Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое, ожесточающее мужество, – забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге: не подымете потом!

Архитектура – тоже летопись жизни: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания.

В литературном мире нет смерти, и мертвецы так же вмешиваются в дела наши и действуют вместе с нами, как живые.

Боясь смеха, человек удержится от того, от чего бы не удержала его никакая сила.

Бывает время, когда иначе нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.

 

В глубине холодного смеха могут отыскаться горячие искры вечной могучей любви.

В природе человека, и особенно русского, есть чудное свойство: как только заметит он, что другой сколько нибудь к нему наклоняется или показывает снисхождение, он сам уже готов чуть не просить прощенья.

Вместо того чтобы строго судить свое прошедшее, гораздо лучше быть неумолимым к своим занятиям настоящим.

Всякому теперь кажется, что он мог бы наделать много добра на месте и в должности другого, и только не может сделать его в своей должности. Это причина всех зол.

Всякому человеку следует выполнить на земле призвание свое добросовестно и честно.

Выражается сильно русский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света.

Глупость составляет особенную прелесть хорошенькой женщины. По крайней мере, я знал много мужей, которые в восторге от глупости своих жен и видят в ней все признаки младенческой невинности.

Гнев везде неуместен, а больше всего в деле правом, потому что затемняет и мутит его.

Гнев или неудовольствие на кого бы то ни было всегда несправедливы, в одном только случае может быть справедливо наше неудовольствие – когда оно обращается не против кого либо другого, а против себя самого, против собственной мерзости и против собственного неисполнения своего долга.

Деньги, как тень или красавица, бегут за нами только тогда, когда мы бежим от них. Кто слишком занят трудом своим, того не может смутить мысль о деньгах, хотя бы даже и на завтрашний день их у него недоставало.

Долг писателя – не одно только доставление приятного занятия уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям.

Едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить.

Если даже тебе случится рассердиться на кого бы то ни было, рассердись в то же время и на себя самого хотя бы за то, что сумел рассердиться на другого.

Если сила смеха так велика, что ее боятся, стало быть, ее не следует тратить по пустому.

Если уж один бессмысленный каприз бывал причиной переворотов всемирных и заставлял делать глупости умнейших людей, что же было бы тогда, если бы этот каприз был осмыслен и направлен к добру?

Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого, он был бы исполином. Враг этот – лень.

Есть чудная вещь на свете: это бутылка доброго вина. Когда твоя душа потребует другой души, чтобы рассказать всю свою полугрустную историю, заберись в свою комнату и откупорь ее, и когда выпьешь стакан, то почувствуешь, как оживятся все твои чувства.

Жениться – это вам не в баню сходить.

Женщине легче поцеловаться с чертом, чем назвать кого красавицей.

Женщины – это такой предмет!.. Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек – и поминай как звали!

Жить в мире и ничем не обозначить своего существования – это кажется мне ужасным.

Искусство есть примирение с жизнью.

Искусство стремится непременно к добру, положительно или отрицательно: выставляет ли нам красоту всего лучшего, что ни есть в человеке, или же смеется над безобразием худшего в человеке.

Истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа.

Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.

Когда человек влюбится, то он все равно что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми согни – она и согнется.

Кто хочет честно пройти свою жизнь, должен в молодости иметь в виду, что когда нибудь он будет стариком, а в старости помнить, что и он когда то был молодым.

Молодость счастлива тем, что у нее есть будущее.

Мы зреем и совершенствуемся, но когда? Когда глубже и совершеннее постигаем женщину.

Непостижимое явление: то, что вседневно окружает нас, что неразлучно с нами, что обыкновенно, то может замечать один только глубокий, великий, необыкновенный талант.

Несчастье умягчает человека; природа его становится тогда более чуткой и доступной к пониманию предметов, превосходящих понятие человека, находящегося в обыкновенном и вседневном положении; он как бы весь обращается тогда в разогретый воск, из которого можно лепить все, что ни захотите.

Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек.

Никакой искусный и гениальный врач не возьмется лечить болезнь до тех пор, пока не узнает весь ход ее и все излучины сопровождавших ее обстоятельств.

Один там только и есть порядочный человек: прокурор, да и тот, если сказать правду, свинья.

Односторонний человек самоуверен; односторонний человек дерзок; односторонний человек всех вооружит против себя. Односторонний человек ни в чем не может найти середины.

Позаботься прежде о себе, а потом о других: стань прежде сам чище душою, а потом уже старайся, чтобы другие были чище.

Поэзия есть чистая исповедь души, а не порождение искусства или хотенья человеческого; поэзия есть правда души, а потому и всем равно может быть доступна.

Пример сильней правил.

Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстями.

Родник поэзии есть красота.

Русский человек способен на все крайности: увидя, что с полученными небольшими деньгами он не может вести жизнь, как прежде, он с горя может прокутить вдруг то, что ему дано на долговременное содержание.

Русского человека до тех пор не заставишь говорить, покуда не рассердишь его и не выведешь совершенно из терпения.

Слава не может насытить и дать наслаждение тому, кто украл ее, а не заслужил; она производит постоянный трепет только в достойном ее.

Слог у писателя образуется тогда, когда он знает хорошо того, кому пишет.

Смех – великое дело: он не отнимает ни жизни, ни имения, но перед ним виновный – как связанный заяц.

Смотрите на то, любите ли вы других, а не на то, любят ли вас другие.

Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее, будущее вдруг выступит само собою.

Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах.

Театр – это такая кафедра, с которой можно много сказать миру.

Только тот труд, который заставляет целиком всего человека обратиться к себе и уйти в себя, есть наш избавитель.

У писателя только и есть один учитель: сами читатели.

Часто сквозь видимый миру смех льются невидимые миру слезы.

Человек, который отвечает на вопрос ограждающими словами: «Не смею сказать утвердительно, не могу судить по первому впечатлению», делает хорошо: так предписывает правдивая скромность; но человек, который высказывает в первую минуту свое первое впечатление, не опасаясь ни компрометировать себя, ни оскорбить нежной разборчивости и чувствительных струн друга, – тот человек великодушен.

Человек многоречив всегда, когда в его грусти заключается тайная сладость.

Человек мудр, умен и толков бывает во всем, что касается других, а не себя.

Человек никогда не бывает ни совершенно прав, ни совершенно виноват.

Человек такая скотина, что он тогда только примется за дело, когда узнает, что завтра умирать.

Человек уже так создан, чтобы требовать вечной помощи других. У всякого есть что то, чего нет у другого; у всякого чувствительнее не та нерва, чем у другого, и только дружный размен и взаимная помощь могут дать возможность всем увидеть с равной ясностью и со всех сторон предмет.

Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними: иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.