Лососевое, говорите? Ну, не знаю, Луна ли полнолунная в том виновата или просто совпадение, но утро выдалось веселое. Если кратко, то соседи сверху, а скорее всего, старуха-соседка, что живет над нами, забила какой-то дрянью общий канализационный стояк то ли на уровне нашего этажа, то ли чуток ниже и по закону сообщающихся сосудов начало, похрюкивая и похлюпывая, прибывать, не золото, понятное дело. Вантус не помог. Дозвониться в аварийку удалось только с n-ой попытки после набора всех указанных номеров, по которым робот сообщал, что вы сейчас 7-е... 19-е... на линии, ваш разговор будет записан, оставайтесь на линии, оставайтесь на линии. И я вот думаю, случись ситуация, когда срывает кран (не дай Бог!), то с такой аварийной скорой немощью вмиг затапливается несколько нижних этажей еще до того момента, когда ты успеешь прокричать в трубку свое "сос ми, хелп ми!".

Самое забавное, когда в течение обещанного часа (а по факту минут где-то через 35-40) пришел сантехник, оказалось что засор "самоустранился", вернее, его устранила та же старуха, что живет над нами, банальным путем - слила под напором воду (как вариант, из ведра), хотя мы к ней поднимались и просили некоторое время не пользоваться канализацией. Да-да-да, говорит, качая головой, в аварийку не дозвониться, а потом такая: а что там, тряпки? Чует, поди, за собой грешок. Но она та еще сука, я неоднократно просила ее не сбрасывать пепел и бычки за балкон, которые по закону жанра летят в мои ящики с цветами - глухо. А однажды так и вовсе получила горящий окурок в спину. Вышла летним вечером цветы полить, перегнулась через перила и тут бац, между голых лопаток выстрел.

Зато было и положительное в случившемся. Сантехник Юрий оказался приятным, интеллигентным дядечкой, мы с ним мило поболтали на канализационный предмет, он, посмеиваясь, поведал мне несколько идиотских историй из своей практики и, уходя, оставил номер телефона, если что, говорит, звоните напрямую мне.

Вычистив и вымыв эти Авгиевы конюшни, а по сути - отдраив их неистово с хлоркой, поняла, что жрать хочу. Глядь на часы - полдень. 

Заслужила, короче. Кто хорошо ест - тот хорошо работает, говорила моя бабушка.

 

В тарелке: салат из авокадо, огурца и руколы с тыквенным маслом, яйцо "трехминутка" (положить в горячую воду, варить от закипания ровно 3 минуты), грилированный халуми и тако, последний шрих - все посолить и традиционно перцем пыщ-пыщ. 

Полнолуние же сегодня, поэтому лучше сесть на мускулюс глютеус максимус ровно и не дергаться, а то, знаете, "подскользнулся, потерял сознание, очнулся - гипс". Младшенький с утреца уже знатно накосячил, организм молодой, горячий, с разбега и в карьер, возбуждение торможением не уравновешено. Несмертельный косяк, конечно, но косяк. Младший брат младшенького сегодня тоже воду варит, один Прохор молодец.

Очередная карточка из серии "Найди белую собачку".

Ходили с ним утром гулять в пампасы. В пампасах, как водится, крупный зверь - хаски, маламуты, овчарки и милашка тоса-ину - скачет и вот это всё эге-гей. Угуляли Проню так, что до сих пор дрыхнет без задних ног.

О, вспомнила, я же пообещала, но так и не рассказала историю с прошлого полнолуния. Исправляюсь. 

Вышли мы с Прохором на вечернюю прогулку, бредём вдоль канала, Проша, как обычно, чуть впереди чешет у кромки воды, я же с Данькой сзади вышагиваю по дорожке. Фонари, люди фланируют, цивилизация, все дела. И тут внезапно пёсонька начинает радостно заливисто лаять, практически гармошкой поёт в тональности ре-диез мажор. Дичь, однозначно дичь! Только кто? - подумала я. - Утки спят, разве что выдра воду баламутит. Проня, Проня, кто там? Подхожу ближе, а круги по воде идут огромные, вода чуть ли не бурлит, как при всплытии субмарины. Не, точно не выдра! А кто, кто тогда, может бобёр?.. 

Читать далее...

Странный, признаюсь, в этот год мой июнь – загадочный, мифологически-сказочный. Не понять, не принять, ни страстно объять, ни жарко прильнуть. Вид имеет пышущего тестостероном, жаркого страстями юнца, а в колодце души у него на самом деле стариковская беспросветно-черная, тысячелетиями копившаяся, усталая, холодно-пронзительная тоска от горячечной любви. На первый взгляд он изумрудно-зелен от дождей, свеж и умыто-прекрасен, в цвет липы щедро, по-царски, наряжен – листьев не видно, жасмином подпоясан, в рукавах у него на радость люду зреет тутовник-шелковица, наливаясь чернильной спелостью, лживо обещая "омовение десяти солнц", но, если приглядеться, то видно, что поражен паршой-меланхолией в самое нутро: хмурит небо-бровки сизым, налитым горе-цветом, вздыбливает тучи совсем по-ноябрьски, чуть ли не каждый день клокочуще плачет навзрыд не утешаясь.  Внутри ему горячо, жжет, а снаружи знобит. И уже не понять, не прочитать невербальные знаки, все стерто, размыто, не разобраться в симптоматике, то ли он остро болен, то ли хронически устал. Устал за сотни лет здесь нести свой крест месяца червленого, месяца задорного, молодого, пьяного и опьяняющего, дарящего людям неприкрытую радость и откровенную страсть, нести крест червонного валета…

У меня все, что заливается кипятком, чай. Клубнику с сахаром растер, кипятком залил, вот тебе и чай -- клубничный. Старшенький, правда, с терминологией не согласен. Но, это из детства, вряд ли такое выправишь-вытравишь. 

В полнолуние горящая душа требовала остроты да пряности. Терла имбирь, мешала с кардамоном, перцем душистым, гвоздикой, корицей, услащивала медом, лимоном выравнивала ноту счастья. А теперь, когда луна пошла на убыль, душу нежу: ромашка, лимонная мята и чуть-чуть душицы (материнкой звала ее моя Фрося). 

Пользуясь полнолунием, поделюсь журча своим любимым Володи Нарбута.

А я в фуксии и мегера с самого утра. Правда, на работе закормили абрикосами, поэтому, к обеду нрав стал немного мягче, а глаз -- добрее, но еще внутри шкворчит.

Пошли вечером за молоком, а вернулись с вяленым лещом. Я, наконец-то, преуспела в рыбьей гинекологии с акушерством: практически уже на глаз определяю ту, что с икрой. Еще немного и выучусь выбирать правильные арбузы. Чую, знаю: скоро-скоро наступит мое счастье. 

А на улице лето в начале: бузина зелена без ума, жасмин, пряный запах первого сена, лягушки шкварчат, непуганые ежи деловито снуют сюда-туда, и луна огромна и нема, вот-вот -- завтра -- ополнолнолунится.

В безлунную ночь, листая ленту друзей друзей, вспомнила, что я -- типичный Штирлиц, все иду, и иду по коридору.  И, безусловно, все было бы у меня очень трудно, если бы в свое время не встретила дуала -- Достоевского. Старшенький, конечно, каждый раз обижается, когда я среди ночи зову Федю, но, слава соционике, завсегда есть объяснение: это - конспирация, Федя, конспирация. 

А ты, друг, кто ты будешь такой?

Пусть и ассоциативно. Легкой, бестелесной тенью мелькнут в проеме окна, да и сгинут в закатном октябрьском пожарище.

Больше слов щипет душу только музыка. Музыка прошедших дней, черных дней, бессонных ночей, да еще тот сухой лист, что шумно ложится под ноги, когда в свете тусклых фонарей ты идешь, бредешь, не разбирая брода.

Сколько лет прошло, семь, восемь? Или все девять? Не помню, не знаю, пленку памяти подтерли, перезаписали на нее новые звуки и всхлипы, но порой, как сегодня, возьмет и прорвется голос той настоящей, что сто лет назад одиночества, в далеком октябре, целовалась взахлеб с нелюбимым, перебивая вкус горькой печали терпким вкусом умирающих листьев.

А напоследок, перед кратким отпуском, рабочие демоны меня обидели. Сильно обидели. Я даже всплакнула немножко, правда, тихо-тихо в себя, и двумя каплями в большую чашку кофе. Говорю же, совсем на пределе (надеть в присутственные места, пусть и в пятницу, красные брюки -- откровенное помешательство, признаю). Уже дома отмолила слезы и красную жопу выпечкой -- кучей малой слоек с яблоками и орехами, да  горой куриных крылышек, запеченных в крутой аджике а-ля абхазской. Кстати, аджика в этом году расходуется в промышленных масштабах, еще зима не пришла, а второй литр уже на дне, друзья и прочие приятели игнорируют мой ассортимент варенья-конфитюров от банальной малины-клубники, дядьваневских вишен с косточкой до манерных нектаринов прозрачными дольками и крыжовников с бананами пюрированых, предпочитают хард и жесть -- аджику к мясу, овощам и просто так, чуть ли на хлебушек. На балконе вянет килограмм зеленого, юношеской спелости, чили, завтра пущу в оборот. Заодно и айву оприходую, от перца попеременно. 

А вы любите айву? А айву дольками прозрачными вареньем?

А как вы сдерживаете предел, свой предел толерантности, в общении с глупыми и ограниченными людьми, с теми, у которых в кулаке власть?

Я вот, честно сказать, толерантна долго до невозможности, по причине банальной: к каждому, охмеленному медными трубами, отношусь, как к пациенту. Долго отношусь, но, когда он начинает хватать меня за неврологический молоточек, вырывая, бью наотмашь, этим же молоточком между глаз -- кто не спрятался, тот дурак. 

... вызревает поздней бледной ягодой на тополе, что под моим окном, скукожилась, снуло висит.

А я варю цветные соусы в зиму -- чатни, пассату, ткемали, буду ее "бідолашну" (несчастную) кормить. 

Ходили в вечер полнолуния с Семёном в люди, там нынче у людей июль, суббота. Видели много нарядных девочек на каблуках и в коротких платьях, и рядом с ними мальчиков в дачном: шорты, бороды, запах романтики от немытого тела. Некоторые из них дивно целовали девочек, не прикасаясь телами, губы в губы. Другие -- девочек игнорировали безбожно.

Грозовой фронт на шаг отступил, и на мосту опять гитарист трогает нежно струны. Порой мне кажется, что я ни за что не смогу оторваться от этих мест. Все чаще и чаще просто кажется. Остается одно -- резать по живому, не дожидаясь перитонитов....

Пожалуй, те, кто в 20-м отплывал с одеской пристани последним пароходом, тоже мечтали вернуться куда-нибудь сюда, к себе настоящим, где пламенеет восход голоногого детства, где в полнолуние поцелуи слаще меда.

... а у меня – сегодня. Обула новые туфли, а на улице после ночного дождя скользко, сверкнула и упала, как с небосвода звезда.

Вот вам прекрасное, а я пошла удивлять мир дальше, кроме новых туфель у меня сегодня еще и новое лицо (подробности потом...)

Не знаю, как вас, но сегодня, в пору увядающего полнолуния, меня волнует, на самом деле, три вопроса:

1) Когда разбирать ёлку?

2) Почему Джулиан Патрик Барнс (кстати, рожденный вот-вот завтра), профессионально подергав мои душевные струны своим романом "Предчувствие конца" (Букеровская премия 2011 г.),  так и не смог создать внутри меня мелодии? Что это, как это? - спросила сегодня я себя, перелистнув последнюю страницу. - Качество перевода, разность ментального или, все же, возрастного понимания сентенции: о чем невозможно говорить о том следует молчать (с).

3) Куда хорошие и нежадные женщины девают свою верхнюю одежду, когда она им надоела, но на помойку вынести жалко?

Если верить примете "как проведешь первые двенадцать дней января, таковы и будут все двенадцать месяцев нового года", то август я просплю почти весь. Когда на улице хмурь и дождь, то лучшее средство от хандры - это лечь в постель, закутаться с головой, и погрузиться в царство Гипноса, там в окружении Морфея, Фобетора и Фантаза волшебная жизнь - яркая, красочная, звонкая, не то что здесь, в этом мире сумрака и хлюпающих лужами улиц.

Наверное, это самый странный отпуск из всех, которые были в моей жизни. Я практически безвылазно нахожусь дома, редкие выходы в окружающий мир ограничиваются утренними прогулками с псом да несуетными походами в магазин за молоком и хлебом, при этом удивительным образом удается избегать социальных контактов, чему несказанно, благодарно рада. Не то, чтобы я стала более ленивая, менее активная и интересующаяся, стала больше не любить людей или потеряла к ним интерес, нет, скорее всего - это вызревшая потребность организма провести в одиночестве ревизию в своем внутреннем мире, прислушаться к себе, услышать душу и сердце, почувствовать и решить, что дальше нести, а что оставить здесь - на перепутье. Даже Луна перед тем как родиться исчезает с небосклона, а что уж тут требовать от женщины, пребывающей в своем возрастном полнолунье.

А дома сладостная тишина, ёлка в огнях, свечи, запахи мандаринов, корицы и кофе, книги, много книг, совершенно никакого принуждения и чувства долга, даже в незатейливых бытовых делах. Серый день, плавно перетекающий в сизую ночь, окутанные туманом виды из окна, размытость границ между сном и явью, остановившееся время. И если бы не растущий спутник Земли, можно было бы напрочь поверить, что моя Луна, наконец-то, остановилась.

Зачастую полнолунная, лупоглазая память о тех, кто через тебя черной дырой, о тех, кто сквозной линией, как минимум, раз в противостояние,  это ведь память вовсе не о них, а о тебе - живой и настоящей. 

Впервые за много лет меня не швыряло и не крутило, не колобродило, не плакало, не грустило и не смеяло несмеяной. Впервые за две сотни лет она уложила меня древней деточкой, сухим поленом, сломанной веточкой, старой кошечкой в теплую постельку, погладила по шерстке нежно, поцеловала в лобик холодно и пропела тихо: "Баю-бай, спи, усни!" И я уснула враз, провалилась в глубокие белые снега, ушла кулем под ноздреватый лед, утонула в мутных водах вечного сна.

Эти ночи, преисполненные большим желтым светом, созданы для любви. Похоже, она - полногрудная красавица луна - решила, что все, пора, что вышел мой срок, промяукали последние мартовские коты, отзвенела капель, теперь отныне мой день длиннее ночи, а звезды только мелкого помола - в пыль, и воде любви сквозь них не протечь.

Вот пишут, что при правильном использовании энергии полнолуния можно добиться объективного отношения к окружающему миру, обрести мудрость и любовь.

А я то думаю, чего это я генеральную уборку в гардеробе затеяла, три часа маялась, но, наконец-то, все летнее убрала, осень-зима пересортировала, два здоровенных мешка на мусор вынесла, а оно вот что, оказывается: перекуем мечи свои на орала, и копья свои - на серпы. Осталось дело за мудростью и парой-тройкой новых платьишек.

В дом залетела какая-то лохматая тварь -- большая и ужасная. Пес Сема орет дурниной "ав-ав-ав", и лупит лапой по исчезающей на стенах тени. Три раза гаркнула ему "фу" -- фон презрения. Схватила за холку: "Воспитание где твое собачье?! Люди спят, один из них -- старшенький, совесть-то имей!"
Мимо пронеслась крылатая тварь -- провокатор хороших собачьих манер. Стали ловить ее сообща, разбудили старшенького.
Вот теперь ждем, когда он остынет -- каждый в своем углу балкона.
А на балконе хорошо! Липой пахнет и немного петунией, лягушки, опять же, нестройным хором поют, вот только луна спряталась -- критическое время затмения.
Звонила в канун затмения младшенькому: "Наблюдай!"
"Если успею," -- говорит. -- "Я  на свидание собираюсь!"

Мои лохматые чудовища

отпуститься в пятницу за два часа до конца рабочего дня.
уйти в разнос.
накупить трусов себе и ему (дефлорация, братцы, дефлорация мужскими трусами)
в лабе слизать шершавым языком эмоции прошлого двухнедельного позитива.
вынести с собой сухим остатком.
разноцветные фрукты-овощи по дороге, мясо-рыба, сыр трех видов, трав побольше пряных.
прийти домой обессиленной.
забросить все.
фотографии, цветные продукты, босоножки, платье, чулки, трусы...

сухое вино. с минералкой.
сделать два звонка, принять пять.
примерить трусы.
свои. потом его. поржать. поебаться.
опять поржать. допить сухое.
неплохо бы еще поебаться.
вынести мозг.
занести мозг.

*вот, кстати, моя любимая форма в архитектуре.*

В марте ночи сыры, хлипки, шершавы, ищущие и не находящие, лохмотьями слепыми темнота. Прядь за ухо, полуулыбка, лбом в холод стекла. Глотать, глотать, глотать… Монетки в копилке звенят. Ночи на вкус, как прошлогодний снег. Чур, меня, чур! Я продала бы душу, лишь бы в твои уши слышать. Лишь бы твои пальцы. Ногти острые. Кровавые росы. Пасочки из песка. Налови разноцветных рыбок и запусти мне под кожу. Пусть играют! Зайцы из тумана, дохлые спруты из дождя. Мне страшно и сладко. Затолкай в меня свою нежность, обогрей меня холодом, заплети мои косы морским узлом. Выбрось все то, что было и не было. Опустоши меня и выпей все то, что осталось на дне. Задохнись моим страхом, закуси моей горечью - тростниковым сахаром.

Рыбки кувыркаются под кожей. Им все нипочем.
Черт с ней, этой любовью поперек говорящего сердца.
Когда мы умрем, я успокою тех рыбок.

Луна высоко. Много. Жжет.
Крашу ногти цветом бургундского.
Одеваю белье-ночь.
Внутри пламя.
Неуправляемая.
Спинной мозг тетивой. Нервы струны. Пальцы нервные барабанят дрожь.
Контур. Помада. Трафарет поцелуя на зеркало-плебейство и пошлость.
Подвернулся каблук левый.
Ушла...

Плутовка Луна в загуле: страстном июньском, гормональнобешенном, том, который «на надрыв» - лезвием бритвы опасной, тонкой гранью жизни и смерти, на грани… она, который день, не вылезает из ложа страсти на ночное дежурство. Черт подери, но там с ней ветер, этот засранец таки оказался в ее постели! На улице, все эти ночи, полный штиль: не шелохнется, не затрепещет ни листик, ни травинка. Духота, пропитанная феромонами, шкалит, искрится, взрывается оргазмами-грозами, сотрясает все вокруг стойким тяжелым запахом коитуса, замешанном на рассвете, закате, запахе прибитой пыли, распустившегося бутона ромашки, карамели и свежевыпеченного хлеба, чистого тела и утренней босоногой росы.
Самые чувствительные и чувственные заразились этой парной болезнью. Похоже, что это передается воздушно-капельным путем, мне так кажется, если я, хоть что-то в этом смыслю. Истинно капельным - каплями дождя грозового, барабанящими по крышах кап-кап, вначале медленно и лениво, потом чаще и тяжелее. Да, да!... каааппп-каааппп, капп-каапп, кап-кап, кп... ааааа!... - каплями оргазма грозового дождя.
Вы были под этим неистовым ливнем, ходили босиком, ловили тяжеловесные улики на руки, плечи, руки?
Значит, вы тоже заражены. Ну, не чудесно ли?!


Утро. Метро. На работу. Видела три пары, те, которые особо контагиозные, на пике болезни, ужасно вирулентное заболевание скажу я вам. Это так чудесно!

Тесное метро, часа утреннего пика: не шелохнуться, не вздохнуть. Даже желание вполоборота под запретом. Заперто тесной человеческой массой-живой глыбой биологического материала из костей, мышц, крови, лимфы, пота... локоть об локоть, тело… одно, второе, множественное, вокруг, везде, всюду, близко, нагло и бесперспективно до выхода.

ОН. ОНА.
Ближе не бывает, ближе только на небесах. Даже поезд качался в такт их дыханию, металл и тот расплавился страстью. Его корявый палец на ее чувственных губах. Ему чуть-чуть за 20, ей хороших 40. Но черт подери! Какая может быть разница возрастная, какие морали, если воздух искриться чувственностью грозовой. Палец на губах и ее рука на его спине, и все! Больше никаких вольностей, в рамках приличия, практически, все в рамках морали. Но! Разве нужно сплетение тел, губ, если мысли намного красноречивее жестов и слов? Они были этой ночью вместе. И этим все сказано. Возможно, первый и последний раз. Но, разве это так важно?

...
На эскалаторе. Оба молоды и жизнью наполнены. Нежно и страстно, бережно и глубоко. Просто он ее придерживал. Его рука продолжение ее спины. А в глазах немое желание выскочить поскорее из этого круговорота людей. Выбраться на поверхность, поймать машину и лететь домой, трясущими руками вставить ключ в замочную скважину, завалиться и рухнуть в объятия друг другу, растворится, переплестись и не отпускать - ни за что, ни под каким катастрофическим, предлогом!


На перроне. Прощались, припав друг к другу. Поцелуй, длиною в вечность. Расставались, как навсегда.

А у ветра с луной, наверное, так ничего и не случилось. Она, конечно, кокетка и красавица, но порядочная сука. Это где же такое видано? Показывать бесстыдный бледный зад, крутить им в разные стороны, а потом не отдаться, даже на поцелуй. Поэтому ветер такой злющий. Сегодня пришел к тополю, нагло так и бесцеремонно, сильно его трепал туда-сюда, подвывая от злости: «Ууу...ууу!.." Очень сильно трепал, но тополь-мужик, только один раз тихонько заскрипел от боли.
А потом подтянулись два маргинальных типа, дружки ветра-дождь и гром, и как начали лупить. Короче, ужас. Целый триллер.
Интересно, а луна сегодня придет к тополю покачаться?

У меня под окнами растет тополь. Тополь стар и высок, он почти в рост моего 9-этажного дома.
Он не жлоб и не дурак, такой себе простой парень, я бы сказала, что даже местами свой. Не по делу не шелестит и всех пускает в гости, а то и пожить. Больше птиц. Но сегодня там висит, покачиваясь и виляя круглой попкой, полнолунная луна. Странное стечение обстоятельств. Второй уже месяц, как луна полновесится 13-го. Видать, ей понравилось. А-то!
Наверное, у тополя с луной любовь. Потому, что она часто на нем покачивается туда-сюда, туда-сюда. И ему это нравится. В ответ такое довольное: «Пшшш…, Кхххы…»