Третью жизнь я прожила бы виноградарем в предгориях Сьерры-Невады, среди мягких белёсых холмов, похожих на спины свернувшихся динозавров. В моей винодельне имелось бы добротное, хоть и немного устаревшее оборудование. Каждую осень я нанимал молчаливых медлительных мексиканцев. Мы давили бы в виноградном прессе Каберне Савиньон с нижних виноградников, и Каберне Франк с верхних виноградников, и Вайонир с солнечной стороны, и Шардане, но я никому не позволил бы дотронуться до Шираза. После я говорил - "вы хорошо поработали, парни, спасибо", платил им сколько положено и прогонял бы прочь. Мексиканцы не любопытны. Они не спрашивали, как я справлюсь один с огромным тяжёлым прессом.

Я никогда не отдавал виноградному прессу Шираз. Моя женщина давила грозди своими босыми ногами. Ещё несколько дней виноградная кровь и мякоть бродили; я отцеживал влагу в бочонки американского дуба. Через три года разливал по бутылкам без этикеток и ставил в самый глубокий погреб. Я очень редко продавал свой Шираз.

Девять лет каждый год в осеннюю ночь ко мне приходил один и тот же кошмар. Я как наяву отпускал мексиканцев, шутил, звал женщину, сам снимал с неё обувь, долго смотрел как она разминала тугие тёмные пряди вина своими круглыми пятками, пьяная от виноградного духа; нежные кисти рук моей женщины красны от виноградных кистей; я разувался и запрыгивал в чан. Сразу в моей руке откуда-то брался острый широкий кинжал, и я плавным движением вскрывал любимой женщине ярёмную вену. Широкий тёмный рукав крови ниспадал на давленые грозди; я просыпался. В полудрёме прикидывал вкус Шираза, если добавить немного крови. Вставал, завтракал и выдавал мексиканцам традиционное ежегоднее напутствие. Каждый раз одинаковое.

Кошмар отпустил меня, когда вызрел урожай 1991. Это был замечательный год. Ещё лет шесть ко мне приезжали люди из разных штатов и спрашивали Каберне Франк того года. Все вина получились просто великолепно, кроме Шираза. Моя женщина в тот день случайно порезала щиколотку. Кровь совершенно испортила вкус вина.