У Антона Павловича Чехова есть один очень короткий, но замечательный рассказ – «Студент».
Молодой студент духовной академии, оказавшийся в Страстную пятницу в своих родных краях, возвращается с охоты. Погода внезапно испортилась, словно напоминая об обстоятельствах Страстной пятницы 19-вековой давности.
«И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не хотелось домой».
Дорога студента к дому проходила через огороды двух крестьянок-вдов, матери и дочери. И он, остановившись погреться у их костра, начинает рассказывать им фрагмент евангельской истории, знакомой им с детства.
Закончив свой рассказ
«студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль.»
Продолжая путь в свою родную деревню
«Студент подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям… И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».
Да вот, пожалуй, и все. Сам рассказ не намного длиннее приведенного пересказа.
К чему это? Да, все к тому же.
«Я просто только говорю, что русская душа, что гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия.
Повторяю, я, конечно, не мог доказать «этой фантазии моей», как я сам выразился, обстоятельно и со всею полнотою, но я не мог и не указать на нее. Утверждать же, что нищая и неурядная земля наша не может заключать в себе столь высокие стремления, пока не сделается экономически и гражданственно подобною Западу, — есть уже просто нелепость. Основные нравственные сокровища духа, в основной сущности своей, по крайней мере, не зависят от экономической силы. Наша нищая неурядная земля, кроме высшего слоя своего, вся сплошь как один человек. Все восемьдесят миллионов ее населения представляют собою такое духовное единение, какого, конечно, в Европе нет нигде, и не может быть, а, стало быть, уже посему одному нельзя сказать, что наша земля неурядна, даже в строгом смысле нельзя сказать, что и нищая».
Это Ф.М. Достоевский. И это все о том же.
Помнится, в каком-то голливудском фильме с Аль Пачино его герой, кажется глава мафии, приехал в монастырь к кардиналу, замешанному в мафиозных делах, и, между прочим, спросил его: не боится ли он, что паства узнает об этой связи. Разговор шел в неизменном монастырском дворике с фонтаном в центре. Кардинал достал со дна фонтана камень и сказал так: вот этот камень пролежал в воде пятьсот лет, но вода не проникла внутрь его, вот так и народы Европы – два тысячелетия они погружены в христианство, но христианство не проникло в них.
Конечно, это преувеличение, а Голливуд известный клеветник и адвокат дьявола. И, тем не менее, согласитесь, что-то в этом есть.
Перед нами два мира. И эти два мира - как два полюса.
Тот же С. Михеев скажет: мы такие, ибо мы православные.
Но ведь и греки - православные.
И румыны.
И болгары.
Но при этом они с очевидностью «не такие». Они причисляют себя к западной цивилизации.
Перевернем фразу: мы православные, потому что мы такие.
Возможно, это будет ближе к истине.
А отсюда следует, что те, кто декларируют свое «православие», совсем не обязательно «такие». В том числе и в России.
И, вместе с тем, те, кто расцерковлены и холодны к религиозной стороне дела, совсем не обязательно «не такие».
Достоевский, например, так оценивал восточно-европейские народы, в том числе и православные:
«По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому — не будет у России, и никогда еще не было таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!.. Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь... именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают».
Это не означает, что писатель был против освободительного похода на Балканы. Он говорит только об одном – не ждите особой благодарности. Но русское общество, решительно требовавшее от своего правительства «вмешаться», действовало вовсе не из расчета. Это была его внутренняя потребность. При этом государственная власть обязана была руководствоваться и расчетом тоже - в реальной политике нельзя всегда быть восторженными романтиками. Однако влияние общества на политику правительства было огромным, и Россия вынуждена была вмешаться.
«В самом деле: в Европе кричат о «русских захватах, о русском коварстве», но единственно лишь, чтобы напугать свою толпу, когда надо, а сами крикуны отнюдь тому не верят, да и никогда не верили. Напротив, их смущает теперь и страшит, в образе России, скорее нечто правдивое, нечто слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом и взяткой. Они предчувствуют, что подкупить ее невозможно и никакой политической выгодой не завлечь ее в корыстное или насильственное дело».
Думается, что одной из причин крушения РИ стало то, что прозападной элите, все же, удалось в начале ХХ века завлечь РИ в «корыстное насильственное дело», в ПМВ, во всяком случае, в дело сомнительное, несмотря на то, что предлогом изначально служила помощь сербам. Россия оказалась в одной обойме и «на одной полочке» с самыми империалистическими (и к тому же, русофобскими) державами, стремившимися к переделу мира. Для вестернизированной части элиты это было в порядке вещей, это соотвествовало их устремлениям, это было дополнительным фактором дальнейшей вестернизации России. А вот народ под элитой был совсем иной. Народу это, в конечном счете, не понравилось.
Если бы русскому обществу эпохи Балканской войны сообщили в качестве аргумента против военной операции, что болгары при всех международных катаклизмах будут выступать против России, то общество просто не поняло бы, о чем идет речь.
Причем здесь это?
Помочь «братьям славянам» - это искренний порыв самого русского общества.
Конечно, хотелось бы иметь «проливы» в своей юрисдикции, но ведь в глазах общества война велась не за проливы.
В романе «Тихий Дон» сотник Листницкий пытается разагитировать симпатизирующего большевикам простого казака Лагутина. Он давит на «частный интерес».
«В ответ, взволнованно задыхаясь, почти крикнул побелевший Лагутин:
«А ты думаешь, я об себе душой болею? В Польше были — там, как люди живут? Видал, аль нет? А кругом нас мужики как живут?.. Я-то видал! Сердце кровью закипает!.. Что ж, думаешь, мне их не жалко, что ль? Я, может быть, об этом, об поляке, изболелся весь, на его горькую землю интересуясь.»
Если казаку Лагутину сообщить, что поляки в целом русофобы и душой болеть о них не надо, то казак не понял бы, о чем идет речь. Это его сердце кровью закипает, когда он видит несправедливость. Оно закипает бескорыстно и независимо ни от чего.
«— Ответь мне: ты вот говорил о земле моего отца, вообще о помещичьей земле, но ведь это — собственность. Если у тебя две рубахи, а у меня нет ни одной — что же, по-твоему, я должен отбирать у тебя?
Листницкий не видел, но по голосу Лагутина догадался, что тот улыбается.
— Я сам отдам лишнюю рубаху. И отдавал на фронте не лишнюю, а последнюю, шинель на голом теле носил…»
Вот две правды. Вот два мира.
«Рыночная» прозападная правда представителя элиты и правда народная.
Они не могли не взорваться в столкновении.
В основу СССР легла психология народная. Русская психология легла в основу СССР. Та самая народная чуткость Василисы и Лукерьи из чеховского рассказа.
Примерьте на СССР слова Достоевского, сказанные об отношении Запада к политике РИ во второй половине XIX века, и эти слова лягут на эпоху СССР еще более естественно, лягут уже, как совершенно очевидная реальность, не требующая никаких обоснований. Ведь Советский Союз был Россией, вступившей уже в открытую конфронтацию с Западом, в откровенную антиимпериалистическую войну с ним. Сначала за себя в Гражданскую, а потом и за всех, кому мог помочь в этой антиимпериалистической борьбе. (Конечно, жизнь людей на грешной земле не может подчиняться только идеалам, а уж действия государств с полной бескорыстностью, вообще, трудно совместимы, и, тем не менее. Сравните, например, две оккупации Афганистана – СССР и США, и то, как по-разному вели себя оккупанты).
На знаменах противоборствующих лагерей в ХХ веке было написано: с одной стороны – «частный интерес», с другой стороны – «общее благо».
Да, на Западе всегда кричали о «советских захватах», о «советском коварстве», как и в XIX веке, но
«единственно лишь, чтобы напугать свою толпу, когда надо, а сами крикуны отнюдь тому не верят, да и никогда не верили».
Особый накал антисоветизма (русофобии) был вызван именно моральным превосходством СССР. И так из века в век.
«Их смущает и страшит, в образе России, скорее нечто правдивое, нечто слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом и взяткой».
Знакомые ведь комплексы, господа. Актуальные до боли!
Между прочим, если бы 24 февраля ВКС РФ разнесли бы Киев, разрушили бы мосты и всю инфраструктуру, на Западе русофобского воя было бы намного меньше. Россия повела бы себя предсказуемо, по-западному, как любая «цивилизованная» страна. Они ведь потому и эвакуировали изначально свои посольства, что ожидали от нас «цивилизованного» поведения. А РФ повела себя как варвар, непредсказуемо. Честно говоря, иногда хочется, чтобы ВС РФ вели себя несколько более по-западному (видимо, сказываются сословные «гены», не все же могут похвастаться таким безупречным рабочее-крестьянским происхождением, как у президента РФ).
Напомним. Вот так было даже с освобождением крестьян в РИ. Их освободили с землей. И для Запада – это было варварством, вопиющим неуважением к частной собственности, о чем и писал предельно едко Достоевский.
«Освободили народ с землей лишь на удивление и ужас европейских учителей наших... Да, на ужас: там раздались тревожные голоса, не помните, что ли? Закричали даже про коммунизм. Помните словечко теперь уже умершего Гизо об освобождении народа нашего: «Как же вы хотите после того, чтоб мы вас не боялись»
Они боятся нас, ибо не видят в нас себя, «цивилизации» в нас не видят.
А может, сделаем им шаг навстречу, станем понятнее, «цивилизованнее».
А может, жахнем?
* * * * *
События 1991 года, да, в сущности, и все дальнейшее, было прямым предательством русского дела и Русского мира. Это была измена метафизическая.
Это не то же самое, что, к примеру, переход Франции от союза с Англией к союзу с Германией. Подобные перемещения – это перемещения «внутри одной корзины». Это внутрицивилизационные «терки».
Сознательный демонтаж СССР сверху и политика «вхождения в западную цивилизацию» были не просто изменой тысячелетней России, они предполагали откровенное убийство русской цивилизации по всем направлениям. Как по пространственной «горизонтали», так и по временной «вертикали».
То, что это сопровождалось усиленным колокольным звоном и декларациями о духовном и религиозном возрождении, только обостряет ощущение инфернальности происходившего. Впрочем, известно: колокольный звон – не молитва.
В «семье цивилизованных» изначально сказали, что СССР слишком велик, чтобы войти в «семью» целиком. Поэтому политические силы, стоявшие за Ельциным, «балласт» обязаны были сбросить. Подготовительная работа проводилась в течение 5 лет (в конце 80-х, в начале 90-х). «Балласту» внушали, что их «объедает» РСФСР, а в РСФСР говорили, что их «объедает» «балласт».
Одним словом…
Россия це Европа.
РФ и образовалась-то в результате «майдана» 1991 года. В результате самого, что ни на есть, классического майдана.
Помните, как истерично в 2004 все кричали в Киеве: «Юшэнко! Юшэнко!»
А уже через пару лет у «Юшэнко» был рейтинг 5%.
Так же было и с Ельциным.
Тоже на «майдане» все кричали: «Ельцин! Ельцин!»
А в начале 1996-го у него был рейтинг 6%.
(Никита Михалков тогда отчаянно кудахтал и хлопал крыльями: караул, у Ельцина 6%, ведь он проиграет, и тогда Россия непременно погибнет. А потому режиссер мужественно подставил Борису Николаевичу свое крепкое патриотическое и ужасно русское плечо. Интересно, а почему восковой фигуры Никиты Сергеевича нет в Ельцин–центре? Не понимаю. Ведь он эту честь заслужил по праву.)
Позднее, кого ни спросишь, никто за Ельцина не голосовал. Все плюются.
«Не голосовал я за него…». Но при этом глаза человек отводит.
Но это уже потом.
Горящий Дом Советов в Москве осенью 1993-го будет похлеще Дома Профсоюзов в Одессе.
Чай, не из пистолетов стреляли по окнам.
В первом же своем послании Совету НАТО 20 декабря 1991 года Б. Ельцин заявил:
«Сегодня мы ставим вопрос о вступлении России в НАТО, однако готовы рассматривать это как долговременную политическую цель.»
Ничего не напоминает?
С. Караганов, который и в начале 90-х был влиятельным политиком, написал тогда статью под названием: «У дверей НАТО мы должны оказаться первыми». Согласно тогдашней концепции РФ должна была бороться с Польшей, Чехией, Венгрией за… право вступить в НАТО первой.
А. Козырев, выражая точку зрения руководства, считал, что НАТО должно быть продвинуто, как можно дальше, на восток, за счет вступления туда РФ. Продвижение на восток было необходимо для защиты интересов Запада:
«Здесь основное бремя ложится на плечи России».
Ничего не напоминает?
Ничьи мрии не приходят на память?
Это мы должны были стать форпостом НАТО в мире.
А нас «обманули».
Нет, вы представляете – какой был бы кайф!
У Запада технологии, культура (?), а у нас природные ресурсы и армия.
И мы единый блок. И тогда мы - властелины мира!
И все эти Китаи, Индии, Африки и Латинские Америки лежат у наших ног абсолютно покорные.
«Золотой миллиард» плюс 140 миллионов, если и не «золотых», то, как минимум, «позолоченных».
Как сказал Козырев:
«Здесь основное бремя ложится на плечи России».
Мы по изначальной задумке «демократизаторов» должны были стать колониальным жандармом Запада.
Рассказывали, как один российский дипломат, знавший ранее Наджибуллу встретил его за несколько дней до гибели в Кабуле, гуляющего во дворе иностранного посольства, и окликнул.
Наджибула отвернулся:
«Я с русскими не разговариваю.»
Этого мы из своей истории уже не выкинем.
Сегодня даже официозный В. Соловьев откровенно признает:
«Мы сдали всех».
Прежде всего, мы сдали самих себя и сдали в самом важном.
С уходом Козырева внешняя политика России кардинально не поменялась.
С приходом Путина, как преемника Ельцина, изначально политика так же существенно не изменилась. Политические процессы имеют большую инерцию.
Почти первым делом Путин предложил Западу принять РФ в НАТО. Конечно, это было сделано уже без особого энтузиазма, но отсутствие энтузиазма было связано с поведением самого блока НАТО, который уже откровенно демонстрировал отсутствие энтузиазма в этом направлении.
«Европа от Лиссабона до Владивостока». В этой формуле, о которой и сегодня вспоминают положительно, как о некоем неудавшемся («к сожалению») проекте, Европа есть, а России нет. Нет России в этой формуле. Не предполагалась она.
Конечно, трактовка самого «вхождения» всегда была очень широкой.
Одни считали, что Россия должна войти только «чучелом», другие считали, что желательно «тушкой», а «чучелом» - это только в крайнем случае, а третьи считали, что войти нужно только «тушкой».
Но при этом и последние под вхождением «тушкой» понимали разное. Некоторые, самые «патриотичные», полагали, что возможно и необходимо «равноправное» и «взаимоуважительное» единство.
Вот последние – это как раз полные шизофреники. У первых все хотя бы логично было.
Какое равноправное и взаимоуважительное единство может быть между цивилизациями, в установках которых выражены основные мировые противоречия последних столетий!
Основные противоречия этого мира, ни больше, ни меньше.
Это противоречия метафизические. (Впрочем, для наших «вхожденческих» элит «метафизика» эта всегда была – «ля-ля-тополя».)
Между Западом и Россией возможно было только единство в форме борьбы противоположностей, как это и было между двумя противостоящими лагерями в эпоху холодной войны.
И о каком взаимоуважительном (?) вхождении может идти речь, когда та цивилизация, куда направляются «входящие», от своих цивилизационных принципов не только нисколько не отказывается, но, напротив, рассматривает стремление других «войти», как их высшее торжество, а входящие, соответственно признают это торжество самим фактом своего стремления «войти».
Вторичность, убогая вторичность – это самое большее, на что могла рассчитывать Россия, но и эта вторичность неизбежно привела бы к стремительному превращению «тушки» в «чучело».
Сергей Михеев уже язык избил в кровь, постоянно обличая сугубую «вторичность» (и после 24 февраля!) в мышлении и психологии нашей элиты.
Ничего не попишешь Сергей Александрович: привычка - вторая натура. Важно, чтобы эта, выработанная за последние три с половиной десятилетия «натура», не оказалась единственной.
* * * * *
19 августа нам показали фильм А. Кончаловского «Дорогие товарищи».
Скажу прямо, я не смотрел.
Мне хватило навязчиво повторявшегося «трейлера». Возможно, ради его навязчивого повторения фильм и поставили в сетку вещания. Фильм можно показать только один раз, а вот «трейлер», сшитый из подобранных предельно эмоциональных моментов, можно крутить десятки раз на дню в течение не одной недели, намертво заколачивая в мозг нужную хрень, заколачивая на эмоциональном уровне, минуя всякие личностные фильтры.
Показали фильм, вроде как к юбилею режиссера (вот уж эти братья-режиссеры, один другого краше). На самом деле фильм показали к другому «юбилею». Сегодня уже мало кто может открыто славить нашу «революцию достоинства» 1991 года.
При этом с самого начала истинные смыслы цивилизационного предательства камуфлировались пафосом «освобождения». Изначально даже праздник именовался «Днем независимости России».
Независимости от чего?
От имперского прошлого, которое конкретно-исторически представало в виде коммунистической империи и, конечно, от «балласта» окраин.
Судя по всему, выправлять историческое видение, вывихнутое в парадигме «вхождения», наверху никто не намерен, а потому косвенно подновляют осыпающуюся позолоту ельцинской пропаганды. Косвенно, конечно, косвенно, через создание определенного настроения – дескать, не забывайте, от какого «мрака» мы вас освободили.
Ну, что же, освежим в памяти.
В Википедии в соответствующей статье с красноречивой сравнительной таблицей, касающейся потребления продуктов питания на начало 60-х годов в различных странах, читаем:
«Потребление отдельных видов продуктов на душу населения в СССР в этот период соответствовало потреблению других европейских стран или опережало его по таким жизненно важным продуктам, как мясо, молоко, овощи».
Соответствовало или опережало! И задача «партии и правительства» состояла в «дальнейшем и неуклонном повышении».
Для любого расширения производства за счет внутренних ресурсов необходимо осуществить капиталовложения за счет тех или иных категорий населения. Было объявлено о повышении закупочных цен на продукцию животноводства у колхозов. Правительство стимулировало колхозы на расширение производства за счет города, это естественно, ведь город был у села в долгу неоплатном. У горожан изымалась определенная часть средств и передавалась селянам.
Одна половина населения должна была помочь другой произвести больше продукции, причем для нее же самой. В основе любого созидания лежит принцип отложенного удовольствия.
Но в одном отдельно взятом населенном пункте решили: а вот – хрена!
Так что, уж извините, ничего конструктивного, праведного и русского в этом погроме не было.
То, как это было подавлено – это другой вопрос. Тогдашняя милиция (в отличие от западной полиции, или нашей нынешней) не имела должного опыта в подавлении массовых беспорядков, а армия этого опыта не могла иметь по определению.
Вообще-то, перед нами предвестник грядущего майдана 1991-го. В психологическом плане это именно так. Так что показ фильма Кончаловского приурочили верно.
В 1962 году были повышены цены на говядину на 31%, на свинину на 19%, а также на сливочное масло на 25%. Речь шла о продукции животноводства.
И это все
Все...
Напомним.
В те времена задержка выплаты зарплаты на один день считалась ЧП.
Тогдашние люди не могли себе даже представить задержку выплаты зарплат на несколько месяцев, а, тем более, полугодовую или даже годовую задержку.
Или, скажем, невозможно было представить себе рост цен на основные продукты (да на всю продукцию!) в течение месяца - в разы, а в течение года в десятки раз!
В 1962 году потребление мяса и молока населением не снизилось. Все раскупалось. Услуги ЖКХ тогда стоили копейки. Конечно, наверняка уменьшились расходы на покупку телевизоров, холодильников, мотоциклов и пр. Но так ли сильно они уменьшились?
При этом уже через несколько лет производство сливочного масла выросло почти в полтора раза.
И на столько же увеличилось производство говядины в РСФСР за 10 лет, к 1972-му году.
И все это наши люди съели. И горожане в том числе, а может быть и в первую очередь.
А колхозники заработали денежки и купили у горожан, телевизоры, холодильники, мотоциклы и прочую «аппаратуру». Так работает экономика.
