Зулу я встретил согнувшегося над барной стойкой и молча наблюдающего за вечерними новостями.
– Мне пиво и арахис, – сказал я разливалке, дремлющей в раскладном шезлонге.
– Паспорт, – вальяжно потянулась она.
– Я его тебе в задницу сейчас засуну. Чертова коза, – гнусно было так выражаться, но на тот момент я был просто взбешен, – мы с тобой в классе одном учились.
Она приподнялась и стала всматриваться в меня.
– Ты мне пива нальешь?
– Да, - недовольно ответила она и подошла к пивному крану.
– Ты Гоша кажется?
– Ага. Лей-лей, не жалей, Гошенька хочет нажраться до умопомрачения. – пробурчал я в ответ.
Она подала мне стакан, я кинул ей деньги и отбежал к барной стойке, отъехав легкий подзатыльник Зуле:
– Не спи солдат, – сказал я, – Бой только начался.
Зула приподнял голову и покосился на меня, все своим видом давая понять, что искренне ненавидит все человечество.
– Слышал, тебя тоже уволили? – спросил он.
– Не совсем так, я сам подал в отставку и Поликарпов немедленно её принял.
– Чертова преисподняя. Мы с тобой в полном дерьме.
– Да-да, я уезжаю. Не могу больше здесь оставаться. У меня отняли все: любовь, счастье, работу. На следующей неделе у меня не будет квартиры. Болотные люди из военкомата собираются лишить меня свободы. Все кончено.
– Я давно тебе говорил, чтобы ты бежал пока есть возможность. А ты балбес, меня не слушал.
– Не ругайся, Зул. Я был слишком глух, а порою и туп, чтобы послушать твои советы. На неделе пойду к нотариусу и оформлю завещание. Хочу, чтобы все было, как надо. Врубаешься? – вопросил я, глядя на Зулу отхлебнувшего слишком много портвейна и подавившегося им, – Я как кошка. Чую смерть и пытаюсь скрыться от посторонних глаз, спеша доделать свои дела.
Зулин немного подумал.
– Вознеси дух мой Иисус. Подними меня на корявый крест. О что за славный день… – напевал Зула, глядя в телевизор, где развозили трупы погибших от взрыва иракцев.
Я понимал его чувства, ведь его, так же как и меня просто вышвырнули на улицу, словно беспородных щенков от элитной псины-мамаши изтраханной в подворотне стаей бездомных собак. Нас не стали топить, просто дали немного времени у соска уму разуму понабраться, а потом безжалостно избавились от нас.
– Я копирайтер. Я профессионал. И меня уволили. Понимаешь, Гош? – прервал мои размышления Зула. – Я профессиональный безработный копирайтер.
– Кописрайтер ты, – не без издевки сказанул, подсевший к нам Дима. – И жизни твоей конец.
Зула резко повернулся к нему и вцепился ему в горло руками.
– Я тебя убью, чертов изращенец, – проорал он. – Не учи меня жить, черт возьми, лучше просто трахай свою подружку, которую ты в этот город уродливый заманил.
Выслушав его с надменным вниманием, Дима парировал ему:
– Ты шизанулся урод гребанный. Я тебя жизни не учил. Ты сам сказал, что ты профи, значит побольше меня знаешь.
– Успокойтесь, – вмешался я, рубанув по рукам Зулы, что он тут же отпустил шею Димы, – нас всех уволили, у нас куча проблем и меньшее, что нам нужно в трюм попасть.
Зула отступился и заказал три пива и несколько бутербродов.
– Я безумно есть хочу, – проворчал он, – Прости Дим и ты Гош, прости. Простите ребята, что впутываю вас во все это. Просто наступил конец, о котором я давно вам говорил.
Ловким движением руки моя бывшая одноклассница, а ныне разливало в баре, перещёлкнула каналы телевизора и нашему взору предстал MTV, где крутили клип Basement Jaxx - Take Me Back To Your House с танцующими русскими, медведями, серпами и молотами и суровыми русскими ветрами, а так же пьянкой, балалайками и под конец, въезжающим во все это воякой на танке.
– Пиздец, ребята, – проговорил Зула, – Мы были медведями танцующими неизвестно под чью дудку.
Внезапно мою задницу затрясло, звонил мобильник, отчего я чуть ли не всем телом вибрировал. Я достал его и долго всматривался, в мерцающий синим цветом, корпус. Не отвечай, подумал я, к черту любые звонки, это ни к чему.
– Что не отвечаешь? – поинтересовался Дима.
– Надоело. Я устал.
Одноклассница принесла поднос с пивом и бутербродами.
– Давайте поедим, а потом подумаем, как нам троим в одной петле повесится. – предложил Зула, – Умрем сытыми.
– А, черт! – воскликнул я, и поведал Диме историю о моей вчерашней встрече с извращенкой, которая оказалась совсем не извращенкой.
– Не страшно, – отозвался он, – Бывает и хуже. Наташа совсем из ума вышла. Она даже больше не готовит, а только ворчит вечерами. Совсем дурой стала, словно Юля Волкова.
– Что ты имеешь против Волковой. Она заслуженная дура, если на то пошло, – вмешался Зула, – я видел её в период расцвета тату, когда она нежилась в Шаповаловских руках. Так что не ври мне тут.
– А мне «не верь, не бойся, не проси» нравится. – воскликнул я, – Сейчас напьемся и пойдем орать эту песню. Она правильная. Она в тему. Нам не следует бояться, верить и просить.
– Он прав, – вымолвил Зула, глядя на Диму, – Он чертовски прав. Врубись? Жизнь кончена, давай полетаем напоследок.
Мы допили пиво, взяли три бутылки перцовки и выбежали на улицу, заорав: «Разные ночи, разные люди. Хочет, не хочет, любит, не любит. Кто-то отстанет, кто-то соскочит. Кто-то устанет и перехочет.» Охранники посмотрели на нас, намереваясь, во что бы то не было нас измутузить дубинками и сдать ментам, но потом одумались и мирно ушли в бар. Мы шли по тихим апрельским улицам Сарова и орали во все горло ТАТУ, я вспоминал времена ПОДнебесной и прежде всего Иру и Славу и с задором подпевал моим полупьяным товарищам. Мы были счастливы. Славные безработные романтики с давно отъехавшей планкой и забывших про Закон. Три очередных человека Способных бежать из провинции и найти счастье в большом городе, но по разным причинам так и не осуществивших это, три очередных урода, утопивших потенциальную возможность в море мечтаний.