Сказать, что наш районный врач Серафима Даниловна Фрактман была особой крайне шумной, значит не сказать ничего. Серафима Даниловна была бестактна, бесцеремонна и криклива до невозможности. Она могла вломиться к вам поздно вечером, чтоб проверить сделан ли пациенту укол, куплены ли лекарства, прописанные ею. И это притом, что с утра принимала больных в поликлинике № 5, потом шла по вызовам, а это не менее тридцати визитов, а потом… надзирала.

Диагност она была от Бога! И грубиянка тоже от Бога. Ведь на нее никто не обижался, когда она, например, орала: – Что-о! Вы не выпили антибиотик? Вам вредно? А жить вам не вредно? Вы что хотите прямо сейчас, на моих глазах умереть? Так знайте, что у меня из-за вас будут большие неприятности! Конечно, не такие, как у вас, но я все равно не хочу! И все ее успокаивали, и обещали пить этот самый антибиотик…

Деньги у пациентов она не брала никогда! И это притом, что к ней можно было обратиться в любое время. Подарки она тоже не принимала!

– Не морочьте мне голову и уберите свои сюрпризы. Я же врач, а не именинница! Зато соглашалась, иногда, выпить чашку чая, съесть бутерброд. Садилась, широко расставив ноги, как-то обмякала, и видно было, что она устала, устала, устала…

Сплетница была жуткая. Она ведь знала всех и про всех. Но никогда и ни с кем не обсуждала болезни своих пациентов. Среди «больных», а участок был огромный, имелись люди влиятельные, которые с удовольствием сделали бы что-то для нее.

Но попросить о чем-то ей и в голову не приходило. Большая, громогласная, толстая, рыжая…

Как ее ждали! Она врывалась в расстегнутом пальто, кидала на стул сумку, на другой стул это пальто, шла мыть руки, а при этом кричала: – Что? Опять? Ну, сколько можно? У меня, думаете, других дел нет, как ходить к вам каждую неделю. Поставьте мне тут койку, и это уже будет моя тюрьма! – Дышите! Дышите, я вам говорю! – Не дышите! Чем хуже были дела у больного, тем громче она ругалась. – Что вы себе позволяете? Зачем вам нужно было гулять с воспалением легких? С поносом вы же не гуляете! Потом она успокаивалась и начинала выписывать рецепты. Тогда готовых лекарств было немного. Лекарства именно готовили в аптеках по рецептам врачей. Столько миллиграмм того-то, столько того-то…

Прописав дополнительно еще и уколы, доктор Фрактман из телефона-автомата звонила медсестре Жанне. И та покорно шла делать эти самые уколы. Ее ругали все! За грубость, бесцеремонность. И все хотели лечиться только у нее. Помню, как мужики со двора молча и умело били одного из соседей, обозвавшего ее жидовкой. Они били и молчали. И он молчал… Когда умер папа, я пришел к ней за справкой. – Ты что не знаешь, что справки выдаются на основании заключения скорой помощи? – заорала она на меня. А потом заплакала…

Я надеюсь, что она жива. Может, в другой стране, но жива! Доктор Фрактман заслужила и счастливую жизнь, и долголетие. Разве что, там, куда мы все когда-то придем, очень и очень понадобились хорошие, честные и сердобольные врачи.

© Александр Бирштейн