Итак, первое воспоминание. Оно объясняет, почему этот дневник назван «воспоминания панихиды».
Мама очень часто называла меня так – то панихидой, то салохой. Но я особенно хорошо помню, как мы стояли с ней перед зеркалом. Она – такая ухоженная, модно одетая, и я – в длинной бесформенной юбке почти до пят, в черном свитере, естественно, ненакрашенная – я вообще раньше не пользовалась косметикой, с растрепанными волосами. «Красавица, богиня» - полушутя улыбнулась мама своему отражению в зеркале. И тут же, взглянув на меня: «Панихида! Салоха! Ну куда ты так вырядилась! Кто на тебя позарится!». Потом, после маминой смерти, мне долго пришлось перебарывать этот «комплекс панихиды», убеждать себя, что это не так, что я – вполне симпатичная девушка, что я могу нравиться мужчинам. Мама, конечно, не со зла называла меня так. Она просто хотела, чтобы я была чуть больше похоже на нее. Чтобы я лучше следила за собой. А я была неряшливой – сколько раз я шла по улице с торчащим из-под ворота пальто шарфом... Я была грязнулей - сколько раз я умудрялась в относительно сухую погоду измазать брюки в грязи… Невнимательной - сколько раз у меня из сумки крали кошельки… Я всегда была «тихоней», «синим чулком» - не выходила из дома погулять, пока не сделаю все уроки, никогда не пила ничего в гостях, даже когда разрешали родители. Не встречалась с мальчиками. «Чтоб я так жила! В 16 лет не с кем в кино сходить» - говорила мама. У нее в этом возрасте было много поклонников, а в 18 лет она была уже замужем. Мне же и в 22 года не с кем было сходить в кино. И дело не во внешности – я довольно привлекательная, просто на все знаки внимания к моей персоне я отвечала таким испуганным взглядом («помогите – насилуют»), что поклонники сразу исчезали. Если мне кто-то нравился, я не могла с ним и двух слов связать от стеснительности. Я никогда не могла постоять за себя, не умела отвечать на хамство. Да и сейчас не умею. Одним словом – панихида.