Глава 14. Вокзал надежды

Выгрузившись из поезда на Павелецком вокзале, убеждаюсь, что столица тоже прилично изменилась. Блестит чистотой, полированным гранитом, манит новыми ресторанами, торговыми центрами, красочными рекламными щитами… Но жить лучше не стало. Засилье западных фирм, цены космические. Книжки и журналы в ларьках - сплошь боевики и смакование разврата. Появились страшные новые болезни. Везде массы вооруженных людей в форме ОМОН, какие-то проверки, шмоны… Узнаю из газет, что недавно опять был теракт, теперь в моем излюбленном переходе на Пушкинской, где не раз встречался с Ириной. Вот гады! Ладно, аукнутся кошкам мышкины слезы! Вселенная такого не простит. А мне надо сделать то, за чем приехал. Понять, наконец, в каком мире нахожусь, что из этого следует, как теперь себя вести. И еще кое-что личное.

Половину дня трачу на то, чтобы обойти и обзвонить наши профильные НИИ. С грустью убеждаюсь, что изменения континуума затронули и их. Большинство знакомых профессоров ушли со сцены: кто умер, кто вышел на пенсию, кто оказался в полном загоне, без средств на фундаментальную науку, а то и к существованию. Другие, кто помоложе, выехали за рубеж, занялись бизнесом, политикой, стали консультантами мафиозных группировок. Старых друзей не оказалось вовсе, а на их местах - представители новой популяции беспредельщиков, «сделавших» себе дипломы и звания. Последних можно узнать издалека: все как один прилизанные, веселые, довольные жизнью. Суетятся, делят какие-то солидные деньги, ни у кого нет интереса к моим предложениям. Если честно, мне и предлагать ничего не хочется. Зачем? Чтобы народился очередной Алекс? Нет, увольте! Это мы уже не раз проходили…

Ближе к полудню прихожу в памятный для меня скверик, где много лет назад познакомился с Сидоровым. Сажусь на скамеечку, осматриваюсь, и не узнаю место. Может, это не тот сквер? Тот, без сомнения. Тогда где же девятиэтажный корпус психотронной лаборатории? Нет его, даже следов не осталось. На месте корпуса детская площадка с песочницами, в которых возятся малыши. Что тут сказать?



А в той самой квартире на Большой Черкизовской обнаруживаю незнакомую семью восточной внешности. О старом хозяине они ничего не знают. Сообщают, что всегда здесь жили, и захлопывают дверь перед моим носом.

Продолжаю бродить по городу, пока не выясняю, к своему полному отчаянью, что во всем мегаполисе нет ни одного единомышленника из тех, с кем мы когда-то преломляли хлеб, строили планы, разрабатывали безумные идеи. То есть, вообще ни одного! Все другое, никому я здесь не нужен. Снова и снова звучат в голове слова: «Киса, мы чужие на этом празднике жизни!» И тогда, совершенно опустошенный, ищу ближайший автомат и набираю номер, который не забуду до конца своих дней…

- Иринка?
- Ты?
- Да, я.
- … Что-нибудь случилось?
- Как это «что случилось»? Приехал вот. Да нет, со мной ничего плохого. Все хорошо. Я к тебе приехал. Хотел бы поговорить.
- О чем?
- Не знаю, много хотелось бы рассказать, расспросить тебя…
- Давай встретимся, поговорим. На Пушкинской у памятника тебя устроит? Странно все это. Столько лет не приезжал, не звонил, и вдруг… Что изменилось?

«Давай с тобой поговорим,
Пока не сыграна заря,
Пока сомнения зори
Твое гнездо не разорят.
Давай словами застолбим
Дымком проплывшие года,
Давай привяжем этот дым,
Чтоб он в окно не вылетал…

Не хочешь так, тогда давай
Наоборот, наоборот –
Оставим бывшие слова,
Как экипажи у ворот.
Пока не сыграна заря,
Пойдем по городу бродить,
Чтоб тишину не разорять
И этот сон не бередить…

Но ни молчанье, ни слова
Нас в небеса не вознесут,
Когда душа и голова
Вершат один и тот же суд.
Никто не царь, никто не вор –
Да только этим не помочь,
И наш последний разговор
Смягчить не в силах эта ночь…»

Вечер в столице совершенно не похож на вечер в горах. Темнеет медленно, солнце уходит не за горизонт, а в какую-то желтовато-бурую мглу. Да и кто на него смотрит, на это солнце? Чаще всего оно просто закрыто стенами…

- Помнишь, сколько пришлось вместе пережить?
- Да, было когда-то. Поход, самый яркий отпуск в жизни. Чудак Леша. Михась, Баклажан, Большой Пес. Это невозможно забыть.
- Как на личном фронте?
- Что именно тебя интересует? Как осталась с ребенком на руках, как неудачно сходила замуж, или о том, что было после? Ты слишком долго ехал… я не хочу об этом говорить…
- У тебя сын?
- Откуда знаешь? Справки навел?
- Делать мне нечего. По-другому просто быть не могло.
- Еще вопросы?
- Множество. Расскажи немного о его отце.
- Не хочу.
- А все-таки?
- Ты переходишь границы дозволенного. Ты старый друг, но не злоупотребляй. Это слишком…
- Нет уж, не слишком, и ничего криминального я не прошу. Попробуй вспомнить, что произошло с нами пять лет назад.
- Откуда мне знать, что с тобой произошло? Пять лет назад я работала там же, где и всегда…
- А ребенок?
- Вот это, дорогой мой, не твое дело.
- Слушай, а еще у тебя шрам под правой ключицей. Откуда?
- Это невыносимо! Шрам есть, и всегда был, с детства. На что-то напоролась, когда была маленькой. Наверное…
- Да что же это такое? Что с тобой случилось? Вообще ничего не помнишь? Как мы попали в параллельный мир… Как с Алексом играли в кошки-мышки, как познакомились с йети? И Сидорова не помнишь? Ну не можешь же ты забыть, откуда взялся твой малыш? Вспомни хоть это!
- Как я могу вспомнить то, чего не было? И вообще, по какому праву ты приезжаешь через столько лет и обвиняешь меня, да еще в таких глупостях? Я не давала тебе никаких обещаний. Кто ты мне – всего лишь случайный знакомый по виртуальной переписке!



Вот этого уже не следовало говорить. Я хорошо знаю подругу, ее доброту и отзывчивость, но и импульсивность, и отсутствие тормозов. Когда-нибудь она вспомнит все и поймет, но не теперь. Это конец. Больше говорить не о чем. Я вернусь в свой любимый город, буду заниматься старой доброй работой. А она? Что будет с ней? Да все будет просто отлично. Но без меня. Губы сжаты, кровь приливает к лицу, стучит в висках. Каждый удар – секунда никчемной жизни. Так вот какое оно, одиночество! Круг замкнулся. Все ладненько – наш мир уцелел, йети с семействами спасены. Но она навсегда уходит из моей жизни…

«А нас не любят,
Нас не любят,
Только ветер по морде лупит,
Закрывает ее окно, -
А нам все равно.

А нас не помнят,
Нас не помнят,
Наши снимки на стенах комнат –
Будто кадры в немом кино, -
А нам все равно.

А нас забыли,
Нас забыли,
Просто врут для себя, что были.
Пьется в память о нас вино, -
А нам все равно!»

В голове вновь и вновь звучит голос Великого Йети: «Все несправедливости во Вселенной – иллюзия». Что ж, пусть будет так.

- Все ясно. Ну что, проводишь до вокзала? Через пол часа мой поезд.
- Почему нет? Конечно, провожу.
- Да, чуть не забыл. Возьми вот это. На память, как талисман. Не потеряй. Откроешь, когда станет труднее всего, просто невмоготу. И придет помощь.
- Опять фантазии, загадки какие-то? Что это: волшебная лампа Аладдина? Впрочем, спасибо. Сделаю, как ты говоришь.
- Слушай, Иришка, ты не находишь странным все, что происходит в этом городе? Вот посмотри в зал ожидания. Старики, калеки, бомжи… Помнишь, как раньше студенты куда-то ехали, молодые мамы с детишками… Туристы, командировочные… Куда все это делось? Как будто мир вошел в зону страшного космического катаклизма… А женщины – да на них смотреть больно! Все замученные, бледные, озабоченные... Неужели это то будущее, ради которого мы жили?
- Разве раньше не так было? Ты слишком долго не приезжал в Москву, вот и отвык. Да, трудно здесь живется, работаем на износ. Потому и замороченные. А бросить все и уехать – где еще так хорошо платят? В других городах воздух чище, зато протянешь ноги от голода и безысходности. У меня вот сейчас задача: выжить самой и вырастить сына. А про космические катаклизмы – это все твои фантазии. Не верю я в них. Надо просто жить и работать по совести, а ТАМ – видно будет…
- Знаешь, не буду спорить. Последние минуты остались. У меня чувство, что все это со мной уже когда-то было. В другой жизни. И встречи, и дружба, и расставание. Может быть, и не один раз.
- И все с женщинами? Ты так говоришь, словно у тебя их было видимо-невидимо. Опять придумал?
- Никак нет. То есть, да. Вот, стихи на эту тему есть. Не чужие, свои. Хочешь, пока еще есть время?
- Давай. Помню, у тебя получалось.
- Тогда слушай.

Здесь не слышно детского смеха
Ни улыбок, ни радости нет...
В переулках затерянным эхом
Занимается хмурый рассвет.

Пол бетонный, а стены - из мрамора.
Коридоров бездонный провал;
Лишь бредут пассажиры случайные
По коврам синтетических трав.

Здесь не слышно детского смеха
Словно нет и не будет весны
И в скворечник на старой ветке
Никогда не вернутся скворцы.

С диким криком слепого отчаянья
Поезда устремляются в ночь.
Здесь навеки с любовью прощаются
И никто тут не может помочь.

Этот мир не из пьяного бреда -
Он реальней, чем наяву.
Здесь живем; и уходит надежда,
Как в глухую незримую мглу.

В повседневных делах и заботах,
В добывании хлеба куска
Невменяемо мечутся толпы,
Будто куклы в болезненных снах.

Я стою на бегущей ступени
И напрасно пытаюсь понять:
Разве ж этого все мы хотели?
Ради этого шли умирать?

Ради догм непонятной морали
Убивали и гибли в строю,
Веру предков своих предавали,
Распинали Отчизну свою.

Доносили, клялись, воровали,
Как в спектакле из жутких чудес;
Достоянье свое раздавали,
Пропивали свободу и честь.

Нами создан сей мир беспредела!
Он бессмысленно лют и суров...
Кто мы: люди иль злобные тени?
Биомасса иль корм для "богов"?

Но внезапно из памяти зыбкой
Как затерянные голоса
Появляются милые лица
И такие родные глаза.

Перед ними бессильны пророчества:
В них сквозит, словно тайная боль,
Обреченная на одиночество
Невостребованная любовь!

Но еще - простота и моленье,
И надежда в счастливый исход,
Безграничная мудрость прощенья
И сознанье небесных высот.

Вы - как Агнец, идущий к закланью,
Но не толп сотворенный кумир...
Если вас в этом мире не станет,
Вместе с вами закончится мир.

Вам ведь было завещано счастье
Быть любимыми, вечно любить...
За разлуки, за боль и несчастья
Кто вас сможет сполна наградить?

...Вот гудок. Покачнутся вагоны.
В неприметный предутренний час
Я на старом пустынном перроне
Возле этих пленительных глаз.

Ты уходишь - как древняя тайна,
Как мистерии главная роль;
Пусть же сгинут пустые страданья,
Пусть утихнет сердечная боль!

Обратятся, прозреют живые,
Разрешится извечный вопрос...
Лишь один в этом мире Спаситель,
И один утешитель - Христос.

Он придет - воплощенные чаянья,
С легким шелестом белых одежд,
Чтобы призрачный зал ожидания
Не был залом крушенья надежд!

- Тяжело. Такого от тебя не ждала, ты же всегда был оптимистом! Знаешь, а ты мне это уже когда-то рассказывал. Или писал. Не могу вспомнить… И было еще что-то удивительное… Нет, все равно не верю. Ты опять фантазируешь. Зачем? Какой тебе от этого прок?
- Да никакого. Ну что ж, прощай, подружка!

Я в вагоне. Последний гудок. Сдвинулся и пошел назад перрон, а я все гляжу на маленькую потерянную фигурку, уже почти слившуюся с серой привокзальной толпой. Все сказано и решено, возврата нет. Да что же это, почему так больно? Нет, все не так, в эти мгновенья совершается непоправимое. И мы никогда себе этого не простим!

Поезд еще не набрал скорость. Выбегаю в тамбур, отталкиваю проводницу, кидаю наружу кейс и прыгаю сам. Касание жесткое, но уже через секунду бегу, не чувствуя боли. Перрон. Ирочку нигде не видно. Дальше, к станции метро. Вот же она, собирается войти. Оборачивается… В ее глазах сменяется удивление, радость, понимание и безграничное, до предела заполнившее мир, доверие. Как будто упала плотина, и чистая родниковая вода сносит преграды - все, что разделили нас. Она еще не вспомнила. Но вместо памяти - понимание и доверие. Может быть, это и есть Любовь? Что бы там ни было в прошлом, будь то козни Алекса, открутка времени или заморочки иных миров, они бессильны перед чувством, названия которому я не знаю. Не слышу, не осознаю слов, погруженный, как в голубые бездонные озера, в единственные на свете прекрасные глаза. Мы не должны расставаться! Кому и зачем это нужно? Дорогой мой Человек! Мы будем жить вечно и никогда не обидим друг друга.



Времени нет. Мы стоим на старом, так много повидавшем перроне, под моросью мелкого осеннего дождя, в скользящих бликах локомотивных прожекторов. Разве можно понять, каким образом наши губы находят друг друга? С чем сравнить опьяняющий аромат волос, гибкость, нежность, тепло любимого тела? Как долго мы были слепы и не понимали этого! Какие научные теории, какая безнадежная суета и несбыточные химеры столько лет влекли в путь, разлучали нас? Надо пройти сотни дорог и десятки Вселенных, чтобы понять простую истину – главное всегда было рядом!

«Какие слова у дождя? - Никаких.
Он тихо на старую землю ложится,
И вот на земле уж ничто не пылится,
Ничто не болит, и не давят долги.

Какие слова у меня? - Тишина.
Немая луна всю пустыню заполнит,
И так стережет эту белую полночь,
Что только тобой эта полночь полна.

Какие слова у тебя? - Красота.
Ты белое платье по свету проносишь
И запахи ливней в ладонях приносишь,
И льет на пустыни мои доброта.

Какие слова у дорог? - Торжество.
Мы мчимся по ливням, любовь постигая.
И редкие звезды сквозь тучи мерцают,
И капли дрожат на стекле ветровом…»

Людской поток расходится в стороны, натолкнувшись на двух ничем не примечательных жителей ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ, обтекает нас, движется дальше, рассеиваясь по улицам и площадям. Вот уже и огни гаснут. Затихает ночная Москва. А мы все стоим и не можем наговориться, насмотреться, надышаться друг другом. Пусть этот миг длится вечно!

КОНЕЦ

Глава 13. Возвращение

Новый старый мир встречает меня праздничными убранствами и безукоризненной чистотой курортного городка, улыбающимися лицами случайных прохожих. (Нет ни грязных заборных надписей, ни зияющих дырами люков на тротуарах). И ощущением идеального, снайперски точного попадания в свое время. Удивительно, однако: переместился с предельной точностью (разница по дате отбытия с Иэры всего несколько месяцев), а как все изменилось! Ремонтируются санатории; множество корпусов в строительных лесах, другие уже красуются зеркальными окнами и витражами, фасадами цветного туфа или белого Машукского камня… Не так много стало нищих на улицах, хотя детей по-прежнему мало. Прохожие куда-то бегут, оживленно разговаривают, на ходу жуют бутерброды, спорят… Может, сегодня праздник какой? Даже завидно, что я не из их команды. Еще странность – на улицах почти нет пьяных. То ли их куда-то вывезли, то ли они вымерли, то ли снова действует «сухой закон». Вообще, как-то все не по правилам. Покупаю свежую газету. Ба, еще и президент сменился. Старый хрен подал в отставку. Надо же, так не бывает! Интересно, как будет мести новая метла? Так, сначала - борьба с бандитами и террористами. Ну, это все так начинают. А вот дальше - полный туман…

Проходя по родным улицам, еще больше укрепляюсь в надежде, что попал в свой мир и в свое время. Изменения есть, но их вполне можно объяснить влиянием событий параллельного мира на наш общий пространственно-временный континуум. Да, еще пресловутая открутка времени… Но все равно интуиция шепчет, что вернулся я не куда-нибудь, а домой.

«Все меняется, так справедливо считается;
Набирает разгон переменка лесов,
И, конечно же, многое в мире меняется,
Но при этом, увы, безусловно - не все.

Пусть дороги давно как асфальтом покрытые,
Но идут все по тем же, по древним местам,
Мимо храмов Господних, что ныне забытые,
Словно вечный поклон золоченым крестам…»

Детальное изучение родного города показывает, что слова некогда популярной песни безнадежно устарели. Православные храмы как будто переживают второе рождение! Восстанавливаются старые, полуразрушенные, и даже строятся новые - в местах, казалось бы, совсем для этого не приспособленных. Но и они не могут вместить всех желающих. Над городком плывет колокольный звон. Придя в свое излюбленное место – церковь Святого Лазаря, примостившуюся на склоне Машука, на небольшой поляне между нарзанным источником и входом в старинный некрополь, поражаюсь небывалому скоплению верующих. Среди них много лиц с явно кавказской внешностью. Вот это уже совсем новое. Однако тут же узнаю, что в городе работает и мусульманская мечеть, и католический костел, и синагога… Священники разных конфессий молятся о ниспослании мира всем - независимо от расы, национальности, вероисповедания… Вот и белокаменная церковь Архангела Михаила - чудом уцелевшая и возрожденная. Только что началась утренняя служба. Переступив порог храма, опускаюсь на колени и ухожу в миры, которые не описать… Господи, прости всем нам грехи наши, вольные и невольные…



Дальнейшее знакомство с городом приводит к изящному пятиэтажному корпусу, облицованному мозаичной керамикой, со знакомой вывеской у входа. Родной НИИ встречает легким недоумением. Разговор с директором протекает в духе рекламного ролика: «Ты где был? - Пиво пил»... За время моего отсутствия отдел перспективных исследований расформировали, всех наших ребят уволили. Предлагают прийти через пару месяцев. Открывается новый грант, понадобятся исполнители. Ладно, хорошо хоть так. Нащупываю в кармане небольшой сверток с крупными ювелирными алмазами, подаренными на прощанье Янгом. Алмазы разложены на четыре равные кучки и хорошо упакованы. Думаю, что если загнать барыге один камушек из своей доли, хватит надолго. Теперь надо разыскать ребят. Свободное время есть.

Приемная, отделанная мореным дубом. Стаса не видно – похоже, пропускной режим стал либеральнее. «Вам назначено?» – спрашивает молоденькая длинноногая секретарша (опять новая - откуда только у нашего злодея такие красотки берутся?). «Назначено и еще раз назначено». Вламываюсь в кабинет, не обращая внимания на возмущенные крики девушки. За знакомым столом сидит Баклажан.

Кажется, прошло всего несколько дней, как мы расстались на Иэре. Но Баклажан уже снова успел набрать директорский жирок, изрядно израсходованный в последних походах. На лице его сменяется гамма чувств: от досады и недовольства до изумления и радости.

- Привет, ты откуда? Какими судьбами? Вид потрепанный, но живой. Неужели опять в горы?
- Бери выше. И не «в», а «из». Вчера вернулся.
- Где был?
- Там же, где и ты.
- То есть?
- Ну, на Иэре.
- Это где?
- В параллельном мире. Неужели не помнишь?
- О чем надо помнить? Какая такая «Эра»? Ты что, как всегда в очередную авантюру влез? Так говори начистоту. А то темнишь, словно опять йети встретил, как на тех наших сборах…
- Знаешь, давай чаю выпьем, а может, и покрепче чего? Многое хочу тебе рассказать и еще больше спросить.
- No problem!

Баклажан давит на кнопку. Немедленно появляется давешняя секретарша с небольшим китайским подносом, уставленным яствами. Среди прочего особо обращаю внимание на красную икру, которой не ел по меньшей мере лет сто, и элитный коньяк.

- Ну, ты и девок находишь. Талант, одобряю. А Стас работает?
- Да, он сейчас моим заместителем по маркетингу, в столицу поехал. Арбитражный суд на носу. В офисе недавно госслужбы кое-какие побывали, разгромили все. Вот, восстанавливаю справедливость.
- Значит, все вернулось на круги своя. Семья как?
- Семьи больше нет. Развелся.
- Ты что, спятил?
- Слишком редко дома бываю. Помнишь, у Высоцкого?

«Я им всем доказал, «who is who»,
Жаль, жена подложила сюрприз –
Пока я был на самом верху,
Она с кем-то спустилася вниз…»

- Тяжко это. А с Ириной что?
- Что может быть с Ириной? Наверное, все эти годы так и живет в столице… Я с ней давно не поддерживаю контакты, так что подробной информацией не располагаю.
- Как, разве недавно ты не отвозил ее в клинику?

Баклажан мучительно вспоминает, видно, что это дается ему нелегко. Потом неуверенно произносит:

- Да, что-то было. Думаю, лет пять назад. Иринка приехала на день, кажется, тебя искала, и вдруг ей стало плохо. Хорошо, как раз Коля тут объявился, вдвоем мы ее и вытаскивали с того света. Впрочем, не помню. Как будто все это было и не было. Прости, помрачение какое-то нашло…
- Вытащили?
- Что? Да, с трудом. Но вот куда она потом делась, не знаю.
- А Колька?
- Так и живет на своей фазенде. Детей, кажется, уже чуть не десяток…

Пытаюсь рассказать о наших последних приключениях. К изумлению, получаю жесткий отпор. Нет этого, не было и никогда не будет – все мои выдумки и фантазии. Если хочу втянуть его в какую-то авантюру, то сначала должен рассказать все по правде. Разгадывать ребусы у него времени нет. Надо писать годовой отчет и проверять смету на реконструкцию колбасного цеха.

- Ладненько. Тут тебе презент, поможет поднять производство. Только будь осторожен, не мне тебя учить.
- Что это?
- Твоя доля от наших трудов. Откроешь после, времени нет на объяснения.

Поговорив еще немного обо всем и ни о чем, откланиваюсь. Что ж, все идет как по-писанному. И Янг, и Великий Йети предупреждали. Но ведь должен быть на всей планете хотя бы один человек, который ничего не забыл?

Всего ночь езды скорым поездом да два часа на попутном грузовике, и я на месте. Знакомая казачья станица в окружении плодородных полей. Добротный двухэтажный дом из красного кирпича. И, как в старые добрые времена, Коля с очаровательной Натали. Благословенная Колина рододендроновка давно закончилась, так что пьем «Желтого цыпленка», а закусываем брынзой и ветчиной домашнего копчения.

- Как здорово, что ты приехал! Вот видишь, как мы здесь живем. Наверное, тебе, как городскому жителю, и не снилось. Трудновато, земля все-таки. Но ничего, упираемся, тянем лямку.
- Слушай, Колька. Ты когда последний раз в горах был?
- Да с тобой же, на сборах в Приэльбрусье. Как повидали йети. Потом уж больше не выбирался. Вот скажи, с кем? К вам просто так не съездишь – хозяйство оставлять нельзя, да еще женушка дорогая держит в ежовых рукавицах. За что (в сторону супруги) ее и обожаю…

Натали смотрит подозрительно: вдруг начну подписывать ее единственного на очередную авантюру? У меня вовсе нет таких планов, улыбаюсь ей понимающе и продолжаю разговор обо всем и ни о чем. Все ясно – Колька тоже ничего не помнит. Иначе он бы меня не так встретил! Разве что несколько наводящих вопросов?

- Коля, а об Ирине слышал что-нибудь? Куда она исчезла?
- Понятия не имею. Последний раз видел ее много лет назад, когда приезжал к Баклажану. Года четыре назад. А может, пять… Как раз с ней казус приключился, попала в неотложку, врачи диагноз поставить не могли. Внутреннее кровотечение в верхушку легкого, как от сильного удара. Что самое интересное, снаружи ни раны, ни синяка. Профессор, когда оперировал, совсем обалдел, за всю практику такого не видел. Ну, ничего, спасли Иришку...
- А дальше?
- Уехала к себе. Я ее провожал. Сказала, что ждет тебя из какой-то экспедиции…
- Ну, вот я и вернулся. Из экспедиции.
- Да ты что? Что ж молчишь? Рассказывай.

Рассказываю долго, в цветах и красках. Коля становится все мрачнее и задумчивей. Потом выносит вердикт.

- Знаешь, я до мельчайших подробностей помню все переделки, в каких довелось с тобой побывать. Йети мы тогда на леднике видели, и Лешка нас чуть не прибил. Было, все было, из песни слов не выкинешь. Но остальное, что ты рассказываешь – это же просто бред какой-то. Давай представим, что я спятил и все забыл. Так ведь все годы, как от городской жизни сбежал, я из этой дыры больше чем на неделю не вылазил. Вот, Натали может подтвердить, дети и еще куча людей. Что ж, по-твоему, у них у всех крыши поехали? Не логичнее думать, что это ты со своими психологическими опытами дошел до ручки, так что все это тебе привиделось или приснилось?

Достаю фотографию, где мы все вместе с Янгом позируем на фоне бунгало. Коля внимательно ее рассматривает и говорит:

- Ничего не понимаю. Не было этого. Либо ты меня разыгрываешь, либо здесь что-то совсем невообразимое. Может, ты по тем мирам ходил с другими людьми, не с нами? Ведь при таком раскладе там могли существовать и наши двойники…
- Ты еще скажи, что я – это не я, а инопланетянин…

Коля озабоченно меня рассматривает и размышляет непривычно долго; потом решает проблему радикально:

- Да ну их, эти заморочки. Ты у меня в гостях, все в порядке, ни о чем больше говорить не хочу. И тебе не советую.
- Ты еще, как Баклажан, предложи выпить водочки и закусить. И добавь, что это хорошо прочищает мозги…
- А почему нет? Оставайся на недельку, отдохни, приди в себя. Потом разберемся, «who is who»...
- Прости, Колька, не могу остаться. Беспокоюсь за Ирину, отдых будет не в радость. Должен я ее увидеть как можно скорей.
- До завтра хоть останешься?
- До завтра останусь. Еще просьба – оставлю тебе свой груз. Так ты сохрани его, это отчеты экспедиции. Лучше так в контейнерах и прикопай где-нибудь. Жив буду - вернусь, заберу. А нет, используй по своему усмотрению. И еще – вот здесь кое-какие ценности, это твоя доля. Может, удастся поднять хозяйство, создать новые рабочие места, дать детям образование. Или наукой займешься, наконец? Помнишь, как мы мечтали, чтоб презренный металл по жизни не тормозил? Потом откроешь. Только будь осторожен, не подставляйся.
- Заметано. Хотя, все равно я ничего и не понимаю…
- Как-нибудь после расскажу. А пока считай, что произошло чудо… Не ошибешься – поистине, это так!

Глава 12. Великий Йети

Странную картину представила наша группа, собравшаяся часа через полтора на лесной поляне: несколько едва живых гуманоидов в изодранных одеждах, и среди них – ковыляющий на четырех лапах йети с подпаленной шкурой… Пересчитав друг друга и убедившись, что все целы, в очередной раз изумляемся невероятному спасенью. Огонь погас. Корзина застряла между двумя стволами молодых сосен, которые смягчили удар. А дальше – гибкий кустарник, сыгравший роль батута, лужайка с мягкой травой.

Перевязываю Янгу бок, мысля при этом: «И всегда вы, хрен вас побери, так летаете?» Он обескуражен и не пытается скрыть этого. «Ничего не понимаю… Похоже, вы своими действиями вызвали возмущение каузального плана Иэры, и теперь планета стремится убрать вас, чтобы вернуться к равновесному состоянию… По крайней мере, еще ни в одном полете со мной подобного не случалось». «Ну и ладно, впредь будем осторожнее. Полетим ниже и намного медленнее». Баклажан, помогая Ирочке устроиться на огромном стволе поваленного дерева и укрывая ее плечи своей ветровкой, бормочет по обыкновению что-то ехидное.

«Корабль посадил я, как собственный зад,
Слегка покривив отражатель.
Я крикнул по тау-китянски: «Виват»,
Что значит по-нашему «Здрасте»…

А после я крикнул им «Что же вы, мол!…»
И кибернетический гид мой
Настолько дословно меня перевел,
Что мне за себя стало стыдно…

Но Тау-киты – такие скоты!
Наверно, успели нажраться -
То явятся, то растворятся…»

Говорю: «Ты это о ком, Баклажан? Смотри, Янг сейчас тебе такое помыслит… Кстати, Янг. Много нам еще осталось до резиденции Великого Йети?» Сразу же приходит ментальный ответ: «Вот за этим лесом, часов восемь ходьбы». «Может, лучше пешком пойдем?» «Давай, - отвечает Янг. - Я все равно не смогу медитировать в таком состоянии, да и корзина ваша намертво застряла…»

Собрав разбросанное по поляне снаряжение, разыскав контейнер с отчетами и прикопав под елкой бесполезный нуль-передатчик (тащить его уже нет никакой возможности), собираемся в путь. Перекинувшись несколькими словами с Ирочкой и коснувшись ее руки, вижу, что дело плохо. Она же на грани обморока! Лицо бледное, руки холодные, сознание ускользает от нас в неведомые миры…

Ребята сразу все поняли. Готовим импровизированные носилки из двух веток подходящей длины и пары курток. Коля мыслит: «Вот хрен, мужики называется, единственную девушку не можем сберечь! Все время ей достается. Позор». Отвечаю, тоже мысленно: «Не расслабляйся. Похоже, это только начало. Время открутки заканчивается, второй месяц прошел. На Землю ее надо, немедленно». Тут же, не теряя ни минуты, отправляемся. Переход длится всю ночь. Только когда погасли последние звезды, и на востоке невиданными красками расцвело удивительное светило Иэры, мы вошли в зону причудливого каменного хаоса, напоминающего развалины города.

«Ну вот, пришли» - мыслит Янг. «Позволь, а где же резиденция?» «Здесь, вот на той площадке. Располагайтесь, отдыхайте. А я пока свяжусь с Боссом». Расспросив Янга подробнее, выясняю, что Великий Йети большую часть времени пребывает на Земле, в Небесных Горах, а сюда является, когда возникает необходимость. И то чаще всего не во плоти, а в астральной проекции. Развалины - остатки города, построенного невообразимо древней цивилизацией еще до появления в этих краях йети, являются «точкой сборки сознания», а проще, местом аудиенции.

Только сейчас обнаруживаю, что правая нога распухла и сильно болит. Не знаю уж, что случилось; наверное, зашиб при вчерашнем падении с небес. Ковыляю к назначенному месту. В это время Янг мастерит для нас своими мыслями новое бунгало (точная копия прежнего), а ребята устраивают в нем Ирочку и готовят ужин.



В середине и по краям площадки расположились массивные каменные грибы, образующие странную композицию, напоминающую знаменитый Стоунхейдж. Доковыляв до центральной части, обнаруживаю аккуратную травяную циновку и усаживаюсь на ней в позу для медитации, с трудом подвернув больную ногу. Наверное, Янг успел наладить связь, так как все окружающее мгновенно исчезает. Остается недоумение и странное чувство, что я - маленький угловатый подросток, впервые ощутивший романтику и азарт дальних дорог.

Под роскошным балдахином в кресле, отделанном слоновой костью, сидит существо, которое йети никак не назовешь. Скромная, лишенная украшений одежда, напоминающая земное кимоно. Гладкая светлая кожа, шерсти нет и в помине; внимательные лучистые глаза. Весь облик Великого Йети вызывает симпатию, ощущение радости и чистоты, как будто он уже самим присутствием снимает боль, уничтожает горе, решает безнадежные проблемы. Губы неподвижны, но где-то в глубине моего черепа начинает звучать мелодичный голос.

- Подойди ближе, мой мальчик!»
- Как странно. Ты совсем не похож на йети, не такой, как они. Конечно, если твой облик – не иллюзия. Скажи, кто ты?
- Зови меня Рэй. Я действительно не из их породы, но моя должность так же тесно связана с их миром, как и с твоим. Я – Хранитель Кармы.
- Что это значит?
- Слежу за соблюдением Великого Закона Справедливости.
- Кто устанавливает Закон?
- Никто. Закон возник в момент сотворения Вселенной Единым. И пребудет до конца времен.
- Мне кажется, ты плохо работаешь. Посмотри, сколько несчастных в нашем мире. Мало того, страдают самые добрые, любящие, человечные. Это, по-твоему, справедливость?
- Ты смотришь с позиции своей текущей жизни, здесь и сейчас. На самом деле любая несправедливость – иллюзия.
- Даже когда страдают невинные?
- Откуда ты знаешь, какими они были в прошлых инкарнациях? К тому же, я никого не наказываю. Каждая душа сама выбирает место и время воплощения, чтобы отдать старые долги и продолжить совершенствование. Я слежу за тем, чтобы этому процессу не помешали случайности. Пойми, у Природы нет злого умысла. Она сотворена Единым с помощью Великой Любви и только ею управляется.
- Но почему всегда страдают чуткие, возвышенные души?
- Ответ в самом вопросе. Как могут страдать грубые и бесчувственные? Но они только в начале пути и когда-нибудь тоже достигнут этого уровня…
- А как же Великий Закон Справедливости?
- Это Любовь, другого Закона не дано. Если бы Единый судил вас по законам человеческой справедливости, он должен был бы немедленно всех испепелить, воздав за зло, которое вы сообща накрутили. Он не делает этого потому, что судит вас по Любви. Лишь поэтому мир существует, и еще долго будет существовать…
- Ладно, ты меня почти убедил. А можно вопрос на засыпку?
- Спрашивай.
- Почему Янг сказал, что ты можешь вернуть Ирину домой? Разве это компетенция Хранителя Кармы?
- Что ты знаешь о моей компетенции? Могу, но не совсем так, как ты предполагаешь.
- Что это значит?
- Я могу открыть канал перехода и какое-то время его удерживать. Но с отправкой ее на Землю тебе придется потрудиться самому. Я из-за уже известной тебе разницы в наших резонансных частотах большего сделать не в состоянии.
- А я-то смогу? Это же что-то сверхъестественное! Каким образом?
- Разве ты еще не понял, что все проблемы решаются с помощью медитации? При условии правильного мышления.
- У меня оно правильное?
- Нет. Вижу в твоем мышлении серьезную ошибку, которая сводит на нет все усилия. Ты абсолютизируешь любовь земную, забывая, что это частичка Божественной Любви. Поэтому последнее время тебя преследуют неудачи. Это относится и к переправке Ирины в ваш мир.
- Шутишь?
- Серьезно.
- Если так, расскажи, как надо мыслить. У меня нет права на ошибку.
- Хорошо. Ты можешь выполнить свою задачу, если достигнешь полного бесстрастия. Никакие эмоции не должны отвлекать, присутствовать при переходе.
- Как, разлюбить Ирину?
- Я не сказал «разлюбить». Я сказал: вообще никаких эмоций! Ни привязанности, ни дружеского участия, ни желания прикоснуться, ни радости - ничего. Спокойствие и бесстрастность.
- Что будет, если я попытаюсь переместить ее, не добившись такого состояния?
- В лучшем случае ничего не выйдет. В худшем - закинешь Ирину в любую точку пространственно-временного континуума. Разумеется, шансов, что это будет Земля, да еще и ваша эпоха, практически нет.
- Как достичь бесстрастия?
- Об этом не беспокойся. Завтра к утру будешь готов. Я с тобой поработаю.
- А если откажусь?
- Тогда ты ее потеряешь. Открутка времени закончится, ситуация зафиксируется в каузальном плане и уже никто не сможет помочь.
- Что произойдет с ней в нашем мире? Можешь посмотреть будущее?
- Ее спасут, она родит и вырастит сына. Обо всем происшедшем здесь забудет навсегда.
- Почему навсегда, если открутка скоро закончится?
- Ты забываешь об относительности времени. Пока ваши темпоральные поля уравняются, в ее жизни столько всего произойдет… Все приключения покажутся маленьким и не слишком важным эпизодом. Потому она и не вспомнит. Не будет у нее желания вспоминать.
- Хорошо, согласен. Только помоги вытащить вместе с ней ребят. Ведь одна она в таком состоянии не доберется до неотложки… И потом, надо присмотреть за врачами, чтобы сделали все, как положено… Знаю я наш мир.
- Ребята могут уйти с ней, если захотят. Кстати, контору Алекса закрыли вместе с программой «Йети». Вас уже давно никто не ищет.
- Что, совсем закрыли?
- Почему тебя это удивляет? Работать у них стало некому и негде, да и политическая ситуация изменилась...
- Ну и хрен с ними. Дай мне последний раз увидеть Ирину. Всего один раз. И начнем медитацию…

- Привет, Иришка! Как наши дела?
- Не знаю. Грустно мне. Ты совсем не бываешь рядом, почти не разговариваешь. Забыл меня.
- О чем ты говоришь! Не забыл и никогда не забуду. Но ты же понимаешь, какой в эти дни напряженный момент. Тебя нужно срочно доставить на Землю, вот этим я сейчас и занимаюсь.
- Я не осуждаю тебя. Конечно, я теперь некрасивая, безобразная… И больше тебе не интересна…
- Иришка, ну не говори так, не обижай меня. Ты – самая лучшая и самая красивая. Ты поправишься, все будет хорошо. Только вот что… не знаю, как сказать. В общем, нам придется возвращаться поодиночке. Сначала ты, потом я. И мир, в который мы вернемся, может быть совсем другим, не тем, из которого ушли. Все может измениться – и работа, и города, и друзья, и мы сами… Так вот, моя мечта - чтобы в этом чужом мире оставался маленький маячок, который не погасить. Чтобы среди зыбкого, непостоянного мы смогли вспомнить и найти друг друга. Постарайся, пожалуйста. Я тоже сделаю все, что смогу, даже больше. Приеду, совсем скоро, чтобы уже никогда с тобой не расставаться. Верь мне, как можешь верить только ты.
- Хорошо, - грустно улыбается Ирочка. – Постараюсь.
- А теперь постарайся уснуть, моя хорошая. Завтра у нас обоих тяжелый день.



Хмурое утро, непонятно, к какому времени года относящееся. Природа грустит. Ребята сидят на стволе дерева, поваленного недавней бурей (похоже, начинается местная зима). Ирочка в центре, Коля и Баклажан ее поддерживают (за ночь ей стало значительно хуже). Сижу на пеньке чуть поодаль, до предела погрузившись в Мировое Поле и пытаясь войти в контакт с Рэем. Слышится его негромкий голос, начинающий обратный отсчет секунд. До времени Х остается меньше, меньше… Ноль!

В сознании разливается пронзительный гул, напоминающий гудение высоковольтной подстанции, но с иной тональностью «Аааа-оооо-уууу-мммм….» Чувствую, что тело начинает вибрировать и содрогаться, но не придаю этому значения, так как перед глазами проявляются куда как более интересные образы. Откуда-то из-за моего затылка вырывается тонкий луч света, уходящий в облака и дальше, дальше, к самым далеким звездам и галактикам. Мгновенье, он становится толще и осязаемей. Похоже, это и не луч вовсе, а долгожданный канал перехода. Сразу приходит подтверждение – луч становится похожим на тоннель, такой широкий, что автомобиль проедет, и упирающийся где-то в невообразимом пространстве в голубое пятнышко далекой звезды. Приближаю цель с помощью ментального телескопа. Так и есть – Земля, Родина, колыбель человечества! Не тратя времени даром, быстренько воображаю вагон канатной дороги, какие встречаются на курортах Кавказа. Помещаю туда нашу команду, усаживаю всех как положено. Кресла кожаные, мягкие, чтобы было удобно в далеком пути. Ирочка полулежит на руках ребят – лицо бледное, глаза закрыты. Даже отсюда вижу, как ей плохо. Скорее домой, и в клинику! Задраиваю двери вагончика (дав установку, чтобы на конечной станции – окраина села Коломенского, наше время - они открылись автоматически) и легким усилием, как облачко, запускаю нелепый сей экипаж в канал. Вагон сразу развивает невероятную скорость, с трудом успеваю отслеживать его движение по меняющемуся цвету тоннеля и подталкивать легкими ментальными посылами. Толкаю дальше, еще дальше… Перед глазами вспыхивает надпись: «ПЕРЕХОД ЗАВЕРШЕН». Пытаюсь рассмотреть результат, но канал гаснет; наступает теплая, вязкая темнота.

- Ну, вот и все, - звучит в голове спокойный голос Рэя. – Я выполнил обещание, твои ребята на Земле. Все будут живы и здоровы.
- А я? Мне что делать?
- Об этом позаботься сам. Теперь ты один, открывать для тебя канал и подталкивать сзади некому. Готовься к самостоятельному путешествию. Спроси Янга, он расскажет о технике и поможет в тренировках.
- Сколько времени это займет? Разве я не отправлюсь сразу вслед за ними?

Последние вопросы остаются без ответа. Проекция Рэя в моем воображении (а может, и сам Рэй) расплывается и уходит, всем видом показывая, что и так сказано слишком много. Открываю глаза. Площадка, где сидели на бревне ребята, пуста. Нет никого. Да и откуда им здесь взяться, если сейчас они идут от села Коломенского к одноименной станции метро?

Появившийся как из-под земли Янг на вопрос о тренировках сообщает, что результат полностью зависит от моих способностей и усидчивости. «Сила мысли растет в геометрической прогрессии к времени ее удерживания на избранном предмете». Практически же, изучив мой психотип, он полагает, что достижение необходимой силы может потребовать от трех до пяти лет… При условии ежедневных тренировок. На мой мысленный выпад: «Что??? Так какого же хрена (яркие земные образы в стиле bad) ты стоишь? Давай заниматься» - обижается и мыслит, что придет завтра, когда я возьму себя в руки и смогу полноценно сосредоточиваться… Не попрощавшись, уходит, расстроенный, вместе со своей свитой.

Какой я глупец - обидел Янга в ответ на искреннюю дружбу и желание помочь... Всем от меня одно расстройство. Вот, остался один. Нет ни Ирины, ни Баклажана, ни Коленьки… Придя в наше осиротевшее бунгало, впервые в жизни в одиночку пью спирт, закусывая вялеными грибочками Янга, и смахивая со щек липкую муть. А потом беру никому уже не нужную гитару.

"Когда я вернусь…
Ты не смейся, не смейся, когда я вернусь,
Когда пробегу,
Не касаясь земли, по февральскому снегу,
По еле заметному следу –
К теплу и ночлегу –
И, вздрогнув от счастья,
На птичий твой зов оглянусь, -
Когда я вернусь…

Когда я вернусь,
Я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим
Не властно соперничать небо,
Где ладана запах,
Как запах приютского хлеба,
Заполнит меня,
И заплещется в сердце моем…
Когда я вернусь…

Когда я вернусь,
Запоют в феврале соловьи,
Тот старый мотив –
Тот давнишний, забытый, запетый.
И я упаду,
Побежденный своею победой,
И ткнусь головою,
Как в пристань, в колени твои!
Когда я вернусь.
А когда я вернусь?!"

Глава 11. Эвакуация

 Странная работа развернулась на полянке перед бунгало с первыми лучами восходящего солнца. Пока Ирочка готовит завтрак, вдвоем с Колей ножами вырезаем в роще стволики молодых деревьев, там, где они растут слишком густо и мешают друг другу. Выбираем надломленные тропическими тайфунами, расщепленные молниями, поврежденные вредителями экземпляры. Янг внимательно следит за нашими действиями и мыслит не очень хорошо. Приходится убеждать его в отсутствии в наших действиях криминала. Действительно, оставшиеся здоровые и крепкие деревья будут расти гораздо лучше. На Земле это называют «плановая расчистка и оздоровление леса».

 Добытую древесину, а также срезанные неподалеку куски лиан перетаскиваем на поляну, где Баклажан уже очищает стволы от коры и веток и вяжет какое-то сооружение, напоминающее огромную корзину со скошенным навесом, отдаленно смахивающим на лобовую броню БМП. Вот уже строительного материала достаточно, все мы начинаем ему помогать…

 Накануне, выяснив, что открыть шлюз на Землю может только Великий Йети, сразу же запросил аудиенцию, используя Янга в качестве посредника. Сработала давняя привычка решать на месте то, что можно решить, а относительно вопросов стратегических обращаться к самому высокому начальству, через голову секретарей и клерков. Как оказалось, инстинкт и в этот раз не подвел.

Через пару минут ментальной связи Янг сообщает, что Великий Йети примет нас через двое суток в своей резиденции, и что к встрече надо хорошо подготовиться. Спрашиваю, в чем заключается подготовка. Следует ответ: надо вовремя туда попасть. Оказалось, резиденция находится почти в тысяче километров от нашего поселка. На пути - реки, болота, леса, безводные степи…

Пока мои мысли бродят в области воздушных шаров и параглайдингов, сознавая, что все это безнадежно, мы ну просто никак не успеем, Янг предлагает применить особый способ передвижения по воздуху, которым йети пользуются в самых важных случаях. На вопрос о способе полета перед глазами плывут ментальные образы различных предметов, которые никак нельзя назвать летательными аппаратами. Однако они летают! Табуретки, рюкзаки, примус «Шмель», ботинок Баклажана с развевающимися шнурками… Повторяю вопрос с максимальной настойчивостью, все без толку. Разобраться удалось лишь тогда, когда Янг перешел на нормальную человеческую речь. Оказалось, это местная разновидность левитации. Тот самый метод, которым пользовались жрецы Древнего Египта при постройке своих гигантских пирамид. Рабов у фараона было мало, так что блоки для пирамид вытесывали вольные крестьяне, нанимавшиеся к нему в промежутках между сезонами сельскохозяйственных работ. Дальнейшее происходило в строжайшей тайне. Верховный жрец медитировал над каменной глыбой, которая под действием его мыслей взлетала в воздух и переносилась из карьера в отведенное место… Вот так мне представилась эта картина по данным многочисленной земной литературы. В нашем случае функцию жреца берется выполнить Янг, а переносить он будет самого себя и нас в придачу.

Прокричав три раза «Ура!» и попытавшись (безуспешно) качать Янга, обсуждаем практическую сторону дела. Путешествовать на шее у йети мы как-то не приучены и, чтобы уверенно чувствовать себя в полете, нуждаемся в каком-нибудь подобии летательного аппарата. Баклажан предлагает изготовить гондолу с бортами, скамеечками и навесом для защиты от ветра, так как скорость перемещения предполагается не меньше 100 километров в час. Идея всем понравилась; тотчас начали совместными усилиями претворять ее в жизнь. Увидев законченное и перетащенное вплотную к бунгало сооружение, даже Янг восхитился, помыслив, что подобного он еще не видел. Если говорить честно, я тоже.

Однако сейчас не до сантиментов. Времени мало; наспех перекусываем, собираем рюкзаки и тщательно осматриваем бунгало: не забыто ли что-нибудь? Вряд ли придется когда-нибудь снова увидеть эти места, которые уже стали для нас родными. Основную часть груза составляет коллекция, гербарии, нуль-передатчик (пользы от него нет, а выбрасывать жалко). Множество записных книжек, кассет и компакт-дисков с отчетами об экспедиции. Да, еще контейнер с походной лабораторией.

«Ну что, присядем на дорожку?» – предлагает Ирочка. Садимся на ступеньках у входа в бунгало, Янг в центре, мы все – вокруг него; один из йети снимает нас цифровой камерой. Сегодня все грустные и молчаливые, так что гитара незаметно оказывается в полном моем распоряжении.

 -         Слушай, Янг, давно хочу спросить. Как ты сбил вертолет тогда, над Снежным Болотом? Без пушек и пулеметов. У вас что, тоже есть психотронное оружие?

 -         Я не сбивал. Только обездвижил пилота на пару секунд. Ты осуждаешь? А сам что сделал во время последнего боя, когда пошел в шлюз? Не то же самое?

 -         Это было необходимо.

 -         И то – тоже. Пилот уже держал пальцы на гашетке, чтобы расстрелять вас. Живым хотели взять только меня. А потом вертолет потерял управление и упал… Я не хотел этого.

 -         Да уж… так вышло. Но все-таки, совесть тебя не мучит? Убил ведь живое существо. Хоть и не своей породы, но все равно нарушил мировую гармонию…

 -         Совесть нас вообще не мучит. Совесть – это общение с Творцом, а оно у нас происходит непрерывно с рождения до самого ухода; это не может мучить. Наоборот, доставляет невыразимое наслаждение. Вы же очень часто подменяете понятие «совесть» своими измышлениями и предрассудками, а потом тычетесь, как слепые котята, не зная, где добро, а где зло…

 -         А ты знаешь?

 -         Да. И то, и другое относительно. То, что является добром в одном мире, может быть ужасным злом в другом. Так же и в пределах одного мира, для разных категорий живых и неживых существ. А еще – для одного живого существа на разных отрезках его мировой линии…

 -         Но есть все же общие критерии, через которые никому нельзя переступать.

-         Да, есть. Они записаны в большинстве священных книг вашего мира…

 -         Записаны. Но ты не знаешь, как представители разных религиозных концессий морят, режут, сжигают, расстреливают друг друга ради выяснения вопроса, кто из них правильнее молится Творцу, а также какой народ ему более угоден. Попутно насилуют женщин, убивают детей… А то еще занимаются скрытым геноцидом вроде распространения наркотиков, проституции, сатанинских культов… Ты когда-нибудь видел такую гадость в сочетании с показной набожностью? Я вот видел. К сожалению.

 -         От глупости нигде не спрячешься. То, о чем говоришь, есть результат обособления человеком себя от остального мира. Ваши народы хотят построить светлое будущее каждый для себя, а каждый индивидуум – в своей отдельно взятой пещере. Никому нет дела до остальных, тем более до планеты. А кто не согласен с общим мнением, того на мыло… такая, кажется, у вас поговорка.

 -         Знаешь, когда я однажды задумался об этом, так тошно стало, что выплеснулись стихи.  Вот послушай.

-         А вы разве не обособляетесь друг от друга? Стадность – тоже не выход.

-         Мы соблюдаем серединный путь. Ты знаешь, что это такое. Но ваша цивилизация его отвергает, потому и происходят у вас ужасные катаклизмы.

-         У нас не одна цивилизация, а несколько. Причем, только одна из них отвергает серединный путь. К несчастью, именно она оказалась самой мощной и агрессивной и подмяла под себя остальные. Ее власть основана на накоплении материальных богатств преступными методами, на монополизации знаний и навязывании всему миру своих культурных ценностей. Поистине, это поклонение Ваалу с человеческими жертвоприношениями… Вот, теперь по этой цивилизации судят о нравах землян, хотя у большинства земных народов «золотой телец» в печенках сидит…

-         Как можно монополизировать знания? Ведь они разлиты в пространстве, бери – не хочу.

-         Мы не умеем извлекать знания из пространства. Наше обучение зиждется на передаче устных и письменных знаний от учителя ученику, либо на чтении книг…

-         Какая нелепость! Ведь вам всю жизнь приходится учиться. А мы учим детей технике медитации, с помощью которой они получают любые знания самостоятельно (разумеется, из тех слоев пространства, которые им разрешено посещать).

-         Да уж, нелепостей хватает. А главное зло - развитие техники у нас идет впереди развития этики и морали.

-         Это действительно ужасно. Для чего вам техника и богатства, если души свои не бережете?

-         Сейчас у нас происходят большие перемены. И в позитивную, и в негативную сторону. Как думаешь, что возобладает? Я не охаиваю свой мир и очень его люблю, но со многим в нем не согласен. А как добиться изменения к лучшему, не знаю. У нас даже пословица есть: «Хотели как лучше, а вышло как всегда…»

-         Ответы есть в твоей памяти. Вспомни слова мудреца: «Начни изменять мир с самого себя». И еще: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Что скажешь?

-         Я думал об этом. К сожалению, и самого себя не умею изменять. Для чего вся книжная мудрость, если не пользоваться ею по жизни?

-         Об этом не беспокойся. Совсем скоро получишь возможность совершенствоваться. Больше того, у тебя просто не будет выбора, кроме как заняться этим…

-         Ну, заинтриговал. Поясни.

-         Великий Йети расскажет.

-         Тогда прибавь хода, а то вдруг не успеем с ним все обсудить…

Янг прибавляет, только луга и рощи внизу мелькают. Вот уже за интересными разговорами время перевалило за полдень, вот уже и светило местное клонится к западу… А на нашем пути неожиданно встают горы. Первый раз за время пребывания на Иэре вижу что-то подобное. Красивые, настоящие, с глубокими зелеными долинами, лазурными блюдечками озер, неприступными вершинами, закованными в сверкающую броню ледников… Здорово как! Жаль все-таки, не успели мы провести топосъемку местности. Вот был бы рай для туристов!

Янг легким движением мысли поднимает гондолу выше, чтобы не врезаться в верхушку горы. Сразу становится ясно: здесь, вверху, что-то не так. Сильная болтанка, марево, как в парной бане; странное, похожее на электрическое, шипенье и потрескивание… Летим между двух облаков (одно сверху, другое снизу), в промежутке, подсвеченном лучами солнца в розовые и багровые тона… Внезапно все погружается в густой бурый туман, становится темно. Болтанка усиливается, делается невыносимой, как в сильнейший шторм. Сознание пронзает мысль: влетели в грозовое облако! Что делать? Янг сосредоточенно мыслит и продолжает полет, но по всему видно, что держится он из последних сил. Корзина вздрагивает от напряжения, порывы ледяного ветра чуть не сдувают нас вниз. Сидим, стуча зубами от холода, вцепившись в брусья, которые прочно скрепил лианами мудрый Баклажан. Мыслю Янгу: снижайся понемногу, здесь нельзя летать! Он дает короткий посыл, что понял, и наклоняет гондолу носом немного вниз. Тут-то все и началось!

Ослепительная вспышка молнии, резкий толчок, какие-то щепки, запах паленой шерсти… Оглушенный Янг валится на дно корзины, пока мы гасим руками, куртками, ветровками его тлеющую шкуру. Гондола падает, выписывая пируэты и оставляя за собой дымный шлейф; ветер свистит в ушах. Все, долетались… Мощная лапа Янга свободно парит в невесомости рядом со мной. Хватаюсь за нее. Лихорадочно ищу точку жизни, нахожу, втыкаю в нее острый кончик ножа… Янг дико ревет от боли и приходит в себя. Еще пара секунд, он привычно уходит в медитацию и восстанавливает управление. Поздно! Земля уже рядом; отчетливо вижу верхушки деревьев, бегущие назад, сливаясь в сплошную зеленую полосу. Янг напрягается, последним усилием выравнивая нашу утлую ладью. Удар! Все смешалось вокруг, и мы посыпались наружу, как семечки из бешеного огурца… 

(Окончание главы 10)

Янг появляется немедленно, как будто все это время был на связи и ждал сигнал. Объясняю суть проблемы. Ответ получаю неожиданный и удручающий.

-         Зачем вам уходить? Вам здесь плохо? Мы вас обидели?

-         Нет, что ты! Мир Иэры прекрасен, а гостеприимство йети не знает границ…

-         Так оставайтесь с нами навсегда! Мы будем очень рады.

-         Спасибо тебе, Янг. Но подумай сам, ведь там наш дом, наша родина.  Пусть израненная, пусть жестокая, но она одна, и навсегда останется родиной. Это единственное место во Вселенной, где мы можем быть счастливы.

-         Ты преувеличиваешь. Разве не твое племя веками открывало и заселяло неведомые земли, основывало колонии? Потом эти земли становились их домом и новой родиной…

-         Все так, но Иэра не сможет стать нашим домом. Мы мыслим и действуем слишком жестко, грубо, по земному. Не умеем иначе и когда еще научимся? Твой мир настолько хрупок, что можем, сами того не желая, его погубить - одними неправильными мыслями. Что вы тогда будете делать? А для пребывания на Земле у меня есть и более веская причина – задраить шлюзы с нашей стороны так, чтобы никто больше их не открыл. Иначе вторжение повторится, это только вопрос времени. Что касается текущих проблем, здесь и сейчас, то в первую очередь надо спасать Ирину, ты же сам знаешь.

-         Все правильно, с позиций твоего виденья. Но на самом деле ваша проблема сложнее. Я бы даже сказал, она безнадежна.

-         Почему?

-         Потому, что мира, из которого вы пришли, больше не существует…

-         Как? Неужели война?

-         Войны нет. Есть результат вашей работы.

-         Какой работы?

-         Открутки времени.

-         При чем здесь это?

-         А как ты думал? Хоть ты и не собирался трогать каузальный план, микроскопические изменения в нем все же произошли. Потому что в старом пространственно-временном континууме Ирочка должна была уйти в Страну Удачной Охоты, а в новом - нет. С Ириной же связаны судьбы множества людей, в том числе ваши. Новый мир, в котором будет жить и творить Ирина, отличается от мира, из которого вы пришли на Иэру, который существовал до открутки. Что-либо изменить теперь не сможет никто, даже Великий Йети. Вот и подумай, как вас примет эта родина? Обнаружите вы там своих друзей или окажетесь в полном одиночестве? Какие законы, какое общество, какие катаклизмы вас подстерегают? Ждет ли вас новый мир? Он может оказаться даже более чужим, чем Иэра. Самое печальное, что заранее этого предсказать нельзя. Уйдете в полную неизвестность. Вот поэтому лучше бы вам остаться… Ты же знаешь, как вы необходимы здесь, чтобы защищать нашу планету. Посты советников Великого Йети вам обеспечены.

-         Прости, Янг, но ты не понимаешь. Не знаю, можешь ли вообще понять. Для тебя все миры - дом родной. Ты намного больше нас видишь и чувствуешь, можешь обмениваться мыслями с жителями других галактик, не только с землянами. Для нас же все не так. Вот хочешь, расскажу тебе удивительную историю. На Земле есть старинный романс, который любят совершенно разные люди, как, например, Ирочка и Баклажан. «Вот мчится тройка почтовая». Я много раз слышал его в детстве и считал не очень удачным любовным романсом. Только недавно узнал, что называется он «Сон русского на чужбине», и написан почти два века назад. Вот послушай.

«Свеча, чуть теплясь, догорала,

Камин дымился, погасал;

Мечта мне что-то напевала,

И сон меня околдовал…

 

Уснул – и вижу я долины

В наряде праздничном весны

И деревенские картины

Заветной русской стороны!..

 

Играет рог, звенят цевницы,

И гонят парни и девицы

Свои стада на влажный луг.

Уж веял, веял теплый дух

 

Весенней жизни и свободы

От долгой и крутой зимы.

И рвутся из своей тюрьмы,

И хлещут с гор кипучи воды.

 

Пловцов брадатых на стругах

Несется с гулом отклик долгий;

И широко гуляет Волга

В крутых тенистых берегах…

 

Поляны муравы одели,

И, вместо пальм и пышных роз,

Густеют молодые ели,

И льется запах от берез!..

 

И мчится тройка удалая

В Казань дорогой столбовой,

И колокольчик – дар Валдая –

Гудит, качаясь под дугой…

 

Младой ямщик бежит с полночи:

Ему сгрустнулося в тиши,

И он запел про ясны очи,

Про очи девицы-души:

 

«Ах, очи, очи голубые!

Вы иссушили молодца!

Зачем, о люди, люди злые,

Зачем разрознили сердца?

 

Теперь я горький сиротина!»

И вдруг махнул по всем по трем…

Но я расстался с милым сном,

И чужеземная картина

 

Сияла пышно предо мной.

Немецкий город… все красиво,

Но я в раздумье молчаливо

Взгрустнул по стороне родной…»

 

-         Чудесный романс. Стараюсь понять тебя, но это так трудно. Вот вы любите родину. Но скажи, какая же сила заставляет вас  бежать от нее, путешествовать, искать новые места, а потом метаться и тосковать по дому? Нет, все-таки, вы беспокойный народ…

-         Давай не будем переходить на личности. У вас тоже есть недостатки, иначе не пришлось бы нам здесь воевать. Ты лучше скажи, как быть с Ирочкой?

Глава 10. Об экспериментах, и не только…

Чудесный теплый вечер, навевающий мысли о самом лучшем в жизни отпуске. Кажется, так мало времени прошло после трагических и захватывающих приключений, а мы уже вместе с Ирочкой сидим вокруг костра, разложенного на полянке подальше от бунгало, и печем на вертелах какие-то вкусные корнеплоды, собранные помощниками Янга. Как ни странно, такая еда отлично утоляет голод, а по калорийности превосходит мясо. Гитара, как в старые добрые времена, идет по кругу. Вот, после исполнения Янгом собственной музыки, которую Коля тут же окрестил «музыкой сфер», сердце замирает от Ирочкиных взглядов, украдкой брошенных в мою сторону, а также от пророческих слов исполняемой ею песни.

Кажется, это был удар ниже пояса - как говорил один из депутатов Думы, «по законодательному органу». Баклажан загрустил и опустил глазки долу. Но уже через минуту приободрился и заявил: «Знаешь, а я не против. Пусть даже сюда нуль-транспортируется. Разумеется, с выпивкой и закуской. Нашей, земной. Надоело уже коренья жевать…»

Повеселевшие ребята отдают мне гитару и начинают с энтузиазмом развивать предложенную мысль. Но мне не радостно. Знаю, что все это - лапша и настоящие трудности только начинается. Во-первых, вернуться без профессора и его аппаратуры мы не можем. Даже не знаем, есть ли такой шанс в принципе. А нынешнее благополучие… Это всего лишь отсрочка на 64 коротких дня. Надо думать, искать решение. Мысли деловые не идут, все представляются перед глазами последние минуты Алекса; от этого хочется выть, забиться куда-нибудь, чтобы никто тебя не видел…

-         Пошли, пройдемся немного.

Отходим в сторону от кампании, чтобы поговорить наедине. Костер почти не виден за пышной зеленью кипарисов, По ночному небу, подсвеченному яркими звездами и фосфоресцирующим покрывалом Млечного Пути, то и дело проносятся тени каких-то крылатых созданий, а тишина прерывается пением цикад.

- Эх, сержант, только ты можешь понять. Как это трудно - убить человека. Все равно, что сломать себя. Ничего не радует, так противно, жить не хочется. Все смешалось, не понимаю уже, зачем мы здесь, ради какой идеи бьемся? Помнишь, как было сказано…

-         Не было. А все равно думаю, мы сделали что-то не так, раз допустили эту бойню. Как Алекс узнал о профессоре? Каким образом получил доступ на Иэру? Как Ирочка оказалась на линии огня? Все наше разгильдяйство. Пацифисты хреновы!

-         Что ты мог сделать? Ирка если что-то решила, выполнит задуманное, хоть ты к ней десять йети приставь. Да еще обидится за ущемление свободы… Она хотела помочь. И не рассчитала. А уж дальше все покатилось по логике событий.

-         Я должен был это предусмотреть. Может, удалось бы все решить бескровно.

-         О чем ты говоришь? При любом другом раскладе нас просто замочили бы как котят, не вступая в бой. С длинной дистанции, из гранатометов. Нас спасло, что они не ожидали сопротивления, да еще Алекс, умом спятивши, не смог организовать засаду… И все равно перевес был на его стороне! Вот смотри: если б не Ирина, не тюкнул бы ты Алекса своей коробочкой. Нет, не тюкнул бы! И другого момента достать его уже не предвиделось. Считай, мы все Иришке жизнью обязаны… Что ты мог здесь предусмотреть?

-         Вот же хреновина какая! Я вначале думал: пусть йети вооружатся и дадут этим сволочам достойный отпор. Но ведь что из этого выйдет? Сначала наши вояки получат рынок сбыта, чего они в общем и добиваются. Потом начнут внедрять сюда земную культуру, алкоголь и наркотики, разделят йети на партии, натравят друг на друга.

 

Глава 9. Открутка времени.

  «Ну вот, пришла беда и в нашу команду. Как учил Лешка: неучастие в политике не убережет вас от ее последствий… Что делать будем, мужики?» Коля и Баклажан молчат, потупившись. Идей больше нет. Закончились идеи.

Ирина совсем плоха. Высокая температура, бред; лишь изредка приходит в сознание и тут же снова проваливается в забытье.  Мы все рядом, пытаемся хоть что-то сделать, но возможности на исходе. Рана воспалилась. Если исходить из земных мерок, положение безнадежно. Ни один из наших антибиотиков не помогает, только ухудшает состояние. Видимо, работают местные бактерии или вирусы, иммунитет к которым у людей отсутствует. Янг из самых добрых побуждений то и дело приносит настои каких-то трав. Пробую давать все по очереди, уже даже не вникая, из чего и по какой технологии они приготовлены. Все напрасно. Мысленно прошу Янга воспользоваться его чудесными энергетическими способностями. Это последняя надежда на спасение.

-         Для Ирочки – что угодно, - отвечает Янг. - Она стала для всех нас любимицей, как Великая Мать Йети. Но ничего не выйдет. У нас с вами разные резонансные частоты. Моя энергия не поможет, больше того, погубит ее.

-         Что делать?

-         Не знаю. Только ты можешь ей помочь. Но ты слишком слаб. Можно было бы тебя подготовить, да что толку? Для этого нужен месяц, может и два. Она не выдержит так долго.

Ничего хорошего не придумав, расстаемся. Янг снова отправляется за лечебными кореньями; самки йети готовят для нас обычную в этом мире еду и питье. Все мы опухшие, обожженные, исцарапанные, с ног до головы в бинтах и кусках пластыря. Но это ничто по сравнению с положением Ирины, которую мы всерьез боимся потерять. Наконец ребята забываются беспокойным сном; выхожу из бунгало и ищу подходящее тихое место. Надо слетать в свободный поиск, до конца использовать все возможности. Вселенная – такая хитрая штука, что, как любит говорить Коля, «на каждый газ есть противогаз». Выход есть, обязательно должен быть! Его только надо найти.

Обнаружив вблизи от бунгало стог ароматного сена, забираюсь внутрь, устраиваю мягкое ложе. Пытаюсь расслабиться и отключиться. Через какое-то время появляется знакомое ощущение легкости и тепла, невесомого парения над миром. Даю установку: оказаться там, где знают, как помочь Ирине. Несколько раз повторяю формулу погружения, представляю ее написанной в словах, произнесенной звуками, отраженной в образах. Наконец сознание четко зафиксировало задачу. Теперь в путь. Отпускаю от себя все образы, эмоции и впечатления, и уже нет ничего, кроме Великой Реки пространства-времени… Сначала мир растворяется в безмолвии и мраке, затем по сторонам начинают появляться какие-то слабенькие мыслеформы. Это все не то, и я не останавливаюсь на них. Плыву по течению в потоках мировых волн, испытывая блаженство и покой, неподвластный ни добру, ни злу, ни горю, ни радости – все это невообразимо далеко, не волнует и не мешает БЫТЬ.

Понемногу в мысленном пространстве начинает вырисовываться прямая и ровная дорога, как бы сотканная из голубоватого тумана. Иду по ней, едва касаясь босыми ногами облаков, все выше и выше. Интересно, что это за дорога и куда она приведет?

Огромный светлый, искрящийся радостью зал; белоснежные колонны, уходящие куда-то в безграничную высь. Прямо из воздуха появляются и исчезают странные картины, пространство вокруг напоено звуками невыразимо прекрасной музыки. Во всем этом великолепии странно выглядит простой деревянный табурет в центре зала и непринужденно сидящий человек.  На нем красивый серебристый комбинезон с прозрачным шлемом, напоминающий костюм противорадиационной  защиты, какие носят в реакторных залах АЭС. От сидящего исходят доброта, сила и желание помочь. Да, вот этот человек мне и нужен. Но кто он?

«Привет! Что, не признал?» - произносит Михась, спокойно улыбаясь и привставая с табуретки. – «Ну вот, довелось еще раз встретиться, а то мне уже скоро отправляться в дорогу. Зачем вызвал?» Рассказываю суть проблемы. Он хмурится, сосредоточенно о чем-то размышляя. Потом произносит:

-         У тебя получится. Ты сделаешь это.

-         Что именно?

-         Ты же знаешь, что пространство-время течет непрямолинейно и неравномерно. Используя эти свойства, можно выполнять множество невероятных манипуляций. Но никому из смертных еще не удалось переиграть каузальный план. То есть, каждое событие мгновенно фиксируется на мировой линии и влечет за собой определенные последствия. С этой стороны положение безнадежно. Но есть еще другая сторона.

-         Что это значит?

-         Можно специальными приемами изменить вектор движения времени, то есть, как бы пустить его под углом, закрутить в петлю и даже повернуть в обратную сторону… Открути время назад, в тот участок континуума, когда Ирина была здорова. И все устаканится…

-         Перенести Ирину в прошлое? Но ведь ты сам сказал, что нельзя переиграть каузальный план!

-         Не об этом речь. Каузальный план останется таким, каков есть, а вот ее личное время открутится. Подумай, ты ведь делал это в детстве, двигал свое личное время вперед, представляя себя взрослым. Вот теперь точно так же открути его назад…

-         Какое это имеет отношение к Ирине?

-         Самое прямое. Если ее личное время открутится на период «до болезни», она поправится, ведь ранения еще не было!

-         Еще? Но ведь рано или поздно она проживет эту разницу и вновь придет к роковой черте?

-         Придет. Но у тебя будет запас времени, чтобы придумать что-нибудь. Все равно как в экстренной хирургии. Сначала спасти, а потом уж думать, «кто куды и что к чему»… Может, отправишь Ирочку на Землю? Там ее запросто заштопают и вылечат. Не то, что в твоей походно-полевой амбулатории…

Несколько секунд обдумываю сказанное, и вдруг понимаю: да это же выход! Мгновение, и в голове складывается завершенный план. Да, все получится. Я знаю, как!

-         Спасибо тебе, Михась. Не теряйся надолго. Куда отправляешься?

-         Далеко, очень далеко. Оттуда прямой связи нет. Вот разве когда-нибудь вернусь к вам с заданием, тогда дам знать. Обязательно отправлюсь на Землю, если будет выбор. Помню всех вас и никогда не забуду…

-         Ты знаешь будущее?

-         Кое-что вижу.

-         Оно у нас есть?

-         Все будет хорошо, даже отлично. Пусть тебя это не волнует. «Делай, что должен - случится, чему суждено».

-         Ну ладно, я пошел к Ирине. Удачи тебе.

-         Тебе тоже. Прощай. А может, до свиданья…

Зал и его содержимое расплываются и тают, а я вдруг понимаю, что забыл, как возвращаться обратно. Волна холодного ужаса накрывает сознание; приходится собрать все душевные силы, чтобы подавить его и поймать миг равновесия, иначе запросто превратишься в межзвездную пыль...

 

Наконец тонкое тело собрано в более-менее компактную структуру. Страха уже нет, есть внимание и сосредоточенность. Как сориентироваться в пространстве? Куда двигаться? Нужна точка отсчета, ориентир, маячок. То ли в реале, то ли в моем воображении проплывают бесчисленные картины созвездий, полыхающих яростным огнем солнц, галактик, сверхновых. Различных - то похожих на земной, то совершенно невообразимых миров. Наша маленькая планета начинает казаться скучной и неинтересной. Зачем туда идти? Здесь столько чудес, и все надо познать… Может, остаться? Но в тот самый момент, когда смертельное желание приближается к необратимой черте, перед глазами появляется лицо Ирины. Как я мог забыть? Скорее вперед, куда ведет сердце! Гармония Вечности нарушается. Миры приходят в движение, отодвигаются, несутся назад, сливаясь в сплошную огненную полосу. Потом все исчезает, остается лишь ощущение бытия, странная легкость и какое-то новое, неуловимо ускользающее знание. Наконец, понемногу появляется ощущение собственного тела.

Лежу в сене, блаженно щурясь на уже склоняющееся к западу солнышко Иэры, улыбаюсь ее удивительным аквамариновым облакам. Как хорошо! Все ясно, все разложено по полочкам. Откуда-то всплывают слова песни.

Отдохнувший организм налит силой, уверенностью и желанием действовать. Подскакиваю, как на пружине и, сам удивляясь своему состоянию, бегу к бунгало.

У Ирочки снова жар, она за это время так и не приходила в сознание. Ребята обеспокоены моим отсутствием – не пришлось бы еще устраивать поиски из-за моей расхлябанности. «Ты где был?» – спрашивает Коля скучным голосом. «Все потом. Надо действовать. Я знаю, как».  Ребята немедленно оживляются. «Так что же ты молчишь, bad? Рассказывай!»

Рассказываю, однако, по-видимому, неудачно, так как никто ничего не понял. Объясняю еще и еще раз, что поскольку пространственно-временный континуум состоит из особых волн, в нем можно производить любые изменения с помощью мыслей (которые также являются волнами), правильно приложенных в нужное время и в нужном месте. Это ясно. Работа в континууме осуществляется посредством образов, то есть, визуализированных мыслей. Чем конкретнее и четче образы, тем сильнее их преобразующее действие. Дальше. Для создания четких образов нужна настройка, своего рода привязка образа к ожидаемому эффекту. Я буду визуализировать кувырок назад. Каждому кувырку будет соответствовать открутка личного времени Ирочки назад на один день. Сколько кувырков, столько дней открутки. Нам нужно открутить месяца два, чтобы иметь в запасе достаточно времени для эвакуации. И последнее. Чтобы при открутке мое собственное астральное тело не потерялось, вылетев из физического, последнее должно совершать кувырки назад синхронно с представляемыми образами.

Ребята опять не понимают, похоже, думают, что у меня поехала крыша от всех свалившихся передряг. Снова рассказываю, объясняю, рисую схемы. Наконец все проникаются мыслью, что средство спасения Ирины найдено, и хоть его смысла никто кроме Янга не понял, единодушно соглашаются помогать. Теперь надо подготовить снаряжение, еще раз все обдумать, потренироваться и немного отдохнуть.

За подготовкой с пробными погружениями в астрал проходят вечер и ночь, незаметно наступает утро. Собираемся вблизи бунгало на ровной лужайке, поросшей мягкой шелковистой травой. Сажусь в позу для медитации, расслабляюсь. Вызываю четкое видение панели с большими красными буквами: Обратная открутка времени: 00 дней. Цифры расположены в специальном окошечке и могут меняться. Панель висит в пространстве и готова к действию. Убедившись в стабильности и четкости образа, поднимаюсь, надеваю новенькую альпинистскую беседку с прикрепленными к поясу страховочными фалами. Два йети поддерживают фалы так, что на них приходится основная часть моего веса, и ноги едва касаются земли. Не открывая глаз, бегу вперед, удерживая перед глазами образ панели с цифрами. В нужный момент Баклажан подсекает мои ноги, толкая их резко вперед и вверх. Через долю секунды они встречают что-то твердое. Воображение послушно рисует кувырок назад, и надпись на панели меняется: Обратная открутка времени: 01 дней. Поворачиваюсь, бегу обратно. Снова кувырок, и на панели проступает следующая цифра. После каждого витка открутки приходится отдыхать, чтобы унять головокружение и восстановить способность мыслить. Я никогда не совершал ничего подобного, так что действо дается нелегко, к тому же с закрытыми глазами. Вскоре внешние ощущения расплываются, бледнеют, становятся далекими и тусклыми. На первый план выступают образы, в то время как тело переходит на автопилот.  Самое трудное – непрерывно удерживать перед глазами образ панели, в то же время совершая непростые и требующие внимания физические действия. Не знаю, как долго продолжается эта безумная акробатика; наконец, раздается стук алюминиевой ложки по котелку – Баклажан в своей излюбленной манере сигнализирует, что открутка завершена. Последний раз смотрю на панель. На ней светится цифра 64. Достаточно! Посылаю образ панели в каузальный план, выхожу из медитации и, совершенно обессиленный, падаю в траву. Все сделано, теперь надо ждать результат.

Отдохнуть не удается. Рядом ощущается шелест листвы, какое-то движение и заметное сгущение мыслей. Открываю глаза. Вокруг в привычных позах расположились существ десять йети, из них половина незнакомых, и внимательно нас разглядывают. Вид у существ озабоченный: наверное, думают, что гости окончательно помешались. И не мудрено: Ирочка болеет, а мы устроили козлиные скачки.

 

Не знаю, как долго продолжалось бы изучение наших мозгов, если б случившийся поблизости Янг не помыслил своим сородичам такое, что даже на русский мат невозможно перевести. Ближе всего это звучало бы как «Сгною, падлы!», с добавлением колоритных местных образов, показывающих, как именно он будет их гноить. Перепуганные йети тут же разбежались, словно их ветром сдуло, оставив наше сообщество в покое. В свою очередь, мы их за это мысленно поблагодарили.

Вечером Ирина впервые за последние три дня открывает глаза. Температура падает так резко, что пот льется ручьями, заливая ее лицо, а ужасная слабость не позволяет даже шевельнуть рукой. Не знаю, то ли дело в моих кувырках, то ли крепкий молодой организм взял свое, но становится ясно: кризис миновал. Теперь главное - своевременные перевязки, гомеопатия, настои трав, дружеское участие. И, поскольку все это есть, дело быстро идет на поправку.

 

Глава 8. Последний бой

Всю ночь летаю в невероятно прекрасных мирах, заполненных светом, добротой, музыкой. Такого не было уже много лет, а точнее, никогда не было. Может, разговоры с Янгом подействовали, а может, аура этого мира, напоенного любовью ко всему живому, теплом, человечностью…

«Под небом голубым

Выхожу наружу, в странный, до сих пор таинственный ночной мир Иэры. Напоенный тропическими ароматами воздух привычно опьяняет, кружит голову. Но сегодня в нем нет спокойствия; повсюду чувствуется скрытая угроза и какая-то тайная боль. Преодолев странную слабость и острый приступ тоски, бесшумно крадусь в сторону площади. Вот и едва различимый в лучах местного ночного светила помост с клеткой, где минувшим днем мы имели расстройство лицезреть Алекса. Клетка открыта и пуста. В нескольких метрах левее – распростертое на камнях женское тело. Кидаюсь к Ирочке. Жива! Пытается подняться, что-то сказать. Из бунгало выскакивают полусонные ребята. В неверном свете фонариков видно, как крепко ей досталось. На правой щеке наливается огромный синяк. Скорее домой, в постель! Возможна контузия, а то и сотрясение мозга. Меняя холодные компрессы, пытаюсь выяснить, что произошло.

-         Не знаю. Он позвал меня во сне. Кажется, я даже и не проснулась. Не понимаю, как получилось, что я его выпустила.

-         Зачем?

-         Мне было жаль его. Наверное, в глубине души хотела помочь. Но я ничего не помню. Наяву никогда бы этого не сделала…

-         А дальше?

-         Алекс стукнул меня и убежал. Дальше ты пришел…

-         Прости, Ирочка! Как я мог забыть, кто такой Алекс и какими методами работает! Свихнулся он или нет, а дело свое знает. Еще хорошо, что осталась живой…

Да уж, ситуация!  Ужасно подумать, что может натворить здесь маньяк, обученный всем мыслимым и немыслимым способам убивать! На ментальный зов прибегает Янг. Объясняю: Алекс сбежал, не вдаваясь в подробности (разбирать происшествие будем позже). Говорю Коле: «Давай, сержант, работай на перехват. Ты у нас единственный, кто участвовал в зачистках. Собери йети, сколько сможешь, объясни задачу и прочеши район, сам знаешь как. Алекса надо найти, пока он не наворотил здесь горы трупов. Или не сбежал на Большую землю. А я осмотрюсь и подумаю, как быть дальше».

Колю не надо просить дважды, с ходу начинает действовать. Забираюсь в наше уютное бунгало, устраиваю удобней Ирину и, продолжая говорить с ней, включаю передатчик. Что за bad, второй день нет связи. На экране рябь и полосы астральных помех, в наушниках тишина. Сломался передатчик или что-то случилось с профессором? Подумав немного, переключаюсь на частоту телевизионной программы НТВ. К удивлению, это удается без труда. На экране появляется четкое изображение женщины-диктора, ведущей утренний обзор новостей.

«Вчера в восемнадцать часов тридцать две минуты на улице Большая Черкизовская (дом, номер квартиры) произошел мощный взрыв и возгорание. Ударная волна вырвала в квартире оконные рамы и проломила как верхнее, так и нижнее перекрытия. Из окон разрушенного дома больше часа валил черный дым. Прибывшими пожарными огонь потушен; в квартире найден труп пожилого мужчины в штатском и четыре обгоревших трупа в экипировке спецназа. На месте происшествия работают уполномоченные ФСБ и прокуратуры. По предварительной версии, причина взрыва - утечка природного газа из-за неосторожности погибшего, личность которого устанавливается…»

Молчим, как будто оглушенные страшным ударом, не в силах осознать случившееся. Психика упорно не желает его принимать. Может, это «утка» или провокация СМИ? Осторожно поворачиваю рукоятки управления на режим непосредственного виденья. Картинка студии сменяется подземным переходом станции Преображенская площадь, а потом – подъездом знакомого дома, столько дней бывшего нашим приютом и единственной надеждой. Вокруг оцепление милиции. Носилки с бесформенной массой загружают в машину скорой помощи. Рабочие сметают с тротуара битое стекло. Галдят, схватившись за головы,  жители соседних подъездов. И еще: из черного «Понтиака», стоящего на противоположном краю сквера, едва заметно поблескивают стекла оптики. Ну, вот и все. Прощай, Александр Геннадьевич! Спасибо тебе, дорогой человек… На панели передатчика загорается красный огонек – режим непосредственного виденья требует слишком много энергии, аккумуляторы разрядились. Вот bad! Последние секунды связи со старым миром. Экран монитора заполняется зеленоватым туманом. Изображение медленно, очень медленно бледнеет, расплывается и, наконец, исчезает навсегда…

В мозгах звучит голос Коленьки: «Ты где? Дуй скорей сюда. Тут такое нашли!» Так, кого оставить с Ириной? Двух йети в засаде снаружи и одного в бунгало должно хватить! Бегу на зов, прислушиваясь к ментальным посылам друзей, и вскоре останавливаюсь, до глубины души пораженный увиденным. Оказывается, до того, как Алекса поймали, он успел натаскать с Земли целый арсенал. Коля, Баклажан и существ пять йети вытаскивают из хорошо замаскированной ямы, отдаленно напоминающей медвежью берлогу, металлические, брезентовые и пластиковые контейнеры с современным вооружением. Чего здесь только нет! Автоматы, гранатометы, снайперские винтовки, взрывчатка,  какие-то новые орудия непонятного назначения, палатки, горное снаряжение, ящики с продуктами и экипировкой… Вот это да! «Как вы это нашли?» - спрашиваю Колю. «По астральным следам Алекса и его запаху. Он успел побывать здесь, теперь наверняка вооружен…»

Удивляться и размышлять некогда. Остро чувствую собственную незащищенность, как будто уже стреляют в спину - аж мурашки по коже… Начинаем преследование. Янг впереди, принюхиваясь к астральным следам.  Слева и справа в охранении Баклажан и Коленька, я - замыкающим. Тропа сужается, самое время Алексу устроить на нас засаду. Пройдя метров двести, Янг останавливается. «След потерялся. Похоже, он шел здесь в обратном направлении». Ощущаю сильное беспокойство и мыслю: «Идите вперед, я немного отстану». Алекс – мастер путать следы. Надо посмотреть,  не идет ли он за нами следом. Мы сами этим приемом несколько раз пользовались, когда прятались от него у Снежного Болота… А ему, профи, ничего не стоит сыграть в такую игру… В любом случае, береженого Бог бережет!

Укрывшись за стволом большого дерева, стою, затаив дыхание, невидимый с тропы за буйной зеленью. Ждать приходится недолго. Не проходит и двух минут, как слышатся крадущиеся, осторожные шаги. Если б не легкий треск сучьев под ногами, в двух шагах ничего бы не услышал. Так, классно! Пропускаю Алекса и иду синхронно, шаг в шаг  с ним, сохраняя безопасную дистанцию. Наконец лес заканчивается, и все мы выходим на обширную поляну, отделенную редкими деревьями от покатой опушки леса. Впереди идет, ничего не подозревая, Янг; за ним крадется Алекс. Тропа становится шире и чище. Подбираюсь к Алексу плотнее без риска обнаружить себя. Надо его остановить. Но как? Передаю Янгу мысленную команду: «Внимание, сзади Алекс!»

Все остальное происходит за какие-то доли секунды. Янг рефлекторно оборачивается и немедленно встречается взглядом с Алексом. Расстояние между ними метров двадцать, недостаточно для рукопашной. Алекс начеку: молниеносно поднимает ствол необычной формы. Еще мгновенье… Откуда-то сбоку появляется Ирина. Кидается к Янгу и закрывает его собой - лицом к Алексу, раскидывая в стороны руки, словно хочет обнять врага… Прыгаю вперед, как никогда еще в жизни не прыгал, сжимая в руках массивную коробку нуль-передатчика. Отчаянный крик: «Нет, не надо…» сливается с негромким щелчком выстрела. Острый угол передатчика впивается в висок Алекса. Он успевает полуобернуться и выстрелить - мимо…. Бью еще и еще, не отрывая глаз от Ирины, которая бессильно, как сломанный цветок, сползает на землю…

Алекс уже лежит и даже не пытается закрывать руками голову, а я все бью и бью во что-то живое и мягкое со злобным остервенением, слышу тупой хруст и снова бью, пока покрытый седыми волосами, давно не мытый затылок не превращается в кровавое месиво. Наконец прихожу в себя и останавливаюсь. Последние конвульсии ненавистного тела, и Алекс отходит в мир иной. А меня выворачивает наизнанку тут же рядом, в кустах, как будто нажрался всякой гадости… Становится легче, и сразу мелькает мысль: Ирина! Она недалеко, рядом с вконец растерянным Янгом; глаза закрыты, изо рта стекает в траву тонкая струйка крови… Так, быстрее! Дыхание поверхностное, пульс нитевидный.  Проникающее ранение грудной клетки, задета верхушка легкого. Еще хорошо, что так: могло быть и хуже… В земных условиях это ранение средней тяжести, залечивается за месяц. Но что делать здесь, на чужой планете, в незнакомой дикой стране? Коля быстро распаковывает экстремальный набор. Укол обезболивающего и аналептической смеси, чтобы снять болевой шок. Укол сильнейшего антибиотика: как знать, какие здесь микробы? Пуля вошла под ключицу и застряла где-то в глубине. Вот Янг осторожно подносит к пораженному месту мохнатые свои лапы, напрягается… и кусочек металла выскакивает из раны, прилипая, как к магниту, к его ладони. Рана обработана и перевязана, кровотечение уменьшается. Ирочка открывает глаза, слабо пытаясь улыбнуться… Время снова начинает отсчет. С опушки раздаются крики и выстрелы, громыхнул взрыв. Кто-то воет от боли, кто-то отчаянно зовет меня, матерясь по ментальной связи… Оставляю Ирину на попечение Янга и Коли и мчусь что есть сил. Несколько минут, и вот уже стою на этой самой опушке, в ста метрах от странного светящегося пятна, похожего на облачко правильной яйцевидной формы. Туда, в это облачко, отстреливаясь, вбегают последние боевики группы вторжения… Вот, значит, какой он, пресловутый шлюз Алекса! Несколько парней в пятнистых комбинезонах блаженно катаются по траве, заливаясь истерическим смехом – действие арбалетов. Но лежащие вперемешку с ними йети неподвижны; они покинули сей мир и ушли в Страну Воплощенных Сновидений… Баклажан прикрывает оставшихся в живых из ручного пулемета, короткими очередями, тщательно прицеливаясь и экономя патроны. Опыта у него никакого, как впрочем, и у меня, зато позиция классная. Но вторую атаку мы не выстоим по определению. Будет ли эта вторая атака? Говорю: «Баклажан, я пошел внутрь. Прикрой, если что».

Собрав все силы, одним прыжком вылетаю из тела, ввинчиваясь в шлюз. Там прохладно, работают кондиционеры; пространство заполнено каким-то желтоватым маревом, сквозь которое проглядывают двое ребят в камуфляже, сидящих за длинным изогнутым пультом. А вот и группа вторжения. Их трое, только что вышедших из боя. Они не видят меня и не опасны. Опасность слева. Оборачиваюсь, встречаясь взглядом с маленьким, одетым в белый халат, взъерошенным человечком. Близоруко прищурившись, коротышка озирается по сторонам и вдруг хватает со стола большие портновские ножницы… Скорее интуитивно, чем умом, вижу, как он тянется к моей «серебряной нити», готовясь отсечь от тела, пребывающего в сей момент на Иэре. Счет пошел на секунды. В порыве вдохновенья кидаю в лоб пси-киллеру выброс энергии, он хватается за глаза, падает… На мгновенье зависаю над пультом, разбираясь в устройстве шлюза. Все просто: заурядный лептонный лифт. При попадании внутрь биологической массы от 30 до 300 кг автоматически срабатывает, доставляя содержимое сюда, на площадку перед пультом.  Ну что же, рано нас хоронить, еще повоюем.

Быстро возвращаюсь в тело. Прошло всего несколько секунд, никто даже не сдвинулся с места, а тем более не понял, что произошло. Кричу что есть сил: «Баклажан, взрывчатка!» Бежим к складу Алекса и лихорадочно роемся в контейнерах, отбирая всю взрывчатку, какая есть. Вот толовые шашки,  двадцать выстрелов гранатомета, ящики с минами, фугас, увесистые куски пластита… Ни хрена себе Алекс запасся! Оружия хватит на целый взвод! Выкладываем добычу на развернутую палатку и, ухватив за края, тащим к шлюзу нуль-перехода. Груз тяжеленный, несколько йети нам помогают. Прибыли! Осторожно, погружая руки по локоть в белесую мглу, заполняю кабину лифта взрывчаткой, каждую секунду ожидая автоматной очереди в упор. Так, все уложено – килограммов двести, не меньше, смертоносного груза. Мысленно приказываю уцелевшим йети выйти из зоны поражения. Слышу чей-то посыл: «Может, помочь?» «Уходите, bad!» Наконец, последнее. Поджигаю прилаженный к детонатору запальный шнур (в безвременье это надежнее, чем всякие там часовые механизмы). Поднимаем с Баклажаном безжизненное тело Алекса, за руки и ноги раскачиваем и вкидываем в шлюз. Несколько прыжков назад; падаем на вытоптанную, обильно политую кровью траву – ногами к шлюзу, сцепленные руки на затылках… Ничего не происходит. Вскакиваем и бежим к лесу, что есть силы. Только через несколько бесконечно долгих секунд по глазам бьет ослепительная вспышка, и мощная ударная волна настигает нас…

 

«Хрен бы побрал такую жизнь!» - из последних сил матерится Баклажан, выковыриваясь из кустов местного терновника, куда нас забросило взрывом. Вид у нас еще тот. С ног до головы в грязи, в крови; комбинезоны изодраны в клочья… Ну прямо как в «Приключениях Шурика», серия «Самогонщики»… Однако способность к юмору сохраняется, значит, мы еще живы. От шлюза не осталось и следа, только большое пятно выгоревшей земли, да поваленные деревья вокруг. Для такого количества взрывчатки это почти ничего. Значит, основное действие развернулось по ту сторону, на Земле, в психотронной лаборатории Алекса. Что и требовалось доказать. Прощайте, господа-психотронщики! И… простите нас.  

Глава 7. Горизонт.

 

Огромный интерес представляет тестирование йети с помощью портативного полиграфа, напоминающего по размерам и форме небольшой портсигар. Наши хозяева не протестуют против исследований и не выказывают беспокойства от нескольких электродов, прикрепленных на липучках к могучим телам. Похоже, их не меньше нас интересует научная работа, хотя ни приборов, ни книг, ни каких-либо признаков применения научной методологии в этом мире не видно. Похоже, формальная логика вообще им чужда, но вот какие принципы мышления ее заменяют, сразу не понять. Среди нас нет ни одного профессионального психолога, даже Ирина с ее великолепной интуицией и умением работать с людьми теряется в догадках. Остается собирать фактический материал, передавать его на «Большую землю» и уповать на профессора.

Второй месяц в параллельном мире. Дни и ночи летят незаметно, как будто мы в бессрочном отпуске и катаемся на гигантской карусели. 

Два раза в сутки «сверяем часы» с Александром Геннадьевичем и пока, надо сказать, расхождений не обнаружено. Какие теории из этого следуют, мне не понять. Остальных темпоральные парадоксы интересуют еще меньше, просто живем здесь маленькой дружной колонией, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Ностальгии по Земле нет вовсе, как будто наш дом всегда был и есть в этом мире. Кажется, все даже помолодели; разгладились морщины на лицах и впервые за много месяцев (а может, и лет) появились улыбки.

Полдень. Мы с Ириной и Янг сидим на пригорке в тени толстого раскидистого дерева, напоминающего земной баобаб. Палатка поставлена рядом, но сейчас в ней никого. Неподалеку раскинулась живописная пойма небольшой реки, застроенная круглыми, сплетенными из местных лиан, хижинами на сваях. Оттуда слышатся визг и веселые крики – это Баклажан, не зная, чем занять себя, общается с местными представительницами прекрасного пола. Коля, не теряя времени, тут же  снимает об этом фильм с пикантным сюжетом. У нас же несколько часов подряд продолжается мысленная беседа. Задаем вопросы Янгу по очереди, а отвечаем вместе, кто быстрее помыслит.

 Подходят Коля с Баклажаном, с трудом таща дары своих мохнатых подружек. Насыщенное общение с аборигенками помогает осваивать местные обычаи и мысленную речь куда быстрее, чем это делаем мы с Ириной. Подарки радуют. Здесь какие-то необычайно вкусные плоды, аналогии которым подобрать невозможно, и еще ароматные лепешки, приготовленные из вымоченных и воде, высушенных и растертых корневищ странного болотного растения, напоминающего рогоз… О, какой здесь простор для ботаника! Мой гербарий уже насчитывает несколько сот образцов и продолжает стремительно пополняться…

 «А не усладить ли нам слух гостеприимных хозяев песней? – спрашивает Ирочка. – Заодно, и свой тоже…» Баклажан немедленно ныряет в палатку, достает и передает Коле гитару. Коля сегодня в слишком возбужденном состоянии, наверное, поэтому песня получается не лирическая, а о реалиях жизни в нашем безумном, безумном мире.

-         Ну вот, и этим все сказано. Вам интересно играть в эти игры… У вас это называют «прогресс»…

-         Человек может обладать лишь своим духом. Остальное преходяще. Не потащит же твой герой машины и драгоценности за собой в Страну Удачной Охоты? Зачем ему больше, чем может съесть он сам и члены его семейства? Какой в этом резон? У нас тоже есть азартные игры, и даже весьма опасные. Они учат детей мужеству. Но это не имеет ничего общего с наукой убивать…

-         Нет, для колыбельных у нас другое. Например, песня про Сивку и Бурку. «Мусора из МУРа укатали Сивку…» А то и кое-что покрепче…

Янг судорожно трясет безобразной своей головушкой, как будто на темя ему забрался шмель, и он пытается скинуть насекомое без помощи рук.  Потом, похоже, оценив юмор, улыбается, но как-то неуверенно и беспокойно. Должно быть, опасается, не психи ли мы. Его можно понять. С психами что за жизнь, что за общение - никогда не знаешь, что они выкинут через минуту!

Положение спасает Ирина. Она обнаруживает у Янга музыкальный слух  и предлагает ему поиграть на гитаре. Тот с удовольствием соглашается, хотя гитара кажется спичечным коробком в его могучих лапах. Отмечаю странную особенность - рядом с йети никто из нас не чувствует себя маленьким и хилым. Общение каким-то непонятным образом уравнивает наши физические размеры. То ли Янг съеживаются, то ли мы раздуваемся… А скорее, все это очередная иллюзия из тех, коими так богат здешний мир… Чудесная тема для очередного исследования. Сколько их еще будет? Если так пойдет дальше, наша лаборатория досрочно выработает ресурс, а сами застрянем здесь как минимум на пару лет. И диктофоны почти не выключаются в течение светового дня. Кстати, сутки здесь продолжаются ровно 24 часа…

Обучение начинается. При первой попытке Янга взять аккорд кажется, что такими толстыми пальцами сделать это невозможно. Однако тут же выясняется, что он умеет нажимать на лады не только всей подушечкой пальца, но и какой-то ее частью. Да, это труднее будет, чем шевелить ушами! Однако Янг оказался необычайно способным учеником и уже через пол часа занятий неплохо исполнил простую мелодию. Вот, взяв гитару в лапы, он несколько секунд внимательно смотрит на меня. Понимаю, что сей джентльмен сканирует мои мысли, но совершенно не испытываю желания ставить блок. Пусть сканирует, раз ему так удобней общаться. Все равно камня за пазухой не держу, скрывать мне нечего. Только когда Янг старательно выводит нечто до боли знакомое, а Ирина начинает ему подпевать, соображаю, что именно он извлек из моей памяти…

-         Скажи, а как ваша традиция объясняет возникновение мира?

-         Смотря какого. Наши предки пришли на Иэру с Земли в незапамятные времена, когда Великие Йети, упавшие с небес, открыли нам Путь. В те эпохи здесь не было ничего, кроме голых скал и чахлой растительности; воздуха не хватало, а лютые холода с трудом позволяли выжить. Но Великие Йети сказали: здесь ваш дом, и только вы можете превратить его в цветущий сад. Вот в этом главная разница между Землей и Иэрой. И Землю, и Иэру создал Единый силой Великой Любви. Но люди уже много лет разрушает свою планету, в то время как йети, от мала до велика, продолжают творить Иэру. Все, что вы видели – плод нашей коллективной мысли.

-         Почему вы ушли с Земли?

-         Слишком большое влияние демонических сил. Наше племя не могло жить в такой ауре. Йети болели и умирали. А здесь нам хорошо… Постой-ка, что за bad!

Включаю передатчик, чтобы сообщить новость профессору, однако соединения нет – какой-то сбой электроники, по обыкновению в самое неподходящее время. Ладно, попробуем связаться в дороге. Собираю лабораторную аппаратуру в увесистый баул, навьючиваю на спину Янга; себе оставляю передатчик. Еще десять минут, и мы готовы. От лагеря остается залитый водой очаг да расчищенная площадка. Через несколько дней тропическая растительность окончательно скроет наши следы…

Поселок встречает настороженной тишиной и ощущением, что за нами пристально следят.  Янг объясняет, что по его распоряжению за всеми подходами наблюдают разведчики, вооруженные вместо дубин мини-арбалетами. Радует, что предложенное нами вооружение так быстро «пошло в серию» и начало использоваться. Местная мысленная связь работает быстрее и надежнее факса, интернета, сотовой и мобильной связи. Распоряжения руководства, техническая документация и прочие необходимые сведенья мгновенно становятся достоянием всех лиц, привлеченных к исполнению. Не могу только понять, по каким астральным или ментальным признакам Янг очерчивает круг лиц, которым передает сообщения? Неужели столь тщательно представляет каждого по внешности, характеру и прочим признакам? Янг вносит ясность – имя, даваемое каждому йети при рождении, представляет собой особый ментальный код, пароль мысленной связи. Для надежной коммуникации достаточно просто обращаться по имени… Удовлетворенный пояснением, рассматриваю арбалеты. При небольшом размере выпускаемые ими стрелы летят метров на 50, прицельная дальность 20. Единственное отличие от предложенного проекта – йети наотрез отказались пропитывать стрелы ядом, который я выделил для них из местных видов живокости, израсходовав для этого большую часть наших реактивов. Будучи противниками всяких зверств, они использовали свою оригинальную пропитку, вызывающую, как пояснил Янг, сильное наркотическое опьянение с галлюцинациями. Поистине, «чистое» оружие, не хуже современного земного! Команде Алекса, если таковая объявится здесь, придется не сладко! Пополняю свою коллекцию образцами стрел и целым глиняным горшочком пропитки. Дома отдадим ее в работу химикам и фармакологам: хорошая тема по созданию новых лекарств…

Настроившись на сканирование поселка (за время, прожитое здесь, такие штучки получаются уже непроизвольно, как бы сами собой), обнаруживаю ближе к его центру всплеск ментальной активности. Выходим на пятачок, который, пользуясь земными аналогиями, можно было бы назвать административной площадью перед Белым домом. В центре круглого пятачка расположен деревянный помост с укрепленной на нем клеткой из толстых, аккуратно переплетенных лианами брусьев. Дверь клетки, наглухо заложенная огромным бревном-щеколдой, открывается снаружи одним движением с помощью хитроумной системы грузов и блоков – настоящий сервопривод, только гидравлики не хватает. Но самое удивительное - не конструкция клетки, а ее содержимое. Там, внутри - Алекс.

Осмотрев бывшего оппонента, прихожу к выводу о его незавидном состоянии. Спецназовский комбинезон разорван в клочья и валяется в углу… трусов нет и в помине… картинку можно было бы назвать откровенным мужсеим стриптизом, если бы не взлохмаченные седые волосы, вместо речи бессмысленный вой, а в довершение - мутный взгляд затравленного, обезумевшего от страха животного! К изумлению, обнаруживаю, что даже в форме туловища, конечностей, лица появилось что-то звериное. Похоже, у него к тому же нарушены выделительные функции, так как вонь и грязь вокруг клетки невыносимые... что-то среднее между ароматом испражнений и заживо разлагающегося человеческого мяса… И это железный Алекс, гроза перевалов Кавказа, стойкий пси-воин, так долго наводивший на нас трепет? Ничего себе, гуманные созданья наши хозяева! Что же такое они с ним сделали? Задаю мысленный вопрос, Янг отвечает.

-         Очень просто. Принцип йети – не причинять вред без крайней необходимости. Необходимости не было, взяли его живым и здоровым.

-         Что же тогда с ним случилось?

-         Он сам себя уделал.

-         Неужели Алекса мучат угрызения совести? Это даже смешно…

Глава 6. За гранью невозможного.

 

Вечер. Пока Ирина с Колей готовят ночлег в роскошных апартаментах сталинской дачи, мы с Баклажаном отправляемся обследовать новое (старое) жилище. Солнце окончательно скрылось за ближними вершинами и, как будто кто-то выключил свет, моментально наступила темнота. Конвоиры бесследно исчезли, как только привели нас к парадному входу. Сейчас их не видно и не слышно, начинает казаться, что под их присмотром было спокойнее. Теперь надо определить нашу дислокацию, расположение комнат и подсобных помещений, возможные пути отхода в случае непредвиденного катаклизма. Пройдя по коридору, упираемся в дверь, за которой оказывается зал со сценой, зрительскими креслами и вполне исправным роялем. Все цело и невредимо, но покрыто толстым слоем пыли, как будто в незапамятные времена люди поспешно бежали отсюда, побросав все как было. За кулисами столик с высохшими остатками пищи и стаканом, в котором коричневым осадком на дне угадывается чай... Рядом по полу разбросаны выцветшие, истлевшие декорации. Странным диссонансом смотрятся в этом царстве теней искореженные рыцарские доспехи и холодное оружие многовековой давности. Так же, как в моем недавнем видении, в этой картине нет ощущения покоя и безмятежности – какая-то гнетущая пустота, тревога, недосказанность.

Первым замечает неладное Баклажан. «Посмотри, что это такое? – зовет он меня. - Здесь совершенно нет следов строительства. Здание совершенно идеальное, такого просто не может быть. Посмотри: стены гладкие, как лист бумаги. Ни шероховатости, ни трещин в штукатурке, ни кривизны. Даже камни подогнаны друг к другу так плотно, что их фактура кажется нарисованной на гладком, как бы отполированном материале. Нет, это не наша дача, то есть, не та, где мы были на сборах под Лешкиным руководством. Если, конечно, ее не купили «новые русские» и не сделали умопомрачительный евроремонт. Опять же, ведь мы по определению не на Земле. Откуда здесь эта дача?»

Пройдя несколько коридоров, оказываемся у парадной лестницы. Выходим наружу и сразу попадаем в мир таинственного ночного безмолвия. Луна вышла из-за туч, осветив ближние вершины, спуск к реке, невысокие березки на том берегу. Тишина нарушается едва слышным говором воды, перекатывающей по дну небольшие камешки, уханьем ночных птиц да непонятным шепотом деревьев и трав.

Погасив фонарики и постояв немного в темноте, чтобы привыкли глаза, спускаемся к реке. Если это наше место, где-то поблизости должны быть нарзаны. А еще – поваленный бетонный столб через реку… Ничего этого нет. Зато в двух шагах от берега раздается «бум», неожиданно упираемся в невидимую стену. Стукнувшись лбом и выразившись соответственно обстановке, пытаюсь понять, что это такое. Подходит Баклажан. Вдвоем ощупываем пространство перед собой, влево и вправо, но неизменно натыкаемся на нечто жесткое, твердое, гладкое и идеально прозрачное. Идем вдоль уготовленной нам незримой границы, обходим вокруг дачу и в очередной раз оказываемся в полном недоумении (для более сильных эмоций уже нет ни душевных, ни физических сил – все как-то надоело, приелось до обыденности). Дача, из которой мы только что вышли и где до сих пор находятся Ирина и Коленька, при осмотре с боков и с обратной стороны выглядит подобно большому листу картона – практически не имеет толщины. Все это похоже на глуповатый американский фильм про мультяшек, которые сошли с полотна и зажили собственной жизнью… Обратная сторона «дачи» смотрится как огромное коричневое пятно, не имеющее четкой формы и определенных размеров. Пытаюсь войти в эту бурую массу и тут же оказываюсь на стороне «фасада», спиной к парадному входу. Рядом «материализуется» злой и раздосадованный Баклажан. Высказав в адрес хозяев несколько язвительных замечаний, он достает из кармана нож и пытается отрезать кусочек стены. К нашему обоюдному изумлению, это удается, и в руках Баклажана начинает пульсировать что-то гибкое и пластичное, почти живое. При попытке рассмотреть оно оказывается миниатюрной копией «дачи», до мелочей повторяющей фасад. Баклажан со злостью отбрасывает странный кусок в сторону и теперь уже четко выражается в стиле bad.  А я думаю, что это похоже на многомерную голографическую модель объекта; о принципах создания таких моделей земные ученые жарко спорят уже несколько десятилетий, но до сих пор не пришли к каким-то практическим решениям... Жалею, что не взял с собой на выход камеру и походную лабораторию. Вот они бы нам сейчас пригодились! Поднимаю и кладу в карман кусок, выброшенный Баклажаном. На первый раз для исследования сойдет. Еще раз подходим к невидимой преграде; Баклажан пытается порезать своим ножиком и ее. Тщетно. Не удается ни порезать, ни поцарапать, ни построгать. Говорю: «Ты бы еще инициалы свои вырезал, как на заборе…» Баклажан с презрением фыркает, отворачивается и предлагает вернуться. Соглашаюсь: беспокойно за ребят – как они там? Безопаснее держаться всем вместе. Да все равно ничего не поймем, пока не наступит рассвет. Лучше уж выспаться хорошенько и со свежими силами допросить конвоиров. Интуиция подсказывает: до утра неожиданностей не будет…

Возвращаемся. Коля с Баклажаном деликатно устраиваются в ближней к парадному входу комнате, оставив нас с Ириной наедине. Нам достается комната побольше, обставленная тяжелой дубовой мебелью в стиле «ретро».

 

Совершенно безумным и необъяснимым является наличие постели с отглаженным и накрахмаленным, сшитым по человеческим меркам, бельем (где йети его изыскали и для чего? Выходит, гости из нашего мира бывают здесь регулярно?).

Обсуждаем события дня. Ирочка в восторге - так может чувствовать себя только прирожденная журналистка. Но привыкнуть ко всем перипетиям параллельного пространственно-временного континуума даже ей нелегко, она совсем обессилела. Конечно, это ненадолго: уж я-то знаю свою подругу! Чуточку отдыха, простого человеческого тепла, и она возродится, как не раз уже бывало в самые критические минуты. Однако вскоре понимаю, что не все так просто. Начинает сказываться пресловутый адаптационный шок, теперь уже не к горам, а к новому, неведомому миру. Сознание Ирины упорно ищет аналогии с прошлым жизненным опытом, чтобы, уцепившись за них, строить поведение в необычных условиях. Нормальная реакция психики. Но если аналогий не окажется? Тогда – дезориентация. Новые впечатления просто не будут восприниматься. Это уже опасно; надо как-то «переключить» Ирочку на восприятие нашей невероятной действительности. Стараюсь перевести разговор на простые бытовые темы, благо их накопилось видимо-невидимо. Потом зачем-то начинаю читать отрывки стихов, написанных давным-давно, еще до нашего удивительного знакомства.

Радостное, солнечное утро поднялось над миром, и он, откликнувшись, засверкал серебристыми каплями росы на травах, разноцветными цветами, нарядными бабочками, аквамариновым небом с перламутровыми облаками. Светило поднялось, как ему и положено, на востоке, когда мы уже проснулись, умылись и собрали снаряжение. Баклажан сортирует продукты, Ирочка готовит завтрак на газовом примусе. Я разворачиваю аналитическую лабораторию, потом извлекаю из чехла и пытаюсь настроить станцию межпространственной связи. Коля, растопив примус и вымыв котелки, достает гитару и, как всегда, радует нас экзотическими куплетами.

Баклажан сидит грустный, повесив голову, и о чем-то размышляет. Сегодня впервые он не язвит и не шутит, похоже, узрел какую-то пакость. Подсаживаюсь поближе: «Ты что?» «Да вот думаю, если этот мир не настоящий и все в нем нарисованное, что жрать будем? Наших продуктов хватит от силы на две недели». У меня даже в боку закололо от неожиданности. Да уж, о еде Баклажан в любой ситуации не забудет!

Однако, вопрос по существу. Тут же вспоминаю, как конвоиры гнали нас через тропический лес, подгоняя дубинами. Говорю: «Слушай, а дубины у них что, тоже нарисованные? И вода в ручье, на которой мы сегодня заваривали чай?» Тот секунду думает, потом довольно кивает. «Вопрос снят. По крайней мере, воду мы уже пили. Если еще испробовать местную дичь, буду абсолютно счастлив. А может, из местных злаков можно даже самогонку гнать? Только все равно не понимаю, что здесь живое, а что нарисованное. Давай спросим аборигенов».

Аборигены не заставляют себя ждать и через несколько минут вламываются в помещение. Впереди – вчерашний конвоир, за ним -  Янг, наш старый знакомый.  Он в набедренной повязке, на шее двойное ожерелье, по-видимому, атрибут социального положения. Остальные держатся с ним подчеркнуто уважительно, но достойно, без заискивания и раболепия. По-видимому, земные приниженные отношения подчиненных с начальством здесь не приняты. Я рад, что снова встретил это странное существо, он уже стал почти «своим»; в нашем общении больше, чем с каким-нибудь другим йети, есть шансы на взаимопонимание. Первое побуждение - поздороваться, но тут же вспоминаю правила. Начинаю мысленно представлять, как мы пожимаем руки, радуемся друг другу.

 

Картинка получается убедительной, Янг улыбается, жестом приказывает охранникам удалиться и усаживается в позе лотоса на одном из принесенных ими мягких ковриков. Мы в свою очередь рассаживаемся по кругу таким же образом и начинаем безмолвную беседу. С удивлением обнаруживаю, что могу обмениваться мысленными посланиями и с членами нашей команды. Оказалось, это очень просто. Не понятно только, сохранятся ли эти навыки при возвращении домой? Ну, это еще когда-то будет. А пока общаемся с Янгом.

 -         Как добрались?

-         Отлично, наверное, была летная погода.

-         Патруль не обижал?

-         В сравнении с нашим миром они просто ангелы…

-         Цель визита?

-         Убежали от Алекса. Хотим пожить у тебя.

-         Сколько угодно, если условия устроят. А где Алекс?

-         Тебя хотел спросить. Ты же его удавил…

-         Не удавил, а придавил. Не было нужды убивать.

-         Он попытается взломать шлюзы.

-         ! ! ! (Выражение в стиле bad, произнесенное языком образов).

-         ???  (нахожусь под впечатлением помысленного Янгом).

-         Так-то.

-         А справитесь?

-         Постараемся. Поможешь?

-         С удовольствием.

-         Что тебя беспокоит?

-         Замок. Откуда он у тебя?

-         Помыслил.

-         Как?

-         Просто помыслил, и стал замок.

-         У вас так бывает?

-         Всегда было.

-         Почему именно замок?

-         Из твоих воспоминаний, хотел сделать вам приятно…

-         А остальное тоже помыслил?

-         Остальное – природное. Мы его тоже мыслим понемногу, потом выращиваем и расселяем. Когда вырастет и покажет свойства, даем имя.

-         Зачем?

-         Дать имя творению - значит оживить его.

-         Чем питаетесь?

-         Фруктами, ягодами, орехами и другими плодами, которых ты не знаешь. Вкусно и полезно. Еще есть чудесные коренья. Попробуйте.

-         Хлеб?

-         Очень редко, присылают из вашего мира.

-         Кто?

-         Ты не знаешь. Далеко на востоке, в Небесных горах.

-         Шамбала?

-         Запретная тема.

-         Ладно. Мясо едите?

-         Трупами не питаемся. Мы - свободный народ.

-         Можно осмотреть ваш мир и собрать образцы?

-         Сколько надо. Только по привычке не убейте кого-нибудь.

-         Мы пришли с миром, без оружия.

-         Земляне – беспокойный народ. Опасны и без оружия. Придется какое-то время вас сопровождать, чтобы привыкли к нашим традициям. Иначе можете причинить вред миру, да и сами пострадаете.

-         Хорошо. Расскажи, что нельзя делать. Цветы хотя бы рвать можно?

-         Растения – для еды и красоты в доме. Знайте меру. А животных убивать нельзя. Они у нас разумные, сами не нападают.

-         Научи строить замки.

-         Без проблем. Это просто, ты сможешь. А теперь мне пора. Встретимся позже.

На этом образе мысленная беседа прервалась. Через минуту хозяева покинули нас, предоставив возможность устанавливать связь с профессором, готовить телекамеру и гербарные папки, варить обед, да мало ли что еще? Но вот об этом «еще» наша история умалчивает. 

Приготовления к переходу. Круг, начерченный мелом на полу комнаты. Мы – с неподъемными, туго набитыми всякой всячиной рюкзаками, в специальных жилетах, снабженных множеством карманов, клапанов и иных интересных штучек, в австрийских ботинках из двойной воловьей кожи с рифлеными подошвами. Все снаряжение со складов спецназа, приготовленное ушлыми командирами для распродажи, вчера вечером нуль-транспортировал для нас профессор. Такой удобной и надежной экипировки у нас еще никогда не было. Эх, лет двадцать назад бы такое чудо! Но сейчас будет не легче. Задача та же, что и раньше; называется она - выжить.

Четыре мощных рефлектора с настроенными генераторами нацелены в центр круга. Сосредоточенные взгляды, последние наставления. Программа исследований расписана по минутам. Уходим на два дня, чтобы провести рекогносцировку на местности, а также познакомиться с населением, флорой и фауной. Берем запас продуктов на неделю (кто знает, как там сложится?); немного спирта, аптечку, топливо и техническое снаряжение. Оружия нет, кроме охотничьих ножей. Коля, в дополнение к стандартному набору снаряжения, экипирован телекамерой, а Ирина – диктофоном и увесистым контейнером с профессорским нуль-передатчиком. Александр Геннадьевич хорошо обучил и потренировал нас всех, но доверие обеспечивать связь оказал лично Иринке. Вот она у нас теперь как радистка в партизанском отряде… Остальные роли остались прежними. Я как всегда ответственный за оказание медицинской помощи (доктор Айболит), хотя на самом деле больше всего интересуюсь двумя вещами. Первая  – образ жизни и культура йети. Вторая - лекарственные растения нового мира. Поистине, для ботаника это Клондайк! Еще мне достается нести портативную лабораторию для анализа растительного сырья и контрольно-измерительную аппаратуру, с которой предстоит работать. Баклажан отвечает за жизнеобеспечение экспедиции (где устроиться, как выпить и чем закусить; груз соответствует его обязанностям), а Коля – за техническое снаряжение и топографическую съемку местности. Чехол с гитарой, притороченный к его рюкзаку, торчит одновременно вверх и в стороны, придавая нашему высокому и тощему другу сходство с Гулливером (Человек-гора). Когда же взгляд останавливается на невысоком, кругленьком, ехидно ухмыляющемся Баклажане, сразу становится ясно, что в диверсанты нашу группу не возьмут – слишком уж одиозное зрелище. Так что будем решать наши проблемы мирными методами…

Момент Х. Пронзительный писк прибора на столе Александра Геннадьевича. Ирина вздрагивает и пытается что-то сказать. Инстинктивно хватаемся с ней за руки и ждем, уже почти раскаиваясь, что ввязались в это дело. Пространство начинает деформироваться и расплываться, как вид из окон во время дождя. Зону нуль-перехода заполняет знакомый зеленоватый туман, скрывающий интерьер квартиры, а также все окружающие предметы. Ощущение свободного полета в пространстве без ориентиров и точек опоры вызывает головокружение и сильную тошноту. Только этого еще не хватало! Пытаюсь побороть навалившуюся слабость и отыскать взглядом хоть какой-то предмет, чтобы ухватиться за него. Тщетно. Падаю и падаю в никуда, вот уже Ирочка куда-то исчезает, а взамен надвигается ощущение великой и страшной пустоты, из которой нет исхода, нет спасенья. Где я? Двигаюсь или парю на одном месте? Глупый вопрос: пространства не существует… точно так же, как и времени. Который сейчас час, день, век? Нет ничего, и меня тоже…

 

Сильный удар по пяткам, как при прыжке с большой высоты. Выдергиваюсь из небытия, чувствуя, что вот сейчас меня вытошнит прямо на пол профессорской квартиры, да еще на глазах у ребят. Набираю побольше воздуха, чтобы выругаться, но… тут-то все и заканчивается. Нуль-переход состоялся.

Чудесный солнечный день, середина лета. Наша группа стоит на зеленой лужайке в той же композиции, что была на момент Х. Стен, шкафов, столов с оборудованием нет и в помине; вместо них чистое и светлое пространство с травой, кустиками, облаками над головой. Странные здесь кустики и странные облака… Не наши, не земные, хотя и очень красивые. Конечно, ландшафтами меня уже трудно удивить. Но все же этот мир принимает нас совершенно неожиданно. Не успеваем сойти с места, как вокруг вырисовывается человек десять (то есть, существ десять) йети, опоясанных широкими ремнями и с изрядными дубинами в руках (то есть, лапах)… Милые существа внимательно смотрят на нас. Взгляд у них нехороший, прицеливающийся…

Первая мысль: «Какие мы идиоты, удрали из огня да в полымя». Вторая мысль: «А все-таки Эльбрусская экспедиция принесла плоды. Йети готовы к вторжению, и это хорошо» Мысль третья: «Как бы сделать так, чтоб нас не угрохали на месте? Похоже, они это могут. Разговоры о правах человека тут бесполезны». Четвертая мысль развиться не успевает. Рослый йети с ожерельем на шее машет рукой (лапой): двигайте! Убедившись, что каждый шаг в сторону вызывает недвусмысленное рычание и пинок дубиной, успокаиваемся, и след в след двигаем по росистой траве в указанном направлении… Остальные йети идут по сторонам и сзади. Мысль четвертая: «Интересно, добивают они отстающих, или это специфический земной обычай?» Мысль пятая: «А куда, собственно, они нас ведут?» Дальше все стало не так интересно и сознание сосредоточилось на одном: дойти самому и помочь остальным. Труднее всего Ирочке с ее профессорским баулом. Пытаюсь тащить его сам, потом с крепкими горно-туристскими выражениями вешаю контейнер за ремень на шею ближайшему конвоиру… Он не выказывает недовольства и мы, несколько приободрившись, шагаем дальше.

Постепенно поляны и перелески сменяются густыми зарослями, пробираться сквозь которые приходится по едва заметной тропе. Проходит несколько часов, а путешествию нет конца. Мы совсем выбились из сил, однако рюкзаки со снаряжением не бросаем. Как знать, может это единственная ниточка, связывающая  нас с жизнью в этом странном мире? На коротком привале посреди поваленных деревьев пытаюсь лучше рассмотреть конвоиров (или сопровождающих). Сразу становится ясно, что это ярко выраженные индивидуальности, с разными характерами, темпераментами, стереотипами поведения. Но старого знакомца с глубоким шрамом на левой щеке среди них нет. Пробую представлять мысленно разные картинки, однако это не оказывает заметного действия – все йети (при более точном подсчете их оказывается девять) за время отдыха ни разу не проявляют к нам интереса, сидя кружком и глубокомысленно размышляя о чем-то своем. Только когда Баклажан с угрюмым видом запел песню из жизни советских каторжан, сопровождая это подходящими жестами и мимикой, созданья придвинулись ближе и обменялись недоуменными возгласами. И было от чего, – разумеется, подобного в своем мире они еще не слышали….

Баклажан он и есть Баклажан. Даже помирать будет, так не перестанет изгаляться… Ирочка смотрит вопросительно: что это он? Говорю: «Слушай, Баклажан! Не кощунствуй. Ты прекрасно знаешь, о ком и о чем это. Видел бы тебя профессор, так он бы тебе просто морду набил! Мы в раю сейчас по сравнению с тем, что они выстрадали, их болью, их жертвами. Заткнись пожалуйста!» Баклажан, вопреки обыкновению, становится серьезным и медленно, с трудом произносит: «В моей семье из двенадцати человек выжили трое». Говорю: «И в моей – меньше половины…» Помолчали немного. Дальнейший разговор не получился, так как наши конвоиры уже поднялись, дубинками указывая вперед… И снова хруст сучьев под ногами, непривычные формы растений, голоса птиц; снова опьяняют, кружат голову ароматы неведомых цветов.

Похоже, крыши у нас все-таки слегка съехали, по крайней мере, у меня точно. Мы идем и идем, делаем привалы и снова идем, а перед глазами почему-то встает в цветах и красках приключение в стриптиз-клубе, куда нас все же вытащила Ирочка на третий день столичной жизни. Не могу понять, было все это, или от воздуха параллельного мира разыгралась фантазия? Спрашиваю ребят; Ирина хмурится и переводит разговор на другую тему. Коля просто молчат, и взгляд у него становится мечтательным. А Баклажан совершенно некстати рассказывает глупый анекдот про поручика Ржевского, который на вопрос полковнику: «Вы не знаете, где это я недавно ел лимон с ножками?» – услышал: «Так это ты, гад, выдавил в чай мою желтую канарейку!»

Стриптиз-клуб оказался весьма уютным небольшим залом; расставленные полукругом небольшие столики с удобными мягкими креслами необычной формы; интерьер в японском стиле; расцветки и композиции, ласкающие глаз. Вся наша команда – на почетных местах в первом ряду (Ирочка постаралась).

Представление, начавшись в центре зала, немедленно захватило внимание всех присутствующих, так что никто даже не притронулся к изысканной выпивке и закускам. Я плохо разбираюсь в музыке, а в танцах – полный профан. Кажется, звучали и африканские мелодии, и рок-энд-роллы, и зовущие к единению мужского и женского начал звуки вечного танго… Движения стриптизеров оказались настолько пластичными, потрясающе выразительными и безукоризненно отшлифованными, что танец создал полную иллюзию перетекания поз. Как будто для размеров, формы и положения этих человеческих тел нет ничего невозможного… Их было трое – парень и две девушки. В мерцающих разноцветных лучах лазерной подсветки представление выглядело уже совершенно фантастическим.

Завороженный движениями девушки, пытавшейся вовлечь меня в свой танец, я на мгновенье утратил ощущение времени и почти поддался ее необыкновенному обаянию. Как вдруг краем глаза вижу, что парень-стриптизер таким же образом вовлекает в танец Ирину…

Ох, зря он это сделал! Стряхнув девичьи чары, склоняюсь к милому ушку обнимающей меня девушки и спокойно произношу ледяным голосом: «До трех считаю, после укушу. Раз…» И широко открываю рот. На дикий крик стриптизерши в зал вбегает представительный мужчина кавказской внешности и во всю глотку шепчет: «Ты что орешь, дура!» Разумеется, зрители все это слышат, и зал гудит, едва сдерживаясь от хохота. Парень продолжает танец, ни на шаг не отходя от Ирины. Говорю «Баклажан, у тебя лимон есть?» Баклажан, как фокусник, достает откуда-то два лимона, один дает мне, второй начинает демонстративно жрать прямо с кожурой, отфыркиваясь, закатывая глаза и безобразно кривляясь. Собираюсь вонзить зубы в свой лимон, но этого уже не требуется. На артистов, музыкантов, администраторов и зрителей в ближних креслах напала корча; все расстроилось – и танец, и музыка. Сначала сбились с ритма и замолчали духовые инструменты. Вот уже отчаянно взвизгнула и умолкла скрипка; послышалось сквернословие, после чего наступила зловещая тишина, то и дело прерываемая волнами истерического хохота.

Приходим в себя уже на улице, весьма жестко выставленные охраной. Баклажан, ощупывая фингал под глазом, мудро произносит:

Ирочка расстроена. «Ну зачем вы устроили этот цирк? Сорвали чудесное выступление. Вместо удовольствия получили по шее. А мне теперь ребята год будут вспоминать, как отвязались мои протеже… Нет, разочаровали вы меня. Дикие какие-то. Баклажан – понятно, но от тебя (в мою сторону) не ожидала…»  Для меня Ирочкино возмущение как бальзам на раны. Значит, не совсем она ко мне равнодушна. Пытаюсь обратить все в шутку и вдруг подскакиваю: «Эй, а где же Коля?»

Растерянно оглядываемся. Коли действительно нет. «Кто его видел последним?» – спрашивает Ирина. «Да он обнимался со стриптизершей, когда нас тащили к выходу, - отвечает Баклажан. – Наверное, и сейчас продолжает…»

Тут уже и меня тянет на классику:

"Что будем делать, - спрашивает Баклажан. – Ждем Кольку или оставим с барышней? - Конечно, надо бы дать человеку расслабиться, однако заметут его. И никакие амулеты не помогут..."

Ждем долго. Коленьку, появившегося в обнимку с дамой (одетой, однако, вполне прилично), перехватываем в небольшой беседке напротив входа в стриптиз-клуб. В соответствии с реалиями нашей грешной жизни все вместе отправляемся провожать Леночку - столь неожиданную знакомую. Воспоминание о путешествии по ночной Москве представляет картины незнакомых улиц, столичных трущоб, потом - уютного кабачка, где мы сидим за столиком и декламируем стихи, потягивая пиво. Еще какие-то ночные заведения с более крепкими напитками; плохо различимые в густом табачном дыму лица накрашенных девиц, парней сомнительной сексуальной ориентации. Таинственные безлюдные переулки, знакомство с парочкой местных банд; настоящее убийство в разборке мафиозных группировок. К счастью, наше присутствие в последней сцене ускользнуло от внимания киллеров (наверное, благодаря амулетам), а мы решили его не афишировать… Потом провал в памяти, после которого всплывает образ Баклажана, шагающего в позе Кисы Воробьянинова по Тверской-Ямской и разбрасывающего в сквере рекламные проспекты с призывом посетить выставку копченых колбас в Лужниках. Дальше все окончательно покрыто мраком неизвестности. Только под утро – база, головная боль, сбитые коленки и локти, укоризненный взгляд Александра Геннадьевича. Контрастный душ; приглаживание перышек; очередные занятия по адаптации к параллельным мирам…

Стоп. Кажется, надо куда-то идти и что-то делать. Приоткрываю один глаз. Рядом, прямо на траве, расположился внимательно глядящий на меня конвоир-йети.  Неожиданно понимаю, что он все видел – все мои образы и воспоминания. Открываю рот, чтобы сказать: пшел вон, не подсматривай! Но сентенция так и остается невысказанной, потому что конвоир произносит, медленно и с трудом выговаривая слова на чистом русском языке: «У вас правда так бывает?»

Чуть не подскакиваю от неожиданности, но беру себя в руки и отвечаю так, как если бы разговаривал со старым другом.

-         Что бывает?

-         Найдя себе вдовушку…

-         Бывает.

-         Ну и дикие вы! Неужели с дамой больше нечего делать, как пить ей кровушку?

-         Это шутка, к тому же не моя.

-         А что, не все пьют кровушку?

-         Вот привязался! Конечно, не все. Вообще никто не пьет. Есть другие способы общения с дамами, ты же видел…

-         А что значит «надраться»? Победить в драке?

-         Надраться – значит выпить медленно действующий яд. В малых дозах вызывает хорошее настроение; в больших – безумие и дурные поступки.

-         И все пьют?

-         Почти.

-         Зачем? Не знают, что это яд?

-         Традиция у нас такая - с детства. А потом без него уже не могут.

-         Ваш мир надо изолировать. Как представлю, что мои дети «надрались», сразу хочется свернуть тебе шею…

-         Не принимай близко к сердцу. У вас же нет здесь свободы прессы, бюджетного дефицита, мафии, государственного геноцида коренного населения? Тогда «надраться» вам не грозит. А вот дверки в наш мир все-таки прикройте от соблазна, да как можно плотнее.

-         Кажется, ты не враг. Но как вы появились в нашем мире? Янг объявил тревогу, запретил ходить туда и обратно. Второй лунный цикл охраняем входы, ждем «гостей». До сих пор никого не было, вы первые.

-         Янг – главный?

-         Да, помощник Великого Йети.

-         Шрам на левой щеке?

-         Неудачное сраженье.

-         Война?

-         Дикие животные. В ваших местах.

-         Зачем он к нам ходит?

-         Связь.

-         С кем?

-         Не знаю. С кем-то очень могучим не из вашего мира…

-         Куда идем?

-         К Янгу.

-         Тогда поднимаемся. Янг – друг.

Вот так за движением и разговорами незаметно проходит день и  постепенно устанавливается какое-то подобие дружеских отношений с конвоирами. После нескольких диалогов замечаю, что наши разговоры происходят безмолвно, без движения губ. Простой обмен мыслями. Не успеваю этому удивиться, так как неожиданно оказалось, что солнце склонилось к западу и наступил вечер… И только тогда мы пришли в настоящее изумление, какого, пожалуй, не испытывали даже при первом знакомстве с йети. Лес закончился, уступив место небольшой скальной гряде. На берегу быстрой  звонкой речушки в лучах заходящего светила - здание турбазы в виде рыцарского замка. Той самой турбазы, близ которой мы с Ириной догнали группу в нашем первом походе… 

Глава 4. Человек-невидимка.

 

До вечера с профессором варим субстанцию. Александр Геннадьевич выписывает на тетрадном листке состав и условия синтеза, достает из шкафа необходимые реактивы. Работаем почти без слов. Мне это в удовольствие - люблю осмысленный труд по специальности. Впору приговаривать словами Чичикова: «Давненько я не брал в руки шашек!» Поздно ночью субстанция готова, объединена с легирующими добавками, залита в гильзы с микроэлектронной схемой, закупорена слоем эпоксидной смолы. Остается ждать, пока все это застынет, и "брелки-амулеты" можно раздавать команде.

Ребята не спят: после моего рассказа никому не хочется попасть под психотронную атаку. Коля, кроме того, переживает задержку с возвращением домой. Как там Натали, дети? Контрольный срок заканчивается через три дня, а потом… ух и задаст ему супруга за опоздание! Даже грозный Магомед, начальник КСС Западного Кавказа, по сравнению с ней младенец.  А у нас здесь полная неопределенность. Кто знает, сколько придется отсиживаться? Мало того, что психологически тяжело утруждать профессора, так еще и выступает на первый план проблема человеческой совместимости. Нервы у всех на пределе, любое неосторожное слово может вызвать взрыв. В горах все это бывало, но решалось проще: больше пространства, да и группа каждый раз основательно готовилась к испытаниям. Сейчас все произошло слишком неожиданно, а стрессовые воздействия носят совершенно другой характер. Обложили нас так, что никому не известно, когда и чем закончится новое приключение.

Прямо и откровенно рассказываю обо всем нашему хозяину. Александр Геннадьевич в ответ объявляет, что мы в принципе ничем не связаны территориально. Поскольку внимание одного человека к другому – тот же направленный лептонный зонд в миниатюре, генераторы сберегут нас от ненужного интереса со стороны представителей конторы и вообще посторонних людей, сделают как бы невидимыми. То есть, физически смотреть на нас будут, но это не вызовет ни у кого мыслительного или эмоционального отклика. Поскольку человек видит выборочно лишь то, что его заинтересовало, при таком раскладе мы действительно как бы становимся невидимками… Покруче, чем у старика Уэллса!

 

В свете полученной информации предлагаю утром выйти для пробы в город за покупками и для ознакомления с достопримечательностями. Нельзя побывать в столице и ничего не посмотреть! Предложение с энтузиазмом принимается. Вот уже и амулеты-генераторы подоспели. Привязываем их веревочками к собственным шеям, приводим в рабочее состояние и готовимся ко сну. Коля вновь сокрушается о глупости и нелогичности происходящего. «Вот посмотри, сколько доброго и прекрасного можно было бы сделать с помощью изобретения Александра Геннадьевича. А вместо этого мы пользуемся им, чтобы спрятаться от кучки маньяков. Мелко все это. Гора родила мышь!»

Говорю: «Как думаешь, смысл нашего бытия в конечной цели или в процессе ее достижения? Вот не было бы Алекса и его своры, так вообще бы ничего не было – ни генератора, ни похода, ни знакомства с йети. Что касается меня, с позиции шкурных интересов вообще должен Алексу объявить благодарность с занесением. Если не его бредовая идея, Ирочка бы в этот раз не приехала - никто б ее не отпустил. Там столько дел: и острова Бали, и Венеция, и Амстердам… У всех знаменитостей нужно успеть взять интервью. А так вот она рядом с нами. Что скажешь?» Коля устало соглашается и замолкает, размышляя о чем-то своем. Только Баклажан бубнит вполголоса: «Диалектика, хрен бы ее взял!»

На этом заканчиваем день и улетаем в страну приятных сновидений. Обнимаю свою чудную подругу, прислушиваюсь к ее спокойному дыханию. Ирочка шепчет в полусне: "Интересно, а каким образом эти генераторы повлияют на наши с тобой отношения? Что, если в довершение всех бед мы, став невидимками, перестанем замечать друг друга?" Мысль с научной точки зрения интересная, но на практике меня не слишком трогает. Решительно заявляю, что такая участь нам определенно не грозит, и стараюсь доказать это не только словами. Ирочка как-то даже слишком быстро соглашается с моей точкой зрения, засыпает радостная и умиротворенная.

Утро начинается с непривычной тишины. Никто не кричит: "подъем", не лупит ложкой в консервную банку. Поднимаемся сами, без команды; прихорашиваемся, готовимся к первому штатскому выходу в город. Ирочка достает из рюкзака косметику, которой там к концу похода не должно быть по определению. Телевизор мурлычет популярную мелодию, заканчивается "Утренняя почта" и начинается "Дежурная часть". Краем уха слышу интересное: "Разыскиваются…" Поднимаю глаза, чтобы рассмотреть, кого это там ищут… на экране вся наша кампания (кроме Александра Геннадьевича). Дальше - обрывки фраз… "просим сообщить… совершили нападение на погранзаставу… вооружены и очень опасны…" В общем, продолжение следует… События разворачиваются быстрее, чем мы успеваем на них реагировать.

В свете полученной новости иду в город один, для пробы. В случае чего, много с меня не возьмешь: шерпа он и есть шерпа. Есть, конечно, еще детектор лжи и психоделики, но тут уж никуда не денешься… Уповаю на «амулет». Ирина наводит мне легкий макияж, делающий лицо почти неузнаваемым.

Выхожу из подъезда, с удовольствием вдыхая чистый свежий воздух. Климат в Москве отличается от нашего более резкими дневными перепадами температуры: утром – прохладно, днем – жара. Сажусь в трамвай, занимаю свободное место и наблюдаю за поведением кондуктора. Симпатичная женщина средних лет, она проходит мимо, не обращая на меня никакого внимания. На следующей остановке заходит контролер. Дойдя до моего кресла, с каким-то тупым сомнением глядит прямо в лицо; через мгновенье отворачивается и идет дальше, не спрашивая билет. Проверяю еще. Пересаживаюсь на встречный трамвай, потом снова и снова. Везде одна и та же реакция. Пассажиры меня вообще не замечают, даже при столкновении отстраняются и идут себе дальше. Просто обидно за такое отношение.

Ближе к вечеру, нагулявшись по столице, обойдя несколько магазинов, покопавшись в отделе периодики любимой библиотеки и демонстративно пройдя мимо МУРа, возвращаюсь домой, нагруженный покупками. Самое ценное приобретение – хорошая шестиструнная гитара. Ребята рады и моему благополучному возвращению, и эффективности защиты, и гитаре. Отвечаю на все вопросы. Настроение в группе поднимается от нулевой отметки до температуры субтропиков. В качестве особого приза удостаиваюсь дружеского Ирочкиного поцелуя. А Коля немедленно начинает настраивать инструмент. Теперь он ничего вокруг не видит и не слышит, даже без всяких профессорских генераторов. Баклажан на кухне рассказывает забойные истории из своей жизни; Ирина рассеянно слушает, пытаясь одновременно писать репортаж о минувшей командировке на Кавказ. Приходится кое-что придумывать, скрывая суть путешествия, от этого все получается плохо и нескладно; милая наша журналистка нервничает, то и дело рвет наброски и начинает писать снова. А мы с профессором устраиваемся за аппаратным стендом. Вопрос все тот же: что дальше?

- Будь я на месте людей конторы, - говорит Александр Геннадьевич, - и выяснив, каким способом разыскиваемые защищаются, первым делом попытался бы использовать наше орудие защиты как метку, по которой нас же и изловить. Аппаратура у них в лаботратории подходящая есть, но подобным образом ее еще никто никогда не использовал. Хотя это не проблема… всего-то надо переключить несколько тумблеров на центральном пульте. Они до этого непременно додумаются – если не сегодня, то завтра, или в близком будущем.

- Получается, что без амулетов выходить в город нельзя, но и с ними тоже?

- Именно так. Сейчас для вас действительно оптимальное решение – переход в параллельный мир. И чем быстрее, тем лучше, пока эти уроды не взяли штурмом мою квартиру.

Пытаюсь выяснить, насколько реален для нас такой переход, и насколько он безопасен для здоровья. Не получится так, что в пункт назначения попадут наши обугленные трупы или что-нибудь еще покруче? Оказывается, ничего страшного.  Небольшая психологическая подготовка, и уже через несколько дней можно будет попробовать. Профессор пытается объяснить мне физическую суть нуль-транспортировки, но это плохо удается: слишком ученик бестолковый. Тогда он пробует проиллюстрировать идею на компьютере. Это уже теплее… Постепенно «въезжаю», что согласно его гипотезе, трехмерное пространство-время не является гладким и неподвижным подобно стоячей воде, а движется неравномерно, то ускоряя, то замедляя движение. В зонах высокой напряженности лептонного поля оно изгибается, скручивается в жгуты, соприкасаясь с мировыми линиями других пространственно-временных континуумов. Там, в точках соприкосновения, как раз и возможны «пробои», образующие пресловутые "шлюзы" - пути в иные измерения. Шлюзов вокруг видимо-невидимо, но почему-то это до сих пор никому не приходило в голову. Ученые умы считали «пробой» интересным парадоксом, не имеющим практической ценности. Однако кое-какие службы отнеслись к этому весьма серьезно, о чем говорят различные безумные затеи вроде организованной Алексом охоты на снежного человека. Теперь мы можем прямо из квартиры регистрировать и наносить на карту точки «пробоев». Спрашиваю, для чего нужно это новое изобретение?» Александр Геннадьевич отвечает, что полученные данные позволят осуществлять «нуль-транспортировку» людей и грузов на любые расстояния, хоть в соседние галактики, мгновенно и с ничтожными затратами энергии. Мне опять лезет в голову нуль-транспортировка танков, БМП и мотострелковых армейских частей; группы разведчиков и диверсантов в тылу врага… чеченские террористы… и все такое прочее. С трудом отгоняю эти картины, но все-таки не могу удержаться от соответствующего вопроса. Профессор показывает уложенные в ящик компьютерного стола изящные бруски пластита. Провода идут к маленькому электронному блоку, осуществляющему непрерывный мониторинг окружающей среды. Отслеживаются свыше двадцати параметров, в том числе уникальные характеристики хозяина и гостей этой странной квартиры. При попытке захвата оборудования и информации приводится в действие программа самоуничтожения, отключение которой современными методами невозможно в принципе: нет соответствующего алгоритма.

С кухни доносятся звуки гитары. Последний раз проверив аппаратуру и убедившись, что все готово к завтрашним тренировкам, присоединяемся к сообществу, которое без нас вовсе не скучало. Коля и своим видом, и даже исполняемой песней выражает неодобрение нашим технократическим изыскам. Я в принципе с ним согласен: слишком ненадежен и бесчеловечен мир техники, который был создан людьми, а теперь перемалывает их плоть и души… Сам бы с вожделением покритиковал, но только не сегодня. Так что молчу и слушаю Коленьку.

Мне почему-то становится необычайно весело. Слушаю Колю, а в голове крутится мысль: как-то ты через недельку запоешь, в гостях у нашего мохнатого красавца? Однако внимание тут же обращается к другим темам.

Баклажан отбирает у Коли гитару. Откуда-то появляется видавший виды кассетник и россыпи музыкальных записей, преимущественно рок-энд-роллы. Танцуем с давно забытым удовольствием, хотя у меня получается так плохо, что комплексую, представляя себя со стороны. Зато Ирочка поистине неотразима. К нашему изумлению профессор, немного подумав, тоже пускается в пляс. Наконец музыка заканчивается, и мы спускаемся с небес на землю, вконец обессиленные, но счастливые. Ирочка шепчет мне по секрету что-то легкомысленное; я, конечно же, не могу упустить случай, чтобы  не пошутить по этому поводу. Как все здорово! О чем грустить, если сегодня – наш звездный час? Вот доживем до завтра, тогда посмотрим. Даст Бог день, даст Бог и пищу!

 

Яркое ласковое солнышко бьет в окно. Пора вставать. Этой ночью мы вновь использовали спальники – теперь уже не в горах, а в квартире Александра Геннадьевича. Расположились на полу, как положено настоящим туристам, и отдохнули лучше, чем в самой мягкой пуховой постели. Однако начинается отходняк. Все тело ломит, голова кружится, каждое движение причиняет боль. Не удивительно: обратная акклиматизация - дело нешуточное; достаточно малейшего сквозняка, чтобы заболеть. Организм в борьбе за выживание истощил внутренние ресурсы и теперь, когда нервное напряжение спало, нужно время, чтобы восстановиться. Остальные чувствуют себя не лучше. Даже повышенное содержание гемоглобина, приобретенное в горах, не спасает. Слишком много лет мы бездельничали, не занимались спортом, чтобы вот так отвязываться. Результат налицо. Ребята лежат в лежку; кто кашляет, кого обсыпало герпесом…

Профессор предлагает для ускорения обратной акклиматизации воспользоваться его генератором. С удивлением рассматриваю это творение человеческого гения. Прибор изготовлен на молекулярном уровне (Александр Геннадьевич сварил его на кухне в консервной банке, используя только ему ведомые химикаты) и внешне выглядит как небольшой цилиндр из полупрозрачного желтоватого материала, по цвету напоминающего янтарь. В глубине проглядывают какие-то микроскопические детали, а на один из торцов выходят несколько разъемов для настройки и подключения самописца. Это все. Батареек или иных источников питания не предусмотрено. Изобретатель поясняет, что генератор использует энергию лептонного поля, заполняющего все пространство, и может не только обеспечивать собственное функционирование, но и вырабатывать электричество. Это один из видов энергии, которыми пользуются для поддержания жизни физического тела продвинутые йоги…

Для концентрации энергии на определенной точке генератор помещается в один из фокусов зеркального параболического отражателя, снятого, по-видимому, местными алкашами с прожектора на ближайшей стройке. Александру Геннадьевичу помогают все, даже те, кого никак не заподозришь в пристрастии к науке… Вот и соседские мальчишки то и дело приходят с вопросами, приносят модели каких-то странных аппаратов, а он находит время и слова, чтобы все им обстоятельно объяснять… Кем вырастут эти детки? Ньютонами или Ферми? Может, откроют такое, чего наш старенький мир еще не видел. Как знать. Но этих бесед они никогда не забудут…

Отражатель с генератором укрепляем над кроватью в обгоревшем углу. Ирочка обращает на это внимание и спрашивает, что здесь произошло и откуда трещины в стене. Профессор рассказывает, что не так давно использовал генератор для продуцирования идей. Когда ему необходимо было срочно писать очередную монографию, настроил прибор на частоту Мирового Информационного Поля и, ложась спать, всю ночь считывал информацию. Потом просыпался, записывал пришедшие идеи, а днем воплощал их в научные труды и эксперименты. Все было хорошо до тех пор, пока однажды генератор не накопил слишком много энергии (наверное, идея заумная попалась) и не взорвался, разворотив стену. К счастью, профессора в это время на кровати не было, а пожар удалось без лишнего шума погасить...

Соглашаюсь провести первый эксперимент на себе. С некоторой опаской ложусь на койку (не рванет ли снова?) и пытаюсь расслабиться. Сначала не происходит ничего необычного – только ощущение приятного тепла, исходящего из отражателя. Ребята занимаются своими делами: разговаривают, чинят снаряжение, спорят с профессором; никто не мешает мне отдыхать. Постепенно звуки и иные ощущения внешнего мира уходят в сторону. Нет, они не исчезают, но их значение становится для меня все меньше, стремится к нулю… Ничто не волнует.  Я везде и нигде, сплю и бодрствую, лежу на койке и лечу где-то в вышине… Тело становится невесомым, не подает никаких сигналов и не доставляет неудобств. И теперь уже нет ничего невозможного…

Теплый, яркий солнечный свет; пылинки, танцующие в лучах, пробуждая давно забытые образы. Маленький саманный домик у реки. Видавшая виды деревянная калитка. Гигантские шелковицы в палисаднике, буйные заросли цветущей сирени. Все такое знакомое! Но только на первый взгляд. Здесь нет уюта и спокойствия, нет дорогих мне людей.  Во всем ощущается напряжение и тревога. Прохожу во двор по дорожке, вымощенной грубо обтесанным известняком. Вот здесь когда-то стоял стол, а рядом с ним скамейка… Ничего этого нет. Вместо входных дверей зияет дыра… Окна выбиты, крыша и перегородки повалены… Пространство комнат засыпано грудами штукатурки и строительного мусора.

 

Мне обязательно нужно что-то найти в этом заброшенном доме. Понимаю: здесь нет никого живого, но все же вхожу, надеясь на чудо… Чудо происходит. В массивном старом кресле у окна непринужденно, нога за ногу, сидит Михась собственной персоной.

Кидаюсь к старому другу, чтобы обнять, почувствовать его. Сколько же мы не виделись! Но Михась глядит, улыбаясь каким-то своим мыслям, и неуловимо ускользает, отстраняясь. Четко вижу его рядом, все в том же кресле, но не могу ни подойти вплотную, ни дотронуться. Наконец соображаю, что это невозможно, и спрашиваю: «Ты?» «Кто же еще?» «Что здесь делаешь?» «Пришел встретить тебя». «Куда мы опять влезли?» «Не мы, а ты. У меня здесь теперь порт постоянной прописки». «Где это?» «Нижний астрал. Зона переподготовки». «Что за…?» «Ну, как на сборах. Только здесь мы готовимся к повторной заброске в земной мир. А может, куда и подальше…» «Кто это – мы?» «Да все здесь: и Вовочка, и Димыч, и Прутиков… И еще много других, которых ты не знаешь. Хорошая команда собралась. Жаль, горы не настоящие. Сделать можно любые, только представляешь, и они уже тут как тут. Да что толку? Они никогда не сравнятся с величием тех, созданных ТВОРЦОМ. Однако скучать некогда. Работы больше, чем было в вашем мире. Хорошо, здесь спать не обязательно, и голова не болит…» «А что делаешь?» «Помогаю адаптироваться новоприбывшим. А то у многих с непривычки крыши едут… За вами вот наблюдаю. Стараюсь отвести от ошибок, да вы же не слышите… все думаете о земном!» «Спасибо тебе. Не забывай. Если что, дай хоть азимут, куда идти». «Ладно, если еще буду здесь. Эта страна не последняя. Есть вторая - выше и дальше, а за ней еще и еще… Постепенно мы все туда уйдем, когда отработаем старые долги. Это совсем не больно, не так, как было у вас, на Земле. Даже приятно». Пытаюсь пошутить. «А как здесь насчет прекрасных дам?» «No problem. Только смотри, не ошибись. За каждую ошибку расплата нехилая. Ну ладно, мне пора. До свиданья, друг». Хочу спросить, каких именно ошибок надо опасаться, но Михась удаляется, как в телекамере при откате, и медленно тает в пространстве.

И вот, только подумал о дамах, как декорации меняются. Степь, жара; до самого горизонта колосятся поля спелой пшеницы. Пыльная грунтовка; идущая по ней навстречу мне красивая молодая женщина. Я поражен. Вот уж кого не ожидал увидеть в такой обстановке. «Привет! А ты что здесь делаешь?» «Да заблудилась, никак не могу найти обратную дорогу, - говорит Ирина. - Проводи меня домой, пожалуйста». Удивляюсь: «Куда проводить?» «Ну, откуда я знаю? Туда, на базу, где ты сейчас. И где все остальные».

Что-то мне не нравится; удерживаю готовое сорваться «конечно» и стараюсь понять, что? Внезапно наступает прозрение. Настоящая Ирочка не могла так сказать. Она прекрасно знает, где все мы находимся. К тому же, она и сама сейчас ТАМ. Я полностью дезориентирован и обескуражен. Если это не Ирочка, то кто?

Всплеск эмоций помогает вспомнить нужные слова. Пристально гляжу в глаза фантому, говорю громко и уверенно: «Немедленно отвечай, кто ты есть? Назови твое имя!» Милое личико подруги мгновенно расплывается. Мой голос грохочет, многократно отражаясь от линии горизонта. Наконец, из бесформенного переплетения света и теней вырисовывается знакомый облик Алекса. Он глядит с нечеловеческой злобой, пытается что-то произнести, внезапно срывается и бежит вбок, исчезает… Не выдерживаю напряжения и тоже бегу - в противоположном направлении…

С треском и скрежетом вламываюсь в тело, прихожу в себя. Состояние ужасное, нет такой клеточки, которая бы не болела. Понимаю, что неудачно «приземлился». Пытаюсь исправиться, расслабившись и приняв размеры, форму, положение физического тела. После нескольких попыток это удается; становится легче. Профессор озабоченно склонился над моим ложем. С трудом, медленно проговаривая каждое слово, произношу: «Ну, Александр Геннадьевич… вот это у вас обратная акклиматизация… хрен ее возьми!» Тот кажется слегка испуганным. «Подожди-ка, опыт был совершенно безопасным. Расскажи, что произошло. По исходным данным ничего плохого с тобой не должно было случиться…»

Рассказываю. Профессор несколько минут раздумывает и неожиданно заявляет: «Похоже, началось. Генератор здесь не при чем, он просто помог тебе расслабиться и уснуть. А там тебя уже поджидали. Психотронное оружие. Как раз тот случай. Не понял только, как ты от них ушел, не сказав адреса? Ведь били наверняка! Впрочем, продолжение следует. Не можешь же ты никогда не спать?» «А что делать?» «Все то же – использовать генератор. В режиме активной защиты. Нужно будет носить на шее небольшой брелок. Вот тебе и первое дело – поможешь с синтезом субстанции. До ночи сделаем каждому». «Ну и, словами Бабеля: что с этого будет, Беня?» Профессор принимает шутку. «Сдается мне, у них погорит сажа… Понимаешь, контора использует очень сложную и громоздкую аппаратуру, позволяющую выбрасывать в пространство лептонный зонд, направляя его по «кривой погони» к объекту воздействия. Ну, а принцип моего генератора идеально подходит для обезвреживания таких игрушек. Причем стоимость защиты в несколько тысяч раз меньше стоимости аппаратуры для нападения. Когда лептонный зонд достигает сферы действия генератора (в нашем случае это от 3 до 5 метров), в одном пространстве с ним за счет взаимодействия торсионных полей индуцируется такой же, но противоположный по фазе. Обе энергии уничтожают, растворяют друг друга и до объекта воздействия не доходит ничего. Если бы мы могли видеть этот процесс глазами, то наблюдали бы удивительную картину. Представьте гарпун, которым стреляют в озеро. Он вонзается в воду и уходит внутрь, не вызывая ни кругов, ни брызг. Просто погружается, как в нож в масло, и исчезает. Нет его. А дальше – самое главное. Поскольку в верхушке лептонного зонда находится тонкое тело военного оператора, его связь с физическим телом мгновенно обрывается. В психотронной лаборатории это выглядит как неожиданная и беспричинная смерть. Возможно, от обширного инфаркта или кровоизлияния в мозг. Так уже было, когда они пробовали меня пощупать. Оставшиеся в живых не поняли, что произошло, впали в депрессию и прекратили опыты. Да… зомбирование - страшное зло, оно  должно быть наказуемо. Теперь моя квартира и прилегающие к ней районы для них - неприкосновенная территория. Табу! То, что кинулись на тебя, означает, что еще не знают места вашей дислокации. Потеряли и усиленно ищут. Ну, ничего, отвадим!»

В глазах Ирочки тревога. Догадываюсь о причине: как всегда, она беспокоится не о себе. «Снова будешь говорить, что мы действуем недостаточно гуманно?» Она отвечает грустно: «Нет, не буду. Просто не по мне такие игры, тошно от всего этого… Как будто сломалось что-то внутри. Нет уже той беззаботной девушки, которая несколько лет назад впервые приехала в ваш город. И очень жаль ее…»

- Что ж, больше знаний - больше горестей. Но ты вовсе не сделалась хуже: наоборот, повзрослела, стала еще очаровательней. Я знаю, ты готова пожертвовать собой, чтобы не причинить никому зла, даже подонкам. Но я тебе этого не позволю. Ты нужна мне, нужна всем нам. Прости, но мы тебя будем изредка останавливать. Кстати, не забывай: весь этот мир – иллюзия. Сегодня еще раз в этом убедился, да так жестоко! Мы все здесь, как в театре, играем роли, и не столь важен результат, как действие. Главное – понять свою роль и сыграть ее достойно. Помнишь Бхагавад-Гиту? А вот послушай, как это выразил наш современник.

Глава 2. Сидоров

Дверь открывает сам профессор – крепкий мужчина лет семидесяти, сохранивший на удивление моложавый вид и военную выправку. Огромный, почти лишенный волос череп яйцевидной формы, глубокие внимательные глаза. Представляю ребят. «Сидоров Александр Геннадьевич. Очень приятно познакомиться. Пожалуйста, проходите и располагайтесь. А я пока вскипячу чай».

Проходим через прихожую в единственную довольно большую комнату. Интерьеру этого жилища может позавидовать любой «новый русский», которому необходимо наповал сразить соперников. Помещение прямоугольной формы имеет окно, выходящее во внутренний двор. Вдоль одной стены - несколько табуреток, миниатюрный телевизор и раскладная солдатская койка довоенного образца. Над ней укреплена великолепно выполненная репродукция картины Н. Рериха «Вестник» и огромная цветная фотография Земли, сделанная из космоса.

Обои в углу над койкой обгорели и отвалились, а на почерневшей стене красуются какие-то погнутые кронштейны и несколько глубоких трещин. К двери с внутренней стороны прибит большой лист ватмана, сплошь исписанный номерами телефонов. Телефонный аппарат стоит рядом, на тумбочке. Пространство вдоль противоположной стены заполнено длинными столами, уставленными диковинными электронными приборами. Наметанный глаз может выделить в этом нагромождении генератор стандартных сигналов, измеритель малых токов, осциллограф и несколько компактных самописцев. Бросается в глаза характерной формы шлем от полиграфа (в простонародье, «детектора лжи»), утыканный множеством датчиков. На отдельном небольшом столике – две современные персоналки и внушительный сервер. Назначение остальных приборов выяснить не удается. Вся эта масса железа живет своей виртуальной жизнью: подмигивает индикаторными огоньками, шелестит лопастями вентиляторов, попискивает и пощелкивает. Самописцы скрипят перьями; на экранах сменяют друг друга непонятные значки и диаграммы.

Пока Коля и Баклажан распаковывают сумки, доставая продукты и нехитрое наше  имущество, мы с Ириной переходим на кухню, чтобы помочь хозяину. У Ирочки с непривычки аж дыхание перехватило. Действительно, такое не часто доводится увидеть. Кухонный стол, уставленный эксикаторами, колбами, ретортами, перегонными аппаратами и еще каким-то химическим оборудованием. Два открытых навесных шкафчика заполнены банками, бутылками и штангласами. Холодильник доверху набит реактивами. На газовой плите – небольшая водяная баня; там что-то варится, распространяя резкий запах химикатов. На полу груда осколков; оконное стекло и стены заляпаны яркими пятнами… Если не знать, к кому мы пришли, первая мысль была бы, что в этой квартире устроили притон наркоманы… И варят зелье. На самом деле здесь вершится история. Профессор, как и мы, в свободном поиске. Только ищет он в другой области и другими средствами…

- Простите, ребята, за беспорядок, - говорит хозяин. – Тут сегодня рванула субстанция для детектора лептонных полей… Разве можно на газовой плите точно выдержать условия синтеза? И вот результат. Еще не успел прибраться. Но расскажите, что с вами случилось и чем я могу помочь?

Говорю: «Обложили нас со всех сторон, Александр Геннадьевич. Пересидеть бы у вас несколько дней, пока не уляжется вся эта муть…» Рассказываю коротко об Алексе, о поисках йети и нашей экспедиции. Александр Геннадьевич одобрительно улыбается. «Молодцы, неплохо поработали! Знаю эту контору. Пять лет лагерей от звонка до звонка… расстрелянные сотрудники… Было бы не так обидно, если хотя бы смогли использовать мои идеи. Так нет же, уроды… по собственной дурости взлетели на воздух вместе с лабораторией! Думаете, под Челябинском тогда взорвались ядерные отходы? Как бы не так… Ну, а пересидеть, – пожалуйста, если условия не смущают. Как раз поможете в экспериментах. У меня тут другая проблема: найти добровольцев, умеющих держать язык за зубами… И еще. Вы вообще-то знаете, что совершили? Не знаете. Об этом поговорим особо. Награды завтра будем раздавать, а сейчас отдыхайте… вид у вас как с лесоповала…»

Аппаратура на одном из столов отставлена в сторону, а сам стол выдвинут на середину комнаты. Мы все сидим вокруг, смакуем выдержанное молдавское вино «Чумай де негре». Баклажан произносит свои неотразимые тосты. Закусываем бутербродами с маслом «Домик в деревне» и великолепной колбасой «Черкизовская с оливками». Александр Геннадьевич сам заваривает ароматный чай. Неожиданно у всех проявляется зверский аппетит, о существовании которого за волнениями как-то даже забыли. Но значительно больше голода – потребность общения. С первых слов профессора становится ясно, что нам встретился необыкновенный собеседник. Он коротко рассказывает о себе, не забывая в то же время слушать и расспрашивать нас. Сам он петербуржец. В четырнадцать лет пережил блокаду, закончил войну матросом на торпедных катерах. О военном прошлом говорит коротко и скромно, но я как-то в прошлый приезд видел его китель с орденами и медалями. Да не парадными, а боевыми… После войны университет, научная работа, диссертация. Осужден как враг народа; сидел, потом работал в секретной «шарашке»… Освобожден, защитил докторскую, заведовал кафедрой в технологическом. Снова «шарашка». А дальше все покрыто мраком. Ясно только, что с его легкой руки наши вояки «на халяву» получили множество интересных игрушек. Таких, от которых прогнивший Запад до сих пор с остервенением скребет затылки. Хоть и прошло столько лет… О их сути Александр Геннадьевич не рассказывает никогда и никому.

Просим уважаемого собеседника объяснить, на какую нашу помощь он рассчитывает, что надо будет делать и когда начинать. Александр Геннадьевич отвечает, что вначале придется утомить нас некоторыми теоретическими соображениями. Оказывается, он сконструировал аппарат, позволяющий перемещать одни объекты сквозь другие или совмещать их в одном пространственно-временном континууме. Проще говоря, аппарат, позволяющий пройти сквозь стену или запертую дверь. Или поместить один камень внутрь другого…

Видимо, на наших лицах отразилась немалая толика сомнения, потому что дальше пошла большая лекция, которая с моим дилетантским интересом к квантовой механике осталась во многом непонятой. Вот что запомнилось из рассказанного в этот день.

Вы скажете, такого не может быть. Но обратимся к простым школьным истинам. Атом, представленный в классической планетарной модели Резерфорда, состоит из компактного ядра и вращающихся вокруг него электронов. Так вот, в атоме водорода диаметр ядра меньше диаметра всего атома примерно в 100 000 раз, а для самых тяжелых, трансурановых элементов – в 10 000 раз. Размер же электронов настолько мал, даже по сравнению с ядром, что мы их вообще не будем учитывать… То есть, основная часть содержимого атомов – не что иное, как пустота. Из этой почти полной пустоты и построены наши тела, а также пресловутые двери и стены. Но это еще не все. Согласно открытому Гейзенбергом закону корпускулярно-волнового дуализма все элементарные частицы проявляют волновые свойства, проще говоря, являются волнами. Что из этого следует? Вещества в том виде, каким его воспринимают наши органы чувств, не существует. Имеют место лишь необычайно сложные и устойчивые волновые системы, способные как к взаимодействиям, так и к взаимопроникновению. В зоне взаимодействия волны интерферируют, а за ее пределами восстанавливают исходные характеристики и распространяются дальше… Поэтому не удивительно, что человек может проходить сквозь стену. Удивительно другое: почему в обычной жизни он этого не делает? Ведь во Вселенной такое изобилие свободного пространства, что целые галактики могут разойтись, не мешая друг другу!

Я возражаю. «Позвольте, Александр Геннадьевич, но ведь электронное облако - не пустота. Даже глубокий вакуум является материальным. А электроны, несмотря на свои крошечные размеры, нейтрализуют заряд ядра. Уже поэтому с ними необходимо считаться. Получается, что атом заполнен этой корпускулярно-волновой субстанцией. Если это так, Ваша гипотеза является некорректной».

- Полностью согласен с доводами, - с энтузиазмом парирует Александр Геннадьевич, - только из правильных посылок сделаны неверные выводы. - При обычном, стационарном состоянии атомов, взаимопроникновение действительно невозможно. Однако есть способы воздействовать на атомы, оттягивая электронные оболочки в одном направлении, заставляя их двигаться в едином ритме. Различные способы синхронизации движения частиц-волн используются давно: в электронной лампе, транзисторе, электронном и ионном микроскопе, лазере, циклотроне и других приборах. Мне всего лишь удалось использовать особое энергетическое поле, доведя его до небывало высокой напряженности и сжимая электронные оболочки атомов до исчезающе малого объема. Энергия лептонных полей чрезвычайно щадящая, не нарушает пространственную структуру вещества. Даже функции биологических макромолекул при этом не страдают. Сначала проверил в колбе, на культуре такни, потом на животных. На кухне у меня мыши норку прогрызли, они и стали первыми подопытными. Видите возле кровати в клетке вульгарную серую мышь? Ничего, живет! А ведь я ее транспортировал в тумбочку прямо сквозь закрытую дверь. Клал внутрь кусочек сыра, и глупое животное неслось на запах, не разбирая дороги… проходило сквозь дерево, не замечая этого. Потом испытал все на себе. Только одному опасно пускаться на такие опыты. Если в процессе перехода что-либо сломалось бы или просто погас свет, я так бы и остался: к примеру, голова с одной стороны, все остальное – с другой. Эффектнее гильотины! Вот уж заинтересованные службы гадали бы: что за способ самоубийства? К счастью, все обошлось. Последующие модели генератора усовершенствовал и теперь вероятность печального исхода ничтожно мала.

То, что вы рассказали, дает пищу для новых размышлений. Вот сразу вопрос на засыпку. Ты представил шлюзы в параллельный мир в виде крышек погреба. И они тут же образовались. Из чего, из какой субстанции? Не догадался еще? Тогда новый вопрос: можно ли распечатать такую крышку с помощью моего генератора? Конечно, все это надо проверить, но подобная возможность великолепно укладывается в структуру глобальной теории. Вы скажете: «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет!» Так убедитесь сами. Сходите туда, познакомьтесь со своим красавцем поближе. Все это время Алекс с конторой, вывалив язык, будут гоняться за вами в нашем мире, от Москвы до Северного Кавказа. Пусть побегают! Это для них самая достойная работа.

Настройка аппаратуры займет пару дней; ваша подготовка - еще неделю… Единственное условие: вести журнал самонаблюдений, хотя бы на диктофон начитывать. А когда все закончится, пройти углубленный медосмотр и представить  для анализа результаты...

Александр Геннадьевич размышляет, лукаво смотрит на меня и на Ирину. Добавляет, как бы между прочим: «Неплохо, если бы вы еще с малышом оттуда вернулись, чтобы потом и за ним понаблюдать. Я-то уверен в безопасности метода, но попробуй, докажи это Министерству! Сразу всадят вилы в бок. В чем-то они правы, проверять нужно. Но сколько бюрократии развелось!»

Тут уже я возмущаюсь: слишком далеко профессор зашел. «То бензин, а то дети…» Говорю: «Александр Геннадьевич, а как быть с ответственностью за открытия? Вы что же, хотите выпустить в мир свое изобретение? Ну, так я вас порадую… Кража денег и драгоценностей из самых защищенных сейфов... Побеги из тюрем без подкопов и выпиливания решеток... Проникновение в чужие дома с целью убийств и грабежей… Похищение людей… Наконец, особо изощренный способ казни… Далее, оружие массового уничтожения – луч генератора – и днища кораблей превращаются в решето; тонут подводные лодки; разгерметизируются самолеты и орбитальные станции; сами собой взрываются реакторы и ядерные ракеты… А если немного изменить настройку и облучать из космоса целые города и страны… Мгновенье, и человеческие тела превращаются в студень… Вот как будет использовано ваше гениальное открытие! В новейшей истории подобных примеров немало. Помните, что ответил генерал, руководивший испытаниями первой водородной бомбы, Андрею Сахарову, когда тот заявил, что столь чудовищное оружие никогда не должно быть применено? Он рассказал анекдот. Живут дед и бабка. Дед все время молится: «Господи, укрепи и направь…» Бабка и говорит: «Ты, дед, проси укрепить, а направить я и сама сумею…» Вот и вам вояки скажут то же самое, если конечно, вообще будут разговаривать, а не шлепнут, дабы технология не утекла за бугор…»

Наступает неловкое молчание. Профессор хмурится, снова что-то обдумывает, а потом вдруг взрывается звонким молодым хохотом. «Нет, все-таки молодцы! Как вы Алекса отделали! Неужто я, старый зек, не поиграю с ними в кошки-мышки! Не беспокойтесь, все понимаю, у меня к ним счеты побольше ваших… Изобретение хочу передать людям так, чтобы оно в принципе не смогло принести ничего кроме блага. Если возникнет угроза, все уничтожу без колебаний. Меры приняты, в сервере дежурит программа самоуничтожения. А опыты нужны, чтобы идти дальше. Это необходимо для выживания нормальных честных людей в условиях, которые им навязаны, а дальше - для приближения Золотого Века человечества».

Обстановка разряжается. Ирина не упускает случая изящно поставить на место всех мужиков сразу. Говорит, что очень любит малышей ­- их никогда не бывает слишком много. Так что обдумает предложенную идею - не для эксперимента, а ради самих детей. Что касается научных изысков мужчин, то они к этому не имеют никакого отношения. Если мужчины и дальше будут развивать головоломные теории, не обращая никакого внимания на дам, то о каких детях вообще может идти речь? Не исключено, что ей придется поискать кого-нибудь, менее отягощенного наукой…

Мы принимаем упрек и немедленно просим у дамы прощения за бестактность. Чтобы подкрепить слова делом, усаживаюсь поближе к подружке, обнимаю ее, осторожно прикасаюсь губами к нежным, самой природой созданным для поцелуев губам. Ирочка не протестует и не отворачивается… Но тут, как всегда некстати, вредный Баклажан бубнит себе под нос - так, чтобы услышали все: «Да потерпите немного! Профессор не говорил: здесь и сейчас. Загубите эксперимент…» Ирочка смеется, а я чуть не давлюсь от злости: вот гад! Коля по излюбленной привычке хочет спеть что-то лирическое, подходящее к случаю, но за неимением гитары лишь подпрыгивает на табуретке. Беседа приобретает невинный светский стиль и продолжается в мажорном тоне. Лишь искорки в глазах профессора, рассеянность Коли, счастливая улыбка Ирины да азарт Баклажана свидетельствуют о присутствии чуда, которое так незатейливо вошло сегодня в нашу жизнь. А я смотрю на Ирочку и вижу только ее. Все остальное отступает на второй план, как несущественные декорации.

 

Часть 3. ВИРТУАЛЬНЫЙ МИР.

Глава 1. В западне

Автоматические двери с мягким шорохом захлопываются; приятный женский голос сообщает о названии следующей станции. После горных передряг так хорошо, так радостно в этом вагоне! Однако попутчики в большинстве хмурые и озабоченные; наши улыбки вызывают у них недоумение и раздражение, как будто мы совершаем что-то совершенно неуместное.

После стольких дней пребывания в горах и молниеносного возвращения психика не успевает перестроиться на восприятие массы людей. Сейчас я оцениваю их как общее и неодушевленное.

Почти мистическое состояние: в самой гуще толпы пребывать в полном одиночестве. Обычно меня это задевает, вызывая чувство потерянности и тоски, но сейчас даже нравится. Есть определенная прелесть в том, чтобы наблюдать совершенно незнакомых людей со стороны… К сожалению, за последние годы фенотип жителей Москвы сильно изменился: меньше стало красивых девушек, в несколько раз больше лиц «кавказской национальности», почти отсутствуют дети младшего школьного возраста… В вагонах расклеены рисунки расчлененных младенцев с призывом к женщинам одуматься, не делать аборты… Если бы эти призывы помогали! Да подкрепить бы их достойной финансовой помощью молодым мамам…

Москва! Сколько разных чувств связано с этим городом… Настоящий библейский Вавилон! Люди не должны селиться в таких античеловеческих условиях хотя бы из инстинкта самосохранения. Но селятся, так как прожить без этого города невозможно: здесь сходятся все ниточки, все пути. С ностальгией вспоминаю первое взрослое знакомство с Москвой, а в голове уже рождаются стихи об этом давнем событии…

Я намерен подумать. Говорю: «Давайте сделаем круг по кольцевой линии. Что-то здесь не так». Действительно, как поступить? Мы уже на половине пути к Ирочкиному дому. Опасности не заметно; но и состояния безмятежности нет. Слишком мощное осиное гнездо мы разворошили своей экспедицией… Не могу сосредоточиться: мешают шум и гам. Наконец отыскиваю свободное сиденье и располагаюсь на нем с видом принца из сказок Шахерезады. Закрываю глаза, расслабляюсь. И вот уже нет меня, нет никого в вагоне, и самого вагона тоже нет. Стараюсь как можно отчетливее представить горы – то место, где совсем недавно произошло наше невероятное приключение.

Вот на леднике близ «Снежного болота» догорает вертолет, сбитый йети каким-то непонятным образом. Вот следы. Часть из них наши, человеческие. Но есть и огромные - там, где несколько часов назад стоял «наш красавец». А где Алекс? Нет его. Ни в живом, ни в мертвом виде! Может быть, уцелел? С одной стороны, это хорошо: меньше крови. Но тогда он всех нас из-под земли достанет! Остается уповать на то, что прилетел второй вертолет и забрал труп, однако никакой уверенности в этом нет…

Возвращаюсь к действительности. Говорю Ире: «Давай, позвоним твоему соседу и спросим, все ли там у тебя в порядке». Выходим на первой же станции, ищем телефон. Ирина слушает, и в ее глазах впервые за все время нашего знакомства появляется растерянность... «Слушай, Иринка. Не возвращайся сюда. За тобой приходили; они до сих пор где-то рядом…» Внезапно слышится шум, треск и сдавленный крик: «Уходи!»; связь обрывается.

Ирочка пересказывает услышанное. Говорю: «Какая глупость! Сами позвонили и засветились. Теперь им ясно, что мы в Москве. Хотя, прежде всего, подумают, что ты звонила с Кавказа. Все зависит от того, успел ли сосед положить трубку… А если нет, если они определили наш телефон? Тогда уж точно у всей конторы ум за разум зайдет. Ведь они считают, что шеф продолжает ловить нас в Приэльбурсье! Нам же веселая жизнь отныне обеспечена».

- Интересно, что случилось с Алексом? – спрашивает Ирочка. - Сожрал его йети или отпустил душу на покаянье?

- Да кто ж его знает? Может быть все, что угодно. Только если Алекс жив, спрятаться от него будет трудно. Я даже представить не могу, насколько он оскорблен, зол, и напуган… К тому же ему придется держать ответ перед начальниками по всем линиям работы - чтобы и голову не потерять, и не угодить в психушку… Не сомневайся, искать он нас будет с небывалым рвением.

Пока обсуждаем новость, Баклажан неподалеку с междугородного автомата пытается дозвониться Стасу. Возвращается обескураженный. На маслосырбазе внезапная проверка. Налоговая полиция плюс непонятная служба с ордером прокуратуры. Цеха и офис опечатаны. Сотрудники распущены по домам. Какие-то вооруженные люди роются в документах, пытаются автогеном вскрыть сейф.

- Вот так и заканчиваются, не начавшись, походы в ночной клуб, - язвит Баклажан. - Как любил говорить Папанов, будет вам и кофе, будет и какао с чаем… За производство я не боюсь, там все схвачено. Поизмываются и отстанут, еще и компенсируют мне неполученную прибыль. Психологическая атака. Ждут, когда мы прибежим спасать предприятие. Да хрен с ними. Тут о головах надо думать… Куда дальше?

 

Опять садимся в поезд подземки и катим по кольцевой линии. Снова и снова мысленно прокручиваю ситуацию, но ничего путного не приходит. Кроме… На подъезде к «Комсомольской» говорю: «Есть одно спокойное местечко. Давайте сейчас доедем до «Черкизовской» и приоденемся во что-нибудь, пока местные власти не проявили интерес к нашим персонам».

На Черкизовском рынке выбираем каждому по комплекту цивильной одежды; рюкзаки, камуфляж и личное снаряжение упаковываем в большие плетеные сумки, с которыми отличить нас от банальных челноков практически невозможно. Баклажан не забывает и о съестных припасах. Теперь на повестке дня - выбрать хазу и определиться на будущее. Для этого нужно еще раз найти телефон-автомат да купить жетон.

- Александр Геннадьевич, здравствуйте. Это я. Да, я. Из отпуска. У нас тут приключения по вашей части, требуется помощь. Сами не справимся. Можно? Да, с небольшой группой. Спасибо, через час будем.

-         Кто это? - спрашивает Ирочка.

-         Есть у меня здесь один знакомый профессор. Лет двадцать дружим. Человек необычайно интересный, а главное для нас - абсолютно надежная крыша. Носитель разных секретов, множество раз проверен на всех уровнях. Никому в голову не придет, что мы сунем головы в такое место. Сейчас он уж на пенсии, но сохранил ясный ум и потрясающую работоспособность. Давно не виделись, и вот как раз чудесный повод навестить. Нам он будет рад, поскольку вообще очень гостеприимен, а тут еще получит благодарных слушателей для своих безумных идей. Этого не рассказать. Сами увидите. Всего четыре остановки трамваем… 

Глава 10. Йети

Он стоит на белоснежном ковре свежевыпавшего снега – изваяние, статуя, поставленная на высоте три с половиной километра обезумевшим скульптором. Правая рука (а может быть, лапа?) опирается на ближнюю скалу; прищуренные внимательные глаза смотрят вопрошающе и настороженно. Левая рука чуть отведена в сторону, как будто это невероятное существо старается удержать равновесие. Густая бурая шерсть висит клочьями; под ней едва угадываются могучие мышцы. Почему-то всплывает совершенно неуместная мысль: «Вот бы его побрить, да одеть в костюм от Версачи… Нет, не зря царь Петр заставлял бояр бриться!» Однако неопрятный, на первый взгляд, вид может на самом деле и не быть таковым. Например, в горном походе нельзя часто купаться, особенно с мылом и в горячей воде: на поверхности кожи нарушается защитный жировой слой; раскрываются поры, в которые тут же забивается грязь. В результате гнойнички и фурункулы обеспечены. По этой причине избегали купаться и коренные жители Крайнего Севера,  и американские индейцы… Йети также может иметь только ему известные защитные механизмы, позволяющие выжить в условиях жестокого холода, снегопадов, ураганного ветра… Так что «чем кумушек считать, трудиться…» Сами не купались уже вторую неделю…

Мы все как замерли в неподвижности, так и стоим на снегу цепочкой, не снимая рюкзаков. Я, Ирина, Баклажан, Коля… Йети хитрый, стал против солнца. В результате он нас отлично видит, а мы с трудом различаем его черты. Фотографии в таком ракурсе не получатся по определению. Но как все-таки здорово, что мы его нашли (или он нас?). Безнадежное предприятие начинает приобретать черты реальности… Однако у всех в голове вопрос: что дальше? Ирочка шепчет: «А он нас не сожрет? Вон Коля какие жуткие вещи пел – три научных экспедиции… Вдруг это правда? Кто может знать, что у него на уме?»

Говорю тихонько: «Не знаю почему, но мне кажется, с ним можно подружиться. Во-первых, это явно не зверь, а существо разумное. В прошлую встречу мне показалось, у того йети был глубокий шрам на левой щеке. Посмотри, у этого тоже – это наш старый знакомый… Если он тогда нас не сожрал, то зачем будет делать это сейчас? Главное, чтобы он правильно понял наши намеренья».

Все же мы никак не можем очнуться от столбняка. Все тело в каталептическом оцепенении. Что это: от страха или он чем-то на нас действует? Скорее всего, второе, потому что страха нет, лишь любопытство и сосредоточенность, как перед сложной работой, в которой нельзя ошибиться. Говорю: «Здравствуй, приятель!» и протягиваю руку ладонью вверх. Никакой ответной реакции. Йети все еще стоит в десяти шагах и, как мне кажется, с любопытством рассматривает нас. Неожиданно чувствую легкое головокружение и покалывание в голове со стороны лба. Как будто колют маленькие иголочки - не больно, скорее щекотно. Окружающие предметы начинают расплываться, а на их месте… Большая поляна в тропическом лесу. Рядом небольшое темно-зеленое озеро. Небо почему-то не голубое, а зеленовато-оранжевое, с аквамариновыми облаками. Хижины, напоминающие огромные перевернутые корзины, сплетенные из гигантского тростника. А возле них… напрягаю зрение, чтобы лучше рассмотреть. Но и так видно: это самки и детеныши йети. Такие же огромные и лохматые, но… женщины есть женщины... Мысленно отмечаю, что самки не дурны собой, хорошо сложены и весьма кокетливы. Что касается детей, то ближе всего эта картина напоминает большую перемену в школе-гимназии с пятьюстами воспитанниками… Такой же бардак, помноженный на десять. Только бы не попасть в эту свалку: задавят и не почувствуют… А шум какой! Словно пошли на взлет все лайнеры Внуковских Авиалиний!

Видение исчезает; йети невозмутимо возвышается перед нами и смотрит с немым вопросом: зачем пришли? Как же ему объяснить? Внезапно приходит мысль: если это созданье показало мне картинки, что мешает ответить тем же? Вероятно, это единственный шанс! Смотрю прямо с морду чудовища, но не в глаза, а сквозь них, куда-то очень далеко и глубоко. Представляю наш город, курортный парк, источники нарзана, нарядных улыбающихся людей… Потом откуда-то всплывает образ возбужденно жестикулирующего Леши. Мягко отвожу шефа в сторону, представляю  Колю и Баклажана на спуске с перевала, а себя с ладонью, обращенной к солнцу… Представляю всех нас, приносящих йети корзины с фруктами и свежие сванские лепешки… Через какое-то время сильный толчок заставляет вернуться к реальности. Йети стоит рядом, ощупывает и обнюхивает рюкзак. Не скажу, чтобы от него уж очень приятно пахло, но терпеть можно. Вот если все-таки предложить ему нашу парную баньку…

Перехожу к следующему этапу. Представляю современный бой с применением танков, артиллерии и авиации. Трупы и просто части тел, разбросанные по полю, отряды специального назначения, добивающие раненых… И в чистом голубом небе окошки-шлюзы в параллельные миры. Показываю, как мой партнер по переговорам ныряет в такое окошко, а потом возвращается обратно. Тот, кажется,  все понимает и важно кивает головой с видом председателя парламентской ассамблеи. Ободренный успехом, продолжаю. Изо всех сил представляю вооруженных бандитов с искаженными злобой лицами, как они бегают через шлюзы туда и обратно, отталкивая хозяев и понося их непечатной бранью. Замешкавшихся бьют в зубы прикладами или продают в земной зоопарк… Но это только начало. Вхожу в их мир и показываю изнутри, как из распахнутых шлюзов сотнями валятся спецназовцы в тяжелых армейских ботинках, касках, с автоматами. Как они поджигают хижины, расстреливают беззащитных самок и детенышей, бросают гранаты…

Прихожу в себя от душераздирающего рева. Йети дико рычит и идет на меня, воздев лапы к небу. Безобразную морду искажают ярость и отчаянье… Сразу видно: мое представление ему не по душе. Только бы не вмазал сейчас! Поспешно перечеркиваю картину крест на крест черными жирными линиями. Представляю, как он возвращается в свой мир, закрывает шлюзы и наглухо задраивает их. И вот все хорошо – светит солнышко, самки играют с детенышами в зеленой душистой траве. А в центре этой идиллии ОН – глава рода, защитник, патриарх…

Йети останавливается и замирает, как бы прислушиваясь к внутреннему голосу. Постепенно морщины на его лбу разглаживаются, а все лицо выражает неподдельное изумление. Кажется, он начинает понимать! Еще и еще раз представляю, как он закрывает шлюзы. Шлюзы у меня почему-то выглядят как крышки погреба. И вот десятки этих крышек в безоблачном небе захлопываются и заклеиваются обыкновенным скотчем. И снова наступает идиллия… Неожиданно на лице йети отображается что-то… Да это же настоящая улыбка! Йети подходит ближе и вдруг протягивает вперед огромную мохнатую лапу ладонью вверх. Он действительно понял!  Чувствую, что сейчас упаду от счастья. Я не могу в это поверить!

За спиной раздается негромкий смех. С трудом вырвавшись из абстрактных представлений, оборачиваюсь, – и сердце замирает. В трех метрах от нас стоит спокойный, подтянутый, ухмыляющийся Алекс. «Ну что, падлы, допрыгались?» Ствол «Стечкина» недвусмысленно направлен в нашу сторону. А под десантной курткой, похоже, спрятано кое-что более существенное. «Руки за голову, не двигаться. А за этим (в сторону йети) сейчас прилетят…»

Дальше все происходит молниеносно и совсем не так, как запланировал Алекс. Его вид слишком похож на спецназовца из моих представлений, и это решает дело. Йети тут же соображает, что к чему, приходит в бешенство. Непонятно как исчезает из поля зрения и мгновенно оказывается за спиной Алекса. Мощные мохнатые лапы смыкаются на горле врага. Падает на камни оружие… Пространство заполняет густой зеленоватый туман… Последнее, что вижу, это изящный, как бы игрушечный вертолет, падающий на ледовый склон и взрывающийся косматым огненным шаром… Мир несколько раз переворачивается и со звуком вылетевшей пробки из-под шампанского разваливается на части. Наступает звенящая тишина. Ну, вот и все… Будьте счастливы…

Прихожу в себя от яркого солнечного света. Где это, что за мир вокруг? Вот уж не думал, что так выглядит Страна Удачной Охоты! Почему-то представлял ее в виде райского сада. Но здесь все не так. Раннее утро. Топот ботинок по каменистой почве. Я в строю и иду вперед. И все мы идем. Наша маленькая группа осторожно пробирается по какому-то странному то ли оврагу, то ли ущелью. Густые заросли кустарника, множество набитых троп и тропинок. Неужели мы окончательно спятили? Откуда здесь бесконечные груды консервных банок и строительного мусора? А вот еще доски какие-то, старая автомобильная покрышка в ручье… Что за мистика? Воздух плотный и затхлый, совсем не такой, как в горах. И еще что-то неуловимо изменилось… Звуки. Да, изменились звуки! Через пол часа ходьбы высовываем головы из оврага. Немая сцена. Прямо перед нами фруктовый сад, а на километр севернее – микрорайон современных многоэтажек. Крутим головами, протираем глаза. Никто не говорит ни слова, только рты у всех открыты от изумления. Немного посидев на рюкзаках (что по всем туристским канонам не положено) и чуть-чуть опомнившись, поднимаемся на пригорок. Вскоре выходим на широкую оживленную улицу. На юге открывается отличный вид на излучину большой равнинной реки с яркими зелеными лугами и красивыми храмовыми постройками. Вот трамвайная линия… А вид у района какой-то уж очень знакомый…

«Скажи пожалуйста, это что за город?» – спрашивает Коля проходящего мимо парня. Тот крутит пальцем у виска. «Меньше пить надо, дядя. Москва это, столица нашей Родины». И спокойно идет дальше. Бью себя ладонью по лбу. «Ребята, знаете, куда мы выскочили? Это тот самый Голосовой овраг в Коломенском! Вон же Николо-Перервинский монастырь, вот там храмы Вознесения и Усекновения Главы Иоанна Предтечи, вот ограда царской резиденции… Я же здесь в свое время хорошо погулял, собирая сведенья о йети, так что эти места узнаю с закрытыми глазами! Ай да красавец наш, что учудил! Надо только спросить еще, который здесь нынче год. А то вдруг…»

К счастью, год оказался наш, родимый. Ребятам сразу становится веселее, хоть и не могут еще поверить, что все закончилось. Вид у всех нас, мягко говоря, странный. Но в Москве, как и в горах, чего не увидишь? Так что никто на нас не обращает внимания. Через час уже едем в чистеньком и уютном вагоне метро в сторону Павелецкого вокзала. Понемногу появляется осознание происшедшего. Состояние ума еще растрепанное, но шок постепенно проходит. Сейчас бы по 100, да под хорошую закуску,  да чтобы никуда больше не идти… А если к тому же немножко поспать, то мир вокруг сразу засияет своими волшебными цветами и красками…

Иришка счастливо смеется: «Сколько раз можно повторять слова мудреца Бабеля: пусть вас не волнует этих глупостей! У меня еще куча денег осталась от фирменного аванса, и сдается, мы их сполна отработали. Так что едем приводить себя в порядок, звонить Стасу, чтоб снимал оба лагеря. А вечером по программе – поход в ночной клуб на стриптиз-шоу!».

Я скептически ухмыляюсь, Баклажан раздумывает. Кажется, после таких приключений никакой стриптиз не удивит. Но Коля решительно пресекает сомнения. «Что ж, пусть будет ночной клуб. Надо же хоть как-то приобщиться к европейской цивилизации… А вдруг нам еще и понравится?»

И мы отправились готовиться к походу в ночной клуб. Но это уже совсем другая история.

Конец второй части