Что это было?

Валерий Столыпин

Просто всё отложили до лучших времен:
Вот оденется в пурпур и золото клен,
Вот волна поцелует босые ступни,
Вот наступят лучистые снежные дни
Вот омоет жасмин дождевая вода,
Вот скворцы прилетят, и тогда, и тогда…
Лариса Миллер
– Мне с тобой очень хорошо. Наверно, втюрилась, как майская кошка. Только знаешь, внутри меня живет кто-то, заставляющий чувствовать неудовлетворенность, даже утерю. Ему, или ей, всегда неуютно и одиноко, он боится остаться ни с чем, требует постоянно искать и пробовать, все, чего не было прежде. Мне кажется, он сильнее меня. Думаешь, я сумасшедшая? Я тебя обнимаю, а он долбит, как дятел: а если это ошибка, наша с тобой встреча, впереди столько впечатляющего и неожиданного? Отчего так неспокойно? Оставь меня. Совсем. Зачем я тебе? Может, понемногу успокоюсь.
– Не шути так со мной. Зачем? Ты же видишь, я люблю тебя.
– Потому и прошу не рассчитывать на мои чувства всерьез, забыть, словно ничего не было, чтобы потом не жалеть. Нет во мне постоянства. Увлеклась, а сама боюсь – не приклеиться бы насмерть к твоей медовой приманке, словно муха на липкую ленту. Нет ничего ужаснее мятущейся души. Я знаю, о чем говорю. Сколько помню себя, столько и страдаю: с собой не могу ужиться, от себя бегу; сочиняю в мечтах будущее счастье, а догнать его не в силах, наверно лень и всегда сомнение, что размениваюсь на мелочи, упуская неведомое, главное. Разве не заметил ты, что я постоянно скучаю, сама не знаю, отчего, только все не так, как хочется, и срастись с таким несовпадением, ужиться с ним, не в силах. Потому и ищу, сама не знаю чего.
– Так ведь нашла уже. Я твое счастье, неужели еще не поняла? Человек обречен на вечное одиночество, но вместе его легче пережить, радуя себя поочередно, не давая ему вцепиться, увлекаясь и отвлекая житейскими мелочами, без которых не узнаешь покоя. Смотри, сколько семейных пар живут в радости. Чем же мы хуже?
– Семья, наверно, не для меня. Это постоянство и бремя забот. Моя сестра девчонкой, знаешь, какая веселая была, а замуж вышла и прокисла, как перестоявшая простокваша, до горечи. Обабилась, сразу, в заботах завязла. Ссаные пеленки, грязные подштаники, кастрюли, скачки по магазинам, в надежде, чего купить, чтобы накормить; приборки да еще вечные подсчеты скудных копеек, которые на что хочется, не потратишь – экономить надо. Не хочу беречь да выгадывать. Пусть немного, но на широкую ногу, не жалея ничего.
– Я тоже люблю шикануть, лишний пар сбросить, только от этого удовольствие всегда меньше стоимости: промотал, а забыть не выходит, через время наваливаются беспокойство и пустота, да еще сожаление, что зря потратился. Когда за душой ни шиша, жизнь не в радость. Это как уплыть в темную ночь, не зная направления. Я хочу видеть цель, знать, зачем плыву, а главное, для чего отправился. Мне семья нужна, я привык жить сообща. Так интереснее и легче.
– А я-то для чего? Чтобы нарожать полный дом нищеты, как мамка моя? Ты так не жил, когда вечно в обносках.
– Мы тоже не барствовали. От мальчишек обносков не остается – вся одежда в клочья, а жрать всегда хотелось.
– Еды у нас вдоволь было, только ее заработать еще нужно. Не всегда времени хватало, чтобы уроки выучить, не говоря об остальном. С настоящим голодом я в училище познакомилась. Одному проще прожить и делиться ни с кем не нужно. В любовь поиграть я не против, только не всерьез. Всякие там переживания – бред, куда лучше без них. Стучит в висках – подари, отдай, но с оглядкой, чтобы вернуть многократно, пока партнер щедрый. Cтрадания, переживания, мне ни к чему. Я сама по себе: куда ветер дует, туда и плыву, пока не надоест.
– Значит, уже надоел?
– Ну, почему? Я так не говорила. Ты занятный. Только ни на что не рассчитывай.
– Так не умею.
– Учись. Или уходи сразу. Пока не надоест, поиграем, а что наскучит, это точно. Я знаю. Мой братишка каждую неделю девчонок меняет, каждый раз говорит, будто последняя женщина всегда самая сладкая, а потом про нее и не помнит. Как только ненароком встретит зовущий или завлекающий взгляд, воспламеняется, сияет, а сгорает в один момент. Вы, мужики, все одинаковые – сорвете первый цвет и поминай, как звали.
– Я не такой, постоянство люблю и определенность. Иначе тоскливо, когда не знаешь, что дальше. По жизни привык быть стайером, люблю, когда сосредоточенно и долго, желательно навсегда. Учиться жить нужно вместе, тогда точно все получится.
– Нет в тебе, Антоха, полета. Приземленный ты какой-то, предсказуемый. Я от тебя быстро устану, заскучаю и убегу. Так и знай. Ничего обещать не буду. Пока горячо и вдохновляет – на что угодно, согласна. Сейчас мне с тобой замечательно, просто сказка. Хочется забраться вдвоем на корабль и плыть... все равно куда, лишь бы до поры никого постороннего рядом не было.
– Поплыли...
– Так, то в сказке. У тебя не то, что корабля, лодки нет. Мы с тобой на волнах, в твоей кровати, кататься будем, пока не надоест, потом уснем, если позволишь. Больно уж ты жаден на любовь. Оголодал, милый мой старатель.
Лиза засмеялась, запустила руку под одеяло, нырнув туда с головой следом.
Это было безумно здорово. Словно переступили за грань реальности, испытали нечто, не связанное с бренным телом и рассудком. Россыпи звезд, парение в ореоле оттенков красного, кружение в вышине и внезапное падение. Что-то внутри расширялось, испытывало непомерное сопротивление, заставляло стремиться вглубь. В мозгу крутилась короткая ритмичная мелодия, отбивая последовательные такты, связанные с направлением движения туда и обратно. Антон поплыл, все глубже утопая в искрах малинового свечения, чувствуя запах вожделения и растекающуюся под ним влагу. Сердце колотилось, сбивая дыхание, разогретое до температуры огнедышащего мартена. Воздух вокруг превратился в застывающий, но еще подвижный гель, и все его существо сосредоточилось в одной единственной точке, которая размером уже превосходила его самого. Кажется, еще мгновение и он растворится в океане теплого пульсирующего мира, впустившего в свое влажное пространство. Далее последовал взрыв, многократно усиленный эхом спазмов и... темнота, физическое бессилие, тщетная попытка отдышаться, струи стекающего горячего пота.
Неужели, единственно из-за этого фантастического полета, чтобы повторять его из раза в раз, не важно, с кем, Лиза готова всю жизнь путешествовать по разным кроватям? Это же глупо. В жизни важны тишина и предсказуемость. Невозможно, быть счастливым и довольным всегда. Стабильность, а как иначе назвать постоянное возбуждение, разочарует быстрее, чем простая, бесхитростная жизнь, во благо любимого. Отдавая, так уж выходит, получаешь прибыль вдвойне. Жертвуешь с радостью и принимаешь с благодарностью, создавая и накапливая.
Нужда в подружке становится непрерывной. Насытившись, очередной раз, парочка засыпает в изнеможении. Счастливые, утомленные и потные, обнявшись, сжимаясь в единую плоть, растворяясь в целом, боясь отпустить, чтобы не расплескать, не утерять ни капли, ни вздоха, сопя прижатыми носами и чувствуя движение ресниц, они растворяются в обоюдном ощущении безразмерного счастья.
Через несколько минут, Антон вздрагивает, ощупывает, словно скаредный хозяин, доставшееся ему добро. Изучает каждый миллиметр до боли родного, но по-прежнему незнакомого, потрясающе-влекущего тела. Он чувствует, как соскучился, словно расставание длится слишком долго, немыслимо разделив его с Лизой в пространстве и времени.
Нет сил, томиться в ожидании встречи, и он будит ее, сначала робко, затем уверенно и настойчиво, проникая языком в расщелину сладких губ, лаская упругие окружности, дрожа всем телом, наливающимся желанием полного единения. Лиза поддается, сначала нехотя, уступая, затем ее пульс стучит в унисон, дыхание согревается, пока не становится требовательным и горячим, ногти впиваются в его спину, а бедра расходятся, приглашая и требуя.
Природа предусмотрела все, щедро снабдив нас инструментами вожделения, заставляя раскрываться навстречу любви и впускать в самые потаенные уголки, не зная стыда, забывая о последствиях. Они вновь сливаются в едином экстазе, забывая обо всем и обо всех, пьют восхитительный, пьянящий коктейль наслаждения, объединенные телами, движением и ритмами... вскоре забываются... ненадолго, неизменно повторяя один и тот же урок бесчисленное множество раз, так и не достигнув насыщения. Это молодость.
Антон мечтает о большой любви, начале романа, Лиза о непрерывном, разрастающемся вожделении. Глобальное несовпадение целей. Один хочет построить дом и жить в нем, другому важен лишь воздух этого строения с открытыми настежь окнами, пропитанный ароматами пряных трав.
По всему выходит — никогда не променяет Лиза праздничное свечение бескрайней жизни на приземленную близость одного человека. Это как собирать букет на цветущей поляне, манящей изобилием, разнообразием форм и красок, только из оранжевых лютиков: рука сама, без спроса, сорвет ромашку и колокольчик, а к ним присовокупит яркое многоцветье всего распустившегося и благоухающего, на что обращают внимание полосатая пчела и мохнатый шмель.
Одни ищут постоянства, другие разнообразие. В том и суть жизни: ничто не должно остаться без внимания. А цветок – он для всех, кто воспринимает цвет и запах. Он возбуждает каждого и любой ощутивший, или увидевший, желает прикоснуться к таинству совершенства, пока оно свежо и податливо отвечает на притяжение, обнажая в любовном танце потаенные лепестки.
Мы настойчиво ожидаем чего-то необыкновенного, которое должно произойти в ближайшее время, возможно сейчас, но оно все не случается, а проходит мимо, не замечая нас, к кому-то иному, о ком совсем не думаем. Ведь мы не можем думать обо всем и обо всех, наши чувства закипают от того, кто дорог безмерно и готов разделить наши мысли и жизнь.
Любовь, даже когда ее много, впрочем, если много, еще сильнее, порождает неудовлетворенность и объект чувств тем сильнее манит, чем чаще держишь его в объятиях. Он большой, всеобъемлющий, но всегда недостаточен – хочется сильнее и крепче. Наверно, это наркотик, вызывающий привыкание. Он все настойчивее требует увеличение дозы, однако всегда у кого-то из пары вырабатывается иммунитет, или усталость, вызывающую раздражение. И тогда... он способен остыть, лаская мыслями другого, о ком ничего не знаем, а узнав, мучаемся душой, от которой грубо оторвали окровавленный клок, который болит, хоть и не принадлежит нам больше.
Очень болит. А жизнь… все равно продолжается. Жизнь не способна награждать или наказывать. Она нейтральна по отношению к нашему выбору и нашим поступкам. Выводы мы делаем сами, а после казним или милуем, иногда мучаясь от принятого решения, не отступаясь, чтобы не ранить себя повторно за излишне эмоциональное или поспешно принятое суждение. Жизнь лишь ухмыльнется слегка, оставив все как есть на наше усмотрение, что не помешает, в последствие, вновь наступить на те же грабли, и страдать от подобных переживаний.





© Copyright: Валерий Столыпин, 2018
Свидетельство о публикации №218052701288