Улофа Энкелля сравнивали с Хемингуэем и Ремарком, голосами потерянного поколения. Роман вышел в 1930 году, Европа уже читала «И восходит солнце», «На западном фронте без перемен», «Прощай оружие». Уже рассказана окопная правда, без всякой героизации рассказано о насилии, о том, как не отпускает война своих солдат, как не приносят ничего, кроме тяжкого похмелья и стыда, попытки забыться, пустившись во все тяжкие… Улоф Энкелль тоже садится писать от лица своих товарищей, прошедших войну и хлебнувших горя. Он удивительный, тонко чувствующий военную травму времени автор. Глубокий, блестяще написанный роман, полный уважения к монастырской жизни и духовного переживания. Энкелль просто не мог этого написать, если бы не был на Валааме… Как бы то ни было, его роман полон импрессионистических сцен, он, как Моне, создал в слове свой «Валаамский собор при разной погоде», роман совершенно особенный среди записок об острове. Прекрасная модернистская проза.

Герой переживает военную травму. Опыт причинения смерти, сломавший его юность, не отпускает его, возвращается волнами вязкого стыда и тошноты. Обычное общее в то время дело, от этого не ставшее легче. Роман начинается как драма 30-летних, роман-бегство, усталость от боли и одиночества, попытка обрести мир и покой в душе. Вильгельм (так зовут героя) сел в Хельсинки в поезд, погрузившись в свои не очень светлые и ясные воспоминания, он проехал несколько станций, куда было собирался, Провидение приводит его сначала в Выборг, потом в Сортавалу. 5 часов пути. Дальше поезд не идет. /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-50x27.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-50x27.png 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-139x75.png 139w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="191" />гнетущее ощущение тупика выталкивает его в город, он видит вдали дым парохода, несколько бородатых монахов с длинными волосами в черном, как тени из прошлого, вызывают в памяти заученные в школе до войны слова о великой России, о «сырой земле», все, что потом в жизни парней его поколения было смешано с грязью. Они напоминают яркие картины новгородского и киевского торга на полотнах русских художников, бескрайние просторы Сибири. Монахи говорят на языке, который когда-то был для Вильгельма «третьим родным» (наряду с финским и шведским, на котором написан роман), он помнит, как из патриотических соображений забывали русский… все это кажется в 1930 году далеким и ложным. Но возвращается волнами стыда. Энкелль писал драму сознания – на протяжении всего романа мы будем видеть, как герой борется с собственными мыслями, предрассудками, помыслами, искушениями и пытается их преодолеть: его тяготят националистические предрассудки («Сортавала, центр русской православной церкви, город, занимавший первые строчки в статистике по уровню венерических заболеваний»), память о том, как после войны искали утешения, пустившись во все тяжкие, о грехе, который камнем лежит на душе и от которого душа рвется прочь…

Это движение духа заставляет его пробраться на монастырский пароход небесно-голубого цвета под названием «Сергий», приплывший как будто из другого мира, из детства, откуда-то из «до-войны». Но помня о войне и своем прошлом, он искренне боится, что вряд ли будет желанным гостем в монастыре… Он вспоминает время «до войны», когда всего этого ужаса еще не случилось, беззаботное детство в Кексгольме, русских паломников, плывших на Валаам, как и сейчас была весна, сезон на острове еще не начался… Вильгельм прятался в трюме, рядом с машинным отделением, откуда исходил жар и грохот, металлическая иконка блестела в правом углу салона, вспоминал свою юность, первую бессмысленную ложь… ему было стыдно, что он снова, как в детстве, пытается спрятаться от самого себя… Вязкие воспоминания прервал радостный смех спустившихся по трапу монахов… Один из них с красивым старинным посохом, игумен, ласково поприветствовал его и тихо прошел через салон в каюту. Мальчик лет девяти-десяти, одетый в монашеское платье, принес чай с лимоном и сахаром… Вильгельм понял, что никто не собирается его прогонять. Но русская речь напомнила ему казаков, песню русских солдат: запевал высокий тенор, потом резко стихал, вскрикивал, и затем уже весь отряд подхватывал пение.

Русские солдаты когда-то казались ему настоящими, как и русское государство, разрушенное социалистами и революционерами, империя и великая могущественная церковь, — всё это кануло в лету и стало пустыми символами.

/valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/vyborg-1918-127x146.jpg" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/vyborg-1918-127x146.jpg 127w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/vyborg-1918-43x50.jpg 43w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/vyborg-1918-65x75.jpg 65w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/vyborg-1918.jpg 466w" style="box-sizing: border-box; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 0px; padding: 0px; border: 0px rgb(226, 226, 226); font: inherit; vertical-align: baseline; max-width: 100%; height: auto;" width="180" />

Выборг, 1918

Юности свойственно судить о жизни по книгам. Сейчас его отталкивала политическая патетика, ее торжественный, литературный трагизм казался ему жалким и напыщенным. Реальная война принесла с собой жестокий опыт реальной смерти, страшный опыт… Ему казалось, что он едет не на Валаам, а возвращается назад в Россию, в то место, где нет настоящего и будущего, одно лишь прошлое и возможность вернуться назад в детство… В дни русской революции он не раз видел, как окровавленных офицеров таскали по улицам, а год спустя он сам участвовал в убийстве. После были двенадцать лет стыда за то, что участвовал в борьбе, которая сейчас возведена в ранг и достоинство «войны за свободу». Друзья гордились своими подвигами, он же испытывал стыд и зависть к тому, что не может разделить их чувств, все упрощавших. Он помнил, как расстреливали пленных, – лица этих людей часто с тех пор возвращались в памяти ночным кошмаром…

Наконец, пароход подал сигнал, они причалили, дверь в салон распахнулась, скрипел под шагами монахов крутой трап… «Перед ним открылся высокий берег, на котором видны были белые стены монастыря, а в середине стояла церковь белого с красным цвета с зелеными и темно-синими куполами и золотыми крестами, блестевшими на солнце». /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/11-marta-1933-189x146.jpg" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/11-marta-1933-189x146.jpg 189w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/11-marta-1933-50x39.jpg 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/11-marta-1933-97x75.jpg 97w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/11-marta-1933.jpg 559w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 15px 15px 0px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: left; max-width: 100%; height: auto;" width="300" />Монахи низко кланялись храму. На причале гостей встречал старинный извозчик (isvostjik), монахи же поднимались пешком по высокой каменной лестнице в монастырь. Наверху стоял большой белокаменный дом с красной крышей, монастырская гостиница. Там гостей встречал о. Юстиниан (имена в романе изменены), седой монах с ласковыми глазами. Он был искренне расстроен, что Вильгельм отказался потрудиться на монастырь, «монах выглядел удивленным: «Вы хотите заплатить? Ты не собираешься потрудиться?» Он проводил гостя в маленькую комнату с побеленными стенами, койкой, двумя стульями и столом, окна выходили в залитый солнцем парк./valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-1-768x537.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-1-768x537.png 768w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-1-1024x716.png 1024w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-1-209x146.png 209w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-1-50x35.png 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-1-107x75.png 107w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-1.png 1042w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="300" /> Только оказавшись в монастыре, Вильгельм вдруг неожиданно понял, что долгожданный мир и покой вернулись к нему: «У него было странное чувство безопасности, как у верующего, полностью уповающего на Провидение человека». Все складывалось само, казалось, невидимая сила привела его сюда. Братья монастыря работали на аллеях парка с лопатами и граблями, развозили кучи земли, каждый раз, проходя мимо часовни, они останавливались, снимали шапку, крестились и низко кланялись перед иконой. Вильгельму стало немного стыдно, что он отказал отцу Юстиниану поработать.

/valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-2-237x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-2-237x146.png 237w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-2-50x31.png 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-2-122x75.png 122w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-2.png 453w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 15px 15px 0px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: left; max-width: 100%; height: auto;" width="300" />Залитый солнцем собор, торжественный и трансцендентный, был так не похож на строгие, как костюм пожилого человека, храмы в Европе, на финской земле неожиданно возвышалось величие Византии и древнего Рима.

«В дверь постучали, «Христос воскресе!», вошла старушка с подносом в руке. На подносе стояла тарелка с толстыми ломтиками черного хлеба и тремя чашами из грубого сероватого фаянса. «Господи, благослови!» — сказала она по-русски и мягко и хорошо улыбнулась. Она двигалась быстро, но в то же время с мягким старомодным достоинством. Вильгельм чувствовал, как душа его оттаяла. Он начал понимать русский язык». Он понял, что старушка была одной из немногих сестер в обители. Она была принята в сестры монастыря в память о долгой благочестивой жизни и долгом верном служении. В молодости ее звали Надежда, при постриге она получила имя сестра Нимфодора. Уильям встал, погладил ее по плечу и сказал по-русски: «Спасибо, большое спасибо». /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-3-768x603.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-3-768x603.png 768w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-3-186x146.png 186w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-3-50x39.png 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-3-96x75.png 96w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-3.png 799w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="300" />В первой миске была серо-зеленая каша с капустными листьями, в другой он увидел бело-серую кашу с гигантскими макаронами, плавающими на поверхности, а в третьей желто-серую кашу непонятно с чем. Есть он не хотел, но в то же время не хотелось огорчать милую старушку. Почерневшей ложкой он осторожно попробовал щи, затем макароны (вареники?) и, наконец, сделал глоток третьего блюда, — все они были на вкус одинаковыми. Он жевал черный, очень кислый хлеб. Но день на день не приходится, бывала трапеза в монастыре и вкуснее, это признавала сама Нимфодора, бывало давали жареный картофель и пол-литра молока. Но, как и в прежнее время, на острове у собора был монастырский магазин, где можно было купить масло, чай, сахар, монастырский хлеб.

Выйдя во двор, Вильгельм ощутил невероятно свежий воздух, красоту начинавшегося цветения и неожиданный прилив счастья. Вечером он отправился на службу. В нижнем храме шло богослужение. В воздухе пахло благовониями, монахи стояли группами, разбросанными по всей церкви, горстка обитателей острова стояла ближе к притвору, мужчины справа, женщины слева у дверей. Было немного страшно и торжественно. Монахи, /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-4-179x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-4-179x146.png 179w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-4-50x41.png 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-4-92x75.png 92w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-4.png 642w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 15px 15px 0px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: left; max-width: 100%; height: auto;" width="300" />которых он видел на корабле, совершали священнослужение в алтаре. Алтарные врата иногда открывались, и можно было видеть внутри глубокие благочестивые поклоны, монахов, осенявших себя крестным знамением. Горели свечи и сверкали в сумерках иконы. Возносилось пение: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй». Священники кланялись друг другу, красиво и по-старинному. Вильгельм стоял неподвижно, опустив голову; когда мимо него прошел человек, одетый в золотую парчу и несший ароматную кадильницу, он поклонился, видя, как это делают другие. Конечно, он не очень понимал, что происходит, ему было немного стыдно, но он не уходил.

В келии в гостинице на стене в углу висела икона св. Александра Невского, рядом — портрет игумена отца Дамаскина, прожившего долгую жизнь и скончавшегося на Валааме в возрасте восьмидесяти шести лет полвека назад. Грустный проницательный взгляд. «Отец Дамаскин был сильным и мудрым человеком, — подумал Вильгельм. — Он поддерживал монашескую дисциплину железной рукой, он разбил поля и улучшил почву, построил новые дороги, и все это по благодати, возможно не всегда вполне ведая, как любой человек, что творит». Напротив на другой стене висела цветная фотография Иоанна Кронштадтского, чудотворца, друга бедных, без различия посещавшего и привечавшего и богатых, и бедных. Его лицо излучало мир и благодать. Казалось, эти двое смотрели прямо на него, они много знали о Христе. Они были разные и шли разными дорогами, но одним путем. Хотел бы я знать о них больше», — думал Вильгельм.

Монастырь пробуждался рано, в пять утра. В семь часов Нимфодора ласково будила гостей. /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-6-121x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-6-121x146.png 121w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-6-41x50.png 41w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-6-62x75.png 62w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/untitled-6.png 702w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="184" />Монастырский колокол пробил к утренней службе. «Вначале звучали унылые и долгие, но такие ясные, светлые, легкие тона, которые сливались с солнечным светом. Вильгельм решил пойти в церковь, отчасти из любопытства, но больше он боялся обычного утреннего приступа тошноты и мучительной тревоги. Он вышел на свежий, слегка прохладный утренний воздух. Перед ним стояла та же картина, что и накануне. Серебряные тона колокольного звона наполнили все движением и прозрачностью. Тяжелые удары большого колокола, казалось, переполняли пейзаж темным золотым тоном праздника и притяжения. Уильям подумал: «Вся эта красота, все это настроение праздника и воскресения – дело рук человеческих. Человеческие руки строили монастырь и собор, человеческие руки отлили колокола, люди сажали в парке деревья и кустарники. Но я воспринимаю это так, как будто дух Божий плывет в пространстве надо мной. Я не знаю, в какой степени я могу сказать, что это религиозный опыт, но то, что я сейчас чувствую, похоже на то, что, по моему мнению, очень близко к вере».

Он подошёл к часовне, построенной в память о визитах царей на Валаам. Он стоял на мощеной аллее рядом со святыней и смотрел на гигантскую колокольню собора. В проемах на колокольне появились монахи; маленькие, как гномы, в своих длинных мантиях и высоких клобуках, они били в колокола. Двое стояли под большим колоколом, и Вильгельм видел, как две фигуры в ритмичном движении раскачивали гигантский язык, который, как огромный сжатый кулак, качался между ними. В рассеянности Вильгельм закурил сигарету. Тут же появилась Нимфодора в черном платье и с черными платком, обернутым вокруг узеньких плеч, она шла в церковь. «Здесь благодать, дыма быть не должно на святой земле, — сказала она, — не нужно здесь курить». Она говорило ласково. Вильгельм потушил сигарету и медленно последовал за ней.

/valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-106x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-106x146.png 106w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-36x50.png 36w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-55x75.png 55w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled.png 348w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 15px 15px 0px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: left; max-width: 100%; height: auto;" width="155" />В церкви он стоял прямо у двери. Женщины зажигали свечи перед иконами; большая часть свечей высилась перед большим, прекрасной работы саркофагом, под которым хранились спрятанные глубоко в земле мощи святых прп. Сергия и Германа. Тысячу лет назад они приехали из Греции в Карелию, чтобы распространять Евангелие и основать первый в Финляндии монастырь. Никто не проходил мимо реликвии без глубокого поклона; некоторые опускались на колени. Вильгельм не смел подойти ближе. Он стоял неподвижно и слушал, как священники читали непонятные молитвы. В некоторые моменты богослужения можно было присесть на скамьях вдоль стен.

Здесь в монастыре он впервые ощутил присутствие Бога, Его защиту и поддержку, они впервые по настоящему искренне наполнили его сердце. Он сожалел, что наделанные им в миру долги не дадут ему стать монахом, — ведь становятся монахами только те, кто свободен и на ком не лежит ответственность за других, обязательства перед пожилыми родителями, женой, детьми, кредиторами. Свободные люди, они становятся на путь от своей свободы к самоконтролю, послушанию, исполнению долга». Каждый вечер Вильгельм ходил на богослужение. Стоял на одном и том же месте, у притвора, около дверей. В три часа ночи церковные колокола призывали на молитву. Утром на службу его заботливо будила сестра Нимфодора.

/valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-1-111x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-1-111x146.png 111w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-1-38x50.png 38w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-1-57x75.png 57w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-1.png 423w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="162" />Рассмотреть собор можно было после службы и трапезы, снова войдя через длинные тенистые ворота во двор монастыря. Финну Вильгельму непросто было перевести молитвенные тексты над входом. Хотя служба уже закончилась, двери собора были открыты, и можно было войти внутрь. На него большое впечатление произвела живопись, он был уверен, что это фрески, они шли вдоль лестницы и поднимались до колокольни. Войдя в верхний храм Преображения Господня, он отступил, ослепленный блеском и яркостью почти кричащих цветов. От пола до потолка все было покрыто живописью, вся Библия, казалось, была проиллюстрирована монашеской рукой; бесчисленные святые ярко сияли в лучах солнца, которые через окна высокого купола пробивались в храм и пронизывали собор из угла в угол. Вильгельм чувствовал себя школьником на запретной территории, он осторожно пробирался по собору и при малейшем звуке бросал испуганные взгляды вокруг себя. Он наблюдал за иконами, с драгоценными камнями, в серебряных и золотых окладах. /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-2-105x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-2-105x146.png 105w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-2-36x50.png 36w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-2-54x75.png 54w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-2.png 399w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 15px 15px 0px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: left; max-width: 100%; height: auto;" width="236" />Он видел драгоценные святыни и причудливые, тщательно выполненные богослужебные книги. Казалось, все средневековье прибыло сюда. На аналое лежала книга в бархатном вышитым переплете, украшенном серебром и миниатюрными образами Богородицы с младенцем Иисусом на руках. Он робко посмотрел на священную книгу, где Богородица представала в новых оттенках. Вильгельм пытался перевести славянские слова, напечатанные на первой странице книги, было трудно, но он был уверен, что понимает, что это: «Царица семи скорбей». /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-1-101x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-1-101x146.png 101w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-1-35x50.png 35w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-1-52x75.png 52w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-1.png 385w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="188" />Прямо против входа на колонне висел образ Богородицы.

Под куполом в обрамлении в овалах также были изображены священные образы. Великолепие собора завораживало. В соборе он встретил молодую девушку, и та показала ему образ Богородицы, небольшую икону, которая, как рассказывали, принадлежала имп. Елизавете. Потемневший образ был усыпан жемчугом… Вильгельм был поражен, чего удалось достичь верой и терпением простым монахам, вчерашним крестьянам. Это свидетельствовало о культуре, которая достигла своей зрелости, дерево никогда не растет в слишком теплой почве, так и монашеский аскетизм содействует возрастанию мастерства. Но в ту же минуту он поймал себя на мысли о том, сколько все это могло стоить… и, смущенный, выбежал прочь из храма…

Мальчики из приюта (небольшие, младшему было три с небольшим года) клянчили милостыню, «Дайте хотя бы двадцать пять копеек!» — пискнул мальчик, кокетливо склонив голову. «Где Вы берете деньги?» — спросил мальчик. Вильгельм, который нигде толком не работал, взял их в долг, но этого ребенку не расскажешь, и он решил ответить, как ответили бы его родители: «Когда много работаешь, зарабатываешь деньги». — «Кто делает деньги?» — не унимался мальчик. Ответить снова было непросто, на сей раз Вильгельм попробовал отшутиться: «Конечно, наш президент». — «Нет, они сделаны в кузнице. И президент не кузнец». «Даже дети здесь тихие, дружелюбные и добрые», подумал Вильгельм. Он все больше сознавал, что он не такой…

Во время прогулок Вильгельма поразили монастырские сады, пруды и сооружения для искусственного орошения тонкостью инженерной и агрономической мысли: «Ведь строили это простые и скромные люди, не обладавшие специальными знаниями. Но здесь, в уединении, они были предоставлены сами себе, их не заботило чужое мнение, они делали, что должно, и все удавалось на славу». Длинная пихтовая аллея перешла в дорогу, усаженную лиственницами. На Игуменском кладбище Вильгельм встретил схимонаха, который просто и откровенно рассказал ему, как ему здесь бывает страшно по ночам и как спасается он от искушений в молитве: «Я живу один на кладбище, а дьявол ночью стоит у моего окна и от него исходит ужасный страх. Тогда ничего, кроме молитвы, не помогает». Вильгельму было неловко выслушивать эти казавшиеся такими детскими ночные страхи взрослого человека. И в то же время стыдно за себя, он снова чувствовал, как много отделяет его от этих чистых людей…

Пустынька отшельника Николая напоминала часовню с куполом и крестом, внутри которой стоял ветхий саркофаг, про нее говорили, что построил ее великий князь Николай Николаевич. Здесь рассказывали о приезде имп. Александра I, о том, как царю пришлось склониться, чтоб войти внутрь, о репке, о том, что царь вел себя как простой солдат, по-братски разделив со стариком монахом его простую трапезу.

«Здесь, на острове, вы всегда встречаете кого-то, через кого приходит помощь, когда не знаешь, что делать, как исправить то, что случилось с тобой. Повсюду на этом острове вы найдете хороших людей, которые помогут советом и делом». Такими встречами постепенно наполнялась жизнь Вильгельма на острове. Нимфодора, поразила его благочестием и добротой, тем, насколько она настоящий и цельный человек. Случайный спутник на корабле и в прогулках по острову, маленький сгорбленный пожилой священник, станет для Вильгельма чем-то вроде совести. Поначалу священник казался слишком навязчивым, но по мере того, как Вильгельм узнавал его, ему становилось все больше и больше стыдно за себя, свой эгоизм, привычку осуждать людей. Священник потерял семью во время эпидемии тифа в гражданскую и искал на острове утешения. «Одиночество приносит пользу душе, — говорил он, — но иногда становится нестерпимо, иногда просто необходимо с кем-то поговорить, нужен человек». Раньше он спасался беседами с прихожанами-карелами, но вот его, русского батюшку, отправили на пенсию, его сменил молодой православный финн. Сам он попал в больницу и, выписавшись, отправился на Валаам. Они проведут с Вильгельмом много времени вместе, посетят скиты (первым был скит Всех Святых, «там красиво и мирно», приходить туда благословлялось до полудня, потом скит погружался в тишину и покой). На скитах гостей по традиции угощали чаем, ставили самовар, монахи беседовали с путниками.

/valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/o.mavrikij-164x146.jpg" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/o.mavrikij-164x146.jpg 164w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/o.mavrikij-50x44.jpg 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/o.mavrikij-84x75.jpg 84w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/o.mavrikij.jpg 662w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 15px 15px 0px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: left; max-width: 100%; height: auto;" width="245" />Священник поведал Вильгельму, что на Смоленском скиту живет о. Киприан (прототип – о.Ефрем, имена в романе изменены), мальчик-послушник возит туда почту на лодке, за три километра, о. Киприан один обитает в своей часовне, спит в своем гробу, он сам вырыл могилу и выложил ее кирпичами. «А ведь ему всего пятьдесят семь лет», — заметил священник. «И ты знаешь, он последовал за нами обратно в монастырь для причастия!» /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-3-207x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-3-207x146.png 207w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-3-50x35.png 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-3-106x75.png 106w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/untitled-3.png 718w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="175" />Отец Киприан, большой монах с длинной седой бородой, большими круглыми роговыми очками, серебряным крестом с красными и зелеными камнями, которые блестели на солнце. Вильгельм сердцем понимал, что за этим «маскарадом» стояло скорее всего глубокое благочестие, но европейский человек в нем противился и был склонен видеть в этом какое-то странное дурновкусие. Герой романа незаметно для себя сталкивается с искушениями, и все больше и больше обнаруживает свою греховность, о которой прежде не задумывался, раньше он был просто погружен в тяжелые воспоминания о прошлом. По сравнению с тем, что творилось в войну, такая малость, как гордыня, привычка осуждать людей, скаредность и прочее, не казались грехами, между тем, в них коренились причины самых страшных человеческих бедствий, пережитых в войну. Валаам постепенно раскрывает для героя это сознание греховности обыденной жизни, необходимость бороться не с вязким прошлым и не с чужими недостатками, а против настоящего сатаны, собственной слабости и повседневной греховности…

Дорога на Иерусалимский скит с Воскресенским собором лежала вдоль картофельных полей. Трудник, выйдя из леса, колол дрова на обочине дороги. «Приятно, должно быть, иметь возможность зарабатывать на жизнь здесь, в уединенном месте, в умиротворенном царстве природы. Ничего не беспокоит и ничто не мешает», — думал Вильгельм.

Очень живописен был Коневский скит. «Через некоторое время они подошли к холму, под холмом открывалась долина с двумя небольшими озерами. Вильгельм увидел удивительно красивый идиллический пейзаж, деревья в долине были уже почти зелеными. У берегов озера на небольшом расстоянии друг от друга виднелись деревянная церковь и четыре деревянные постройки. Кругом не было ни души. «Монахи, вероятно, дома, — сказал священник, — мы постучим, они откроют и напоят нас чаем». Он постучал, но все было тихо. Он снова постучал и громко сказал: «Христос воскресе!» Ни звука. Он снова чуть не закричал: «Христос воскресе!» В ответ раздался дрожащий старческий голос изнутри: «Воистину воскресе!». «Разве я не говорил, что здесь хорошие люди», — с мягким торжеством сказал священник Вильгельму. Встретивший их отец Ефрем (прототип — схим. Николай Толстов) пошел ставить чай. Он рассказал гостям свою историю: родом он был из Сибири, его брат и сейчас живет там. У них был свой хутор. Он женился, и три года спустя его жена умерла. Он ушел из дома, думал податься на Афон, но не попал, зато попал на Валаам. «Восемь лет я тосковал по Сибири, дьявол не давал покоя», — старик говорил медленно и грустно, даже Вильгельм понимал слова. Теперь вот живет один на Коневском скиту. Старик угостил их черным хлебом и чаем с сахаром, благословил еду, помолившись перед иконой. «Этой зимой много недель я никого не видел. Но у меня было две белки, которые весь день проводили у меня на окне». /valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/3-180x146.jpg" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/3-180x146.jpg 180w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/3-50x40.jpg 50w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/3-93x75.jpg 93w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/03/3.jpg 419w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 0px 15px 15px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: right; max-width: 100%; height: auto;" width="300" />Внезапно Вильгельм ощутил приступ тошноты и удушья, жалость к старику подступила тяжелой волной, и тут же с двойной силой пошла волна жалости к себе, своей сломанной жизни, в которой не было места семье, затем жалость сменилась раздражением на себя, казалось, это спертый воздух маленькой кельи, старческого беспорядка действовал, а не искус и помыслы. Он буквально выбежал на свежий воздух. И остановился как вкопанный, ослепленный красотой озер, воздух Валаама прогнал прочь марево помыслов, оставив лишь чувство стыда и раскаяния. Грядки с клубникой, яблони, кусты смородины, все это было заботливо обихожено стариком, с любовью, молитвой, упорным трудом…

/valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-99x146.png" target="_blank">http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-99x146.png 99w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-34x50.png 34w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0-51x75.png 51w, http://valamo.ru/wp-content/uploads/2019/04/0.png 563w" style="box-sizing: inherit; -webkit-font-smoothing: antialiased; margin: 15px 15px 15px 0px; padding: 0px; border: 0px; font: inherit; vertical-align: baseline; float: left; max-width: 100%; height: auto;" width="203" />

Дорога на Иерусалимский скит к Воскресенскому храму лежала мило холма, под которым стояла скромная деревянная церковка, — без подсказки монахов, полученной уже на скиту, узнать в этой местности Иерусалим, Гефсиманию и Масленичную гору было трудно… Вместе с монахом они вошли внутрь Воскресенского собора, монах показал копию гроба Господня, копию тернового венца, крошку камня, который ангелы отвалили от гроба Спасителя, бутылку воды из Иордана и крест, вырезанный из Ливанского кедра. Монах крестился, целовал, преклонял колени с молитвой перед каждой реликвией.

Во время этих прогулок Вильгельм тяготился стариком-священником, он еще не знал, что жить тому оставалось считанные дни. Так случилось, что священник стал для него поводырем в двух монастырских «чистилищах» — в бане и в больнице. В монастырскую баню он зазвал Вильгельма в самом начале их знакомства. Попасть туда было можно, пройдя из гостиницы через парк, монастырский двор и мимо кладбища с предполагаемой могилой шведского короля Магнуса. В парилке было около десяти монахов. «Они настолько по-детски чистые и невинные, что стесняются друг друга», — мягко сказал священник. В бане было темно и ужасно жарко, братия хлестали друг друга березовыми вениками, приглушенно охали. В больницу же Вильгельм придет уже в самом конце своего путешествия, чтобы навестить умирающего старика-священника, когда тому вдруг станет плохо. Оказалось, маленькому священнику суждено было приехать на остров, чтобы умереть, отсюда воссоединиться с покойными женой и сыном. На лестнице больницы Вильгельм встретился с монастырским доктором, молодым, бородатым, красивым мужчиной, в котором все выдавало его профессию: походка, вз