Литературный альманах «МетрОполь». 3-е издание.
Москва, Издательство «Зебра Е», 2001 г. – 832 с., ил. Тираж 7100 экз.

СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ

ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ. ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ ПЫТАЛИСЬ УКРАСТЬ

(Журнал «Огонек», март 1991 г. № 10)

В 1980 году имя Василия Аксенова было вымарано из всех «поминальников» советской литературы, его книги были изъяты из библиотек. Один из лучших прозаиков оказался насильственно отлучен от нас на долгий срок — сюжет, увы, знакомый.
Сегодня Аксенов возвращается. Восстановлено советское гражданство, появляются журнальные публикации. В самом конце прошлого года в издательстве «Огонек» — «Вариант» выпущен (впервые на родине после десятилетнего перерыва) двухтомник писателя, в него вошли романы «Ожог» и «Остров Крым». Василий Павлович приехал в Москву на презентацию, встречался с читателями. Статья, которую он передал нам, посвящена истории создания и разгрома альманаха «Метрополь». Это не только свидетельство о еще одной печальной странице советской литературы, но и предупреждение.
ОТДЕЛ ЛИТЕРАТУРЫ



Василий Павлович Аксенов (1932-2009).
Фотография А.Н. Кривомазова, 1980 г.

Василий АКСЕНОВ
ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ ПЫТАЛИСЬ УКРАСТЬ

В свое время по горячим следам метропольской «траншейной войны» я написал роман «Скажи изюм!». Начал его через несколько месяцев после высылки, в ноябре 1980-го, то есть именно в тот момент, а может быть, и в тот день и час, когда Брежнев со своим верным санчо пансой Георгадзе, кряхтя, покарали меня лишением гражданства, и окончил в декабре 1983-го. Слетевший на крышу Исторического музея ангел с фотокамерой, Вадим Раскладушкин, был, разумеется, провозвестником перестройки.
Скоро этот роман выйдет в Москве, и читатель получит нечастую возможность не только содрогнуться перед художествами, но и развлечься. Все подобные «книги с ключом» предлагают своего рода игру — отгадать, кто из реальных лиц скрывается за персонажами или, наоборот, высовывается из-за них.
Боюсь, однако, что с большинством догадок даже умудренный в литературных делах читатель попадет впросак. Прежде всего хотя бы потому, что я не ставил целью создание хроники «Метрополя». Решение сделать героев фотографами, а не писателями, вначале продиктованное лишь желанием отойти на несколько шагов от первоосновы драмы, то есть создать воздушное пространство романа, в дальнейшем стало диктовать условия игры и проявлять метафизику романной ситуации. Конспирация полностью уступила место метафоре. Вряд ли кто-нибудь из участников альманаха скажет, что он узнал себя в ком-нибудь из составителей фотоальбома «Скажи изюм!» и членов группы «Новый Фокус». Все-таки это история не писателей, а фотографов, история борьбы не с реальными чекистами, вроде недавно раскаявшегося полковника Я. В. Карповича и нераскаявшегося генерала Ф.Д. Бобкова, но с вымышленными демонами и демонятами, «фишками» Идеупра, не с писательскими бонзами «застоя», вроде Кузнецова, Куняева и Кобенко (К-К-К, как их называли метропольцы), а с воплощенными характеристиками растленности и продажности руководства Росфото.

Василий Аксенов. Скажи изюм (Роман в московских традициях). Ann Arbor: Ardis, 1985. — 372 с. Обложка и титульный лист.

Василий Аксенов. Скажи изюм! (Роман в московских традициях). Рекламно-информационное агентство «ИнфА», Ассоциация «Новая литература», Рига, 1991 г. – 336 с. Тираж 100.000 экз. Обложка и фронтиспис. Первое издание романа в бывшем СССР, а Рига была столицей Советской Латвии.

Иными словами, это история из жизни не только «МетрОполя», но и всего нашего художественного поколения, оспорившего наглую власть идеологии над искусством.
Сказав это, я отодвигаю в сторону роман, чтобы больше уже к нему в этих заметках не возвращаться.
Идея «Метрополя» зародилась в начале 1978 года в стоматологическом центре Тимирязевского района столицы. В большом светлом зале над двумя дюжинами пыточных кресел чехословацкой работы висел неброский лозунг «Пятилетке качества — рабочую гарантию!»; обстановка, словом, была вполне кафкианская. В двух соседних креслах полулежали два обвисших пациента, 45- с чем-то-летний я и мой младший друг, 30-летний Виктор Ерофеев.


Виктор Ерофеев (род.1947)

Наш общий мучитель, доктор Гуситинский, сделав нам уколы новокаина, удалился. Лучшего момента для разговора о текущей литературной ситуации не найти. Виктор пожаловался, что у него опять что-то зарубили, да и у Женьки, мол. Попова положение ничуть не лучше. Я сказал, что хорошо бы нам всем уехать на какой-нибудь остров и там издать что-нибудь неподцензурное. Должен признаться, что к этому времени уже вовсю шла работа по ликвидации Перекопского перешейка, то есть по созданию «Острова Крыма», потому и островная маниловщина сразу пришла на ум. Да что нам острова искать, промычал Виктор, давай здесь издадим альманах чего-нибудь хорошего. Так под влиянием не исследованных еще свойств зубной анестезии зародилась идея.


Василий Аксенов. Ожог. Анн Арбор:Ардис Пресс, 1980 г. – 442 с.
Первое издание в США на русском языке.
Vassily Aksyonov. The BURN (ОЖОГ). Published August 12th 1985 by Villard. Первое издание в США на англ. языке. 4. Василий Аксенов. Ожог. Москва, Издание «Огонек», Одесса «Вариант», 1990 г. Тираж 200.000 экз. Первое издание в СССР.

К этому времени мое положение в советской литературе было более чем двусмысленным. Летом 1977-го по мою душу явились «гости дорогие», полковник Ярослав Васильевич Карпович и его младший коллега Владимир Николаевич Зубков, чином, стало быть, пониже, капитан или майор. Военизированное тайное ведомство было чрезвычайно озабочено моим романом «Ожог». Откуда-то, скорее всего из-за границы, была выкрадена копия рукописи, проанализирована литературоведами высшего ранга. Теперь ведомство предупреждало: «Если вы, Василий Павлович, напечатаете «Ожог» за рубежом, нам придется с вами попрощаться». Что бы это означало, поди знай!
Надо сказать, что до прихода «бойцов невидимого фронта» мысль о печатании на Западе «Ожога» редко меня всерьез посещала. Штучка, уж точно, позабористее, чем «Фауст» Гете. При всем, скажем так, недостатке уважения к социалистическому реализму выпадать из привычного литературного мира, поджигать свои жалкие бумажные кораблики не хотелось. К политическому «диссенту» душа не лежала. Сочинительство - это был мой единственный удел. На Запад рукопись я отправил лишь для того, чтобы ее не постигла судьба гроссмановского романа (Первая публикация в СССР «Жизнь и судьба», 1988 г. - В.Л.)

Курт Воннегут. Бойня номер пять, или Крестовый поход детей. Колыбель для кошки. Завтрак для чемпионов, или Прощай, черный понедельник. Дай вам бог здоровья, мистер Розуотер, или Не мечите бисера перед свиньями. Перев. с англ. Р. Райт-Ковалевой. Вступительная статья А. Зверева. Москва, Художественная литература, 1978 г. - 728 с.

После визита все переменилось. С этого времени, хоть и была мне обещана полная лояльность, я всегда чувствовал за плечом их дыхание. Да они как бы и не скрывались, а, наоборот, подчеркивали свое присутствие. То машина дежурила у подъезда, то пара типчиков в гнусных шляпенках появлялась под окнами, то вдруг В.Н. Зубков начинал слишком часто мелькать в поле зрения. Однажды он даже прислал мне в подарок книгу, однотомник переводов К. Воннегута. Открыв ее, я увидел свой портрет. Что-то уж очень изощренное, подумал я, но потом вспомнил, что на некоторых снимках мы с Воннегутом почему-то очень похожи, хотя в жизни ничего общего. Изощренность, однако, в этом страннейшем подарке все-таки присутствовала. Вступительная статья к сборнику шла под заголовком «Сигнал предостережения», и в этом, очевидно, был весь смысл.
Странным образом это пристальное внимание давало противоположные результаты, подвигло меня к решению все-таки опубликовать книгу. Иначе все проглотят. Все проглотят, никто ничего и не заметит. Хватит уж делить судьбу «невинно пострадавших». Если уж страдать, то хоть за что-то, хоть за такую малость, как книга. Так все чаще и чаще говорил я себе.

Василий Аксенов. Стальная птица. Москва, Эксмо, 2014 г. – 320 с.

Кое-какие мои вещи стали уже появляться на Западе без ведома властей. «Ардис» напечатал «Стальную птицу». По этому поводу меня призвал на ковер руководитель писательской организации Ф.Ф. Кузнецов, написавший ранее немало статей о литературе «четвертого поколения». Странно было слышать в устах бывшего товарища интонации, а порой и целые периоды речи полковника Карповича. Весьма вежливые интонации и вполне мягкие периоды, от которых, впрочем, весьма разило ржавеющей машиной.
В писательских кругах между тем время от времени возникали упорные слухи о том, что я уже точно собрался «свалить за бугор». В издательских, киношных, телевизионных и прочих ведомствах делались из этих слухов соответствующие выводы. Теперь стало известно, кто фабриковал эти слухи.


Василий Аксенов. Фотография 1990-е гг.

Итак, к моменту возникновения идеи «Метрополя» я, может быть, был чемпионом двусмысленности в рядах СП СССР: автором как бы опасных романов, неуехавшим эмигрантом, нищим владельцем мифического «миллиона в швейцарском банке» и т. п.
Друзей, собравшихся под метропольской крышей, поначалу это нимало не смущало. Все знали цену профессионалам «дезухи». И только впоследствии, когда разгорелись страсти-мордасти, когда нашим авторам члены секретариата стали упорно ввинчивать идею, что это Аксенов, коварный, которому здесь уже терять нечего, который только о своем западном паблисити печется, втянул их всех, несмышленышей, в гадкую аферу, только тогда я иной раз стал ловить на себе вопросительные взгляды.


Владимир Высоцкий. Фотография Валерия Плотникова.

Поначалу же было одно вдохновение и веселье. Вдруг сплотились — среди всеобщего уныния, разброда и бегства — альманашные «заговорщики», которые о своем «заговоре» только и делали что болтали на всех литературных перекрестках. Возник даже «штаб» в писательском жилкооперативе у метро «Аэропорт». В той однокомнатной квартиренке на первом этаже несколько лет до своей кончины жила моя мама Евгения Гинзбург. Когда ее не стало, я подал заявление о передаче квартиры мне для рабочей студии. Пока вопрос решался, вернее, пока он не решался, я отдал ключи Е. Попову, которому в то время негде было жить. Здесь все метропольцы и собирались, сюда притаскивали рукописи, умеренно вредные напитки и неумеренные идеи эпохи «зрелого социализма». Сюда и В. Высоцкий, наш автор, захаживал с гитарой.



Ч.Амирэджиби, Ф.Искандер, Г.Хелемская, Г.Горин, И.Былинкин, Т.Кваша, Г.Гинзбург, А.Мессерер, М.Былинкин, С.Богословский, М.Жванецкий, Е.Попов, В.Ерофеев, Л.Завальнюк, А.Серуш, В.Войнович, 3.Церетели, Л.Окаёмова А.Смирнов, Л.Горина, Л.Смирнова, М.Аксёнова, А.Вознесенский, А.Балчев, A. Искандер, В.Аксёнов, Б.Ахмадулина, М.Рощин, 3 .Богуславская, Н .Попов, B. Ерофеева, А.Битов, А.Голяховская, Б.Мессерер, В.Краснопольская, М.Клячко, Н.Августинович, С.Гинельт (Москва, мастерская Б.Мессерера)

Впрочем, и по всей Москве весело гулял «МетрОполь» в свой первый год, то есть именно в год своего создания. Сходились на шумные вечера под крышей у Ахмадулиной и Мессерера, на выставке беглого Сысоева в квартире Сапгира, на даче в Пахре... Сохранившиеся снимки Плотникова и Тростникова свидетельствуют о раскованной артистической атмосфере сродни той, что вдруг возникла среди разбоя гражданской войны в старом Тифлисе. Увы, у нас не было даже правительства Ноя Жордания для защиты от недремлющего ока «рыцарей революции».
Допуская присутствие халтуры в «соответствующих органах», все-таки трудно было предположить, что они ничего не знали о странной активности внутри, казалось бы, совсем уже, после стольких-то героических трудов, «консолидированной» советской литературы. Даже и сейчас, однако, трудно сказать, почему так долго не принимали меры, придется, видимо, подождать до очередного «покаяния».


Литературный альманах «МетрОполь». Художники Б. Мессерер, Д. Боровский,
А. Брусиловский. Москва, Анн-Арбор, Ардис, 1979 г. Репринтное издание.

Так или иначе, работа была почти закончена, двенадцать экземпляров внецензурного литальманаха «Метрополь», около тысячи страниц машинописи в каждом, были готовы. Это были тяжеленные огромные альбомы — фолианты догутенберговской эры, шутили наши авторы — с обложками из толстого картона, крытого так называемой «мраморной бумагой», содержащие сотни по полторы листов ватмана, на каждом из которых наклеено было по четыре с каждой стороны машинописных страницы. Предметом гордости дизайнеров Д. Боровского и Б. Мессерера были завязки из ботиночных шнурков. «Эстетика бедности» — так объясняли всю идею метропольцы многочисленным друзьям альманаха.

Следует подчеркнуть, что в финансировании предприятия не принимали участия ни ЦРУ, ни британская «Интеллидженс сервис», ни французское «Второе бюро». КГБ тоже ничего не подкинул из своих скромных бюджетов. Расходы по покупке бумаги и по перепечатке текстов оплачивали сами авторы на основе равноправной складчины. Клеили странички все по очереди, однако главным заклейщиком был Евгений Попов, поскольку все производство происходило в полуметре от его койки.


Лазарь Викторович Карелин (настоящая фамилия Кац; род.1920, Москва —ум.2005, там же) - советский и российский писатель, драматург. Родился в семье еврейских беженцев из Белостока. Участник Великой Отечественной войны. Воевал под Москвой в составе народного ополчения. Член Союза писателей СССР с 1956 г. В 1979-1980 гг. принимал участие в гонениях на альманах «МетрОполь».

Вдруг в самом начале 1979 года завыли сирены в Московской писательской организации. Соответствующие органы задействовали триумвират К-К-К и примкнувшего к ним еще одного «рабочего секретаря», Л. Карелина, то есть четвертое «К». Началась вся эта позорная эпопея.
К этому времени два экземпляра «Метрополя» были уже за границей, один — в издательстве «Ардис», в США, второй — в «Галлимаре», в Париже. Сценарий у нас был довольно простой. Представить альманах Госкомитету по печати на предмет издания в СССР, хотя бы минимальным тиражом. Условие одно — наши тексты неприкосновенны, цензуре не подлежат. В случае отказа издавать за границей в упомянутых издательствах.
Что касается другой стороны, то у них либо был какой-то более изощренный зловещий сценарий, либо не было никакого, одно лишь неодолимое желание подавить все, что возникает в народе без их ведома.

Советский поэт, участник ВОВ Николай Константинович Старшинов (1924-1998) и поэтесса Юлия Друнина (1924—1991), авторы приписываемого им термина «порнография духа».

Машина шантажа и дезинформации заработала на полных оборотах. Увы, рядом со старыми сталинцами, вроде Г. Жукова и Н. Грибачева, среди душителей «Метрополя» оказалось немало писателей, которых привлекли для придания нехорошему делу хоть некоторой респектабельности. Старый принцип — повязать как можно больше людей. Писателей приглашали в секретариат и предлагали ознакомиться с альманахом. По требованию К-К-К-К один из двенадцати экземпляров оригинального издания был предоставлен авторами для этой цели. Он хранился в отдельной комнате, ключ от которой всегда носил при себе молодчага Кобенко. Писателей по одному оставляли в этой комнате на один час и запирали снаружи.

Предполагалось, что за это время каждый сможет прочесть 1000 страниц текстов и сделать заключение, что перед ним образчик «порнографии духа» (выражение то ли Н. Старшинова, то ли Ю. Друниной) и нечистых намерений. Затем писателям конфиденциально давали понять, что дело очень-очень непростое, инспирированное из-за рубежа, чуть ли не из ЦРУ, создана большая троянская лошадь для взятия советской литературы изнутри, а во главе стоит «хитрый сильный опасный враг» Аксенов, который собрался на Запад и этим делом обеспечивает себе мировую известность и миллионные гонорары. Не знаю, поверил ли кто-нибудь в этот бред, никто, однако, его не опроверг.


Феликс Феодосьевич Кузнецов (1931-2016) – Первый секретарь МО СП СССР.

Тем временем участников альманаха по одному вызывали в секретариат. С каждым персонально беседовали к-к-к-к-исты, прежде всего, разумеется, Ф.Ф. Кузнецов. Не знаю уж, кто оркестровал всю кампанию, ЦК или ГБ, но первой скрипкой был назначен именно этот теоретик нравственности. Каждого увещевали выйти из группы, «найти в себе мужество» отказаться от западной провокации, сохранить себя для советской литературы. Поначалу вроде бы все отказывались, потом поползли слушки то про одного, то про другого, что, мол, дал трещинку дружок, накарябал что-то для к-к-к-к-истов. Метропольцы предпочитали эту тему не развивать и вообще как бы отказывались верить в возможность предательства.

Наконец начались более активные мероприятия, на которых соответствующие глазки зорко следили, чтобы действовал нерушимый принцип всеобщей повязки. До сих пор ясно вижу нагло развалившихся в креслах «сталинских соколов» Грибачева и Жукова. Им явно нравилось судилище правления Московской писательской организации, они им как бы с наслаждением дирижировали. Даже бьющий все рекорды низости Ф.Ф. Кузнецов как бы признавал, что они главные, что у них перед партией больше заслуг. У других садистического кайфа вроде было поменьше, но энтузиазма тоже хоть отбавляй.


Карикатура: Василий Аксенов, Александр Кабаков, Евгений Попов.

Единственным человеком на этом солидном сборище (там было, пожалуй, не менее сорока писателей), который призвал не спешить с принятием заготовленной загодя резолюции (смысл ее заключался в том, что «Метрополь» - это инспирированная извне и организованная Аксеновым акция по подрыву Союза советских писателей), оказался критик Ал. Михайлов. Пару лет назад мы с ним встретились в Вашингтоне. Знаешь, сказал я ему, признаться, я был удивлен, что хоть один решил не замазываться. Эх, махнул рукой он, потом, «в рабочем порядке» я за все проголосовал, что требовалось.

Это был, по сути дела, мой последний контакт с Союзом писателей. В декабре 1979-го я отослал в секретариат свой членский билет в знак протеста против глумления над нашими младшими друзьями Е. Поповым и В. Ерофеевым. К этому, собственно говоря, все и шло. Отказались от членства в СП и два наших поэта, Семен Липкин и Инна Лиснянская.
Известно, что слово «застой» по отношению к брежневскому стилю жизни впервые появилось в авторском предисловии к нашему альманаху. «Состояние застойного тихого перепуга» — так там было сказано. «Метрополь» вылетел из трясины, как шутиха, вызвал в СП СССР состояние уже не застойного, а лихорадочного перепуга, которое затем сменилось лихорадочным желанием не пропустить момент, забраться в кузов карьерной трехтонки, хоть на подножку вскочить, хоть за буксир уцепиться. Один из примеров этого жалкого нахрапа недавно продемонстрировал Станислав Куняев в своих мемуарах.


Поэт Станислав Юрьевич Куняев (род.1932), автор более 30 сборников стихов и биографии Сергея Есенина в серии ЖЗЛ. Главный редактор журнала «Наш современник» (с 1989 года). Член КПСС с 1960 года.

Станислава Куняева тогда не вполне устраивало, как Ф.Ф. Кузнецов ведет дело,— недостаточно все же выявляет вражеские замыслы. Хотелось обскакать вождя, указать руководству не только на «порнографию духа», но и на отчетливые сионистские душки, которые Кузнецов по каким-то пока неясным причинам не замечает, а из этого следует, что нерадив, что пора бы и место уступить более внимательным. Поэт написал большой до... прошу прощения, тут, кажется, я что-то по эмигрантской ущербности с родами перепутал... ну да, большую докладную записку в ЦК КПСС и стал ждать оттуда благостных вестей. Увы, не поняли товарищи лучших намерений. Вместо повышения получил Станислав порядочную взбучку на Старой площади, даже вроде бы кричали застойные ретрограды на товарища по партии: «Не лезь попэрэд батьки!»

Далее мемуарист нарисовал картину, которая стала для меня едва ли не хрестоматийной иллюстрацией ко всей истории Союза писателей СССР. Униженный и оскорбленный, он вышел из здания, в котором сосредоточено было все для него самое дорогое, пересек улицу и сел на бульваре к подножию памятника «Героям Плевны». Непонятый, отвергнутый докладчик у памятника богатырям прошлого! Сердце какого русского человека не дрогнет от сострадания? Быть может, именно в эти минуты в душе Станислава и происходил переворот от неблагодарного марксизма к благодарной заединщине, во всяком случае, именно в эти минуты он решил пустить свою докладную записку в патриотический самиздат, превратить заурядный «стук» в один из главных текстов родной литературы, чтобы рядом с «письмом Белинского к Гоголю» отныне стояло «письмо Куняева к Беляеву».



«МетрОполь» как общественный феномен оказался лакмусовой бумажкой для многих. Увы, нередко бумажке приходится и нынче краснеть вместе со щечками испытуемых временем персон, и это еще, следует сказать, не погибший вариант, не совсем бросовый материал в смысле человеческих качеств, если все-таки краснеет. Полный шлак выявляется тогда, когда щечки не окрашиваются в унисон с результатами пробы. В свое время я был ошеломлен размахом предательств и недобрых чувств в свой скромный адрес, теперь нередко столбенеешь при виде того, как в жизни осуществляется поговорка «Плюнь в глаза, все Божья роса».

То вдруг на приеме в Пен-клубе к тебе, предлагая широкое рукопожатие, направляется человек, десять лет назад с трибуны собрания требовавший твоего расстрела,— теперь он с недоумением смотрит, как при виде его протянутой руки твои руки непроизвольно убираются за спину... То вдруг в вашингтонской толпе за плечи обнимает не кто иной, как сам оперуполномоченный Феликс Феодосьевич Кузнецов... Вот напишешь такое в романе, скажут: «Слишком в лоб»,— российская, однако, жизнь, тем более на американской территории, нередко предлагает подобные неизощренные варианты, именно по лбам и шарашит. Кузнецовская грязная улыбка лезет прямо в лицо. «Ну, чего же ты, Вася, все злишься, что же ты такой злой?» — как в прежние времена говорили: «Вот такая, бля, разыгрывается «достоевщина».


Василий Аксенов. Фотография Марка Штейнбока, 1991г.

Надо сказать, что никогда к этому разряду дряни злобы я не испытывал и уж, разумеется, жажды мести не питал. «Злобы у меня к тебе, Феликс, нет, а вот презрения за эти десять лет никак не убавилось»,— сказал я и, потрясенный прямолинейностью этой драматургии, поспешил удалиться.
Наконец начинают набрасываться на холст полутона, четкие линии размываются, пятна красок, мешанина настроений — начинается импрессионизм. Приезжает старый и любимый друг, о котором я доподлинно знаю, что из всех написанных против меня объяснительных записок его была самая нехорошая. Он знает, что я это знаю, и я знаю, что он знает, что я знаю, и оба мы притворяемся, что ничего между нами не произошло, что мы ничего не знаем о предательствах и знать не хотим. Последнее, впрочем, почти соответствует действительности: хотел бы я не знать о своих друзьях ничего дурного!


Евгений Попов, Василий Аксенов, Александр Кабаков. Москва, 2004 год.

Нынче установилось уже общее отношение к «МетрОполю»: «сочувственное» в политическом смысле, как к примеру насилия бюрократии над творческим народом, и несколько снисходительное в литературном смысле: ничего, мол, в нем, как оказалось, особенного не было. Ни того, ни другого наш альманах не заслуживает. Мы не были невинными овечками, «грешными детками соцреализма». Мы прекрасно знали, на что идем, сами разбередили дряхлого монстра, и еще неизвестно, кто выиграл, а кто проиграл тот бой. Что касается «ничего особенного», то если сборник и не устраивает нынешних столь запоздало вдруг впавших в «неистовое виссарионство» критиков по части гражданского пафоса, то вряд ли все же кто-нибудь найдет и ныне другую коллекцию текстов с таким непререкаемым артистизмом.
Вспоминая нынче прошлое и разглядывая фото-«коллективки», эти многорядные кучи друзей на чердаке ли на Поварской, или на метропольском приеме в честь Генриха Бёлля на Котельниках, я думаю о том, что, невзирая на многие разочарования, «МетрОполь» навсегда останется одним из ярчайших праздников нашей жизни.


МетрОполевцы. В центре кадра – писатель, Лауреат Нобелевской премии Генрих Бёлль.
Снято сентябрь 1979 г.

ИСТОЧНИКИ

Василий АКСЕНОВ – Праздник, который пытались украсть




(Продолжение следует)