Это утро Светлана встретила так же, как и любое другое в деревне. С трудом оторвала больную голову от подушки, и, естественно, не увидела в комнате ни мужа, ни дочки. Варька вставала засветло и во дворе возилась во всякой домашней и приблудной живностью. А Костя собирался еще с вечера на рыбалку.

Проснулась Света поздно, потому что пол ночи ей заснуть не удавалось. Она прислушивалась к громкому перестуку ходиков, возне маленьких зверьков в соседней горнице за стенкой, а едва веки смежал сон, как наваливался то один, то другой кошмар. Вот и неудивительно, что по утрам ее мучила мигрень, которую муж со смехом объяснял переизбытком кислорода в деревенском воздухе.
Справившись, наконец, с нехитрым завтраком, Света хватилась дочку, но Варьки и след простыл. Девчонка просыпалась, как только первый лучик солнышка проникал сквозь щелку между шторами. В городе из квартиры на улицу не выгнать было, а здесь день-деньской носится по двору. Только и смотри, как бы в лес не убежала...
Свету ввели в заблуждение звуки какой-то возни, доносившиеся с чердака. Малышке нравилось играть там со старыми вещами, сваленными в обширные, кованные железом сундуки. На чердак дочке ходить было запрещено, но она не больно слушалась. На верху все время, кто-то ходил, скрипя половицами, ронял вещи, чем-то скрежетал и гремел, даже когда там точно никого не было, поэтому Светлане на чердак идти одной не хотелось... Она окликнула свою Барби пару раз, но дочка голоса не подала, а таинственные звуки, напротив, стихли... Женщина поежилась, почувствовав легкий озноб. А, впрочем, в хате колдуна всегда было прохладно, хоть бы и в полуденный зной.
Света вышла на крыльцо и остолбенела от нахлынувшего на нее ужаса. Барби устроилась на корточках перед страшным цепным псом и смотрела прямо в его налитые кровью глаза. При этом старый черт сидел, как ни в чем не бывало, на завалинке, покуривая трубку, даже не думая отозвать девчушку и прикрикнуть на собаку.
– Барби... – сдавленным голосом окликнула дочку Светлана.
Девочка оглянулась, и пес будто вышел из своего транса. Волк оскалился, обнажив желтые, как слоновая кость, клыки, и издал низкий горловой звук. Женщина вскрикнула, и ринулась на помощь к Варьке, но старик перехватил ее порыв.
– Тише, дура-баба,– скрюченные пальцы деда впились в локоть Светланы на удивление крепко. Света увидела, что теперь и Барби тоже испугалась. Девчушка замерла, не отводя глаз от безумного взгляда зверя.
Назар отпихнул невестку и, тяжело опираясь о клюку, подошел к собачьей конуре. Взял Варю за плечо и повел девочку прочь, к дому, даже не взглянув, не прикрикнув на взбесившегося Волка. Света с ужасом смотрела, как старик поворачивается к псу спиной. Как ступает ее дочка следом за дедом, на негнущихся деревянных ногах. Сколько еще неторопливых старческих шагов отделяют ее Барби от безопасной зоны за пределами длины цепи. Воображение уже подсказывало Свете отвратительную картину смерти ее малютки. Один короткий прыжок и клыки зверя вонзятся в тонкую шейку ребенка. Женщина закрыла лицо ладонями, затаила дыхание и смогла вдохнуть воздух вновь уже, когда Варька повисла на ней, обнимая за шею и прижимаясь к ее рукам мокрым от слез лицом.
– Я думала, мама, он добрый. И несчастный… Никто его не гладит. Целый день на цепи… А он,– тоненькие всхлипы Вари сменились глухим рыданием.
Волк все еще смотрел в спину старика, и если бы кто сейчас заглянул в его затянутые красной пеленой глаза, то увидел бы там не безумие, а неописуемую ненависть, которая внезапно сменилась страхом. Пес тихонько заскулил, пуская старческие слюни, и ползком, бороздя брюхом песок, неловко попятился в глубь конуры.

_________


Вернувшегося с рыбалки в приподнятом настроении и довольного уловом Костю Света не стала пугать утренним происшествием, строго-настрого наказав девочке больше не то что близко не подходить к Волку, но даже в сторону собаки не заглядываться. Светлана обдумывала новую плановую атаку на мужа по поводу переезда их семьи в Кузьме. День для этого был самый подходящий. Вроде как раньше было неудобно, дядя и так принял у себя двух Костиных братьев. Но сегодня братья должны были уехать. У Вальки было еще пара дней в запасе, но ему очень не хотелось трястись в душном автобусе несколько часов, раз уж Олег вызвался подбросить его до Пскова.
Олегу пришлось отказаться от ведения подготовительных курсов ради поездки к деду, за что он ежечасно поминал старика недобрым словом. Но на время вступительных экзаменов, Олег себе замену не нашел, да и искать не собирался, так как считал, что Назар сыграл с родственниками злую шутку. Отпрашиваясь с работы, Олег обещал коллегам вернуться скоро, так как из путаной депеши, присланной якобы от имени Кузьмы, понял лишь, что успевает только к поминкам.

После обеда к Назару из поселка приехал врач. Дед хоть и поворчал, но осмотреть себя разрешил. Пока терапевт угощался чаем, и в шутку заигрывал со Светланой, на хутор прикатила новенькая цвета морской волны «десятка» Олега, из которой вылезли оба брата и, как ни странно, Кузьма.
– Ну, как здоровье, дед?– Валентин старался говорить нарочито весело. Однако дед в ответ на приветствие промолчал, и руки внукам не подал.
– Ничего здоровье!– постучав по дверному косяку, ответил вместо него врач,– И самочувствие видно, неплохое. У меня такого давления нет, как у вашего деда! Сто двадцать на шестьдесят – как у молодого. И сердечко вроде не шалит. Вам, дедушка, жить да жизни радоваться. А вы помирать собрались, детей-внуков переполошили.
– Вот и чудненько,– обрадовался Олег,– ты дед, на нас зла не держи, мы бы здесь еще отдохнули, да с работы выгонят. А в очередной отпуск обязательно проведать заедем.
Кузьма стоял в сторонке, скрестив руки на груди, и в разговор не вмешивался.
– Ну, поехали мы,– сказал Олег, обнимая напоследок деда,– Даст бог, свидимся еще.
– Свидимся, внучек,– ухмыльнулся в бороду Назар, поймав настороженный взгляд сына,– Что ж напоследок и чайку попить не зайдете? Посидели бы всей семьей…
– Некогда, им чай пить,– резко прервал колдуна Кузьма, почувствовав, что еще немного и братья решатся отдать дань приличию, и зайдут в дом,– Собрались, так собрались. Им хоть к вечеру надо в Пскове быть.
– Не по-людски как-то, ребята,– почесал затылок Костя, – вроде в гости зашли, а стоите на пороге, как не родные…
– А ты сынку, чего пришел?– обратился к Кузьме старик,– Племяшей проводить, али еще по какому делу?
– По делу, батька,– кивнул Кузьма,– Пришел Костю с семьей к себе звать. Чего им тут на хуторе киснуть. К тебе с завтрашнего дня из поселка сиделки приезжать будут. Заодно и по хозяйству помогут. Скотине твоей я тоже хозяина нашел.
– Деда, как же ты без коровы?– плаксиво заметила Варька,– Что, и цыплят всех отдашь?
– Стар я стал, за ними смотреть,– отмахнулся Назар,– Ничего. От них все равно пользы никакой. Только шум один. А продуктами уже давно в сельмаге затариваюсь. Только видимость, что хозяйство. Сиделка ваша Чернуху доить не станет.
– Спасибо Кузьма, за приглашение,– наконец, нашелся Костя,– Но мы не поедем. Уже и осталось-то от отпуска всего ничего.
Агроном пожал плечами, было бы предложено. Убедившись, что племянники погрузились в машину, Кузьма тоже заторопился:
– Ну, бывайте, – я обратно пешим пройдусь, – Костя, Света, хоть в гости заходите…

Авто так нагрелось на солнышке, что садиться в него было все равно, что в раскаленную печку. В салоне было душно и муторно.
– У тебя чего, кондиционер сломался что ли?– проворчал Валька и расстегнул рубашку чуть ли не до пояса,– Вот жара какая, а еще говорят, здесь июль дождливый…
– А у нас квас есть холодный,– простодушно заметила Варька,– Хотите, дядя Валя?
– Ну, давай что ли свой квас, – махнул рукой дядя, начисто забыв, что Кузьма строго настрого наказал, перед отъездом ничего в доме у Назара не есть и не пить.

_________

Квас у деда был хорош, хоть и показался Вальке слегка горьковатым. Но жажда его больше не мучила, что весьма способствовало благодушному расположению духа.
Тихонько подвывая популярным мелодиям, изливавшимся из радиоприемника, Валька любовался в окно автомобиля на красоты природы. Надо сказать, что красотами природы Валька как раз и предпочитал любоваться из окна или и того лучше по телевизору, а никак не при тесном контакте с этой самой природой.
Не доехали они еще и до шоссе, как машина вдруг встала.
– Ты чего, остановился-то,– удивился Валька,– По нужде что ли припекло?
Олег сквозь зубы выругался и попытался завести машину снова.
– Двигатель заглох, не видишь что ли,– рявкнул водитель на брата.

Вернулись в Пуньки братья, чумазые, злые и голодные почти в полночь.
– Нет, ну ты прикинь, дядя,– возмущался Олег,– Мы ели до трассы дошли! Пока машину поймали, пока дотащили мою тачку до поселка. Ее в мастерской чуть ли не всю разобрали – все в порядке…
– Ну, и что случилось-то в итоге? – заинтересовался Кузьма.
– Спрашиваешь? – взвился Олег, и чуть ли не с кулаками полез на Вальку, который тихо давился истерическим смехом, хватался за живот и тер слезящиеся глаза, – Вместо бензина, знаешь, чем бак был заправлен?
– Чем?– Тамара непонимающе переводила взгляд с взбешенного племянника на притихшего мужа?
– Квасом!– хихикнул Валька, и ели увернулся от метко нацеленной в него деревянной ложки.
Олег разозлился не на шутку:
– Это, все этот идиот виноват! Жарко ему, видите ли, было… Квасу ему захотелось!
– Так вы что, у деда квас пили?– переспросила Тамара, и тоже залилась смехом,– Ну, и дед! Ну, шутник…
– Хороши шуточки! – мне на работу послезавтра, обиделся Олег.
– Да, ладно тебе, Олежка,– наконец, успокоившись, отмахнулся Валька,– Завтра с утра поедем. И к деду больше ни ногой. Хватит, напрощались.
– Говорил же я вам, дурни,– покачал головой Кузьма,– А вам все шуточки. Вот и сидите теперь здесь, никуда вы не уедете…
– Уедем, уедем,– взбивая подушку, ответил Валька,– Хотел на автобус сесть, но чего-то его сегодня отменили, если у Олега опять чего с машиной сделается, я лучше сразу в поселок на автобус пойду.
– И главное, когда он этот квас мне в бак подлить успел?– никак не мог успокоиться Олег, донимая Вальку.
– То же мне, профессор,– пробормотал уже почти заснувший Валентин,– а то она у тебя сорок километров на квасе ехала! Ох, до чего нынче наука дошла, тачки, чуть ли не на воде ездют, а мы, дураки, на бензин последнюю заначку тратим.
Наверное, Валентин вовсе не уснул бы так спокойно, если бы знал, какая веселая жизнь ему предстоит, начиная с завтрашнего утра в попытках уехать из деревни.
_________

Утром Валенин и Олег уехали, уже без всяких заездов на хутор и повторных прощаний. Чтобы к вечеру вернуться такими же злыми, голодными и несчастными. Нет, на этот раз и бензин был, как бензин, и дорога как дорога, только вела она их все время обратно в Пуньки.
Сначала было все хорошо. Если верить указателю, до Пскова оставалось всего ничего. Однако братья проехали еще час, пока вдруг не замелькали знакомые названия.
– Ты когда повернуть успел?– удивился Валька. Олег непонимающе посмотрел на брата.
Сверившись с атласом, из которого недвусмысленно следовало, что они вот-вот вернутся в ту же деревню, из которой начали путь. Олег выругался и развернул машину. Еще немного и они оказались на знакомой заправке. Их дорога была главная, и никаких развилок не наблюдалось, однако еще через час перед ними опять вырос знакомый указатель.
– Это шутка какая-то. Может еще одна деревня с таким же названием?– недоумевал Олег. Валька после превращения бензина в квас уже ничему не удивлялся, но шутка показалась и ему затянувшейся.
На сей раз поворачивать не стали, но уже через 10 километров стало ясно, что едут они прямиком в Пуньки.
– Так братец, высаживай. Я на автобус,– Валька выскочил из машины, со злости хлопнув дверью. Он был почти уверен, что это именно Олег своим упертым материализмом был виноват в дедовских уроках. И стоит ему разделиться с братом, насолившим колдуну, он без труда доберется до дома.
Ближе к вечеру им довелось встретиться.

С автобусом подобных вещей не произошло. Валька уже радовался, располагаясь на мягком сидении, как он скоро окажется дома. Однако, примерно через час, прошедший совершенно без приключений автобус сломался. Вместе с другими пассажирами промучавшись на солнцепеке несколько часов, Валька потащился до ближайшего поселка. И там обнаружил, что на этот день автобус его был последний, а на завтра не будет ни одного рейса. Причем по совершенно необъяснимым причинам. Диспетчер ругался и вникать в ситуацию не желал. Валентину ничего не оставалось, как поехать на попутке обратно в Пуньки, чтобы переночевать у Кузьмы, а через день попытать счастья еще раз.
По дороге Валька приметил и машину брата, который опять ехал по направлению к деревне, совершенно об этом не подозревая.

Кузьма выслушал сбивчивый рассказ племянников и развел руками.
– Сидите уж здесь. Видно, недолго осталось ждать. Будете еще пытаться уехать, еще чего и похуже может случиться. Говорил вам, сразу надо было уезжать. А теперь дед не пустит, лучше вы его не злите.
– Ты, чего дядя!– сорвался Олег, – меня ж с работы уволят, – Ну, пускай мою машину он заговорил, может, кто из соседей подвезет?
– Угу, – хмыкнул Валька,– и все рейсовые автобусы тоже заговоренные...
– Ну, все не все,– задумался Кузьма, – это вряд ли. Ему проще нашу деревню от мира отрезать. Думаю, скоро отсюда уже никто не выедет.
– Как это?– изумилась Тамара.
– А вот так. Кто бы и куда бы не пошел – до определенной границы все нормально, а вот дальше дорожки сами собой обратно поворачивают. Силен дед. Я думал, он только по окрестностям «водить» умеет. Бывало, невзлюбит кого, хоть сутками по лесу плутай, а никак на дорогу не выйдешь, так и ходишь по своим же вешкам туда-сюда.
– Ладно, дядя, говоришь ты складно. Завтра видно будет,– отмахнулся Олег.

Однако ни завтра, ни послезавтра виднее не стало. Вызвавшийся довезти до Пскова односельчанин попал в ту же историю, что и Олег. Указатели словно взбесились, и прямая дорога неведомо как заворачивала в деревню кольцом. Мужики однако упрямились и попытались поехать в другую сторону, чтобы потом объехать деревню. Тут начались вещи совершенно невообразимые. Шоссе сужалось, асфальт превратился в гравий, дорога сузилась до колесной колеи и сошла на нет в зарослях камыша. Водитель, возвращался на развилку и сворачивал на другую ветвь, но выбранная им трасса вновь переходила в грунтовую дорогу и исчезала в траве вдали от всяческих поселений. Вскоре и возвращаться стало некуда, указатели пропали, мужики запутались в бесконечных развилках и совершенно не узнавали местность. Но стоило им твердо решить вернуться в деревню, как дорога волшебным образом превращалась в прежнюю хорошо знакомую, радовал глаз указатель и правильная отворотка в сторону деревни, которая вела в Пуньки, а не в какое-то ни было другое место.
Автобусы, почему-то изменили маршрут и перестали останавливаться на остановке перед деревней, далеко объезжали заколдованное местечко. А ближайшая посадка обнаружилась только в крупном поселке, до которого еще надо было добраться.
Но племянникам колдуна упрямства было не занимать. Валька с Олегом решили доехать на соседской тачке до того места, когда началась путаница с указателями, и добраться оставшиеся до поселка и заветного автобуса считанные километры пешком.
С Кузьмой они своей затеей не поделились, и смылись из деревни засветло.
А в тот самый момент, когда сосед высадил братьев у первой развилки с нормальным еще указателем, Назар сидел на крылечке, нежась под утренним нежарким солнышком, и чертил по земле прутиком. Колечко за колечком. Большие и маленькие… А Варенька смотрела на эти колечки и посмеивалась. «Глупые дяденьки. Какая шуточка у нас славная вышла. Будут знать, как старенького дедушку оставлять одного!» Варя мысленно представляла, какая растерянная физиономия сейчас у дяди Олега. У него, наверное, и лоб взмок и очки на кончик носа съехали. А дядя Валя трет свою толстую красную шею, и пытается запоминать дорогу. Ухохочешься на них глядючи. Так, сначала сюда, к озеру, потом обратно… А лучше их к кладбищу водить. Люди так старых погостов боятся, особенно когда темнеть станет.
_________

Вскоре после того, как братья оставили свои попытки уехать из деревни, а Светка, наслушавшись об их приключениях, забрала дочку, и, не глядя на тесноту, переехала к Кузьме, дед слег. Однажды он просто не вышел, как обычно утром на крылечко, погреться на солнышке и посмотреть на поющих птичек, и забыл погладить приластившегося напоследок Лешака. А к вечеру старик все же выбрался на двор, оглядел свое опустевшее хозяйство, обошел, шаркая ногами и тяжело опираясь на клюку, весь хутор вдоль частокола. Всю домашнюю скотину Кузьма заблаговременно раздал по соседским деревенькам, не оставив себе ни единого цыпленка. Из живности на хуторе остались лишь мелкие прижившиеся здесь зверушки – ежи и ужики, неласковый кот да цепной пес. Немного постоял колдун на пригорке, полюбовался на чистое голубое небо без единого облачка, откланялся в пояс овинному дворовому хозяину и прочим домашним духам-помощникам и вернулся в хату. Лег на лавку и больше не встал.
Взъерошенный Лешак, забился в темный угол и надсадно мяукал, выгибая спину и зыркая глазами-плошками, а когда перепуганная сиделка шикнула на него, замахнувшись шваброй, кот удрал вон из избы невесть куда с противным мявом. Выл и рвался с хутора Волк, натягивая цепь аж до удушья, так что кровавая пена капала с пасти. Как бы плохо ни было деду, медсестра оставила лекарства и питье, помянула недобрым словом злосердечных родственников и убежала скорее в деревню, где она остановилась на постой у знакомых. Сама сиделка жила в поселке, и ездить в этакую даль к больному ей было несподручно, а отказываться от такой работы было жаль, уж больно деньги сын старика платил немалые, втрое против обычного. Прислушиваясь к внезапно наступившей тишине, в которой раздавалось лишь тяжкое дыхание старца, женщина ели сдерживала неприятную дрожь в теле, и невольно вспоминала все страхи, которые успела наслушаться от местных словоохотливых доброжелателей.
Получив от сиделки отчет о состоянии Назара, Кузьма уговорил ей в помощь еще несколько здешних старух, которые хоть колдуна и боялись, но согласились. Кузьма когда надо, на лесть не скупился, кому как не им в последний путь проводить старика, да и что сделает Назар добрым соседушкам, памятуя о вечном уважительным отношении. Одна бабка всеж заикнулась о том, что надо было сынку принять наследство и не мучить старика. Хотя, конечно, не то нынче время. На что этот дар? Хлопоты одни…
– Опять же в экстрасенсы податься можно, или гадать кому, в городе на такое дело, ой как падки! Сама видала, когда у внучка гостевала. Как откроешь газету, а там целая страница, объявление на объявлении, целитель на целителе, один лучше другого и гадают, и врачуют, и мужей в семью возвращают,– прошамкала назидательно соседка.
Кузьма с поклоном совет принял, а сам выкрутился, что не зря ж он на агронома столько лет в институте парился.
На следующий день и в деревне наступило странное затишье, будто перед бурей. Смолкли птицы, почернел лист на яблонях, саженцами которых колдун щедро одаривал всякого, кто ни попросит. А просили многие, уж больно хороши были яблочки, не червивели никогда и спели рано. Жались по конурам собаки, подвывая в ночной тиши друг другу скорбно и боязливо. Облака на небо сбежались быстро, будто овечки на звук пастушьей флейты. Даже не овечки – тучные темные бараны. Небо разрывалось зарницами и гром забил в невидимые гигантские бубны. Дождь застучал по крышам, налетел шквалистый ветер, вырывая одиноко стоящие вековые деревья.
Как бы паршиво не относился Назар к церкви, но Кузьма побеспокоился и о молитвах об грешной душе отца. В надежде, что отходить в мир иной станет колдуну легче. Поп молился усердно, но у него и своя душа уходила в пятки, в тот момент, когда гасли в церкви все до единой свечи, стоило ему помянуть имя колдуна. И в иной раз приходила в голову грешная мысль, так ли уж нечистый боится святой воды и крестного знамения, как в это люди веруют. Или это его собственная вера слаба, что смеется над священнодействием бесовская сила?
По всему было видать, что недолго осталось колдуну жить на белом свете, но и силища его так просто в землю уходить не желала. Тесно ей было в стариковском теле, дар жаждал нового молодого и полного энергии преемника. Но старец сдерживал до поры эту неудержимую мощь, готовую извергнуться вулканом на первого встречного.
Назара сжигало изнутри желание отдать часть этой силы, влить в чашу, что подает сиделка, чтобы она забрала ненавистный талант. Пусть половина дара не прилипнет к человеку не родственной крови, рассредоточится, растворится в самом этот месте, в доме, земле, оставляя за хутором славу проклятого места. Все ж будет легче. Хорошо бы поступить так, да жаль. Проклятое могущество преумножалось и крепчало из поколения в поколение. Каждый колдун в его роду заботился о воспитании приемника. Лишь после кончины упрямого прапрадеда дар доставался новому хозяину против воли. Знал Назар, каково это доходить до всего своим умом, пытаться самому управиться с нежданным наследством. Мать его долго мыкалась, а Назару подвезло, нашелся учитель, настоящий колдун из другого рода. Ныне где этого учителя сыщешь? Шарлатанов пруд пруди, а кто еще помнит, как совладать с истинным даром, не дать колдовской силе подмять под себя собственную личность, не стереть из сердца все добрые начала. Да, бывало шутковал старик, но зла особого людям не делал. Случалось и такое, даже без умыслу, что не замолить даже сотней хороших дел. Какое бы добро колдун не делал, все оно противно божьему промыслу. А что же способен натворить человек и вовсе несведущий, коли попадет в его руки вековая накопленная в роду сила? Что станут делать с даром завзятые внуки-материалисты? Пускай, старшие внучата уже почти поверили, что не цепь случайностей, а нечистая сила держит их в деревне, не хотят они такого наследства, не справятся. А Кузьма охраняется. Да только с виду ему легко отдаляться от отца, не поддаваться жалости. Не примет добром – сдастся неволей.

Мужики, которых нанял Кузьма разбирать крышу, как только стихла непогода, обнаружили, что сбежал Волк. Хоть и разозлился агроном, что вовремя не подстрелил бешенного пса, да делать было нечего. За все время грозы, пес прятался в конуре, а, как дождь стих, исчез. Причем, цепь он, естественно, не оборвал, она была аккуратно отстегнута от ошейника. Кто мог осмелиться подойти к такой злобной твари и отпустить Волка, Кузьма ума не мог приложить. Заподозрил Костю, но потом одумался, пес бы живьем сожрал своего благодетеля. Решил, что старик сам, как полегчало, отпустил пса, чтобы досадить близким. Света благоразумно промолчала о том, как ее малышка гладила цепную зверюгу, а Волк и вовсе девчушке ничего не сделал.
Дом и вся утварь в доме ходуном ходила. Старик скрежетал зубами, рвал на себе волосы и в клочья драл кожу от боли, и никакие уколы морфия ему помочь были не в силах. Был он уже, кажется, в полном беспамятстве, когда его перестали донимать медицинской помощью. Очередная «скорая» так и не смогла приехать, завязнув в размытой дождем глине. Конек крыши разобрали, а из потолка горницы вытащили девятую потолочину. Делали все это мужики, скрепя сердце, и поминутно осеняя себя крестным знаменем, даром что материалисты. И хоть пришли весьма поддатые для храбрости, протрезвели они тотчас же, лишь завидели, как летают по горнице табуретки и бьются в черепки об стенку плошки, норовя попасть в их дурную голову. Но стоило вынуть нужную доску, как нечисть, бушевавшая в хате, стихла, а старик испустил дух.

_________

(с)Nataly Isupova