Константин Паустовский. Иван Бунин

     Во Франции умер замечательный  русский писатель - писатель классической
силы и простоты - Иван Алексеевич Бунин.
     Он умер под чужим небом в  ненужном и горьком изгнании,  которое он сам
создал для себя, в непереносимой тоске по России и своему народу.
     Кто  знает, сколько  отчаяния от этой разлуки перенес  наедине  с собой
этот внешне спокойный и сдержанный человек.
     Не будем судить Бунина. Не  стоит вспоминать его роковую ошибку. Не это
важно сейчас.
     Важно то, что он наш,  что мы вернули  его нашему народу, нашей русской
литературе,  и  отныне  он  займет  в  ней  то высокое  место,  которое  ему
принадлежит по праву.
     Меня  просили  сказать  вступительное  слово  на  первом вечере  памяти
Бунина. Я начал готовиться к нему, но открыл наугад одну из книг Бунина  - и
все  пропало!  Я  зачитался,  и  у  меня  почти  не осталось времени,  чтобы
набросать на бумаге заметки о Бунине.
     Я забыл обо всем.  Такова  сила бунинского  таланта,  бунинского слова,
сила его беспощадно-прекрасного и безукоризненного мастерства.
     Он был суров потому, что полагал художественную правду превыше всего.
     Как  часто  и  глубоко  мы ошибаемся  в  своих оценках  писателей из-за
неистребимой  склонности приклеивать на каждого писателя ярлыки. Чехов почти
всю жизнь прожил с  ярлыком "пессимиста" и "певца сумерек", о  Бунине всегда
говорили как о "холодном мастере" и "бесстрастном парнасце".
     Какими жалкими кажутся  все эти наклейки, когда читаешь  книги Бунина и
постепенно  открываешь  за этим внешним бесстрастием  огромное  человеческое
сердце, впитавшее в себя еще недавнее черное горе  русской деревни, ее сирую
в то время и жестокую долю.
     Не дольше,  как  сегодня, я  (не помню уже  в  который  раз)  перечитал
рассказы Бунина "Худая трава" и "Илья-пророк".
     Каждый из этих рассказов, говоря словами самого  Бунина, полосонул меня
ледяной бритвой по сердцу.
     Мало  найдется  в нашей  литературе  таких  щемящих  рассказов,  полных
скрытой  любви  к  простому  человеку.  И  не  только  любви,  но  и полного
понимания, полного проникновения в его мысли и сердце.
     Человек  должен  быть  человечен  не  только в  своей радости,  но  и в
страдании.  Это  хорошо знал  Бунин. Он  мог бы  повторить  крик английского
писателя Оскара Уайльда, раздавшийся из королевской каторжной тюрьмы:
     "Где страдание-там святая земля!"
     Сегодня же-тоже наугад-я прочел стихи Бунина "Плачь ночью".  По-моему,
немногие  стихи  в  мировой  поэзии   передают  с  такой  томительной  силой
очистительную моральную силу страдания:
     Плакала ночью вдова.
     Нежно любила ребенка, но умер ребенок.
     Плакал и старец сосед, прижимая к глазам рукава.
     Звезды светили, и плакал в закуте козленок.
     Плакала мать по ночам.
     Плачущий  ночью к слезам  побуждает  другого.  Звезды слезами  текут  с
небосклона ночного, Плачет господь, рукава прижимая к очам.
     Бунин   дошел,  особенно   в  своей  автобиографической  книге   "Жизнь
Арсеньева", до того предела в области прозы,  о котором говорили Чехов и Лев
Толстой - до предела, когда проза сливается в одно органическое неразделимое
целое с поэзией, когда нельзя уже отличить  поэзию от прозы  и  каждое слово
ложится на душу, как раскаленная печать.
     Достаточно прочесть несколько  строк  Бунина о своей матери, о навсегда
затерянной ее могиле, строк, написанных человеком, чьи дни на земле были уже
по существу сочтены, чтобы понять силу любви, нашедшей единственно возможное
и единственно нужное выражение.
     Что-то  почти  библейское  по скупости  и мощи слов  заключено  в  этих
строках.
     Бунина большинство знает главным образом как прозаика.
     Но как поэт он стоит  на уровне своей  прозы. У него много превосходных
стихов.
     Стихи эти,  равно  как  и  проза  Бунина, говорят о  необыкновенной его
способности перевоплощаться, если можно  так выразиться, во все то, о чем он
пишет.
     Почти мгновенно он  схватывает  и закрепляет в слове  те черты людей  и
пейзажа, которые  с особой  точностью передают сущность того,  о  чем  Бунин
пишет.
     Да, Бунин суров, почти безжалостен. Но вместе  с тем он пишет о любви с
огромной  силой.  Для  него  любовь  гораздо  шире  и  богаче,  чем  обычное
представление о ней.
     Для него любовь - это приобщение ко  всей  красоте и ко всем сложностям
мира. Для  него  -  это ночи, дни,  небо, беспредельный шум океана,  книги и
размышления - одним словом, это все, что существует вокруг.
     Пейзаж Бунина так точен, богат, так географически разнообразен и вместе
с   тем  так  полон  лирической  силы,  что  говорить  о  нем  вскользь  нет
возможности. Эта тема требует особого разговора.
     Бунин великолепно, с полным совершенством владел русским языком. Он его
знал так, как может знать лишь человек, бесконечно любящий свою страну.
     Язык Бунина прост, даже временами скуп, очень  точен,  но вместе с  тем
живописен и богат в звуковом отношении,-от звенящей медью торжественное и до
прозрачности  льющейся  родниковой  воды,  от   размеренной  чеканности   до
интонаций  удивительной  мягкости,  от легкого напева до медленных  раскатов
грома
     В области языка Бунин мастер почти непревзойденный.
     Как каждый  большой писатель, Бунин много  думал  о  счастье. Ждал его,
искал и когда находил, то щедро делился им с людьми.
     В этом смысле  очень характерны две его  строфы, которыми  я  и закончу
свои слова о Бунине:
     О  счастье  мы всегда лишь вспоминаем А счастье всюду Может быть, оно -
Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно
     В бездонном небе легким белым краем Встает, сияет облако Давно Слежу за
ним Мы мало видим, знаем, А счастье только знающим дано
     1956