"Прийтсу" — это двухэтажное здание из серых булыжников, с пожарной каланчей, в самом центре города, на площади Виру. В некотором смысле, это место является для меня глубоко символическим, поскольку именно здесь, в начале 50-х, познакомились на танцах мои папа и мама... В конце 60-х-начале 70-х тут проходили смотры вокально-инструментальных ансамблей, желавших получить официальную аттестацию Минкультуры для игры на танцах за деньги. Это были, в сущности, закрытые мероприятия, но при желании всякий мог беспрепятственно зайти в зал и, прикинувшись членом-кандидатом, в течение нескольких часов наблюдать рок-парад местных "авторитетов". Разумеется, на этих просмотрах играли далеко не хеви-метал, и даже рок-н-роллы аранжировались под нормативы кастрированной советской эстрады. Тем не менее, это была хорошая площадка для комплексного обозрения молодых талантов, из которых впоследствии вышло немало подлинных звезд эстонской поп-сцены.
Вообще, Таллин издавна славился своими музыкальными перформансами. В 1968 году здесь прошел первый в СССР рок-фестиваль. Это историческое событие состоялось в воскресенье, 28 апреля, в крупнейшем кинотеатре города "Космос". Несмотря на полное отсутствие рекламы (слухи предстоящем сейшене распространялись в сугубо личном порядке), толпа собралась такая, что даже стала мешать трамвайному движению. Я, можно сказать, совершенно случайно попал на этот шабаш, за компанию со старшими товарищами, привившими мне еще в начальной школе интерес к рок-музыке. Зал был, естественно, переполнен, народ безумствовал три часа нон-стоп. Выступали такие команды, как "Кристаллы", "Микроны", "Холостяки", "Лангевад Тяхед", "Вирмализед", "Poppojad". Позднее на базе "Poppojad" была сформирована легендарная команда "Kooma", которую я впервые увидел в клубе Братства Черноголовых "Вана Тоомпа". Ее главный хит назывался "Ma pesen oma hambaid verega" ("Я чищу свои зубы кровью"). В этом же клубе я познакомился с такими пионерами таллинской хипповой сцены, как Кастрюля и Кристи. Позже я их обоих встретил в Раку.
На танцы в "Прийтсу" я впервые пришел вместе с Крухелем, с которым познакомился через пластиночную тусовку — т. е. через среду, обменивавшуюся дисками западных групп (была такая практика в условиях дефицита рок-музыки в советском пространстве). Но до этого мой новый приятель привел меня в компанию на Площадь (Победы). К этому времени там собирались уже не только эстонские попсовики, но и вообще все ключевые волосатые города, а также залетные бродяги из разных мест СССР. Шел 1971 год. Я только что закончил девятый класс и прикупил себе по этому поводу, у одного из школьных приятелей, настоящие "левиса" — чудовищно вытертые, аж до белого каления. У другого знакомого приобрел белый морской китель. В комбинации с белыми кедами на босу ногу, все вместе это смотрелось вполне аутентично — настоящий хиппстерский аутлук, без всяких-яких. Вот в таком-то виде я и был представлен Крухелем пиплу с площади. Среди тамошних завсегдатаев были такие люди, как Петька-Пузырь, Костя Захаров, Влад и Энди из казахстанского Каменногорска, Саша Кунингас, его подруга Ирка-Лягуха, Лелик, Наташа Джаггер, Валера Журба, Патрик, Стейтс, Володя Буткевич, москвич Игорь Панютин...
Всей этой тусовкой мы и отправились в "Пожарку". Здесь, помимо местного пипла, были и заезжие гастролеры. Самым волосатым среди всех был человек с густыми черными патлами аж по самые локти, которого звали Лео. Как выяснилось, он специально приезжал из Питера на эти танцульки — оторваться и помотать хайром. Благо, таллинские менты за волосы так шибко не прихватывали, как их расейские братья по разуму, да и за драную джинсу не очень-то мели. Одним словом — почти Запад. Встретил я тут и двух очень отлакированных мальчиков из Москвы — тоже хайрастых, но не в левисовой рванине, а в модных шелковых рубахах и полосатых брюках стиляжьего вида. Золотая молодежь? Ну и, само-собой разумеется — хиппицы с распущенными волосами и в побрякушках самого разного вида а-ля Вудсток. Разогревшись под "Айрон мэна", мы впадали в полный "Параноид", с перспективой зарубиться на всю "Блэк найт" где-нибудь в темном углу с батлом нелегального бухла.
Иногда администрация клуба пыталась ограничить хиппстерский беспредел и выставляла у входа в заведение постовых с задачей не пропускать никого в джинсах, а молодых людей проверять еще и на наличие галстука. Но эти рогатки в отношении дресс-кода достаточно легко преодолевались тем, что вместо галстука к шее прикладывался завязанный узлом носок, а что касается джинсов, то кто-нибудь просто выбрасывал из окна дежурные брюки, в которые, прямо поверх джинсов, облачался очередной фрик, чтобы потом вновь выбросить их из окна другому. Так, в одних и тех же брюках могла пройти через заветные двери целая компания. В некоторых случаях, правда, особо ретивые и подпившие пытались сразу, без маскарада, лезть в окно на второй этаж. Опять же — на билете сэкономить... В целом, хиппи и разного рода попсовики составляли едва ли не половину всей аудитории клуба, а вторая половина состояла из довольно приличной публики в настоящих брюках и галстуках, дамы — в платьях и на каблуках. Тут, в принципе, не было ни хамства, ни тяжелого алкогольного беспредела, ни, тем более, мордобоя, — чем характерны, подчас, многие места молодежной контр- и просто культуры.
Возьмем, к примеру, клуб строителей — "Стройку", где мне приходилось несколько раз выступать в составе группы "Гравитон". Тут, что ни вечер — то мордобой. Оно и понятно, по соседству — общежитие мореходки, народ задиристый. Помахаться под самодеятельную версию "Роллинг стоунз" — самое то:
I can't get no
Satisfaction...
Но самым крутым, на моей памяти, клубом был подвальный "Чикаго" в Мяннику. Тут собирались уже просто химики и отсидевшие сроки урки. Дежурный вопрос новому человеку: "Ты сидел?" Если "да", то назови номер зоны, если "нет" — посторонись-подвинься. Тут мне тоже приходилось пару раз участвовать в муз-обозах, причем сам стиль как выступлений, так и, собственно, танцев превосходил все гуманитарные нормы. Ужор был просто беспредельным, крашеных девок трахали прямо за кулисой, на сцене. Эх, где мои семнадцать лет?..
На танцах в "Прийтсу", во время очередного "Параноида" я обратил внимание на человека с бородкой Мефистофеля и длинными черными кудрями до плеч, который трясся в полном экстазе, размахивая руками и закидывая голову назад в как бы эпилептических конвульсиях. Правда, отрывался в зале подобным образом не он один, но "кудрявый" всех перехлестывал по какому-то совершенно запредельному драйву. Уже после "танцев", когда вечер закончился, он подошел к нашей интернациональной компании и сообщил, что в ближайшие выходные, в семидесяти километрах от Таллина, состоится тайный сейшн рок-группы "Keldriline Heli" ("Погребальный звон"). Это была в то время одна из самых авангардных эстонских групп, особенность которой состояла в том, что она исполняла, в основном, собственные вещи, а не кавер-версии известных хитов — чем грешило подавляющее большинство ранних советских рок-коллективов.
На этот сейшен я поехал автостопом вместе в Владом Каменногорским и еще одним хмырем, которого Влад мне представил как мексиканца Роджера, якобы путешествующего стопом по миру. Этот Роджер, в самом деле, имел вид латиноамериканца: черноволосый, с бородкой и усиками, в яркой цветастой рубахе и потертых джинсах. Мы втроем вышли на Ленинградское шоссе. Это был мой первый автостоп в жизни. Роджер свернул самокрутку. Это был мой первый в жизни косяк. Мы довольно быстро добрались до пункта назначения, и, едва высадившись из авто, свернули еще одну козью ногу. К тому моменту, когда начался сейшен, я уже был обкурен совершенно в хлам, при этом не вполне догоняя, как новичок, в чем, собственно говоря, состоит этот специфический кайф. Всего на лесной концерт собралось несколько сот человек. Формально это были какие-то дни молодежи на селе, а по-сути — самый что ни на есть рок-эвент. Причем, несмотря на волосатость публики и ее экстравагантный прикид, здесь совсем не было ментов — ну, прям, ни одного! Фигуры появившихся на импровизированной сцене музыкантов я наблюдал снизу, полуразвалясь на травке, в толпе знакомых и незнакомых лиц. Все вокруг было словно подернуто сюрреалистической дымкой, а когда заиграл сам бэнд, усиленно квакая запредельной электроникой, фантасмагория сейшена обрела законченный формат самого психоделического события в моей семнадцатилетней жизни. Когда совсем стемнело и зажгли прожекторы, народ стал прямо-таки реветь от восторга, вздымая к взошедшей на низкое северное небо Луне, руки с растопыренными пальцами. Роджер с Владом, с голыми торсами, раскачивались в шаманистическом трансе, Куня с Лягухой мотали хайрами, я просто орал во все горло — так мне было хорошо...