Грачи прилетел...
Праздник Святого Николая Чудотворца - (0)Святитель Николай Чудотворец. Роспись собора Рождества Богородицы Фера...
Старик, Море и... Хемингуэй - (0)"ЛЕса вытягивалась в длину все больше и больше, и, наконец, поверхность океана перед лодкой взду...
Зима Исаака Ильича Левитана. Картина «Деревня. Зима» - (0)Исаак Ильич Левитан «Ах, были бы у меня деньги...
С Благовещением Пресвятой Богородицы! - (0)...
(и еще 122333 записям на сайте сопоставлена такая метка)
Другие метки пользователя ↓
«я русский» — shaman благовещение вербное воскресенье весна вечернее видео города дмитрий мельников доброе доброе утро доброе утро! женщина живопись жизнь зима интересно искусство история история жизни картины кино книги коты коты и кошки кошки лето литература любовь мои фотографии море мудрость музыка мысли настроение осень пирография писатели пожелания поздравления поэзия поэты православие православные праздники праздник благовещения пресвятой богородицы праздники природа притчи психология путешествия россия святой николай святые статьи стихи стихотворения счастье текст и подтекст утро фото фото дня фотографии фотографии из личного архива христианство художники цветы цитата цитаты человек чтение чувства шахтёры эссе
Чехов... «... центром русской литературы для меня с первой страницы навсегда стал именно он» |
Дневник |
119 лет назад умер Антон Чехов. Ему было всего 44 года.
Его похороны превратились в многотысячную демонстрацию, землю из Таганрога, которую насыпали на его могилу на Новодевичьем, разобрали, как святыню, в первые дни…
… Мне трудно писать о Чехове, потому что центром русской литературы для меня с первой страницы навсегда стал именно он. Его способность к гармонии слова и совершенство стиля так потрясли меня еще в школе, что, мучаясь над своими прозаическими текстами (рассказами и повестями) и не находя слов, разрывая и вновь принимаясь писать, я искренне горевал оттого, что Чехов, бедный, милый, человечный Антон Павлович уже умер. И поэтому я не могу пойти к нему и умолить открыть мне тайну сложения слов.
Я прочел его всего как безумный, словно не помня себя, большими глотками, как умирающий от жажды в пустыне пьет холодную воду долгожданного родника. И начал читать заново. Но мне было мало и я учил его наизусть, вернее, он как-то учился сам и я вдруг обнаруживал, что могу без книги читать про себя и «Скучную историю» и «Палату номер 6» и «Дуэль» целыми главами. Именно от Чехова я пошел дальше, к Толстому, Куприну, Гаршину, Бунину, Аверченко, Тэффи…
Я проходил сквозь миры прозы Чехова, как по бесконечной анфиладе прекрасных комнат, где можно приостановиться, отдохнуть и идти дальше, не видя конца и наслаждаясь бесконечной сменой чувств и впечатлений. Его страницы пробуждали во мне не только способность мыслить, но и смирение перед исполинским величием человеческого духа, во мне оживало стремление потрясти весь мир… И нежелание это делать. Хотелось просто молчаливо стоять в стороне и наблюдать.
Его коричневые дореволюционные томики (я предпочитал читать старые, современные ему издания – казалось, что так он ближе) стали одним из моих путеводителей по жизни, чувствам, страданиям, страстям и разочарованиям. Именно Чехов объяснил мне, что страдать и разочаровываться тоже нужно уметь. Помню свой восторг или лучше сказать опьянение от осознания своего причастия глубоких мыслей, трагической, пронзительной жизни, поразительных, граничащих с откровением, истин.
Передо мной чередой проходили священники, инженеры, учителя, мужики, благородные женщины, крестьянские бабы, мыслители, мечтатели, визионеры, музыканты, вся суть и все содержание старой России, та далекая жизнь, которую я почувствовал, полюбил навсегда и даже при недолгой разлуке с нею скучал и томился. Хотелось начинать жить иначе прямо сейчас, здесь, глубоко мыслить, творить, искать в себе самом неведомые, притягательные глубины. Я шел по прекрасным тропам Чехова, чувствуя, что иду по прекрасной стране, которая до этого жила для меня только в картинах прерафаэлитов, а теперь окружила меня и увлекла за собой в трагический, неповторимый, притягательный мир этих давно ушедших людей, похожих на тени на театральном занавесе.
Когда я долго читал Чехова, современная речь начинала казаться мне грубой, дома топорными, музыка вульгарной, а лица безвкусными и вытертыми, как старое замшевое пальто. И мне очень хотелось хотя бы на миг взбежать по ступеням старого барского дома с белыми колоннами, войти в комнаты, услышать издалека звуки рояля, разговоры и смех, почувствовать то, что они, его герои, не решаются сказать словами, боясь силы освобожденного из уст слова.
Я открывал для себя красоту в том, в чем раньше не видел ее и становилось пошлым и банальным то, что раньше влекло или с чем я мирился. Помню, как вдруг то, что я читал, совпадало с запахом травы, нагретой солнцем, окрашивалось в цвет вечернего неба, подхватывалось шумом аллей или звучало музыкой, доносившейся из чьей то форточки. И до сих пор иногда запахи и звуки вызывают из глубин моей памяти те или иные чеховские образы.
… Его нет уже больше ста лет.
Как странно.
Автор: Борис Якеменко
Метки: Антон Павлович Чехов литература писатели статьи Борис Якеменко |
«Вещий клич» русской поэзии |
Дневник |
Поэт Дмитрий Мельников
Отъезд Веры Полозковой из России стал, пожалуй, единственной «громкой» эмиграцией среди поэтов в 2022 году. Это не означает, что русская поэзия не остается разделенной «самой в себе», но разделение пока неглубокое и не затрагивает «несущие стены». В Москве одновременно существуют такие выдающиеся поэты, как Сергей Гандлевский (участник легендарной группы «Московское время») и Евгений Рейн (которого Бродский называл своим учителем). И этой географической идиллии не мешает тот факт, что у первого на аватарке в социальных сетях стоит желто-голубой флаг, а второй подписал письмо в поддержку спецоперации.
Метки: «Вещий клич» русской поэзии литература поэзия поэты стихотворения статьи |
«БЕЗ БРОДСКОГО» — Статья Игоря Шайтанова |
Дневник |
В одном из своих эссе Бродский сделал поправку к основной формуле марксизма, сказав, что, конечно, бытие определяет сознание, однако, помимо этого, его определяют и многие другие обстоятельства, прежде всего — мысль о небытии. Эта мысль важна для Бродского и разнообразна у него. Под ее знаком существует вся его поздняя поэзия. Она не сводится только к мысли о смерти, но, напротив, окрашивает мысль о жизни, которая в гораздо большей степени есть не присутствие, а отсутствие: собственное отсутствие там, где сейчас ты хотел бы быть, отсутствие рядом того, кто любим и дорог: «Да и что вообще есть пространство, если / не отсутствие в каждой точке тела», — сказано в стихотворении «К Урании», посвящающем поздний сборник музе астрономии.
Страсть более не дышит в текстах Бродского, как будто он, памятует о своем больном сердце, не может позволять себе ее взрыв и включает метроном ритма. Как будто теперь он не воспламеняет воспоминание, но отодвигает его на длину взгляда:
Когда ты стоишь один на пустом плоскогорье, под
бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот
или ангел разводит изредка свой крахмал;
когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.
«Назидание», 1987
Метки: «БЕЗ БРОДСКОГО» Статья Игоря Шайтанова литература поэзия поэты Иосиф Бродский статьи |
О грузинской поэтессе Дали Цаава. Поэт Сергей Гринберг |
Дневник |
Метки: О грузинской поэтессе Дали Цаава Поэт Сергей Гринберг литература поэзия поэты стихотворения статьи |
Как презентовали Де Дзерби: спагетти, Curva Sud и закрытая дверь |
Дневник |
Метки: Как презентовали Де Дзерби спорт футбол Шахтер Terrikon.com статьи |
«Поль Верлен» — статья Георгия Шенгели |
Дневник |
Портрет Верлена, 1892 г.
Георгий Шенгели
Поль Верлен
(1844-1896)
I
Невысокий, с лохматой бородой, какую французы называют inculte {косматая (фр.).}, с обвисшими усами, скуластый, с монгольской прорезью глаз, он мало походил на француза, на "европейца". Его непочтенная жизнь - расточительство, скитальчество, пьянство, взрывчатость, приведшая к стрельбе в Артюра Рембо и к тюрьме, -также ничуть не соответствовала требованиям буржуазной респектабельности, - и об академическом кресле он, первый лирик своей эпохи, не смел и мечтать. И стихи он писал странные. Франция привыкла к похожим на парад наполеоновской гвардии поэмам Гюго, с их изумительно четкой и победоносной поступью, с золотыми эполетами сверкающих рифм, в медвежьих киверах головокружительных метафор. Франция любовалась строфами Готье, похожими на ювелирные витрины, где эмаль, золото и самоцветы в брошках, браслетах и парюрах имитируют бразильских бабочек и провансальских стрекоз. Франция почтительно зябла на мраморных форумах Леконт де Лиля и слегка задыхалась в оранжерейном тепле его тропических пейзажей. Великий Бодлер прошел непонятым, напугав прокуроров, привлекавших его к суду за "безнравственность" его стихов, и академиков, называвших его взвешенные на химических весах образы "плоскими" и "безвкусными". В критике доминировал бескрылый позитивизм Тэна и католическая свирепость Барбе д'Оревильи; в науке торжествовало радостное "et semper ignoratimus!" ("и никогда не будем знать!") Дюбуа-Реймона; в политике догнивал режим Второй империи, чтобы - после смрада Седана и кровавых озер расстрелянной Коммуны - превратиться в Третью республику, "республику без республиканцев", которая, в свою очередь, проблагоухала помойкой "Панамы" и гноищем дрейфусовского процесса... Таков литературный, культурный и политический фон, на котором вырисовались странные очертания поэзии Верлена, абсолютно новой, не похожей ни на что и, конечно, непонятой и презренной в течение многих лет. Его книги печатались тиражами в 500 экземпляров, да и те не продавались, в то время как стишонки Поля Деруледа, эта пена без Афродиты, расходились по сто и по полтораста тысяч экземпляров...
А когда молодежь конца восьмидесятых годов вдруг нашла его, влюбилась в него, провозгласила его "королем поэтов" и своим вождем и мэтром, он весь уже был в прошлом, сломленный своей жизненной катастрофой, сбитый с толку клерикалами, отравленный "зеленоглазым дьяволом", полынною водкою. И он сознавал, что "кончен". Он спросил однажды у одного из своих молодых друзей и поклонников, как ему нравятся последние его, Верлена, стихи. И выслушал жестокий ответ: "Мэтр, вы так много написали для нашего удовольствия; вы вправе писать теперь для своего". Но именно удовольствия Верлен уже не получал, он лишь мечтал о "настоящих стихах":
... во сне я о стихах мечтаю,
Прекрасных, не таких, как наяву кропаю, -
О чистых, блещущих, как горный ключ, стихах,
Высоких, вдумчивых, без пустозвонства...
И он умер, еще не старым, в том возрасте, когда и Гюго, и Леконт де Лиль создавали свои сильнейшие вещи. Но в это время его "школа" уже господствовала во французской поэзии. Его ровесник Малларме, его роковой друг Рембо, его последователи: Гриффин, Лафорг, Гиль, Ренье, Мореас, в Бельгии великий Верхарн - все вышли на авансцену литературы и утвердили "новую поэзию". И в России великий Брюсов начинал свою творческую деятельность с переводов Верлена... Пятьдесят лет прошло со дня его смерти, и его имя известно и любимо во всем мире. Вся европейская поэзия этого полувека - при всем многообразии творческих личностей и темпераментов, при всей пестроте идеологий и "школ" - в той или иной комбинации продолжала осуществлять провозглашенные им принципы и разрабатывать затронутые им темы.
Метки: «Поль Верлен» — статья Георгия Шенгели Поль Верлен Георгий Шенгели литература поэзия поэты статьи |
Иосиф Бродский: «Мир как раз неплох...» |
Дневник |
«Я не верю в политические движения, я верю в личное движение, в движение души, когда человек, взглянувши на себя, устыдится настолько, что попытается заняться какими-нибудь переменами: в себе самом, а не снаружи. Вместо этого нам предлагается дешевый и крайне опасный суррогат внутренней человеческой тенденции к переменам: политическое движение, то или иное. Опасный более психологически, нежели физически. Ибо всякое политическое движение есть форма уклонения от личной ответственности за происходящее. Ибо человек, борющийся в экстерьере со Злом, автоматически отождествляет себя с Добром, начинает считать себя носителем Добра. Это всего лишь форма самооправдания, self-comfort, и в России она распространена ничуть не меньше, чем где бы то ни было, может быть, несколько на иной лад, ибо там она имеет больше физических оснований, более детерминирована в прямом смысле. Коммунальность в сфере идей, как правило, ни к чему особенно хорошему еще не приводила. Даже в сфере идей очень высоких: вспомним Лютера. Что же говорить о идеях чисто политических! «Мир плох, надо его изменить. Таким-то и таким-то образом». Мир как раз неплох, можно даже сказать, что мир хорош. Что правда, так это то, что он испорчен обитателями. И если нужно что-то менять, то не детали пейзажа, но самих себя. В политических движениях дурно то, что они уходят слишком далеко от своего источника; что их следствия подчас так уродуют мир , что его и впрямь можно признать плохим, чисто визуально; что они направляют человеческую мысль в тупик. Напряжение политических страстей прямо пропорционально расстоянию от источника проблемы.
Все мы ведем себя в жизни таким образом, как будто кто-то когда-то где-то сказал нам, что жизнь будет хорошей, что мы можем рассчитывать на гармонию, на Рай на земле. Я хочу сказать, что для души – для человеческой души – есть нечто оскорбительное в проповеди Рая на земле. И нет ничего хуже для человеческого сознания замены метафизических категорий категориями прагматическими, этическими и социальными. Но даже оставаясь на уровне прагматическом, если мы постараемся вспомнить, кто и когда говорил нам что-либо подобное, то в нашем сознании всплывут либо родители в тот момент, когда мы больны и лежим в постели, нянюшка, учительница в школе, газетный заголовок или просто реклама газировки. На самом деле если кто и говорил что-то человеку, так это Господь Бог – Адаму о том, как он будет зарабатывать свой хлеб и чем будут для него дни и ночи. И это больше похоже на правду, и надо еще благодарить Творца за то, что время от времени Он дает нам передышку. Жизнь – так, как она есть, – не борьба между Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. И человеческий выбор на сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом. Человеческая задача сегодня сводится к тому, чтоб остаться добрым в царстве Зла, а не стать самому его, Зла, носителем. Условия жизни на земле чрезвычайно быстро усложнились, и человек, не будучи, видимо, к столь стремительной перемене достаточно – даже биологически – подготовлен, сейчас расположен более к истерике, чем к нормальному мужеству. Но если уж не к вере, то именно к этому и следует его призывать – к личному мужеству, а не к надежде, что кто-то (другой режим, другой президент) облегчит его задачу».
Письмо в «Нью-Йорк Таймс», отрывок, 1972 г.
Метки: Иосиф Бродский: «Мир как раз неплох...» Иосиф Бродский литература писатели поэты статьи |
День матча Шахтер - Базель: бесплатные знания |
Дневник |
Метки: День матча Шахтер - Базель: бесплатные знания статьи Анатолий Поливанов спорт футбол Лига Европы |
«Солнце в зените». Джио Россо |
Дневник |
Солнце в зените
Солнце в зените,
я на орбите
ловлю фм-волну.
Петлями мой
оранжевый свитер
цепляется за Луну.
Кольца Сатурна
кружатся в танце,
вьются хвосты комет.
До мировых
космических станций
тысячи световых лет.
Скинут скафандр,
ставший ненужным.
Стало дышать легко.
И по глубоким
космическим лужам
можно гулять босиком.
Звёздная пыль
в волосах и на коже.
Я излучаю свет.
Мимо идущий
Лунный Прохожий
мне подаёт билет.
За поворотом
виднеется Ригель,
ярко горящий глаз.
Цирк-шапито
на метеорите,
клоун приветствует нас.
Жонглёры с Марса,
гимнастки с Венеры,
птицы с далёкой Земли.
Мимо летят,
повинуясь ветру,
звёздные корабли.
Вот майор Том,
в баре за стойкой
в джин добавляет лёд.
Тоже потерянный,
но ещё стойкий,
хочет собрать звездолёт.
Я улыбаюсь,
шагаю беспечно,
слушаю лунный блюз.
Я выбираю
космос и вечность.
И навсегда
остаюсь.
Рядом шагает
беспечное детство,
сказкой с цветных страниц.
Космос теперь —
моё королевство.
Я — его
Маленький
Принц.
Метки: «Солнце в зените». Джио Россо Джио Россо статьи поэзия поэты космос |
«О Любви» — Юлия Друнина |
Метки: «О Любви» — Юлия Друнина Юлия Друнина статьи поэзия поэты любовь |
История стихотворения Александра Пушкина «Признание» |
Дневник |
|
|
|
Метки: Александр Сергеевич Пушкин литература статьи поэзия поэты история стихотворения |
Страницы: | [1] |