ЗАМЕТКИ ПО ПОВОДУ ЖИВОПИСИ СЕРГЕЯ ЭЛОЯНА

В 2005 году в список Всемирного нематериального наследия ЮНЕСКО был внесен музыкальный инструмент.
Инструмент, скажем прямо, не простой, а один из древнейших на Земле.
Его возраст оценивается от полутора до трех тысяч лет:
первые упоминания о чем-то похожем можно найти на глиняных табличках шумеро-аккадской культуры.

За десятки веков варианты этого инструмента прижились в самых разных национальных культурах, сохраняя, впрочем, что-то общее в названиях. По-русски оно звучит как «дудка», по-турецки – «дюдюк», по азербайджански – «тютяк», по-грузински – «дудуки».

Армяне претендуют на авторство в изобретении инструмента (впрочем, не они одни), ссылаясь на свою библейскую древность.
На армянском языке эта тростевая дудочка с двумя тростниковыми язычками тоже называется дудук,
но есть и еще одно название, чисто армянское – циранапох, то есть «душа абрикосового дерева».
Звук армянского дудука (его действительно делают из абрикосового дерева) мягкий, проникновенный и немного грустный.

Корень «эль» (элу, илу, илэй) – тоже аккадский.

На древних языках Междуречья он означал высшую силу, а в текстах Ветхого завета стал одним из имен Бога.
Впрочем, есть и другие версии: например, что корень этот финикийского происхождения.
Дело темное, уж очень много времени прошло. Но несомненен смысл божественной высоты и силы1. Позже, вместе с Ветхим заветом, имя Бога Элохим пришло в европейские и славянские культуры.

Художник Сергей Элоян – армянин по отцу.
Имя высшей силы звучит в его фамилии. Голос армянского дудука, бархатистый и проникающий прямо в душу,
звучит в его работах. Но в них же можно услышать и дудочку, жизнерадостную и наивную.

Ремесло художника не относится к массовым профессиям.
Художников мало.
Есть среди них некоторый процент несомненно талантливых.
Не будем обсуждать величину этого процента, все равно она меньше, чем хотелось бы. Но еще меньше таких талантливых мастеров,
которые создают собственный метод.
Даже самые что ни на есть титаны далеко не всегда методологически плодоносны.
 
Могучая фигура – Пабло Пикассо, но из всех безчисленных поворотов его индивидуальной манеры лишь один кубизм стал методом.

Кстати, ровно столько же художественных методов (один) породил самодеятельный художник,
бывший матрос Ив Танги, который изобрел сюрреализм.

Вообще-то способность видеть мир уникальным, неповторимым способом (талант) имеется у каждого человека.
Все люди потенциально талантливы.
Однако большинство о своих талантах ничего не подозревает, да и не очень-то хотелось.
Неудобная штука этот талант, как нестандартная фигура или любая другая нестандартность.

Престижно, конечно, иметь рост двести двадцать сантиметров, но как в маршрутку влезать?
Тем не менее среди художников попадаются люди, которые все-таки видят мир по-своему, несмотря на бытовые проблемы.

Иногда же этот уникальный способ мировидения оказывается достаточно широк и разнообразен,
чтобы внутри него поместились, кроме автора, и другие талантливые люди. Не подражатели,
а именно таланты, каждый со своим, но внутри общего. Вот это общее и есть метод.

Сто лет назад художники стремились создавать методы.
Футуристы, супрематисты, конструктивисты…
Был такой запал, кураж – не просто самовыразиться, а открыть новые горизонты, новые направления, области изобразительного осмысления вселенной.

Потом, в течение ХХ века, все это как-то остыло, и художник стал воспринимать коллег в основном в качестве конкурентов.
Зачем же делиться творческими находками, когда мы все на рынке и идет борьба за покупателя? Горизонты сузились и превратились в точки зрения. Нет школ, нет направлений – есть раскрученные «звезды»,
их безымянные подмастерья и бездарные подражатели. Искусствоведам нынче особенно трудно.
Совершенно стало невозможно сопоставлять художников друг с другом – обижаются.
Каждый хочет быть неповторимым и ни на кого не похожим.
В результате как раз сильно вырос уровень вторичности.
На многих выставках (в том числе – весьма престижных) ходишь и думаешь: «А ведь я все это уже где-то видел…»
Когда все хотят выделиться, то стремление выделиться делает таким, как все.

Художник Сергей Элоян как раз не пытается выглядеть одиноким творцом.
Открыто, даже как-то простодушно в его работах выставлены напоказ прототипы и аналоги.
Раздельный мазок, почти растр – от пуантилистов.
Плоскостная композиция и безтелесные фигуры – от Феофана Грека.
Поэтизированная повседневность – от «суровых» семидесятников прошлого века.
Детский, любопытно-доверчивый взгляд – от Таможенника Руссо и Нико Пиросмани.
Художник смешивает все эти совершенно разнородные элементы в невообразимый винегрет: а что, разве нельзя?

Оказывается, можно. Если смотреть на сегодняшний день сквозь три тысячи лет.

В советские времена было такое речевое клише: от имени того-то и того-то и от себя лично. Вот художник говорит со зрителем не только от себя лично, а и от имени тридцати веков.
И сквозь эту прозрачную толщу ему видно, что нет ничего важнее игры в песок.

Велики были города Лагаш, и Ур халдейский, и Вавилон, город крепкий – и все засыпало песком.
Мелкий, как песчинки, мазок Сергея Элояна создает ощущение чудовищной трудоемкости:
кажется, художник должен писать каждую картину десятилетиями.
А куда ему спешить? Что такое десять лет в сравнении с тремя тысячами?

И тихое сияние красок – совсем неярких, пастельных, разбеленных.
Нежное их звучание приобретает силу только в сочетаниях – синего с красным, красного с зеленым, желтым…

Были бы краски чуть темнее, ярче – резало бы глаза. Но промытые, чуть выцветшие тона как сон или воспоминание.
Не зря же так много спящих фигур в картинах: в пустыне – Иоанн Креститель, в лодке – рыбак, в небе – космонавты и ангелы.
День сегодняшний приснился кому-то тысячу лет назад, или прошлое привиделось нам, сегодняшним, – без гнева, без страха.
Что нам злоба любого дня в масштабе тысячелетий?

Плоскостная композиция и фигуры как из бумаги вырезанные.
Не нужна пространственная глубина художнику, у него другие глубины.
И полное пренебрежение анатомией – это все не иконописцы придумали.

Все уже было много веков назад, как мозаики были раньше пуантилистов.
Вдруг понимаешь, что эта вот ходячая горсть праха получает форму только своей одухотворенностью. Если душа повернута к небу, то и голова туда же, а как иначе?
При чем тут шейный отдел позвоночника?
Крошечные руки у людей и ангелов: не руками, а мыслями и душой преобразуется мир и люди в нем.

Медитативный покой и сосредоточенность в фигурах людей и животных, даже в движении.
Короткие, слабые и хаотичные диагонали, мощные и властные горизонтально-вертикальные конструкции, – но статичность
преодолевается мелкой множественной динамикой мазка.
 
Нет четких локальных цветовых акцентов.
Взгляду трудно остановиться, поверхность картины плывет в неспешном, непрерывном потоке, как текучая вода.
Как река течет в своих берегах, а присмотришься – и берега текут, и вся эта реальность плывет, и неизменно только движение.

Пространство, в котором живет художник, устроено очень странно.
Чтобы двигаться вперед, в нем порой надо отправиться назад.
Оттуда, из ветхозаветной перспективы, становятся видны наивные истины и детские открытия.
В небе, оказывается, горят звезды. Раковина чудесным образом шумит прибоем.
Камушки, простые серые камушки на самом деле живые и шевелятся нежной радугой.
А если посмотреть вверх, то станут видны ангелы с дудочками.
За тысячи лет ничего более удивительного и важного люди так и не открыли.

В картине «Слепые музыканты и мальчик-поводырь» за мальчиком идут трое мужчин – молодой, средних лет и седобородый.
Все трое очень похожи лицом на автопортрет.
Может быть, это признание? Молодость грохочет в барабаны, зрелость трубит в медные трубы, старость наигрывает на скрипке.
Но путь видит только ребенок с лицом, запрокинутым к небу.

Армянский циранапох звучит, как ни странно, во многих голливудских фильмах.
Причем в самом широком диапазоне – от «Последнего искушения Христа» Скорсезе до какой-нибудь «Зенны – королевы воинов».
Творческий метод Сергея Элояна, его способ видеть мир глазами тысячелетнего ребенка, – вполне прикладной.
Станковая картина, лишенная прагматического предназначения, показывает метод в чистом виде.
Но есть еще и книжная графика, и дизайнерские проекты, построенные тем же методом.
И тоже проникновенные, ясные, несуетные. Единственное, чего до сих пор нет, и непонятно почему, – нет учеников и последователей.

Ярких, своеобразных, каждый со своим, но внутри общего. А ведь могли бы и быть.
Метод настолько широк и глубок, что места в нем хватило бы на множество индивидуальных талантов. Таких, знаете, разнообразных – с трубами, с барабанами и скрипочками, или даже с компьютерными синтезаторами.
А впереди чтобы – ребенок с дудочкой. И лицом к небу.
_
Константин Лидин
Журнал "проект байкал/project baikal"
2009/21
стр. 38-39

1. Мень А. Библиологический словарь : в 3 т. М. : Фонд им. Александра Меня, 2002. Т. 3 : Р–Я. 527 с.
http://www.pribaikal.ru/architecture-item/article/3953.html