Стереотипы – очень интересное явление, иногда веселое, а иногда и обидное. И если с современной Россией всё более или менее понятно, то древняя Русь предстает перед нами в образе весьма загадочном.

Так они ж все буйные в Новгороде!

О новгородском буйстве ходили легенды, а образ лютующего новгородца стал чуть ли не визитной карточкой города. Карточку такую вручать, конечно, не будешь, а вот узнать, откуда возник этот стереотип, следует. Причина кроется в новгородских летописях, которые изобилуют иллюстрациями о непрекращающихся вечевых спорах и распрях. Отсюда и нелестная слава Новгорода как скандального города, и возникновение образа дебоширящего новгородца. Конечно, споры и разногласия в новгородском вече были, но они не превращались в бесконечную череду столкновений и распрей. Правда, летописцы подобно современным журналистам выбирали самые кровавые и скандальные сюжеты для своих повестей. Жители Великого Новгорода очень чтили государство и любили свой город, поэтому почти всегда находили компромисс  при решении сложных вопросов.

На псковском воре шапка горит!

Нередко приходилось псковичам выслушивать шуточки в свой адрес о собственной грубости, невысоком интеллекте, нежелании просвещаться и невоспитанности. Суждение о невоспитанности основано на особенном отношении псковичей к такому популярному головному убору как шапка. Жители Пскова, независимо от сословия, редко ломали перед кем-либо шапку, но связано это было не с их грубостью или плохим воспитанием. Когда-то шапка символизировала достоинство. Снял шапку – опозорился, - приблизительно так рассуждали псковичи. Не случайно во время сходки или в другом публичном месте опозорить человека было очень просто – сорви шапку и дело в шляпе (простите за каламбур). Отсюда и известная всем половица «На воре шапка горит!» Когда вор слышал этот крик, он инстинктивно срывал с головы якобы горящую шапку и тем самым выдавал себя.

Нижегородские пропойцы

Больная российская тема алкоголизма обострилась в Нижнем Новгороде еще в конце 17 века. Пили много, напивались в стельку, валялись на улицах, при этом женщины пили наравне с мужиками. «Русские ничем другим не заняты, как только пирами», - приблизительно так отзывались проезжающие через Нижний иностранцы-путешественники о жителях древнего русского города. Как же было не сформироваться всеобщему стереотипу, что, кроме водки и селедки, русских мало что колышет. Да колышет нас, колышет! Тогда и сегодня тоже! Нижегородцы, как, впрочем, и жители остальной России, конечно, любили посетить кабак, принять на грудь норму, может, порой, и перебрать. Однако такое роскошество большинство позволяли себе только в великие праздники. Осуждать их вряд ли можно. Это был единственный вариант хоть немного отрешиться от тяжелейших условий жизни и отдохнуть перед каторжной работой.

Владимирский централ, ветер северный…

Стереотипное представление о Владимире как о городе каторжных сложилось в самые древние времена. Предубеждение понятно: в самом Владимире расположено 5 тюрем, в том числе знаменитый Владимирский централ. Владимирцев испокон веков считали пройдохами, ходящими по лезвию ножа. Данных о хождении владимирцев по лезвию ножа найти не удалось, а что по знаменитой «Владимирке» «путешествовали» - это факт. Во Владимирском централе каторжникам сбривали пол головы, ставили клеймо «КАТ» (каторжный) или «ВОР», заковывали в кандалы и гнали по «Владимирке» в Сибирь. Зачастую путь занимал 2 года, и это время в срок каторги не входило. Владимирцы же при этом вели обычной образ жизни провинциальных горожан: ремесленничали, торговали,  редко бунтовали (еще бы такое устрашение под носом!), женились, крестились… В общем, тихие, спокойные и миролюбивые люди.

Ростовская финифть

Мы говорим «финифть», подразумеваем – Ростов. Так и никак иначе! И никакими усилиями не искоренить представление о том, что жители древнего Ростова все поголовно состояли в «эмалевом братстве». Естественно, что это полная чушь! Если уж говорит начистоту, то задолго до ростовских мастеров искусством украшения металла эмалевыми изображениями овладели в стольном граде Киеве. Знаменитые мастера-финифтянщики работали в Пскове, Ярославле, Костроме, Великом Новгороде. Однако только в Ростове традиции техники финифти не прерываются вот уже много веком подряд. Там и сегодня работает и пытается выжить фабрика финифти. Эти значительные аргументы, пожалуй, легко подтверждают самобытность Ростова, которая так привлекает туристов.

Маршрут по сусанинской тропе гарантирован!

Образ Ивана Сусанина неразрывно связан с Костромой. Именно его подвигом, начиная с XVII века, подпитывались костромичи. Напомним, что крестьянин Иван Сусанин вызвался в провожатые к отряду поляков, завел «товарищей» в глухой лес, где растерянных шляхтичей ждал «сюрприз»: их проводник отказался показывать дорогу дальше. Так и замерзли поляки в лесу, предварительно, естественно, убив героя. Правда, исторически подвиг Сусанина не подтвержден – жил ли такой Иван в деревне Домнино под Костромой или нет, да и кто поведал сей сказ, если выживших участников «экспедиции» не осталось? Но разве в этом дело?! Важно, что с древних времен именно костромичи являются олицетворением всего самого-самого русского, искреннего и настоящего. Кстати, если назовете случайно или намеренно костромичей костромчанами будьте готовы к путешествию по сусанинскому маршруту.

Вечный ярославский двигатель

О расторопном ярославском мужике писал еще Гоголь. С древних времен ярославцев характеризовали как людей, которым не свойственна апатия, вялость и сонливость. Не знакомы были им и такие исконно-русские качества как неторопливость, основательность, размеренность.  Активность, возведенная в крайнюю степень, не удивительна: издавна Ярославль называют городом кладов. Как тут усидишь на месте: посмотришь направо – один кадушку с червонцами откопал, обернешься назад – кто-то сундук древний пытается взломать. А если серьезно, издавна ярославцев именовали «кукушкиными детьми», намекая на их чрезмерную подвижность и способность без колебаний и раздумий покинуть малую родину. И этим качествам есть историческое объяснение. Ярославль находился на перекрестке старинных дорог – волжского пути из варяг в арабы. С середины XVI века здесь возникло главное на Руси перекрестие торговых путей. Движение манило ярославца к новой жизни, затягивало в круговорот, ему открывались новые горизонты. Поиски лучшей доли велись неустанно. Не прекращаются они и сейчас, но уже в рамках всей страны.

источник