Про конец Сухаревой башни и про дни тугие.

глава (сказ) девятая "Черной книги. Московской легенды"

Информация о книге и оглавление.

Что же рассказать-то вам, дорогие мои? Совсем плохой я стал рассказчик, времена не те, тугие дни настали. Трактира Бугрова нет, на харчи опять карточки, да и погода какая-то нерадостная, холодно, зябко. Согреться бы водочкой советской, да и водочки нету. А болтать ноне нельзя, того гляди на Лубянку потянут, а я только оттуда, получил расчет за свой долгий язык и короткий ум. Так что и не просите, ничего сказывать не стану.

Про Сухареву башню? Разве что про башню досказать и, как у нашего любимого поэта- «и летопись окончена моя». Да… Что ж башня, нету башни, взорвали ее ироды. Изучала ее напоследок комиссия по охране памятников старины и постановила башню убрать, потому-де мешает движению, а также служит символом старой власти. Так и сделали. А тайная-то причина, хорошие мои сударики, как вы знаете- только уж держите языки крепко- причина-то лежала не в этом. Очень им хотелось ту Черную книгу добыть, потому как в ней вся тайна властвования: кто книгой завладеет, тот и утвердится. Надо было им ту книгу добыть, либо ее вовсе уничтожить, и тогда уж можно ничего не опасаться. С того и заварилась кутерьма. Сама-то книга как книга никому не нужна, разве что очкастому профессору, чудаку-книгоеду, да вот заклятие в ней смущало. И кто сюда только не вмешался: и власть несущие, и охраняющие, и сам бес московский немало наколобродил, а не удалось им взять Черную книгу. Святость русская им помешала. Нашла их коса на бел-алатырь камень православной веры.

Вишь, слух-то ходил, что нет уже книги в башне, что она у старца Иринарха, а он положил на все ее волшебство сове святое слово, так что теперь все чары бессильны. А раз так, то вся святая правда оказалась у старца. Очень им этот старец досаждал, тем особенно, что здесь он, а найти не могут, а все знают, что жив промеж нас святой человек. Как все это было, вы уже слышали и знаете, что исчез старец бесследно. Ходит молва, что появился в месте глухом, неведомом, среди лесов леших и блат непрохожих, скит убогий, спасаются в нем старцы, Богу молятся, книги пишут на бересте. Многие бы туда пройти хотели, полюбопытствовать на святую жизнь, да путей-дорог туда никаких нет.

А вот Черная книга где? Говорят одни- уничтожилась она, другие- что отныне в другом месте обретается. Третьи-то, ученые люди, уверяют, что никакой такой Черной книги нет и не было, что сей слух вздорный. А четвертые считают, что где книга лежала, там она и лежит. Значит, стали в башне копаться, искать ее. Тут и агенты ее ищут, тут и профессор, старичок полоумный, тоже от себя ищет. Поискали агенты- не нашли, и тогда постановили башню Сухареву взорвать, а с ней вместе и Черную книгу, вот тогда и спокойно будет. Всем слухам конец и всем легендам, очень уж большое беспокойство от этих легенд. А я вам скажу, люди добрые, друзья хорошие, что без легенд-сказаний какая уж Москва! Человек я московский, хожалый, люблю старинку, идешь, бывало, миом Сухаревской и думаешь: а вот ведь говорят, что в ней Черная книга замурованная лежит, и хоть не веришь, а все какая-то теплинка на сердце. Потому как чудаки мы- московские все как есть- чудаки: и те, кто книгу искал, и те, кто им козни строил. Да, вишь, вот чем чудачество обернулось, время настало твердое и почудачить нельзя. Ну, я, ребята, ничего не говорил, а вы ничего не слыхали…

Да.. опутали ее, сердешную, проводами всякими, а к проводам прицепили динамит гремучий. Как по проводам ток пустят, так взлетит вся громада к чертям собачьим!- просто это делается, в одну минуту, а строится лета и стоит века. Помешала им, вишь, башня! Я как ни пройду мимо того места- не могу, плачу душой, сердце кровью обливается. Такую красоту сгубили! А на ейном месте построят сральник, попомните мое слово!

И вот оцепили они всю площадь, всю башню осмотрели, чтоб никто не остался, из ближних домов народ выгнали на всякий случай, кино приехали снимать, аппараты навели. Начальник команду дает: «Вниамние! Приготовиться…» Тут неведомо откуда выскакивает профессор такой очкастенький, с бородкой клинушком: «Стойте, стойте!- кричит и руками размахивает.- Нашел, нашел, знаю, где она!»- и к башне кидается. А следом за ним бежит оборванец- хитрованец, комсомолист-то тот бывший, несмышленыш: «Отдай книгу!»- кричит. А начальник не видел, что ли, уж на кнопку нажал, и бухнуло на всю Москву, так что от взрыва в соседних домах стекла повылетали и колокола на ближних церквах сами зазвонили. Чудаку тому и несмышленышу, конечно, враз крышка, и следов не осталось, а башня на кирпичи рассыпалась. И, говорят, в черном дыму вылетел кто-то и похохатывал… Сказывают также: ходили специальные люди, проверяли в мусоре, да ничего не нашли. А может, она в фундаменте осталась, книга-то? Фундамент-то не затронули, так и засыпали его, и теперь всем дорога открыта, где башня стояла,- ходи, езди, будто и не было такой.

Вот вам, люди добрые, и весь сказ про Сухареву башню и про Черную книгу. Башни нету- значит, и сказу конец. Ведь это легче всего- взорвать или изорвать, а вот каково создать все это? Ну да что говорить без толку. Содеянного не воротишь… Люди вы все верные, хорошие, много сказать вам хочется, да побаиваюсь. Ходил тут один рязанец с длинными ушами, а мне пришлось за свой язык ответ держать, где не надо. Известно, малый член тела- язык, а крупные неприятности от него исходят. И вам советую: знайте да помалкивайте, нонче иначе нельзя, а береженого, известно, Бог бережет. Ох, не хотел я нонче сказывать, да прорвало на свою голову. А что поделать? Человек я московский, говорливый, друзей-товарищей люблю, сказки сочиняю да людей ублажаю. Русский я человек, ребята. Все мы люди русские, жопы у нас толстые, а лбы узкие. Оттого и все беды наши. Уж вы не сетуйте на меня, дурака. Болтаю я много, наклал вам три короба, а вы и поверили, уши развесили. Так уж решим: я ничего не говорил, вы ничего не слышали. Молчок, одним словом. Эх, люблю честную компанию, да пора восвояси…

И откуда ты только, ловкий, эту заразу достал! По талону дали? Ишь, а хороша! Конечно, до прежней ей далеко, а чувствительность имеется… Дай Бог всем доброго здоровья.

Да…вызывали меня куда следует за язык мой длинный. «Ты чего,- говорят,- болтаешь?» Отвечаю: «Не болтаю я вовсе, а когда случится- в хорошей компании сказы сказываю». «Мы,- говорят,- тебя за эти сказки упечем, куда Макар телят не гонял!» «Меня-то,- отвечаю,- упечь просто, а молву-то куда денешь? Сказ-то он бесплотный и бескостный, его так запросто не посадишь». «Ты,- говорят,- поповскую агитацию разводишь… ты и белый, ты и черный…»- и чего они про меня ни говорили, прости их, Господи! «Нет,- отвечаю,- я самый натуральный московский человек и никому не врал, а хочу я своему отечеству счастья и добра!» «Ну, твое счастье,- говорят,- что за тобой письменных улик нет, а не то бы… Убирайся вон, но смотри…» Подписку взяли о невыезде. «И болтать,- говорят,- не смей, засадим сразу». Эх, прорвало меня, видно, на свою голову! Была не была! Пусть засадят, а доскажу вам всю правду, как есть. Ничегошеньки мне теперь не страшно, я свое сказание склал и не боюсь! Пусть вам сказал, немногим, слово- оно крылато, подхватит его и- дай Бог!- разнесет по всей земле нашей и за пределы ее. С тем и на Страшный Суд пойду и скажу Господу: «Суди меня, Господи, строго- нескладного, болтуна, сочинителя, глуп я был и грешен, а вот все-таки был я московским человеком!»

Я-то кто? Старикашка перешный, книжник московский, трепач с Малой Сухаревской. Начитался книг старинных, вот и вам сочиняю, весь книжной пылью пропах иговорю не по-нонешнему, а по-книжному, затейливым российским слогом, а все же, братцы-граждане, говорю правду истинную, и не токмо вздор несу, а самую натуральную побывальщину.. Чудесные дела приключаются в нашем богоспасаемом граде Москве, о них и толкую. Иной-то не поверит: где, скажет, такие люди, как батюшка Иринарх или Алеша-великомученик, или чужой сын, а они есть, и с намим вместе по одним улицам ходят.

Много бед видала Русь, а жива, выстояла, и мы выстоим!

Жестокие времена, тугие дни, а все же живы мы и свой смысл имеем.

И что за веселость, что за удальство, братцы, быть московским человеком! И есть у нас Москва-матушка! Не берегут ее, родную, испакостили всю, народом сверху донизу забили, так что простору жизненного не осталось, старинку всю извели, святынь сколько порушили!- а вот все же есть она, Москва, братцы, и есть Кремль, и была Сухарева башня, и Христос Спаситель- наше все это, люди добрые, берегите в сердцах ваших и никому не отдавайте, коли на деле сберечь не смогли.

Помните, что есть чужие сыны, и ненавидят они святыни наши, и ненавидят башню Сухареву, как веру Иисусову.

А почто веру ненавидят? Пока живо Слово Божье, их черной вере не бывать! Укоряет она, вера наша, их-то. Обида их берет и зависть. Душа-то, она- Божья и никаким их законам неподвластна. Потому-то и нужна им так Черная книга.

Что же это была за Черная книга такая, о которой наш хитрый сказ шел?

А мало ли на свете черных книг? Что на магию полагаются и все блага сразу сулят. Наша-то книга- сказка, а есть и такие взаправду, что как в сказке: прочел ее- и все исполнилось, только уж обязательно чтобы без Бога и душу лукавому продать, и уж, конечно, через кровь- без крови в чернокнижники никак. Вот оно где, чернокнижие-то двадцатого века!

А может, даже и не в Черной книге дело, а в правде? Правды они боятся, ее и заклинают. Плохо, если так-то. Потому-то они по черным книгам жить хотят, а наше все пустить на поток и разорение, в мерзость запустения святыни обратить. Вот и мельтешат средь нас разные бесы и бесики. Читаешь газету и ясно, чьи это проделки- он, наш московский бес. Большую силу взял! С самым главным в равных ходит и все, что его поганый куцый хвомт пожелает, то и творит. А как побороть его? Одно знаю: постом и молитвою; сплотиться вокруг матушки православной Церкви и за веру нашу стоять насмерть!

Берегите ее, святую нашу православную Церковь, люди русские. Верите ли вы, али не верите, а берегите. Кто из вас в свою старенькую старушку-мать плюнет? А в Церковь плюете, да еще гордитесь этим. А в Церковь плюнуть, что в мать плюнуть.

Что же сказать вам еще, мои дорогие? Досказать прошлый сказ просите. Грустно мне сегодня чегой-то, предчувствую разлуку с вами скорую, таить ничего не буду, все доскажу.

Спрашиваете меня, не понятно вам: почто и батюшка наш Иринарх находился в схороне и подвергался преследованию? Сказ мой вас не удовлетворяет? Добавлю тогда, что слышал. Ох, непросто стало на Руси! Рухнула старая держава Российская, и Церковь наша православная покачнулась. Покачнулась, а устояла. Но велики козни вражеские. Появились новые расколоносцы, обновленцы, «красными попами» рекомые, нашлись и в самой нашей Церкви пастыри недостойные или малодостойные. Властолюбия ради забыли малых сих, пошли на поклон власти антихристовой. Склоняли они Иринарха на свою сторону, нужен им был такой святой человек, многое ему сулили, но он их отверг и проклял. Не простили ему этого, один из них в особенности, не назову имени, и донес он на старца, что монархист-де он и против власти.

Да только не враг он никому, батюшка наш, Иринарх-старец, а- скажу вам, братцы,- гордость он наша и человек самый наирусский, самый православный человек (многие ныне этих слов стыдятся, а я не стыжусь и горжусь!)

Что с чужим сыном сталось? А вот что. Есть Бог и есть Божий суд. Сгорел чужой сын, семя адово. Пока он Алешу допрашивал, помощник его- ухо к щелке; в Чека друг на дружку стучать положено. Услышал он про Иринарха-то, что его большой чекист своим отцом называет. Стал вести на свой страх тайный розыск и узнал, что чужой сын был в церковных книгах записан сыном крестьянина Семена Галкина, ставшего потом монахом Иринархом. Стал копать дальше и выяснил, что этот сын-то сукин сослан был на каторгу за разбой и сидел там до революции, а как революция началась- убил политического ссыльного и под его видом объявился. Тут чужому сыну и конец пришел. Попали бумаги к самому главному, тот и вызвал к себе чужого сына. Видели, как из ворот выезжал, да не видели, как возвращался. Помощник-доносчик на его месте стал.

Алешину-то духовную жену из каземата выпустили- седая вся и умом повредилась. Может, и видели ее. Ходила по Сухаревке Маша-блаженная, на Алексия-угодника копеечку собирала. Все она вокруг Сухаревой башни бродила и наверх просилась. Исчезла она в один день, куда- неведомо. Говорят, все-таки пробралась на башню и оттуда бросилась. Легенда это, конечно, про каждую высокую башню сказ есть, что с нее какая-нибудь девица кинулась.

А старца Иринарха берегут верные люди, до поры в схороне он (врал собака, чужой сын, что место знает, чтоб Алешу смутить), и большая радость, что остался на Руси хоть один праведный человек и князь века сего не коснулся его. Известно, без человек праведных несть граду стояния.

А Алеша погиб, братцы, погиб за правду и за веру истинную. Хлипкий он был телом, костистый, а духом- богатырь великий. В былое-то время такие с татарвой бились, во чисто поле выходили, как Пересвет-инок, стояли насмерть. Так и Алеша, братцы мои! Встал и не сдвинулся!

Плачу, братцы! Как вспомню Алешу- не могу, слезами заливаюсь, так-то его жалко… а чего жалко, и не понимаю толком, сознаю лишь, что его нету, чтоб поклониться святым его мощам, и отчество-фамилия его неведомы. Но поминаю его каждый день, и вы, братцы, помните, что за люди меж нас жили. Не то, что мы- труха, сажа. Нам бы его стойкость- многое бы по-другому было.

Всё поняли? Тогда сказу моему конец. Весь я выговорился. Склал сказ свой нешуточный, правду-матку выложил и теперь ничего не страшусь и крест приму! А за то, что сложил, как писцы наши древние, кончив труд свой, прибавляли: не кляните, а благодарите; аки радуется заяц, избег тенет вражьих, також аз, заяц Божий, радуюсь и аки радуется корабельщик, переплыв пучину морскую, також и аз многогрешный радуюсь, достигнув сей пристани- исхода своего повествования.

Доброго вам здоровья, люди русские! Не гневайтесь, если смолол что не так, и простите, если согрубил в чем. Все-то мы хорошие, все-то мы пригожие, все мы понимаем и будем беречься, а береженого Бог бережет. Все поняли? Будет, будет на Руси правда истинная, и рассыплются все черные книги в прах! Прощайте, други-товарищи сердешные! Всем вам низко кланяюсь. Верно, больше не свидимся. Еще раз прощайте. Храни вас Бог! Спасибо вам за компанию. Счастливо оставаться!

Конец московской легенде, сказанной в питейном заведении на Сухаревке неким московским человеком, имя же его ты, Господи веси!