больнице, где приходила в себя после случившегося выкидыша его жена Элен. Его сопровождали двое. Виттман, указав на Элен, произнес: "Она - тоже Свидетель Иеговы!" И Элен отправили из больницы в тюремную камеру. Двух ее маленьких детей, Роланда и Ивонн, взяла к себе их тетя Жюли.
   Жюли очень тяжело переживала случившееся. А мама всегда советовала изучающим Библию в минуту отчаяния читать Псалтирь. Жюли тоже вызвали в гестапо. Она пришла туда с чемоданом, уже готовая к аресту. Гестаповцы спросили у нее, что она читает. Когда Жюли ответила: "Псалтирь", - они рассмеялись. Псалмы представлялись им "старушечьим" чтением. Они отпустили ее, решив, что никакой опасности для государства она не представляет. Жюли в парикмахерской Адольфа рассказывала об этом и никак не могла взять в толк, почему гестаповцы не поняли, что она принадлежит к Свидетелям Иеговы.


После возвращения всей семьи Симон из концлагерей.
стр.481-484


   Силы возвращались к папе, и он направлял их на главное - обучал людей Библии. Я оказалась не единственной, кто стремился скрыть свои связанные с прошлым чувства. Папа с мамой также держали в себе боль и страдания, перенесенные ими в заключении. Какой же неколебимой была вера, поддерживавшая их в самых тяжелых испытаниях! Продуктовые посылки, присылаемые отцу в Дахау, включали так называемые "витамины": выдержки из "Сторожевой Башни", от руки переписанные мамой, а позже Адольфом Кёлем и тетей Евгенией. Кроме того, эти посылки поддерживали eгo физически. А однажды посланное ему лекарство помогло папе выкарабкаться из четырнадцатидневной комы, вызванной брюшным тифом. В то время врач-эсэсовец выбил папе передние зубы за то, что он недостаточно быстро исполнил приказание.
   Изредка папа рассказывал о том, что пришлось пережить в лагере. Как-то раз охранники привели его в комендатуру за отказ подписать отречение от веры. Свидетелям Иеговы, сидевшим в тюрьмах и лагерях, часто предлагали свободу в обмен на подпись "Заявления" (Erklarung). Это был документ стандартной формы, в котором содержалось отречение человека от веры, клятва верности нацистскому режиму, выражение готовности носить оружие в армии и выдавать гестапо бывших братьев по вере.*
----------
   * Полный текст документа приведен в Приложении Ж.

   Все начальство и служившие в лагере офицеры СС собрались в комендатуре, чтобы поиздеваться над отцом. Увидев его, начали высмеивать имя Иеговы. Всякий раз, когда папа рассказывал эту историю, я словно видела, как он бесстрашно стоит перед ними с высоко поднятой головой и решительным тоном произносит:
   - Простите, господа, но Иегова - это имя Всемогущего Бога.
   Я представляла себе их изумление, слушая, как папа описывает воцарившееся гробовое молчание, пока гитлеровцы потрясенно взирали на него. Наконец, кто-то из них рявкнул: "Пошел вон!"
   - На меня снизошло поразительное спокойствие, - рассказывал папа, - исключительное чувство удовлетворения тем, что я не позволил эсэсовцам насмехаться над священным именем. Я вышел, ожидая, что в тот же вечер меня повесят.
   Некоторые из "лиловых треугольников", сидевших вместе с папой, провели в концентрационных лагерях почти десять лет. Все они ожидали папиной казни, потому что эсэсовцы никогда не прощали заключенных, которые осмеливались им перечить, и уж тем более тех, кто делал им замечания. То, что заключенный осмелился возразить коменданту лагеря, было шокирующим событием и, безусловно, заставило бы СС со всей жестокостью продемонстрировать свою власть. Однако этого не случилось.
   Мы раскрыв рты слушали рассказ папы о том, как он столкнулся с четко организованными действиями нацистов, направленными против Свидетелей Иеговы. Методы были разные - соблазнительные предложения, пытки и угрозы лишить жизни.
   Папа рассказал, что каждый раз, когда я в школе отказывалась произнести "Хайль Гитлер", его вызывали к коменданту.
   - Я ощущал такой мощный духовный подъем, когда слышал, как эсэсовцы обвиняют меня за твое непослушание, - сказал он мне. - Это доказывало, что моя семья сохраняет веру!
   Позже папе сообщили о моем аресте, а спустя еще несколько недель - о мамином.
   - Я совершенно пал духом, меня охватили нерешительность и отчаяние.
   В эту пору у папы не было связи с другими Свидетелями Иеговы. Поддержать его было некому.
   Когда папа рассказывал об этом случае, eгo кроткие карие глаза всегда наполнялись слезами. Ему приходилось набрать полную грудь воздуха, прежде чем закончить:
   - Стоя в очереди в душевую, я твердил себе: "Почему, почему, почему?" И вдруг услышал за своей спиной голос человека, спросившего у кого-то:
   - Какой библейский текст ты получил на конфирмации*?

--------
   * Конфирмация (от латинского confirmatio - утверждение), у католиков и протестантов (в разных формах) обряд приема в церковную общину подростков, достигших определенного возраста. (прим.ред.)

   - Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Eгo, и Он направит стези твои.
   - Эти слова, - говорил папа, - были для меня словно голос ангела. Именно в них я и нуждался, чтобы выбраться из глубины отчаяния.
   Слушая, как папа говорит о своей вере, глядя на его истощенное тело, я проникалась глубоким благоговением. Папа напоминал мне:
   - Никогда не сдавайся, Симон! Даже если ты совсем пала духом, Иегова видит тебя, знает твои испытания и даст тебе необходимую силу, чтобы все преодолеть и остаться верной. Eгo рука не бывает слишком коротка для этого.
   И я понимала, что папа убедился в этом на собственном опыте.



Приложение Ж.
Заявление, предлагавшееся для
подписания Свидетелям Иеговы,
заключенным в тюрьмах и лагерях

Концентрационный лагерь _____________________________
Отделение II ________________________________________

ЗАЯВЛЕНИЕ
Я, ________________________________________________
родившийся ________________________________________
в _________________________________________________
настоящим заявляю о следующем:
   1. Я пришел к убеждению, что "Международное общество Исследователей Библии" проповедует ложное учение и преследует, прикрываясь религией, враждебные государству цели.
   2. Я безоговорочно покидаю организацию, объявляя себя полностью свободным от учения этой секты.
   3. Я даю заверения в том, что никогда больше не буду принимать участия в деятельности "Международного общества Исследователей Библии". Я буду незамедлительно сообщать о любом человеке, обратившемся ко мне с учением "Исследователей Библии" или каким бы то ни было способом обнаружившем связи с ними. Любая присланная на мой адрес литература "Исследователей Библии" будет немедленно доставляться мной в ближайшее отделение полиции.
   4. В дальнейшем я буду уважать и ценить законы Государства, особенно в случае войны, когда я с оружием в руках встану на защиту Отечества, присоединившись во всех отношениях к его народу.
   5. Я предупрежден о том, что если я поступлю вопреки сделанному мной сегодня заявлению, то буду незамедлительно подвергнут повторному заключению.
      _________ Дата      ________________ Подпись